| При незаурядных духовных дарованиях отец Каллиник мог подняться еще выше и достичь своих высоких целей. Между тем его окружение, помимо отца Неофита, включало и отца Даниила. Родом он был из Алацаты в Малой Азии и сподобился стать иереем. Кроме этих учеников, у отца Каллиника бывало много посетителей, искавших духовной пользы. Все их желания он мог удовлетворить с удивительным успехом. Отец Каллиник, впрочем, никогда не пренебрегал собственным совершенствованием. Непоколебимым основанием его духовного здания было постоянное общение с Богом. Из-за этого многие его практические занятия отодвигались на второй план. В 1885 году, через четыре года после смерти своего духовного отца, отец Каллиник решил сделать важный шаг вперед. Он принял мужественное решение стать затворником, то есть ограничить себя келлией и небольшим пространством вокруг нее, подобно заключенному в темницу. Те годы, которые Бог еще дал бы ему прожить, старец должен был провести в этом ограниченном пространстве. И действительно, оставшиеся до конца жизни сорок пять лет он прожил в затворе. Ничто не могло побудить его отступить от выбранного пути. Даже если возникала необходимость известить кого-либо о чем-то, старец поднимал длинную палку с тряпицей на конце, как флаг, так, чтобы ее могли увидеть соседи и прийти узнать, что случилось. Жертва его оказалась суровой. Закрытый в келлии в этом пустынном ущелье Катунак, отец Каллиник лишил себя всякого выхода, всяких прогулок, всяких путешествий, всякого общения. Лишь со смертью он вышел из своего затвора, и то только душой, так как тело старца осталось верным месту его молитвенных подвигов. Этот самоотверженный шаг получил щедрое благословение от Господа. В «Добротолюбии» авва Евагрий говорит: «Погляди на сосуд с вином, нерушимо пребывающий в одном месте, и подумай, какое светлое, крепкое и благоуханное вино из него получают». Решение отца Каллиника было связано с его глубокой привязанностью к созерцательной жизни, трезвению, возделыванию умной молитвы. В этом запредельном состоянии, которого сподобляются немногие, деятельной жизни уже нет места. Деятельность уступает место созерцанию, и потому внешние труды, служения и рукоделие, отходят на второй план. С тех пор исихаст Каллиник больше не будет заниматься резьбой по дереву. Авва Исаак Сирин считает счастливыми тех, кто достиг этого высочайшего духовного уровня. «Блажен, – пишет он, – кто пребывает в безмолвии и не тревожит себя множеством дел, но всю телесную деятельность заменил трудом молитвенным...». Безмолвная жизнь |
| Каллиник же продолжал: — Но я думаю, что велика сила Бога, низвергшего их, и боюсь, что наши боги не в силах будут помочь даже и себе самим. Тогда правитель, поняв наконец истинный смысл слов Каллиника, сказал: — Ужели и ты, Каллиник, обольщен волшебством этого чародея? Каллиник, не желая — ни продолжать начатый разговор, ни скрывать долее свою веру, тотчас же отправился домой, остриг волосы на голове и бороду, снял одежды своего сана и, принесши всё это к правителю, бросил к его ногам. — Возьми, правитель, — сказал он, — мои волосы и одежды, оскверненные смрадом и дымом жертв, пролитием крови и диавольскими таинствами: вместе с ними я отвергаю свое прежнее заблуждения и начинаю новую жизнь, ибо я — уже христианин. Правитель был чрезвычайно удивлен этой неожиданною переменою в Каллинике. — Что с тобою, Каллиник, — говорил он, — разве чудеса этого чародея возымели над тобою такую силу, что даже твою благородную душу, — душу служителя богов, получившего от них многие милости, отвратили от веры отцов и вовлекли в окончательную погибель? Каллиник сказал: — В перемене моей более всего виновен сам Геркулес, который совершив, как рассказывается о нем, столько побед, теперь не мог противостоять одному слову сего мужа