| К. В.- старший сын франк. майордома и затем кор. Пипина Короткого (741-768, король с 751) и Бертрады Ланской; внук майордома Карла Мартелла (717-741). О дате рождения К. В. достоверных сведений не сохранилось. Эйнгард в «Жизни Карла» указал, что император умер на 72-м году жизни, на основании чего годом его рождения долгое время считался 742-й. Согласно несохранившейся надгробной эпитафии, К. В. умер в возрасте 70 лет. В офиц. хронике Франкского королевства, Анналах королевства франков, говорится о смерти К. В. на 71-м году. Вероятно, во всех случаях речь идет не о реальном возрасте, а о парафразе библейского стиха «дней лет наших - семьдесят лет» (Пс 89. 10). Современные исследователи, оперируя комплексом косвенных данных, относят рождение К. В. к 747 или 748 г., в зависимости от того, считать ли Пасху (она пришлась на 20 апр.) началом нового года. Место рождения К. В. не было известно уже его современникам. По воле отца, кор. Пипина Короткого, 28 июля 754 г. К. В. вместе с младшим братом Карломаном был помазан на царство папой Римским Стефаном II (III) в церкви мон-ря св. Дионисия близ Парижа (см. Сен-Дени ). После смерти отца в 768 г. К. В. вступил на престол, разделив наследство с братом: К. В. был возведен на трон в Нуайоне, а Карломан - в Суасоне. Подробности раздела территории державы Пипина между его сыновьями неизвестны. По мнению совр. исследователей, Карлу досталась часть центральногерм. земель (Тюрингия, Гессен), земли вдоль побережья Северного м. и Ла-Манша (сев. часть Нейстрии), побережье Аквитании и Гаскони, в то время как Карломану отошли центральные области королевства - основная часть Нейстрии, Австразия, Бургундия, внутренние области Аквитании, Прованс и др. Бюст-реликварий имп. Карла Великого. 1349 г. (Сокровищница кафедрального собора в Ахене) Бюст-реликварий имп. Карла Великого. 1349 г. (Сокровищница кафедрального собора в Ахене) Отношения между К. В. и Карломаном, к-рых поддерживали разные группировки франк. знати, оставались напряженными. В 769 г. Гунальд, сын аквитанского герц. Вайфария, возмущенный разделением Аквитании между 2 франк. королями, поднял восстание. К. В. решительно выступил против восставших зап. аквитанцев и гасконских басков, хотя и не получил от Карломана обещанной военной поддержки. С большим войском король перешел р. Дордонь, разбил мятежников, основал крепость Фронсак и принудил Лупа, герц. Гаскони, выдать бежавших к нему Гунальда с супругой. В результате успешной военной операции Аквитания перешла под власть К. В., спустя десятилетие была интегрирована в состав Франкского королевства и лишилась былой политической самостоятельности. |
| Мало того, гр. Мусин-Пушкин в 1819 г. прямо обращается с просьбой к Вязьмитинову не дозволять существования лож, независящих от великих лож в Петербурге. Правительственный контроль был настолько силен, что даже для перехода из одной ложи в другую требовалось до некоторой степени разрешение администрации, хотя непосредственное наблюдение за ложами и было вскоре отменено. Отменено было потому, что правительство убедилось, как заявил 23 марта 1812 г. масону Элизену Вязьмитинов, что «ложи никак сомнительны быть не могут». И позднее, в 1816 г., Александр то же самое сказал Тормасову при возникновении вопроса о разрешении открыть в Москве ложу «Александра тройственного спасения». «Я формально позволения на это не даю. У меня в Петербурге на это смотрят так (государь взглянул сквозь пальцы). Впрочем, опыт удостоверил, что тут зла никакого нет» (рассказ Штейнгеля) 170 . Насколько законопослушным является александровское масонство, показывают переговоры, имевшие место в 1818 г. между руководителями русского масонства с Испанским Востоком. Для этих переговоров приезжал в Россию специальный делегат Дон-Жуан-ван-Халес. Союз между двумя капитулами не был принят русскими каменщиками ввиду непрочности существования масонства в Испании, где последнее не пользовалось расположением правительства и где братья