| Тюльери (правильно: Тюильри) — дворец в Париже, сожженный, а затем взорванный 24 мая 1871 г. в ходе боев между коммунарами и версальцами. В сожжении Тюильри Достоевский видел символ возмездия старому миру, проявление разрушительных сил, свойственных грядущей социальной революции, подготовлявшейся в Европе. 88 …поумнее Мефистофеля, прославившего Гете, по уверению Якова Петровича Полонского. — Имеются в виду следующие строки на стихотворения Я. П. Полонского «Старые и новые духи» (1875): Как был остер неугомонно. Как был язвительно умен Тот дух, что так нецеременно Вторгался в нравственный закон И колебал его основы! Как для рутины были новы Его слова! Недаром он Слыл Мефистофелем на свете. Недаром Фаусту служил; Печать он времени носил И обессмертил имя Гете. 89 Одно слово по поводу моей биографии. — Достоевский полемизирует со статьей о нем в кн.: Русский энциклопедический словарь, издаваемый профессором С.-Петербургского университета И. Н. Березиным. Отдел II, т. 1. Д-Ж. СПб., Автором статьи был Владимир Рафаилович Зотов (1821–1896), писатель, журналист (в то время редактор «Иллюстрированной газеты»), историк литературы, знакомый с Достоевским с конца 1840-х гг. и привлекавшийся по делу петрашевцев. Как видно из черновых записей, содержащих очень резкие личные выпады по адресу В. Р. Зотова, Достоевский был оскорблен отзывами о его произведениях, данными в статье. Серьезные недостатки находил В. Р. Зотов в рассказах и повестях Достоевского 1840-х и 1860-х гг. («Крокодил», «Скверный анекдот», «Слабое сердце») и в романе «Униженные и оскорбленные». В «Преступлении и наказании», «наряду с мастерскими картинами, явились уже странности в психическом анализе характеров, превратившиеся в какую-то болезненную аномалию в его последних романах „Бесы“ и „Идиот“. В них талантливый беллетрист очевидно вступил на ложный путь. Еще больше уронил он себя на поприще фельетониста и публициста, несродном его дарованию, приняв на себя редакцию газеты „Русский мир“ ». Наконец, в статье о М. М. Достоевском мимоходом говорилось: «Не обладая талантом брата, он не впадал, подобно ему, в крайности». 90 |
| Может быть, раз в сорок лет сходятся два, три русских писателя, но не пред лицом всего народа, а гдето в уголку, в тайне, во мраке, на одно мгновение, чтобы потом разойтись навеки. Так сошлись Пушкин и Гоголь. Мимолетная случайная встреча в пустыне! Потом был кружок Белинского. Там впервые начали понимать Пушкина, там приветствовали Тургенева, Гончарова и Достоевского. Но одно враждебное дуновение — и все распадается, и остается только полузабытая легенда. Нет, никогда еще в продолжение целого столетия русские писатели не «пребывали единодушно вместе». Священный огонь Народного Сознания, тот разделяющийся пламенный язык, о котором сказано в «Деяниях», ищет избранников, даже на одно мгновение вспыхивает, но тотчас же потухает. Русская жизнь не бережет его. Все эти эфемерные кружки были слишком непрочны, чтобы в них произошло то великое историческое чудо, которое можно назвать сошествием народного духа на литературу. По–видимому, русский писатель примирился со своею участью: до сих пор он живет и умирает в полном одиночестве. Я понимаю связь между Некрасовым и Щедриным. Но какая связь между Майковым и Некрасовым? Критика об этом безмолвствует или же уверяет с нетерпимостью, что связи никакой нет и быть не может, что Некрасов и Майков взаимно друг друга отрицают. Бок о бок, в одном городе, среди тех же внешних условий, с почти одинаковым кругом читателей — каждая литературная группа живет особою жизнью, как будто на отдельном острове. Есть остров гражданский — Некрасова и «Отечественных записок». От него отделен непроходимыми безднами, яростными литературными пучинами поэтический остров независимых эстетиков — Майкова, Фета, Полонского. Между островами — из рода в род — вражда убийственная, доходящая до кровомщения. Горе несчастному поэту–мечтателю, если он попадет на прибрежье гражданского острова! У наших критиков царствуют нравы настоящих людоедов. Русские рецензенты шестидесятых годов, как дикари–островитяне, о которых рассказывают путешественники, пожирали ни в чем в сущности не виновного Фета или Полонского на страницах «Отечественных записок». Но не такой же ли кровавой местью отплатили впоследствии гражданским поэтам и беспечные обитатели поэтического острова? Между Некрасовым и Майковым так же, как между западником Тургеневым и народным мистиком Достоевским, между Тургеневым и Толстым не было той живой, терпимой и всепримиряющей среды, того культурного воздуха, где противоположные оригинальные темпераменты, соприкасаясь, усиливают друг друга и возбуждают к деятельности. |