и пал столь жалким образом, показывая, что смеха достойны те басни, которые известны у людей о нем и о прочих богах. — Вовсе нет, — возразил правитель: — но ты прельстился волшебством Фирса и надеешься, что и сам ты посредством чар будешь творить такие же чудеса. Однако ни тому волхву, ни тебе христианские волшебства не принесут пользы, если ты не раскаешься и не воздашь по-прежнему чести богам. Каллиник, желая явным образом посрамить неразумие правителя и твёрдо надеясь, что и с ним, Каллиником, будет Бог, как и с Фирсом, сказал: — Так как ты, правитель, в настоящее время болен, а меня считаешь обольщенным чарами, то обратимся, если тебе угодно, к великому Асклипию [ 10 ] и вместе помолимся ему о твоем выздоровлении: тогда ты узнаешь, что я не обольщен никаким волшебством. |
| Этот огонь, передававшийся из поколения в поколение, как некий святой жемчуг, затеплился и в душе старца Даниила, который теперь не без священного трепета решился передать его своему послушнику. Как только отец Каллиник был посвящен в тайну умной молитвы и созерцательной жизни, он ощутил в душе некий трепет, подобный тому, что испытали апостолы на Пятидесятницу. Сначала ему надлежало одержать победу над самим собой, взглянуть на себя прямо и без колебаний, чтобы решительно изгнать из своей души все темные стороны, всякий враждебный плевел. Только так можно было продолжить путь, чтобы обрести небесный мир безмолвия и чтобы он возглавил жизнь дома его души. Сколь восхищен был отец Каллиник! Какой путь открывался перед ним! Какой божественный свет, какие Фаворские и пасхальные озарения, какое приближение к Отцу светов!.. Все это просматривалось где-то далеко, в конце пути. Теперь старец Даниил мог спокойно покинуть этот мир. В 1881 году тело старца, обернутое в старенькую рясу, поместили в его последнее земное жилище. Печаль ученика была неописуемой. Он расставался с тем, кто после Бога был ему всех дороже, – со своим старцем. Из глаз отца Каллиника катились слезы. Как ему теперь жить без защиты своего духовного отца? Для отца Каллиника старец был его духовной сокровищницей, его духовной трапезой, откуда он мог в любом количестве черпать духовное богатство, которое требовалось в трудные часы невидимой брани. Монах чувствовал себя осиротевшим и, вслед за преподобным Симеоном Новым Богословом , так оплакивал смерть старца: Ты взял от земли отца моего, увы мне! Ты забрал моего наставника с глаз моих! О Человеколюбче! Ты оставил меня одного Полным сиротой, в полном одиночестве... Глава III. Путь подвижничества. Друг богомыслия Теперь отец Каллиник стал старцем в исихастирии 74 святого Герасима. Вместе с ним был и отец Неофит, строитель с острова Самос, который был послушником отца Даниила после отца Каллиника. Целью отца Каллиника было хранить как зеницу ока те духовные зерна, которые посеял в его душе блаженный старец и оправдать надежды, которые тот возлагал на него. И действительно, отец Каллиник со своими незаурядными качествами воина невидимой брани оказался достойным продолжателем духовной традиции. Его аскетичность, пост, молитва , молчание, собранность ума – все это взращивалось бережно и постепенно. По общему признанию отцов, отец Каллиник во всем оказался еще строже своего старца. |