даже подвергались преследованиям. Были, правда, и как бы тайные ложи, напр., Лабзина. Втайне продолжало работать и высшее масонское управление в России – так называемый Капитул Феникс. Этой высшей таинственной власти г-жа Соколовская придает большое значение. Между тем такое управление было в значительной степени фикцией. Это был лишь пережиток прошедшего времени. Любовь к таинственному у лиц, занимавших в масонстве высшие «должности», заставляла сохранять потерявший какой-либо реальный смысл пережиток XVIII столетия, когда русская масонская директория подчинялась формально Великому Мастеру IX Провинции, герцогу Карлу Зюдермандланскому шведскому. И как первый высокопросвещенный префект Капитула Феникс в России кн. Г.П. Гагарин должен был охранять в тайне от масонской толпы учреждение Капитула, так и высокопросвещенный префект александровского времени Управляющий Великой Директориальной Ложей Бебер в роли «Викария Соломона» должен был малозначащую тайну охранять от проникновения в нее так называемых профанов. И когда Ланской, открывая ложи, говорил: «велено нам собираться и научиться», это было лишь формой, которую так любили соблюдать и охранять вожди современного масонства. |
| Где же лежит причина этого всеобщего преклонения —442— пред личностью Карла? – в великой-ли монархии, созданной им в течении своей сорокалетней деятельности? Правда, что громадная империя Карла, обнимавшая все христианские страны западной Европы, была самой видной, самой блестящей стороной его царствования, но эта империя, это единство, которое он хотел навечно дать западному миру, не имело в себе прочных задатков и исчезло вместе с ним, породив явления, прямо противоположные его личным замыслам. В учреждениях ли, связанных с его именем? – но и эти учреждения изменились вместе с империей, и изменились не к лучшему, а к худшему, ставши основанием феодального устройства, надолго задержавшего общественное и политическое развитие запада. В основных ли задачах, руководивших его многолетними заботами? Но и эти задачи, даже для века Карла, не составляли чего-либо нового, самобытного, лично Карлу принадлежащего; они ясно были поставлены его предшественниками, завещаны ему основателями его династии, так что в данном отношении вся заслуга Карла состоит только в том, что он сумел блестяще завершить начатое ранее его. Чтобы уяснить себе источник преимущественного величия Карла, нужно обращаться не к той или другой стороне его царствования в отдельности и вообще не к тем внешним результатам, какие явились следствием его деятельности; эти результаты, напротив, более ничтожны в сравнении с той славой, какую стяжал Карл в преданиях народов, и часто приводились в доказательство бессилия великих людей – создать что-либо прочное, тщетности их замыслов и бесполезности их для того мира, который они избороздили по всем направлениям. Тайну обаяния Карла Великого и причину его влияния на умы последующих поколений нужно искать в его собственной личности, – в том идеальном характере, какой вносила эта личность в каждое свое предприятие, и в особенностях его исторического положения. В лице Карла история дает нам любопытный пример монарха-миссионера, который не столько хотел царствовать, сколько назидать и просвещать. Принадлежа к деятелям варварской, переходной эпохи, когда повсюду царствовали порок и невеже- |
| Органом законодательства в франкском государстве были смешанные соборы т. е. собрания высших чинов государства – епископов и графов. Они собирались ежегодно весной, чтобы обсудить мероприятия правительства, предположенные на будущий год, а также и законы, издания которых требовали обстоятельства. Вопросы чисто церковного характера обсуждались в отдельном собрании епископов и духовных лиц вообще; решения собора епископского представлялись на утверждение императору и чрез то получали силу закона. Государственные вопроса обсуждались также особо в собрании светских чинов. По делам же церковно-общественного характера собирались вместе и епископы в светские чины иногда под личным председательством императора. (Hincmar. De ordine Palatii. cap. 29–35). Постановления изданные смешанными соборами как в полном их составе, так и отдельно каждой половиной, равно были государственными законами и назывались капитуляриями. 