| Поэтому следует разъяснить все подробными правилами, которые мешали бы уклонениям, и приведение в исполнение этих мер возложить под строгой ответственностью на всю униатскую администрацию... Изложенные в означенной записке Иосифа указания и планы послужили на все последующее время коренным основанием всего униатского дела. «Правительство, пишет Иосиф, всегда возвращалось к этим основаниям, после бывших некоторых попыток избрать другой путь, по посторонним внушениям» (т. 1, стр. 44, 45). Государь Император Николай Павлович, «с особенным удовольствием» читавший эту записку, беседуя в частной аудиенции чрез два года после этого с Иосифом, тогда уже посвященным в епископы, излагал положение униатской церкви в этой беседе и свое намерение об улучшении этого положения почти буквально словами записки Иосифа (ibid.). Следуя указаниям Семашко, изложенным в сейчас приведенной нами записке, правительство горячо взялось за дело воссоединения униатов. Теперь первою заботою высшего правительства было, как мы уже заметили, прежде всего изъять униатов из под власти римлян, разорвать слишком тесную связь, возникшую между первыми и последними, дать униатам некоторую самостоятельность и особое направление; ввести воспитание духовенства, способное возродить понятия и убеждения, свойственные восточной их церкви. Местные деятели в Литовско-униатском крае во главе с Иосифом и под его непосредственным руководством и содействием всемерно подготавливали почву для благоприятного развития правительственных мероприятий в означенном направлении, а равно и содействовали Фактическому осуществлению этих мероприятий. Неустанный деятель на пользу православия, Семашко шел всегда во главе всех твердой ногой и в столице и дома в Литве к предположенной цели, не останавливаясь ни пред какими препятствиями на пути. Первым шагом к возрождению некоторой самостоятельности в униатах было возникшее в коллегии дело относительно перешедших в начале настоящего столетия в латинство униатов. Возбужденное настойчивостью Семашко, дело это, разрешавшееся в особых комиссиях, хотя не имело надлежащего исхода и не привело к желаемым результатам. |
| Иосиф считал себя обязанным вечною благодарностью профессору Чернявскому, который поселил в его сердце разумное предпочтение и любовь к России своими занимательными, хотя и не строго научными рассказами об её истории, об её героях и об её быте народном. Впрочем, преподавание русской словесности Семашко считает слабым и лекции Чернявского жиденькими. 28 Русское самосознание будилось в Иосифе отчасти также чтением русских книг. «Семашко, еще будучи в Главной семинарии, многостороннею начитанностью развил в себе критический взгляд, говорит в своих воспоминаниях Антоний Зубко (48 стр.), так, что впоследствии он, как искусный анатом, умел резко отделять действительные факты от облекавшей их фантазии... Семашко и тогда уже были, вполне самостоятелен в своих убеждениях, направленных к единению с русским народом, как это можно было заметить из того, что он предпочел русскую литературу всем другим предметам, предоставлявшимся на выбор учеников с целью специального изучения их». Но русские книги были очень редки в Вильне, и пользоваться ими не всегда было безопасно, как видно из следующего рассказа Иосифа. «Помню, мой товарищ, бывший после Минским преосвященным, Антоний Зубко, достал как-то номер старинного журнала: “Улей”. Мы его начали просматривать вдвоем, в Ботаническом классе, до прихода профессора. Нужно было посмотреть шум, который подняли светские ученики университета. “Разве такие нам нужны священники!, которые забывают мать Польшу... которые сочувствуют России”, – и мы должны были припрятать поскорее свой журнал». 29 В продолжение четырех лет поставленный в самые тесные отношения с латинянами, ни в классе на лекциях, ни в разговорах с клириками, ни в письменных сочинениях не употребляя другой речи, кроме польской, читая и изучая почти исключительно польские книги, проникнутые польским патриотизмом (как например, «историю конституции 3 мая», возбудившую в Иосифе, по его собственному сознанию, много польского патриотизма), Иосиф Семашко тем не менее, как русский но происхождению, не мог потушить в себе той искры сочувствия к России, которая засветилась в нем под впечатлением детства и родины, и которая вскоре разгорелась в нем большим пламенем. |