| Каллиник же продолжал: – Но я думаю, что велика сила Бога, низвергшего их, и боюсь, что наши боги не в силах будут помочь даже и себе самим. Тогда правитель, поняв, наконец, истинный смысл слов Каллиника, сказал: – Ужели и ты, Каллиник, обольщен волшебством этого чародея? Каллиник, не желая ни продолжать начатый разговор, ни скрывать долее свою веру, тотчас же отправился домой, остриг волосы на голове и бороду, снял одежды своего сана и, принесши всё это к правителю, бросил к его ногам. – Возьми, правитель, – сказал он, – мои волосы и одежды, оскверненные смрадом и дымом жертв, пролитием крови и диавольскими таинствами: вместе с ними я отвергаю свое прежнее заблуждение и начинаю новую жизнь, ибо я – уже христианин. Правитель был чрезвычайно удивлен этой неожиданною переменою в Каллинике. – Что с тобою, Каллиник, – говорил он, – разве чудеса этого чародея возымели над тобою такую силу, что даже твою благородную душу, – душу служителя богов, получившего от них многие милости, отвратили от веры отцов и вовлекли в окончательную погибель? Каллиник сказал: – В перемене моей более всего виновен сам Геркулес, который совершив, как рассказывается о нем, столько побед, теперь не мог противостоять одному слову сего мужа и пал столь жалким образом, показывая, что смеха достойны те басни, которые известны у людей о нем и о прочих богах. – Вовсе нет, – возразил правитель, – но ты прельстился волшебством Фирса и надеешься, что и сам ты посредством чар будешь творить такие же чудеса. Однако ни тому волхву, ни тебе христианские волшебства не принесут пользы, если ты не раскаешься и не воздашь по-прежнему чести богам. Каллиник, желая явным образом посрамить неразумие правителя и твёрдо надеясь, что и с ним, Каллиником, будет Бог, как и с Фирсом, сказал: – Так как ты, правитель, в настоящее время болен, а меня считаешь обольщенным чарами, то обратимся, если тебе угодно, к великому Асклипию 8401 и вместе помолимся ему о твоем выздоровлении: тогда ты узнаешь, что я не обольщен никаким волшебством. |
| Доброта его была безгранична. Все, кто посещал его, видели мужа богатой щедрости и любви. Он оставлял на время для них свой покой и свою молитву, отзываясь на их затруднения и печали. Его справедливо называли человеком «редкой любви и доброты». В затворе Имея в себе такие духовные сокровища, отец Каллиник мог возноситься душою ввысь и наслаждаться богообщением. Сейчас было у него два духовных сына: отец Неофит и отец Даниил, приехавший из Малой Азии и удостоенный быть священником. Кроме них приходило к нему много страждущих, ищущих духовного совета. Жизнь его проходила на самом высоком подвижническом уровне. Болезнуя о многих, он никогда не забывал и о своей душе Богообщение было твердым основанием храма его души. В 1885 году, через четыре года после смерти его Старца, отец Каллиник решился предпринять великий подвиг. Он принял твердое решение полностью уединиться, заключив себя, словно в тюрьме для мира сего, в маленькой своей келье с небольшим пространством вокруг нее и оставаться в этих пределах столько лет, сколько Бог положит. И прожил он так все оставшиеся сорок пять лет земной жизни. Ни разу затвор не был нарушен. Если бывала нужда известить о чем-либо, отец Каллиник обыкновенно поднимал большой шест с привязанным на конце его, как флаг, неким подобием паруса. Соседи, видев это, приходили узнать, что требуется. Самопожертвование его было великим. Сорок пять лет подвизался он отшельником в келье в пустынном ущелье Катонакии, лишив себя всяких прогулок и общений с людьми. Лишь со смертью покинул он уединение свое, но и то душой только. Тело же осталось там, где совершался подвижнический подвиг. Этот его подвиг был щедро благословлен Господом, «Посмотри на вино, как оно, если долго очень стоит неподвижно на одном месте, хорошо отстаивается, делается светлым и благоуханным,» – как говорится в «Добротолюбии» (авва Евагрий). В подвиге своем отдался он созерцательной жизни в рассуждении, в умной молитве. В этом возвышенном состоянии, достичь которого дается немногим, практической жизни места нет. Суета уступает место созерцанию, все заботы остаются вне внимания. В это время отец Каллиник-исихаст уже не занимается резьбой по дереву. Авва Исаак Сирианин благословил тех, кто достиг высшего духовного состояния, написав: «Благословен пребывающий в молчании и не отвлекающийся на разные труды, посвящая себя единому труду молитвы». Житие исихаста |
