| Поэтому, входя в единение со Христом Иисусом, человек осуществляется на путях праведности. Иначе говоря, праведность его и не может быть иной, как только во Христе Иисусе. «В Нем открывается правда Божия», – говорит апостол Павел ( Рим.1,17 ), и открывается не через наблюдение «со стороны», но через единство с Ним. Насколько это единение окажется полным, ровно в такой же, вместимой человеком полноте, открывается и в личности правда Божия. Правда (праведность) от природы оказывается для человека и недостаточной и не всегда, собственно, праведной, и только сверхприродная правда, даруемая Богом, через единение с Ним, ведет к жизненному строю и всем делам чистым и нравственно значимым, прежде всего, в отношениях с Самим Иисусом Христом и с Отцом Небесным и с Духом Всесвятым. «Отче праведный», – так обращается Сын о Отцу (Ио.17,25), и потому, находясь в полном Единстве с Ним, будучи праведным, одаряет Он от своей праведности верных Ему. В личности Иисуса Христа «явилась правда Божия... через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия ( Рим.3,21 ). Таким образом, правда Божия действует во всех верующих, независимо от их природной нравственности, действует ровно настолько, насколько они готовы ее принять. Таким образом, сама вера вменяется верующему в праведность ( Рим.4,5 ). Особенно подробно учение Церкви о вере как основании подлинной нравственности в человеке раскрывается апостолом Павлом в 6-й главе послания к Римлянам. Дарованная, но свободно развитая человеком в его жизни праведность имеет свои вершины. Они раскрываются и развиваются более всего на путях святого служения Богу. Стремление к святости есть верный признак того, что Божественная праведность вошла в сердце человека, ибо она может совершаться в конкретном делании лишь в Духе Святом. Именно потому эта праведность превосходит праведность книжников и фарисеев ( Мф. 5,20 ), что помимо христианской святости она есть пустая и напыщенная формальность. Человек, начинающий жить по правде Божественной, и продолжающий практику такой жизни, и стремящийся в ней преуспеть, – рассматривает своим сердцем эту святую правду как живую нравственную действительность, творимую Богом, а не как солдатский перечень сухих предписаний, автократически переданных Богом для исполнения Своим подчиненным. Человек, осознавая святость, величие, чистоту, животворность, мощь, полноту, конструктивность этой правды, стремится ее усвоить и потому, что она – в Боге, и по значению для личности этих характеристик, переживаемых умно и сердечно. Таким образом, правда Божия становится основанием для личной праведности человека, и это происходит тем более основательно, чем более человек жизненно прилепляется к личности Иисуса Христа, в Котором эта правда полностью воплотилась. |
| А Евангелие вы признаете? – Ну, конечно, и более, чем вы, православные. – В таком случае извольте читать слова Христовы: «И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им» (Ио. 17:22). А также и другие Его слова: «И кто напоит единого из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей» ( Мф.10:42 ) В чем слава святых? Ни в чем ином, как в принесении им наших молитв и творении добрых дел во имя их. Вот почему только индифферентные к религии народы, «возлюбившие нынешний век,» отвергают молитвы святым и прославление их. А там, где есть религиозный энтузиазм, он всегда связан с прославлением святых и призыванием их в помощь, не только у православных христиан, но и у еретиков, например, латинян, монофезитов, несториан; не чужды почитания святых даже и мусульмане, любящие молиться на их могилах. Однако, ни один народ, даже среди православных народов, не принимает так близко к сердцу славы угодников Божиих, как народ Русский. Он знает, что Господь Иисус Христос совершенно чужд зависти и никогда не думает о том, будто прославление святых совершается в ущерб Его славы и благоговейной любви