| Иосиф, митр. Литовский и Виленский//Странник. 1868. Т. 4. 12. С. 155-159; Литовский митр. Иосиф: (Некролог)//ПО. 1868. Т. 27. Дек. Заметки. С. 151-166; О кончине митр. Иосифа//Вестн. Зап. России. Вильна, 1868. Т. 3. Кн. 9. Отд. 4. С. 298-337; Еще нек-рые сведения о покойном митр. Иосифе//Там же. Т. 4. Кн. 10. Отд. 4. С. 29-35; Де Пуле М. Ф. Митр. Иосиф Семашко: Некролог//СПбВед. 1868. 326; Кончина и погребение преосв. Иосифа, митр. Литовского и Виленского//Виленский вестн. 1868. 133, 26 нояб. С. 530; 135, 30 нояб. С. 537-538 (То же//Изв. по Казанской епархии. 1868. 24. С. 705-718); На могилу великого архипастыря. Вильна, 1868; Дылевский Е. В. Иосиф (Семашко), митр. Литовский и Виленский, член Св. Синода. СПб., 1869 (отд. отт. из: Странник. 1869. Т. 38. 4. С. 4-44; 5. С. 47-102; 6. С. 105-156); Высокопреосв. Иосиф, митр. Литовский и Виленский//Киевские ЕВ. 1869. 1. Отд. 2. С. 1-20; Благотворительная деятельность в Бозе почившего митр. Иосифа//Там же. 2. Отд. 2. С. 81-82; Высокопреосв. Иосиф, митр. Литовский и Виленский//Черниговские ЕВ. 1869. Приб. 7. С. 263-280; 9. С. 345-361; 10. С. 370-384; Сушков Н. В. Восп. о митр. Литовском и Виленском Иосифе и об уничтожении унии в России. М., 1869 (отд. отт. из: ЧОИДР. 1869. Кн. 1. Смесь. С. 159-197); Толстой Д. А. Очерк служения митр. Литовского Иосифа, скончавшегося в 1868 г.: (Извлеч. из всеподданнейшего отчета обер-прокурора Св. Синода гр. Д. А. Толстого по ведомству правосл. исповедания за 1868 г.)//ХЧ. 1869. 12. С. 1076-1110 (То же//Изв. по Казанской епархии. 1870. 3. С. 71-77; 5. С. 133-141; 6. С. 163-174); он же. Иосиф, митр. Литовский, и воссоединение униатов с правосл. Церковью в 1839 г.//ЖМНП. 1869. Т. 94. Отд. 2. 5. С. 72-83; 8. С. 251-272; Т. 95. 9. С. 1-23; 10. С. 207-234 (отд. отт.: СПб., 1869); Геннади Г. Н. Краткие сведения о рус. писателях и ученых, умерших в 1868: [Иосиф Семашко]//РА. 1870. 11. Стб. 2023-2025; [Памяти покойного митр. Иосифа]//ПО. 1870. Март. С. 66-67; Морошкин М. Я., свящ. Воссоединение унии: Ист. |
| Вот, среди этих-то обстоятельств, выступил на поприще исторической деятельности 24-летний каноник Луцкой униатской епископии Иосиф Семашко . Провидению угодно было сопоставить здесь ясновидение ума и непреклонность воли молодого представителя унии в римско-католической коллегии с неодолимыми, по-видимому, силами латино-польских интриг и в самой коллегии и вне её, на важнейших постах русской государственной среды. Мы уже сказали, что высшее управление униатской церкви составляло второй департамент римско-католической коллегии, но по всем важнейшим делам решение полагалось в общем собрании коллегии по большинству голосов, которое, конечно, всегда оказывалось на стороне латинян. Вследствие этого, униаты не имели возможности провести ни одной меры, благотворной для их церкви и не могли остановить самого пагубного для неё распоряжения. Положение Иосифа было тем тягостнее, что тогдашний униатский митрополит Иосафат Булгак, бывший брестский каноник и прежде заодно действовавший со своею капитулой, отстал от неё и сделался покорным орудием латинян-поляков. Пять лет выносил это положение Иосиф Семашко , надеясь одолеть зло силою правды. Иногда он достигал великого успеха. Рассказывают современники, знавшие дела римско-католической коллегии, что когда Иосиф являлся в общее собрание её, то одно появление его изменяло лица латинских прелатов, а когда он выступал на защиту униатов по какому-либо делу, то смущал самых даровитых и смелых представителей латинства. Но эти частные, случайные успехи не могли, конечно, удовлетворить Иосифа Семашко и дать успокоение его русской душе, страдавшей страданиями родного замученного народа. Ранее или позже Иосиф должен был сделать решительный шаг на этом пути. Завет Лисовского и Красовского, подвиги миллионов людей, спасавших в западной России русскую веру и русскую народность не могли не вызвать этого избранника Божия на этот шаг. Однажды вечером, это было 1827 года в первых числах ноября, именно пятого, каноник Иосиф был у тогдашнего директора департамента иностранных исповеданий Карташевского, и по поводу третий десяток лет тянувшего дела о совращении в Виленской епархии 20 000 униатов, стал высказывать негодование на неправды латинских членов коллегии по отношению к униатам и доказывать необходимость отделения униатского управления от латинского. |