| Это очень замечательно, по уверению Кунце, тем более, что Нектарий ничем не был известен ни как богослов, ни как церковный администратор. Нужно думать, что воспоминание об этом Соборе соединяется с именем Нектария по уважительной причине. (Читатель, конечно, понимает, куда склоняет свою аргументацию Кунце: ему во что бы то ни стало нужно доказать, что последующая история не забывала-де о Символе, произнесённом на II Вселенском соборе Нектарием). Вот одно доказательство якобы правдивости гипотезы, изобретённой Кунце. Но у него есть и другое. Об этом доказательстве он сам говорит: «Я нашёл ещё более определённое доказательство». Посмотрим, в чём оно заключается. Между епископами, заседавшими на Халкидонском соборе и подававшими голос касательно образцов церковного учения по исследуемому на Соборе вопросу, встречаем Каллиника, епископа города вифинской Апамеи, т. е. города, недалеко отстоящего от Константинополя. Иностранный учёный придаёт важное значение словам этого Каллиника, сказанным им при сейчас упомянутом случае: «Соборы, составленный в Никее из 318 св. отцов и из 150 в великоименитом Константинополе, по случаю хиротонии (π τ χειροτονα) благословеннейшего Нектария епископа, имеют один образ мыслей, Троицу проповедуя и Троицу возвещая миру» (Деяния Вселенских соборов. Т. IV. C. 19). Приведя слова Каллиника, Кунце замечает: «Указываемая здесь задача Собора 150 отцов составляет исключительное явление в актах Халкидонского собора. «По случаю хиротонии» значит, собственно, по смыслу оригинала, – с целью хиротонии». Затем наш исследователь прибавляет: «В течение деятельности Халкидонского собора из числа дел, совершённых на II Вселенском соборе, рассматривался лишь вопрос о Символе этого последнего (Собора), поэтому упоминание Каллиника о хиротонии Нектария показывает, что Символ и хиротония Константинопольского епископа находились в известного рода связи между собой, а эта связь может заключаться лишь в том, на что указывает наша гипотеза: в данном случае заявление Каллиника может быть рассматриваемо как прямое (?) доказательство в пользу нашей гипотезы». |
| Позднее, когда отцы Неофит и Даниил отошли в лучший мир, а отец Герасим вынужден был – из-за морской сырости, губительной для его здоровья – перейти в 1925 году в скит св. Василия, отец Каллиник некоторое время оставался один. Но и в это время Старец мало кого желал принять к себе. Проходили у него послушания немногие отцы Афанасий, Иосиф, диакон Герасим, Христодул, Арсений. Духовный наставник Ежедневно, до двух часов в день, уделял отец Каллиник своим чадам, приходившим к нему ради духовного богатства. Тогда бывало в вечерней тишине кельи катонакского отшельника нечто совершенно исключительное. Людям, бедным духовно, невозможно и представить себе того богатства небесного, преизобильно бывшего у него. Словами то не передается. Все затруднения духовных сыновей разрешались сами собою. Оставались мир и любовь о Христе Старца. В конце они простирались ниц, целова: ли руку, принимая благословение, и удалялись на покой. Беседы их бывали лишь на духовные темы, единые приличествующие монахам. Никаких воспоминаний о прошлом, никакого суесловия. «Мы не могли знать, – вспоминал позже один из духовных сыновей, – кем был Старец раньше, кто его родители, братья, сестры. Он никогда ничего не вспоминал». Отец Каллиник знал, сколь полезны душам его послушников трудности: отрешение от собственных желаний, строгость наставника, и обращался он с молодыми людьми соответственно. Однажды один из учеников, ездивший в Дафну за провизией, купил чудный апельсин. Он желал утешить любимого своего Старца, облегчив постоянную жажду. «Старче, я принес тебе апельсин,» – радостно сказал он, возвратившись. Но не было радости у Старца: «Это как же ты купил апельсин без моего благословения? Ты поступил своевольно, а потому немедленно выброси его» Кроме того, наложил отец Каллиник на него довольно строгую сорокадневную епитимью. Другой его духовный сын, сильно простудившись, слег одним днем к вечеру в постель совершенно больным, и ночью было ему очень плохо. На рассвете услышал, как Старец, знавший конечно же о его состоянии, говорит ему: «Посмотри, чадо, вот письмо, которое сегодня должно быть отправлено в Карее. Ты идешь?» |