7 Основой для законодательства франкских императоров по делам церковным служили церковные правила, какие признавались и действовали в римской церкви, именно правила апостольские, соборные и папские декреты. Кодексом, из которого можно было узнать о составе и содержании церковных правил, должен был служить сборник Дюнная Малого, представленный в этом качестве в 774 году папой Адрианом I Карлу великому. Относительно государственного положения церкви франкская монархия удержала начала, унаследованные от римской империи. Тем не менее в капитуляриях встречается много нового и особенного сравнительно с законами римской империи как относительно внутренней дисциплины церковной, так и относительно внешнего положения церкви в государстве. Капитулярии франкских государей сохраняли свою силу долгое время – до времени французского короля Филиппа IV. Они были забыты с появлением муниципальная права (Baluzii Praefatio. c. 35. 37). Капитулярии принимались к руководству и в церковном управлении. Епископы нередко вписывали их в свои соборные постановления, предписывали соблюдать их наравне с церковными правилами. |
| Еще многие сановники Дерптские и Нарвские жили в Москве с женами и детьми в неволе сносной, однако ж горестной для них, лишенных отечества и состояния: Борис дал им свободу с условием, чтобы они присягнули ему в верности неизменной; ездили, куда хотят: в Ригу, в Литву, в Германию для торговли, но везде были его усердными слугами, наблюдали, выведывали важное для России и тайно доносили о том Печатнику Щелкалову. Сии люди, некогда купцы богатые, уже не имели денег: Царь велел им раздать до двадцати пяти тысяч нынешних рублей серебряных, чтобы они тем ревностнее служили России и преклоняли к ней своих единоземцев. Зная неудовольствие жителей Рижских и других Ливонцев, утесняемых Правительством и в гражданской жизни и в богослужении, Царь велел тайно сказать им, что если хотят они спасти вольность свою и Веру отцев; если ужасаются мысли рабствовать всегда под тяжким игом Литвы и сделаться Папистами или Иезуитами: то щит России над ними, а меч ее над их утеснителями; что сильнейший из Венценосцев, равно славный и мудростию и человеколюбием, желает быть отцем более, нежели Государем Ливонии и ждет Депутатов из Риги, Дерпта и Нарвы для заключения условий, которые будут утверждены присягою Бояр; что свобода, законы и Вера останутся там неприкосновенными под его верховною властию. В то же время Воеводы Псковские должны были искусно разгласить в Ливонии, что Густав, столь милостиво принятый Царем, немедленно вступит в ее пределы с нашим войском, дабы изгнать Поляков, Шведов и господствовать в ней с правом наследственного Державца, но с обязанностию Российского присяжника. Сам Густав писал к Герцогу Карлу: «Европе известна бедственная судьба моего родителя; а тебе известны ее виновники и мои гонители: оставляю месть Богу. Ныне я в тихом и безбоязненном пристанище у великого Монарха, милостивого к несчастным державного племени. Здесь могу быть полезен нашему любезному отечеству, если ты уступишь мне Эстонию, угрожаемую Сигизмундовым властолюбием: с помощию Божиею и Царскою буду не только стоять за города ее, но возьму и всю Ливонию, мою законную отчину». |