| По окончании отделки в главной семинарии, Иосиф держал экзамен в нее и дал отличные ответы по катехизису и церковно-библейской истории, чем он был обязан не столько Немировской гимназии, сколько своей любви к чтению. После испытания, Семашко был зачислен в число воспитанников семинарии, не имея еще и 18 лет. Всех воспитанников в семинарии было 50, из коих 34 – римско-католического исповедания, а 16 – греко-униатского. Профессора разных отраслей богословских наук составляли богословский факультет Виленского университета, а для слушания других предметов по отделениям философии и словесности ученики отправлялись в другие университетские факультеты. Учение в семинарии было для Иосифа очень нелегко, вследствие, с одной стороны, плохого знания латинского языка, а с другой – образования в светском училище. Во всех предметах, которые преподавались в Семинарии не на латинском языке, Семашко был выше своих товарищей. Впрочем, к концу своего учения в семинарии Иосиф и в богословских предметах сравнялся со своими товарищами. В течение четырех лет он обучался в главной семинарии: толкованию св. писания, богословию догматическому, нравственному и пастырскому, церковной истории, каноническому праву, логике, ботанике, зоологии, красноречию и поэзии, словесности латинской, русской и польской, языкам: греческому, еврейскому и французскому, – и по окончании курса удостоился степени магистра богословия за сочинение: de bona christiana cura bonorum temporalium. О главной семинарии у Иосифа сохранилось воспоминание, как о самом лучшем времени его жизни. Состав товарищей его был прекрасный. Все они отличались благонравием, а Семашко считался между ними первым по этому качеству. Вместе с этим качеством у него развилось во время пребывания в главной семинарии в высокой степени религиозное чувство, начало которому было положено еще в родительском доме. Набожности этой, развившейся до мистицизма много способствовал тот заведенный в семинарии обычай, что ученики ежедневно должны были присутствовать у обедни. |
| Мне говорил один священник, что когда он в первый раз явился к помещице своих прихожан, она отозвалась: «pilnuj sie zebys byl dobrym, inaczej pójdziesz won» (старайся быть добрым, a не тο будешь прогнан). Ласковое обхождение преосвященных поляки принимали за единомыслие с ними, боявшееся обнаруживаться вполне лишь по причине гнета правительства. Паны не могли видеть всей глубины наших убеждений, религиозных и политических, столь противоположных их видам. Они ничего не читали из того, что привело нас к нашим убеждениям, избегали разговора о религии, о которой, впрочем, имеют они очень поверхностное знание. У них породилась уверенность, что из воссоединенных есть только один схизматик и то – не по убеждению, а по честолюбию: это Семашко (Иосиф, митрополит виленский). Иезуит Перонне, в богословии своем, приписывал деятельность просвещенного Иосифа мести к базилианам за то будто бы, что в базилианской школе, где он учился, он не получил какой-то ожиданной им награды. Между тем известно, что Семашко учился не в базилианской школе, а в светской Немировской гимназии, после же – в главной семинарии. «Нет, причина не та, – говорил мне один римско-католический епископ; я слышал о другой, более вероятной причине. Когда по смерти Сестренцевича заступил место председателя первого департамента коллегии викарный луцкий епископ Пивницкий, римско-католики не дозволили митрополиту Булгаку, председателю второго департамента, занимать первое место в общем заседании обоих департаментов. Оскорбленный этим Семашко решился во что бы то ни стало присоединить унитов к православию». Но при Пивницком я был заседателем коллегии вместе с Семашко: не было никаких споров по этому предмету, не помню даже, было ли при Пивницком общее заседание, по крайней мере, его не было в бытность Булгака, который при мне уезжал на продолжительное время в епархию. Польские ультрамонтаны, судя по себе, приписывают бывшему греко-унитскому духовенству такие побуждения, какие одушевляли бы их самих в подобных обстоятельствах. |