| Св. Каллиник родился в Киликии и был воспитан родителями в христианском благочестии. Как истинный ревнитель веры Христовой, он, пришедши в возраст, начал обходить города и селения с проповедью слова Божия и многих обращал к истине. В Галатийском городе Анкире язычники схватили проповедника и представили городскому начальнику, как развратителя народа и проповедника воспрещенного закона. По приказанию градоначальника, святого проповедника били жилами и строгали железными гребнями; наконец, мучитель, видя твердость св. Каллиника, заставил обуть его в железные сапоги с острыми гвоздями и отправил из Анкиры в Ганры. Воины ехали на конях и гнали пред собою св. мученика ударами плетей. На дороге воинов стала мучить жажда, и св. Каллиник молитвою извел из камня воду. Это расположило в пользу мученика воинов, и они, прибывши в Ганры, хотели освободить его, но, страшась наказания, предали начальнику. Св. Каллиник был брошен в разженную печь и там скончался, но тело его не было повреждено пламенем. В котором году претерпел страдания св. Каллиник – неизвестно. Память его совершалась в Константинополе близ Иустиниана Гефира, то есть близ Иустинианова моста, на реке Варвизе и близ Петрия. Один из храмов его восстановлен Василием Македонянином (Четьи-Минеи). Св. Муч. Феодотии и трех чад ее Св. Феодотия пострадала в Вифинии при Диоклитиане (284–305). Первоначально она жила в Никее, но за тем, после смерти мужа, Феодотия с своими тремя малолетними детьми переселилась в Македонию в свое имение. Жизнь св. вдовы проходила в благочестивых подвигах любви христианской: она употребляла имущество на пособие страждущим и на погребение умерших. Язычники схватили св. Феодотию и обвинили в исповедании веры Христовой. Святую заключили в темницу, но так как она была еще молода и красива, то царедворец Левкадий решился сделать ее своею женою. Он освободил Феодотию из темницы и взял к себе. Но св. вдова отказалась от супружества с язычником и была отослана в Никею к проконсулу Вифинскому. Мучитель велел бросить мать вместе с ее детьми в разженную печь, где они и скончались. Император Иустиниан создал храм во имя мученицы Феодотии (Четьи-Минеи в житии св. муч. Анастасии 22 дек.). Св. муч. Серафимы девицы |
| Отец Каллиник умел с замечательным искусством привести в чувство тех, кто проявлял несдержанность. Удачные сравнения Чтобы его наставления запечатлелись в памяти слушателей, отец Каллиник использовал очень удачные сравнения. В этом отношении ему не было равных. Так, когда он хотел показать монахам, какие опасности их подстерегают, если они не будут проявлять бдительности, то говорил: «Представьте, что над ужасным бурным потоком реки по натянутой веревке идет акробат. Если он не будет внимательным, то сорвется и умрет ужасной смертью. Точно так же погибнет и монах, если не станет неусыпно следить за собой». Один подвижник спросил отца Каллиника: – Почему мы, современные подвижники, не достигаем преуспеяния? Тот начал свой ответ со следующего выразительного образа: – Мы не преуспеваем потому, что нас постоянно отвлекают тысячи незначительных вещей, из-за которых мы пренебрегаем нашей главной целью. Мы уподобляемся тому кузнецу, который обещает тебе изготовить мотыгу за