к Нему. Что же касается до примеров обращения к святым, давно то откройте Апокалипсис: «Веселитесь небеса и обитающие на них» ( Откр.12:12 ); и еще яснее: «Веселись о сем небо и святые Апостолы и пророки; ибо совершил Бог суд ваш» ( Откр.18:20 ). Этих слов особенно боятся баптисты и штундисты напрасно хвалящиеся тем, будто они во всем следуют священному писанию. На самом же деле ему следуют православные, и в частности Русские люди, особенно близко к сердцу принявшие слова Христовы о прославлении Его святых угодников. Это не то, что память других народов о своих национальных героях: например, Русские люди носят в своем сердце любовь и благоговение к праведникам чужестранцам, например, к Святителю Николаю Чудотворцу, Алексию человеку Божию и другим, не знавшим даже о существовании Русского народа, и любят их, как своих неизменных друзей и покровителей. В этом смысле Русский народ совмещает в своем сердце и космополитизм и национализм. Особенно характерно его благоговение к святым мощам угодников Божиих, на поклонение которым «нет ему пути далекого.» |
| Это изречение повторял почти в каждой своей статье покойный Леонтьев, выдавая его, как и некоторые другие свои собственные афоризмы, за слово Божие. Но истинное православное христианство осуждает всякий эгоизм. Первое и необходимое условие следования за Христом: «отвергнись самого себя» ( Мф. 16, 24 ); самого себя, т. е. всякой привязанности к своему я – Но разве Господь не учит нас представлять себе мысль о загробном воздаянии в качестве побуждения к добродетели? Или уж совсем не прав утилитаризм, считающий в числе своих поборников Н. Завет? Отвечаем: да, совсем не прав, ибо из многих слов Евангелия мы знаем, что мысль о суде может влиять лишь на добрую волю (10. 3), что от ее свободного решения зависит идти навстречу проповеди любви, или отречься, смотря по тому, чему эта воля симпатизирует. Мысль о загробном воздаянии помогает поборникам добродетели, но мысль эта, или представление о полном торжестве добра и осуждения зла может сделать лишь то, что человек не будет отстранять своего внимания от создавшейся у него свободной симпатии к добру и отвращения от зла, а вызвать эти симпатии или убить их зависит от его свободного произволения (Ио. 5, 40): даже воскресший мертвец не может изменить сего произволения ( Лк. 16, 31 ). Конечно, христианская любовь есть источник наслаждения не только в будущей жизни, но и здесь, на земле, однако называть эгоистом человека, созидающего в себе эту любовь, – чистейшее недоразумение; в эгоизме целью является самое состояние наслаждения; но наслаждения чистой духовной любви лишь в такой мере могут быть нам доступны, в какой мы отрешаемся от желания самого наслаждения, – в какой желаем блага не себе, а тем, кого любим. Этим – то духовная любовь различается от любви плотской: если человек пожелал бы любить для того собственно, чтобы испытать наслаждения духовной христианской любви, то он никогда не полюбит и этих наслаждений не испытает: они доступны только для того, кто наслаждений, как наслаждений, не ищет, кто напротив от них отрекается, кто ищет блага только другим, а не себе. |
| Воспрещение рабства или препятствие людоедству по видимому только дисциплинирует нравственную волю, но подобные примеры могут быть приводимы лишь из области уголовных преступлений, да и то против них можно возражать. Дело в том, что перенося оценку нравственной жизни из сферы юридической во внутреннюю моральную, мы должны вспомнить, что ненавидящий брата есть тоже, что убийца (I Ио. 3, 15), соблазнитель -уголовный преступник (М. 18, 6), обольститель совести народной карается, как гонитель и убийца? пророков, расстраивающий семейную любовь – как враг откровения ( Мф. 23 ) и пр., и пр.. Уголовная статистика в наше время не насчитала бы столько преступлений, как в эпоху крепостного права (хотя и теперь везде масса преступлений): за то если бы