| Это наблюдение, по замечанию самого митрополита Иосифа, соединенное с теоретическими познаниями, почерпнутыми из книг, дало ему возможность впоследствии успешно вести дела по строительной части, производившиеся в его ведомстве. Наибольшим же удовольствием Иосифа, оказавшим сильное влияние на ход его духовного развития, было чтение книг, которых он в течение одного 1825 года прочитал более 400 из библиотеки Глазунова и которые, с одной стороны, способствовали большему изучению им русского языка, а с другой – ознакомлению и сроднению с Россией и православной церковью. После окончания трехлетия заседания в коллегии, Иосиф, произведенный еще в 1825 году в сан каноника, снова был избран Мартусевичем в заседатели коллегии на следующее трехлетие. В это время прибыл в Петербург также для заседания в коллегии любимый его товарищ по главной семинарии – Антоний Зубко, с которым он сделался неразлучен и в занятиях, и в развлечениях, и даже в столе и с которым любил он поспорить иногда о логике и философии. Образ жизни Иосифа был очень скромный. Сотоварищ его Антоний, описывая впоследствии свою совместную жизнь с Иосифом в Петербурге, пишет: «Мы не приискивали никаких посторонних доходов и умели жить на самое скудное жалованье (прежде 750, а после 1500 р. асс.); мы не заводили лишних знакомств, не приглашали гостей; у нас был на двоих один слуга, он же и повар; мы имели общий стол; я вел счета расхода на стол, и в конце каждого месяца Семашко уплачивал мне половину издержек; в итоге нам стоило прокормление в год по 200 руб. ассиг. Одежда у нас была очень недорогая, и потому у нас много оставалось денег на роскошь, состоявшую в покупке книг и в пользовании ими из библиотеки, а также в посещении театров. У нас много оставалось времени от службы, и мы много читали; Семашко читал скорее и более меня» 12 . Между тем и как член коллегии духовной, Иосиф, несмотря на свои молодые годы, скоро выдвинулся из ряда других своих сотоварищей, благодаря несокрушимой твердости характера, замечательному такту и силе убеждения, и приобрел большое влияние на дела. |
| Параграф I II «По человеческой природе действия необыкновенного моего поприща должны были подвергаться превратным суждениям от незнания и от пристрастного недоброжелательства партий. По той же природе естественно и мне желать, чтобы память моя осталась чистой пред человеки. Я вполне уверен, что мне отдадут полную справедливость»... Митр. И. Семашко. Вне всякого сомнения личность литовского митрополита Иосифа Семашко , несшего более «тридцати лет» по его собственным словам «самое трудное служение церкви», пройденное по тернистому пути, среди партий, неприязненных доброму делу, свершенному ко благу России и церкви православной, должно занимать одно из самых первых мест в церковной истории нашего западного края. Время, в которое жил и действовал маститый иерарх литовский, так близко к нашему, что теперь трудно дать пока полную и беспристрастную оценку широкой и плодотворной деятельности митрополита Иосифа на поприще православия. И в настоящее время едва ли утратили свой буквальный смысл те слова, с которыми обращался маститый иерарх литовский в период своей деятельности при жизни к московскому митрополиту Филарету: «еще не время» писал Иосиф в 1844 г., к митрополиту Филарету, чтобы ход и обстоятельства благополучно совершившегося воссоединения к православной церкви бывших в Империи униатов могли быть вполне раскрыты: и я не могу ожидать, чтобы оценено было по всей справедливости участие мое в совершении сего дела. Думаю однако ж, что участие это не столь безызвестно, чтобы я не мог на него указать и призвать Бога в свидетели чистоты моих намерений и побуждений. В порыве пламенной ревности я считал себя как бы призванным свыше для совершения этого дела; и если иногда мечтал о земной награде – то оно представлялось мне лишь в мирном уединении, защищенном высшей властью от предстоявших мне неприятностей (ч. 3, 157 стр.) Изданные академией наук по завещанию покойного митрополита на оставленные им для этой цели средства три обширные тома его собственноручных записок представляют из себя весьма богатый и разнообразный исторический материал для характеристики, как времени, в которое жил и действовал митрополит Иосиф, так и отдельных лиц во главе с самим митрополитом, послуживших высокому делу воссоединения униатов с православной церковью в первой половине текущего столетия. |