| Карпинето о том, что сам глава семьи тяжко болеет и почти нет надежды на его выздоровление. По этому поводу Иоаким писал брату Джиованни: „милый брат! Каково бы ни было положение папы, прошу вас лишь об одном: пусть первая мысль ваша будет о душе. Позаботьтесь неотступно о том, чтобы душа отца нашего была спасена!..“ Когда ожидавшаяся и неизбежная катастрофа совершилась; Иоаким опять искал утешения в религии. „После того, как естественное чувство даст себе полное выражение, не должен ли восторжествовать голос рассудка? А он учит нас, что такова участь всякого, живущего в сём мире, и кратковременна продолжительность странствования в настоящей жизни даже и тех лиц, которые наиболее нам дороги. А за тем и религия, – именно религия, говорит нам ещё более красноречиво. В столь скорбном событии она осушает наши слёзы“. – Как при скорбях Печчи прибегал к религии, так она же укрепляла его и в дни высоких радостей. „Ещё несколько дней“, писал он напр. 25 декабря 1887 г, брату Карлу, „и я буду священником. Высота и превосходство этого сана, а с другой стороны моё крайнее недостоинство, глубоко волнуют мою душу, заставляют колебаться и тревожиться при виде приближения этого великого дня. Бог, призвавший меня к Своему алтарю, да даст мне силы и мужества приступить к нему с усердием и ревностью и да ниспошлёт мне помощь, необходимую для святого служения и для достойного следования Его божественному призванию. Я очень желал бы и весьма был бы вам признателен, если бы вы заказали отслужить за меня торжественную или тайную миссу, чтобы Св. Дух снизошёл на меня с полнотой своих даров. Уверяю вас, что ничего в мире вы не можете сделать для меня более приятного, и уверен, что сделать это не откажетесь“... По поводу того же пресвитерского посвящения кардиналу Сала Печчи писал: „этот великий шаг внушает мне только ужас, когда я подумаю с одной стороны о высоте и превосходстве священства, а с другой – о моем крайнем недостоинстве. Не забудьте обо мне, Владыко: походатайствуйте от всего сердца и попросите других ходатайствовать за меня перед Господом! Уверяю вас, что я искренно желал-бы |
| 9. Переход Дионисиева сборника в Галлию. – В таком именно распространенном виде Римский сборник Дионисия папой Адрианом I был послан Карлу Великому в Галлию в 774 году 913 . В 802 г. на Ахенском соборе он был принят в качестве официального кодекса франкской церкви и, вытеснив из употребления так называемый сборник Кенеля, продолжал действовать, пока сам не был вытеснен сборником лже-Исидора. Вообще сборник Дионисия до появления сборника лже-Исидора был одним из самых распространенных в латинском мире. 10. Сборник Крескония и его отношение к сборнику Дионисия. – Еще раньше, чем в Галлии, сборник Дионисия сделался известен в Африке в Карфагенской церкви. Здесь он послужил единственным источником для сборника, составленного епископом Кресконием или Крисконием, жившим накануне арабского завоевания (707 г.), в конце VII столетия (ок. 690 г.) 914 . Вероятно, еще раньше своего епископства, он, по приказанию епископа Либерина (или Либерия), составил «Согласие или Конкордию канонов» (Concordia canonum), заимствовав свой материал единственно из Дионисия. Разделив свой труд на 300 (или 301) глав с особыми заглавиями, в их распорядке он не соблюл, однако, какого-нибудь определенного плана. Из первой части Дионисиева сборника, т. е. из канонов, он заимствовал правила Апостольские и всех греческих соборов, кроме Константинопольского (II всел.) 915 . Из второй части, т. е. из декреталий, он заимствовал декреталии всех пап за исключением Бонифация и Анастасия. Полному тексту канонов или собственно Конкордии предшествует краткое изложение ее содержания или бревиарий (Breviarium), 916 с цифровыми цитатами, указывающими на полный текст. Тому и другому предпослано предисловие, адресованное епископу Либерину или Либерию (Liberinus al. Liberius). Сборник этот был в большом употреблении, по крайней мере, до X столетия, как показывает множество сохранившихся древних рукописей. § 34. Галльский сборник (Кенелев) 1. Название, место и время появления сборника. – До появления сборника Дионисио-Адриановского, в Галлии был распространен другой древний сборник, изданный в 17 столетии Пасхазием Кенелем (Pasquier Quesnel, Qaesnellus) и потому обыкновенно называемый Кенелевым сборником 917 . Возник он, как думают, в самой Галлии: ибо, во-первых, весьма многие