вели статистику не поступков, а настроений духовники, то кто поручится, что и их показания не вышли бы обратными? Люди, долго прожившие на свете и сочувствующие человечеству не словом, но всем сердцем в виду сказанного или отказываются вовсе от идеи общественного блага, или суживают свои когда то широковещательные системы до скромной формулы: общего блага нет, а есть общая гадость, но делай так, чтобы эта гадость была бы хоть менее приметна. Такая формула есть отрицание самой идеи. Но что же дает нам христианство в качестве средства к тому, чтобы личный подвиг совершенствования распространять на среду в качестве общественной силы? О свойствах самого настроения пастырского или общественно – христианского я говорил в другом случае (Чтен. В Общ. Любит. Дух. Просвещения. 1891, Сент.-Окт. «Письма к Пастырям» етс. С. С. Б . 42 Скажу теперь только то, что несокрушимая сила этого настроения заключается в преданном через слово Божие учении о том, как христианская пастырская ревность о спасении ближних устанавливает таинственную связь между служителем Божиим и его паствой, так что внутренняя жизнь первого через слово учения, или через его писания, или через пример жизни, или через молитву незримо переливается в жизнь паствы или читателей и преобразует ее в самом корне (см. |
| Петру было свойственно выступать от лица всех апостолов, в силу стремительности его темперамента (и не всегда притом проявлявшегося в одинаково благоприятном для него смысле), как мы уже знаем: при хождении Христа по морю, Петр устремляется к Нему на встречу, но пугается и слышит упрек Учителя в маловерии ( Мф. 14, 28–31 ), припадает к коленам Иисуса после чудесного лова, свидетельствуя о своей греховности ( Лк. 5, 8 ); прекословит Христу после речи Его о страданиях ( Мф. 16, 23 ); спрашивает от лица всех учеников: «вот мы оставили все и последовали за Тобою, что же будет нам? ( Мф. 19, 27 , Лк. 12, 41 ). Неоднократно Петр отвечает из среды окружающих, как при исцелении кровоточивой: Лк. 7, 45; 12, 41; 13, 36; 11, 21 ; спрашивает объяснения притчи: Мф. 8, 29 , Лк. 9, 28 ; на горе Преображения Петр хочет построить три кущи: Мр. 9, 5 , Мф. 17, 4 , Лк. 9, 33 ; противится омытию ног: Ио. 13, 6, просит изъяснить притчу: Мф. 15, 15 ; отвечает от лица двенадцати: «Господи, к кому нам идти? Ио. 6, 68; утверждает, что если все соблазнятся, то он не соблазнится: Мк. 14, 29 , Мф. 26, 33 , ср. Лк. 22, 33 , Ио. 13, 37, (на что и слышит в ответ пророчество о своем отречении), противится омовению ног: Ио. 13, 6–9; пытается защитить Учителя мечем, за что также заслужил порицание: Ио. 18, 10–11, Мф. 26, 51–4 . Итак, в ответе Петра от лица всех апостолов не было вообще необычного, он соответствовал, прежде всего, его личному характеру, помимо особых его полномочий в среде апостольской. Однако, в данном случае, исключительном по своей важности и торжественности, это полномочие говорить одному за всех молчаливо предоставляется ему всеми апостолами, а, главное, подтверждается самим Христом, который в его лице обращается ко всему апостольству, признавая в нем его представителя, так сказать утверждая его в первостоятельстве. Однако, неверно, чтобы значительность ответа связана была лишь с его содержанием. Нельзя утверждать, чтобы Петром впервые была выражена вера в Иисуса, как Христа и Сына Божия. |