три дня, а когда ты приходишь за ней, он говорит, что не успел ее сделать. Он кладет ее на видное место и назначает тебе новый срок. А между тем у него появляются другие заказы, и твоя мотыга отодвигается на второй план, так что он и во второй раз не может сдержать слова. Подобная история может повторяться неоднократно. Многие заботы рождают небрежение и забвение в отношении Бога, и из-за этого мы не совершенствуемся в добродетели. Как-то отца Каллиника спросили: – Старче, если двое учеников, получив некое задание, выполнили его, но только один сделал это с радостью, а другой – ворча и негодуя, то какое вознаграждение они получат? Ответ старца был таков: – В данном случае они оба проделали одну и ту же работу с той лишь разницей, что тот, кто негодовал, устал намного больше другого. И тем не менее он получит в награду тусклую медницу, а другой – золотую монету! Говоря о милостях, которыми Бог наделяет настоящих подвижников, отец Каллиник оживил свои слова таким сравнением: «Когда человек подвизается, чтобы в точности исполнить заповеди Господа нашего Иисуса Христа, то Господь в каждый большой праздник посылает ему духовные дары. Это подобно тому, как в армии по торжественным дням офицеры награждают хороших солдат либо деньгами, либо ценными подарками, либо дополнительным отпуском». Глава V. На вершине Фавора. Божественные озарения |
| Желая положить конец взаимным распрям между Египтом и Сирией и «установить правильные отношения между ними», Птоломей Филадельф выдал за Антиоха дочь свою Веренику, отдав в приданое за нею, между прочим, Палестину. Антиох в то время был уже женат на Лаодике и имел от нее двух сывовей – Селевка Каллиника и Антиоха. Хотя пред свадьбой Антиох Феос и удалил от себя прежнюю жену, но после смерти тестя своего Птоломея Филадельфа удалил Веренику и возвратил Лаодику, которая, опасаясь своей соперницы, отравила своего мужа, велела убить Веренику с родившимся у нее сыном и всеми друзьями её, а на престол сирийский возвела своего сына от Феоса – Селевка Каллиника. Так «дочь южного царя не удержала силы в руках своих, не устоял и род её»; попытка сближения обоих царей кончилась ничем ( Дан. 11:6 . – Прекрасное изложение истории возвещаемых в пророчестве событий находим у блаж. Иеронима: Библ. твор. св. отц. и учит. ц. зап., кн. 21, твор. блаж. Иеронима, ч. 12, стр. 106–115). Мстителем за насильственную смерть Вереники и её сына явился «отрасль от корня её», брат Вереники, сын и преемник Птоломея Филадельфа – Птоломей Евергет I, который с сильным войском двинулся против Селевка Каллиника в Сирию, взял у него Сирию, Киликию и, между прочим, Палестину, которая таким путем перешла назад к Египту. Грозное нашествие «южного» царя кончилось только благодаря поднявшемуся в Египте восстанию, узнав о котором, Евергет взял с Селевка 40 000 талантов серебра и 2 500 драгоценных сосудов и идолов и с этою добычею возвратился в Египет ( Дан. 11:7–8 ). Селевк пытался было отнять у Евергета прежние свои владения, но его попытки не увенчались успехом ( Дан. 11:9 ). По смерти Каллиника два сына его Селевк Керавн и Антиох Великий, разделившие между собою царство отца, желая отомстить за него царю египетскому, с многочисленным войском двинулись против Птолемея Филопатора, сына и преемника Птоломея Евергета. В самом начале этого похода Селевк Керавн был убит во Фригии рукою изменника, и войско и царство его перешло к Антиоху, который в пределах сирийских владений, завоеванных некогда Евергетом, и начал войну с сыном его, – сначала довольно успешно для себя; но потом Филопатор с сильным войском сам выступил против Антиоха Великого и при Рафии (217 г.) нанес ему окончательное поражение: Антиох потерял свое войско, сам спасся только бегством; война, впрочем, кончилась миром ( Дан. 11:10–12 ). |
|
|