рукописи этого сборника сохранились только в Галлии и нигде более, во-вторых, 11-е Анкирское правило в нем переправлено таким же точно образом, как и в других рукописях несомненно Галльского происхождения, в-третьих, только в этом одном сборнике помещено послание галльских епископов к папе Льву I, и наконец, в-четвертых, следы заимствований из этого сборника заметны только у галльских собирателей и писателей 918 . Полагают, что он составлен не позднее времени папы Геласия I (492–496), следовательно, почти одновременно с Дионисиевым. Что он был весьма распространен в Галлии, это нам показывают многочисленные рукописи 8–10 столетий, сохранившиеся до нашего времени 919 . |
| Вследствие этого средневековая западная миссия как против язычников, так и против мухаммедан выразилась главным образом в форме военного насилия и совершенно почти утратила христианский характер. Латинские миссионеры отнюдь не гнушались насильственными мерами и меч заменял у них любвеобильное евангельское слово, а проповедь евангельская уступала место проповеди о папе. Религиозная война, предпринятая с целью распространения христианства и папской власти, была на западе самым обыкновенным явлением. Обратить в христианство в то время значило завоевать, олатинить и даже совершенно уничтожить национальность языческого и следовательно неприязненного народа. Язычник и еретик не имели права жить: они должны были или принять латинство со всеми его обрядами и подчиниться папе, или умереть. Войны Карла великого с саксами имели именно такой характер: они были ведены не с целью только усмирить и поработить беспокойных язычников, но и обратить их в христианство. Карл заключал мирные договоры с своими врагами не иначе, как под условием принятия христианства. Когда саксы наконец были принуждены покориться Карлу, то вместе с подданством они должны были принять христианство и под страхом смертной казни исполнять вое христианские обязанности и обряды 4 . Правда сами же современники могли видеть ненадежность этого метода распространения и утверждения христианства, но это не приводило их к отрицанию ero, а только к сознанию необходимости усилить насильственную пропаганду пропагандою проповеди и наставления. Знаменитый Алкуин в одном из своих писем говорит о саксах, что их «обращение, повидимому, и до сих пор не удостоилось благодати и потому многие из них остаются погрязшими вместе с диаволом в мерзостях отвратительных обычаев» 5 . Такая малоуспешность насильственного метода обращения в христианство должна была, повидимому, привести Алкуина к сознанию его негодности, однакож на деле видим иное. Этот умнейший муж своего времени не только не порицает Карла за его насильственные меры в обращении саксов, но напротив не знает, как его восхвалить. |
| Марка и также на некоторых предметах древности XI – XII стол. (?), по преданию будто бы принадлежавших Карлу Великому 34 . Начало этой техники, видимо, в варварском способе украшать поверхность нарезанными из золотого листа лентами, из которых набираются цветы, листья, затем перегибаются и припаиваются в живописном и богатом рисунке: такого рода начало мы находим напр. в знаменитом реликварии зуба и волос Св. Иоанна Предтечи в ризнице собора Монцы, который, однако же, напрасно относят ко времени королевы Теодолинды (начало века), так как он не может быть ранее IX столетия 35 . Мы знаем два главных вида скани или филиграни, употребляя пока эти термины в условном их тождестве, принятом, однако, почти повсюду. На первом месте стоят работа из зернистых нитей, или нитей мелких зёрен, изгибаемых щипчиками и образующих бордюры, коймы, а также украшение поверхностей и ажурные разводы: это древнее filum granum, filets grenus,grenetis и пр., для нас собственно филигрань или, пожалуй, зернь. Второй способ состоит в употреблении волоченой или тянутой проволоки или нити золотой и серебряной, которою или обматывается напр. мелкая вещь, или украшается поверхность также выкладкой на ней в различных