| Андрей Полонский: «За что борется Россия» 19.10.2023 11:44:43 Выступая на «Валдае», президент России Владимир Путин представил структурированный и продуманный образ мироустройства будущего, каким его видит Россия. Это открытый мир суверенных государств, который становится лучшим противоядием против глобализма в его западной интерпретации, так как избавляет от унификации и доминирования. Фактически Россия предлагает своего рода «срединный путь», который позволяет избежать и рисков изоляционизма, и одновременно подчинения очень разных и «цветуще-сложных» культур стандартам и шаблонам, придуманным самопровозглашенным «классом избранных», персонажами, невесть с чего возомнившими себя вождями и наставниками человечества. Первый из «принципов Путина» – открытый и взаимосвязанный мир без барьеров для развития и самореализации людей. Действительно, наивысшие достижения человеческой мысли и духа призваны служить всем людям на земле. Технологии, которые облегчают жизнь, лекарства, которые помогают победить эпидемии и редкие болезни, памятники культуры и произведения искусства не могут оставаться достоянием какой-то одной группы стран, тем более в ущерб другим. Здесь противоестественно выстраивать предумышленные барьеры; государства и их граждане должны стремиться к взаимопониманию и сотрудничеству. На поверхностный взгляд может показаться, что «открытость» – термин из западной пропагандистской обоймы. От фундаментальной работы Карла Поппера «Открытое общество и его враги» до нынешних леволиберальных концепций в духе Демпартии США, он долго входил в арсенал политической демагогии этого извода. Борьба за «право на свободное перемещение» была одним из идеологических клише антисоветской пропаганды в годы холодной войны. Рекламируя свой образ жизни, англосаксонский политикум до сих пор пытается рекрутировать «лучшие умы» в свои исследовательские центры и университеты, полагая что именно где-то там, между Лондоном и Алабамой, и располагается «интеллектуальный центр» человечества. Но как это случилось с большинством навскидку привлекательных западных политико-культурных тезисов, развитие последних десятилетий с неотменяемой жесткостью показало ложь и лицемерие этой версии «открытости». Едва только «свободный выезд» из постсоветских стран стал возможным, западные правительства принялись ставить новые и новые условия и препоны на пути свободных перемещений людей, идей и технологий, тщательно оберегая свои собственные интересы. Ситуация с беженцами из стран Востока, где США и их союзники регулярно устраивали «цветные революции», порождая горе и хаос, довело эту проблему до зловещей карикатуры. Эволюцию завершили даже не так называемые санкции, посягнувшие на все принципы «открытости», которые только можно себе представить, а заявления некоторых европейских политиков, что само посещение их территорий – это как бы «привилегия», а народы, граждане государств, идущих против «их» правил, этой привилегии недостойны. |
| Андрей Полонский: «Звездная тусовка отстала от страны» 30.01.2024 13:16:48 Скандалы конца прошлого года вокруг шоу-бизнеса и последующее раскаяние наших поп-звезд, их заявленное желание «помочь» и «загладить вину» ставят ребром любопытнейший вопрос: а чем в принципе могут помочь стране и армии кумиры старого образца? Что они реально могут сделать для СВО, для людей на фронте? И могут ли? Достаточно представить рядовое шоу Киркорова. Его костюмы, песни, музыка и телодвижения вряд ли могут быть уместны в нынешнем Донецке или в Горловке под обстрелами, в восстановленном Мариуполе или многострадальной Ясиноватой. Зачем они там? У людей, которые находятся в экзистенциальной ситуации, между жизнью и смертью, просто нет времени на подобную поп-мишуру. Нужны настоящие песни, которые способны взять за душу, напомнить о доме, вдохновить и укрепить в тяжелую минуту. Ничего такого ни Киркоров, ни Лолита никому не исполнят. Они – из