| Здесь все должно быть свободно от всякого приражения греха и искушения, все безупречно, совершенно и безошибочно. И как в Назаретской горнице решались судьбы мира в ответе Девы Марии на благовестие архангела, так и в пустыне Иорданской в самосознании Предтечи при вопросах: не Христос ли он (Ио. 1,19–20), в его ответах, в сокровенных движениях его сердца решался тот же вопрос: готов ли мир к приятию Христа, может ли Он явиться народу, или же – страшно сказать – мир не примет уже родившегося Христа? Иоанн был представителем всего человеческого рода, в его сердце решалась человеческая судьба. И для возможного, единственно благоприятного решения, для некоего абсолютного ответа и самоопределения, необходима была чистота и святость подвига Иоаннова. И Предтеча Христов устоял на высоте своего призвания. То, что нам кажется в схематическом и кратком изложении естественным и как бы само собою разумеющимся, в действительности означает, Что над Иоанном не имели никакой силы Искушения, неизбежные в его положении для всякого другого человека. Предтеча разрешил свою задачу совершенным образом. Глава III. Крещение Иоанново Проповедью покаяния не исчерпывалось служение Иоанна, ибо он был послан крестить в воде (Ио. 1,33), почему и зовется Креститель, и крещение это было «крещение покаяния для прощения грехов» ( Мр. 1,4 ). «И крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои» ( Мф. 3,6 ), «крестился весь народ» ( Лк. 3,21 ), причем крещение это совершалось не чрез омовение (ср. Лeb. XIII-XIV ) или окропление очистительной водой, которое обычно было в ритуале Моисеева закона ( Числ. 19, 13–20 ), но видимо чрез погружение в воду, почему и совершалось в реке и в местах наибольшей глубины (напр. в Еноне вблизи Салима: «потому что там много воды». Ио. 3,23). Что означает это таинственное действие Иоанново, на которое он был послан Богом? (Ср. Мф. 21,25 вопрос Господа первосвященникам и старейшинам, который, конечно, подразумевает только один, именно утвердительный, ответ: «крещение Иоанново откуда было: с небес или от человеков?»). Нельзя человеку до конца проникнуть в тайну крещения Иоаннова, ибо она есть и тайна крещения Христова («для того (я) пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю» – Ио. 1,31), а строительство нашего спасения недоведомо до конца тварному разуму. |
| Иоанн не сделался поэтому апостолом апостолов, или первоапостолом. Но этого же отстранения требовал и его собственный путь Предтечи, подвиг самоотвержения. Ему, глашатаю Заветов Ветхого и Нового, не дано было вкусить сладости земного пребывания с Господом. Он только показал Его миру, и сам отошел в тень. Замечательно, что он продолжает крестить, как будто ничего не случилось. По-прежнему звучит проповедь покаяния, и совершается крещение покаяния, приуготовляющее к встрече уже пришедшего, но еще не познанного Мессии. Это есть как бы оглашение, которое предшествует в нашем чине крещения самому крещению. Хотя Мессия был уже на земле, но приготовление к встрече с Ним продолжалось, а потому продолжалось и крещение Иоанново, хотя оно, никогда не бывшее главным центром деятельности Крестителя, теперь в еще большей степени перестало быть им. Оно стало лишь продолжающимся служением Предтечи как одного из пророков. Из учеников Иоанна образовалась, видимо, тесная община, которая связана была приверженностью своему учителю, иногда по-человечески ревнивою (Ио. 3,26). Соответственно высокому аскетическому духу учителя, эта община подчиняется строгой дисциплине поста, сближавшей учеников Иоанна с фарисеями («тогда приходят к Нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся?» Мф. 9 ; Ио. 4; Мк. 3, 18 ; «ученики Иоанновы и фарисейские постились» Лк. 5,33 ), вообще наклонявшей их к духу ветхозаветного ритуализма. Своих учеников Иоанн наделил и известным молитвенным правилом, научив их молиться ( Лк. 11,1 ). В таком виде община учеников Иоанна приобрела известную устойчивость и, по-видимому, неподвижность, переживши самого Иоанна (Д. Ап. 18, 24–18, 19, 1–7) и впоследствии перейдя в разные сектантские и гностические образования. Иоанн сам не последовал за Христом, кроме как в лице своих избранных учеников. Он доживал свои дни, оставаясь на своем месте, в сознании Предтечи, что «Ему нужно расти, а мне умаляться» (Ио. 3,30). Эти слова выражают всю силу подвига Предтечи, его самоотвержение, волю к умалению, беспредельное и притом активное смирение. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
|
|