орнаментальных формах. Эта филигрань также древняя, как и первая, если не древнее, судя по тому, что она испокон веков господствовала на древнем Востоке, в Египте, древней Греции и Этрурии и представила множество блестящих произведений искусства в изделиях ювелиров Сирии, Малой Азии, Афин и Тосканы. Эта форма настолько древняя, что употребление первого вида собственной филиграни или зерни в изделиях эпохи переселения народов, меровингской и пр. мы должны скорее объяснять занесенною к варварам временною модою, т. е. своего рода новостью, римским нововведением. Но около IX столетия филигрань из золоченой нити является господствующим видом и создаёт в искусстве работы, по истине, художественные; при этом, в древностях России IX – XII стол. мы имеем едва ли не лучшие образцы этого вида. Эта форма всегда существовала в западной Европе, но она как бы вновь явилась на смену зерни и собственной филиграни, под влиянием восточной торговли, и хотя средневековые древности Персии и Индии нам совершенно неизвестны, но чудные филигранная работы новейшей Индии, Китая, Персии и Армении известны всем в различных собраниях Европы. |
| Лекции Шестакова излагают события, начиная с поступательного движения варварского мира в пределах западной и восточной половин Римской империи в III-V вв. и кончая коронованием Карла Великого в 800 году. Книга дает немало сведений, иногда неточных, о внешних делах, внутренней жизни, историографии и Литературе предмета. 128 Вопрос о постановке византиноведения в России Давно и часто говорили, что русским в деле изучения Византии должно принадлежать первое место, так как Россия получила наибольшую часть византийского культурного наследия, так как она ближе и вернее других государств и народов может понять и оценить явления византийской жизни. Эта необходимость сознавалась многими наиболее выдающимися умами русской науки; но, к сожалению, вопрос этот далее теоретических рассуждений и платонических пожеланий не шел. Обоснованным пессимизмом звучат слова Ф. И. Успенского, когда он пишет о современном состоянии вопроса об изучении Византии в России. «Была пора, – и это не так давно, – когда на русских возлагались надежды, что они возьмут на себя всестороннюю разработку темы о византинизме и о культурном его значении и дадут разрешение занимавшей многих загадки. Но в настоящее время, когда изучением византийской истории и литературы усердно занимаются немцы, французы, англичане, итальянцы и другие народы, когда за границей появились специальные научные органы, посвященные византиноведению, нами утрачено и, вероятно бесповоротно, бывшее за нами право сказать новое слово в этой области». В другом месте Успенский замечает: «У нас нет научной византийской школы и, по-видимому, глохнут и византийские традиции». Действительно, Западная Европа, для которой византийские интересы должны были бы казаться более далекими и чуждыми, чем нам, раньше нас поняла важность изучения Византии. Почин принадлежал Германии, где в 1892 году в Мюнхене была учреждена баварским правительством при университете кафедра византийской филологии, порученная Карлу Крумбахеру. В 1907 году при Парижском университете была также учреждена кафедра византийской истории, во главе которой встал французский византинист Шарль Диль (Charles Diehl). Конечно, благодаря созданию двух таких очагов византиноведения дело изучения Византии пошло в этих странах быстро вперед, и в семинариях обоих этих ученых, прекрасно оборудованных (особенно в Мюнхене) вспомогательными средствами в виде прекрасно подобранных специальных библиотек, собрания диапозитивов с памятников искусства и фотографических снимков с рукописей, работали не только немцы и французы, но и целый ряд приезжающих иностранцев, в том числе славян вообще и русских в частности. В 1906 году кафедра византийской филологии была основана при Римском университете, а в 1907 году профессура по новогреческой филологии была учреждена в Лейдене (Голландия). |
|
|