| Некоторые готовы обвинять м. Иосифа Семашко за то, что он, будто бы, – «совершенно оставил в стороне простой народ в деле такой величайшей важности, как перемена исповедания веры и даже скрывал от него некоторое время самый факт воссоединения, из боязни возмущения» 1356 . Хотя такая характеристика плана, положенного м. Иосифом Семашко в основу всего процесса воссоединения униатов 1839 года, заключает в себе несомненное преувеличение и даже извращение 1357 , но тем не менее вполне верно то, что воссоединение униатов, совершившееся в 1839 году, оставляло желать многого. Не должно забывать здесь особенно трех обстоятельств. С одной стороны, как введение унии Брестской в 1596 году, так и воссоединения униатов, начавшиеся со второй половины XVIII в., были только более или менее видными следствиями страшной, упорной борьбы, происходившей в течение многих веков между двумя культурами: православно-русской и католическо-польской. Но, с другой стороны, в то время как введение унии 1596 года было именно конечным результатом более чем двухвековой борьбы двух культур и усиленной римско-католической пропаганды в Западной России, воссоединение униатов в 1839 году было только одним из моментов этой борьбы, одним шагом вперед в борьбе православно-русской культуры с католическо-польской культурою, который был сделан первою едва только через 50 лет после присоединения северо-западного края к России. Наконец, тем то и превосходит неизмеримо воссоединение униатов, совершившееся в 1839 году, отторжение их от православной церкви, имевшее место в 1596 году, что тогда как первое было мирное, тихое, введенное незаметно, второе было насильственное. Сущность плана воссоединения униатов 1839 года, выработанного (плана) при главном участии м. Иосифа Семашко , в том именно и состояла, чтобы «искоренить постепенно и благоразумными мерами остававшиеся еще между униатами чуждые элементы, слить, таким образом, униатов с общею массою православные церкви и дать, может быть, единственный пример религиозного перерождения полутора миллиона народа без всяких резких мер , без всяких фанатических движений и, так сказать , без его ведома» 1358 . |
| Описывая деятельность Иосифа, как члена коллегии, в своей статье о греко-унитской церкви, сотоварищ его, преосвященный Антоний Зубко так пишет: «Прибыв в Петербург, я нашел Иосифа Семашку уже три года служившим в звании ассесора коллегии и успевшим освободить 2-й департамент коллегии от самоуправства прокурора. Семашко хорошо знал русский язык. Он ознакомился с ним, будучи членом Луцкой униатской консистории, и сам собственноручно писал резолюции в настольном регистре, чего прежние члены не делали. Ассесоры из белого духовенства сердечно примкнули к Семашке, который притом снискал расположение и доверие митрополита Булгака. Я помню, как иногда прокурор, пробуя дать желаемое направление делам, доказывал по своему и злился, но Семашко отвечал: «Если вам не нравится решение, пишите протест». Но резолюции Семашки, всегда основанные на фактах и на законе, были при том так ясны, что прокурор не мог к ним придраться и всегда пропускал решения нашей коллегии без протеста 13 . Другие современники, знавшие дела римско-католической коллегии, передают, что когда Иосиф являлся в общее собрание ее, то одно появление его изменяло лица латинских прелатов, а когда он выступал на защиту униатов по какому-либо делу, то смущал самых даровитых и смелых представителей латинства 14 . Стойкость в своих убеждениях и беспристрастность Иосиф с особенной силой проявил в первый раз в деле Полоцкого униатского архиепископа Красовского, который был вызван в Петербург на суд, по частному доносу о его нетрезвой жизни и несправедливых поступках по отношению к подчиненным ему духовным лицам. Дело архиепископа было ведено пристрастно вследствие того, что он имел много недоброжелателей и, между прочим, министра духовных дел, князя Голицына, и униатского митрополита Булгака, который, с одной стороны, не любил Красовского за то, что он стоял за независимость униатской церкви, порабощенной римлянами, а с другой – потому, что ему хотелось получить себе богатую Полоцкую епархию. На суде были свидетели только противной стороны, которые были притом личными врагами Красовского. |
|
|