совершенно другого мира. Другое дело – пожертвования фронту, о котором тоже как бы краем говорили наши «звезды», принимая покаянную позу. Что ж, денег, заработанных в «равнинные» времена, у них с достатком, и каждый способен взять шефство над одним или двумя подразделениями. Поддержка тыла всегда нужна. Кроме того, существует еще аура известности. И солидарность знаменитостей способна укрепить людей в тяжелую минуту. Но почему-то есть ощущение, что никакой серьезной помощи от большинства поп-персонажей не дождешься. Они не только любят свои деньги как лучшее, что у них есть, но и слишком повязаны с заграницей, у них там имущество, связи и репутация. Четко выступить на российской стороне, заявить о своей позиции многие из них просто не решатся. Это же верный путь попасть под санкции. Так рисковать карьерой? Да никогда! …Но все же люди разные, есть исключения. На фоне Киркорова, гарцующего по Эмиратам, Дима Билан на днях реально съездил в Донецк. С Биланом вообще все сложно. Впервые о спецоперации он заговорил в августе (2022 года, через полгода после ее начала). И сделал крайне любопытное заявление: «Сейчас все говорят про восемь лет. Я не знаю, как так получилось, но в моем информационном поле эта тема была по касательной. При всем своем кругозоре и интересах – будь то лесные пожары или какие-то благотворительные акции, меня это каким-то образом обошло стороной. Вот сейчас задним числом я уже начинаю понимать, начинаю копать». |
| Андрей Полонский: «Вместе с Россией Запад хочет уничтожить мировую историю» 03.02.2023 17:06:10 Распахнутое, почти безграничное пространство – одна из главных черт Русского мира. Это и наш величайший дар, и наша главная проблема. Именно русское пространство, земля, территория – источник ненависти и алчности наших врагов, предмет их непреходящей зависти, корень любой русофобии. Живи мы своими 150 миллионами на какой-нибудь соразмерной территории, скажем, Франция + Польша, нас бы тоже могли не слишком жаловать, но это было бы без особого ожесточения, по-местному, по-соседски. Но русская земля, раскинувшая крылья в Европу и в Азию, от океана до океана, сдавливает им горло, как только они бросают взор на географическую карту. «Нашей огромности боятся», – сказал Александр III. Это неотменяемый факт. Да, Россия – империя, но империя особого рода. Сухопутный океан Евразии покорился не армиям завоевателей, а отважным землепроходцам и исследователям, шедшим вперед и вперед в поиске новых богатств, тайн и чудес. Конечно, не станем идеализировать прошлое. Случались и кровавые столкновения, и затяжные конфликты с местными народами, но все равно в конечном итоге это было не завоевание, а объединение – через пространство, общие возможности, общую участь. Самый показательный здесь эпизод – монголо-татарская сказка. Первыми Евразию объединили Чингисхан и его сыновья. Взятие Казани стало нашей Реконкистой. Но присоединив сначала Касимовское, а потом Казанское и Астраханское ханства, Москва не покорила их под себя, а включила в общее жизненное пространство, простейшим доказательством чему служат десятки и сотни татарских фамилий среди лучших родов российской аристократии. И в этом отношении Россия никогда не сможет стать национальным государством, не изменяя своей исторической участи, не выполняя, даже того не осознавая, самое сокровенное желание наших врагов. Противник больше всего на свете хотел бы, чтоб восторжествовало представление о «государстве русских» – и тогда бы моментально оказались легитимизированы десятки и сотни таких же «национальных государств» по всей нашей территории. Это, собственно, и есть его самая сладостная мечта. |
| На сем я этот параграф кончу. Многие вопросы в нем остались невыясненными, но это, как не раз я уже упоминал, неизбежное свойство моих «Основ». Ars longa, vita brevis (Искусство обширно, а жизнь коротка (лат.)) — к месту будет здесь привести афоризм знаменитого врача древности Гиппократа. Если это должно сказать о врачебном искусстве и прочих науках, то что говорить о бездонной глубине безбрежного моря «Искусства святости»… 116 Приложение. Служение (культ) плоти Человек в меру должен заботиться о своем теле (Еф. 5, 29). Но диавол, во всяком деле мешающий человеку, старается напортить ему и здесь. Вместо необходимого создает излишество, вместо апостольского: имеюще пищу, одеяние, сими довольны будем (1 Тим. 6, 3) — внушает жадность, желание многого и роскошного, вместо заботы о душе велит холить и украшать каждый член тела до срамных включительно. До чего здесь может дойти дело, показывает пример из жизни И. Тургенева, известного писателя. Вот что рассказывает почитатель Тургенева поэт Полонский 1 . «Тургенев был очень чистоплотен — ежедневно менял фуфайку, белье и весь вытирался губкой — одеколоном с водой или туалетным уксусом. Что касается до прически волос, то это была довольно длинная история. Не раз случалось мне ночевать с Тургеневым, и не раз при мне Тургенев совершал свой утренний туалет и при мне чесал свои волосы. Раз он был очень доволен, что процедура эта повергает меня как бы в некоторое изумление. — Видишь, — говорил он, — я беру эту щетку… теперь я начинаю чесать ею вправо: раз, два, три… и так до пятидесяти раз; теперь начну чесать влево, и тоже до пятидесяти… Ну вот, теперь со щеткой кончено… Беру этот гребень — им я должен до ста раз пройтись по волосам… Чему ты удивляешься?.. Постой, это еще не все… Погоди, погоди! За этим гребнем есть еще другой — с частыми зубьями…» И это все, прибавляет Полонский, «при седых волосах и несмотря на то, что уже глубокие морщины бороздили лицо его». Можно еще прибавить, что почти во всех своих письмах Тургенев сообщает друзьям о своем состоянии здоровья, о том, в каком положении его подагра, каково было его пищеварение и прочее 2 . |
| Твардовскому это нелегальное движение даже самых моих мелких (и уже отвергнутых им!) вещей было болезненно неприятно А уж известие, что „Крохотки“ напечатаны за границей, было для него громовым ударом. Со страхом прочли они в своём цензурном справочнике, какой это ужасный антисоветский журнал – „Грани“. (Там же не было написано, какие в нём бывают статьи о Достоевском, о Лосском…) Впрочем, полгода понадобилось „Крохоткам“, чтобы достичь Европы, – для того же, чтоб о случившемся доложили вверх по медлительным нашим инстанциям, и инстанции бы прочухались, – ещё 8 месяцев…» Итак, первая публикация – в журнале «Грани» (Франкфурт-на-Майне), 1964, с. I–XI. Озеро Сегден …Сегден… – Лесное озеро в окрестностях Солотчи – посёлка в получасе езды от Рязани. Рязанцы называют Солотчу воротами в Мещёру. …знак запретный, простая немая чёрточка. – В обиходе – «кирпич». Прах поэта Ингварь Игоревич, чудом спасшийся от братних ножей… – Князь рязанский, сын Игоря Глебовича (умер в 1195 г.). В 1207 г. вместе с братом Юрием присоединился в Москве к Всеволоду Великому, который собрался идти на Ольговичей к Чернигову. Но двоюродные братья Ингваря и Юрия, Глеб и Олег Владимировичи, уверили Всеволода, что Ингварь и Юрий в сговоре с черниговскими князьями. Всеволод велел схватить уличённых князей и отвести во Владимир. Но Ингварь уцелел и в этот раз, и десятью годами позже. «…В 1217 году, во время съезда рязанских князей для родственного совещания, Владимировичи позвали остальную братью, шестерых князей, на пир к себе в шатёр; те, ничего не подозревая, отправились к ним со своими боярами и слугами, но когда начали пить и веселиться, то Глеб с братом (на этот раз Константином. – В. Р.), вынувши мечи, бросились на них со своими слугами и половцами, скрывшимися подле шатра: все гости были перебиты. Остался в живых не бывший на съезде Ингварь Игоревич, который и удержал за собою Рязань…» Это место, как своё единственное, приглядел Яков Петрович Полонский и велел похоронить себя здесь. – В Ольговом монастыре было фамильное захоронение Полонских. В воспоминаниях «Старина и моё детство» Полонский писал: «Мать мою похоронили в Ольговом монастыре в двенадцати верстах от Рязани по столбовой Астраханской дороге. Почему почтовую дорогу на Орёл и Воронеж называли тогда Астраханской, так же как и заставу города, так же как и улицу, которая вела к этой заставе, – не знаю». |
| Пришли шестидесятые. Думаю, школьная лирика не обрела бы в нашем кино такой популярности, если бы не феномен Сухомлинского. Это именно на волне дискуссий о Сухомлинском в конце шестидесятых на киноэкране снова появился учитель. Тогдашние писатели — горьковская школа! — умели вникать в профессиональные тонкости, а уж труд педагога многие и вовсе знали не понаслышке. Сегодня те фильмы воспринимаются как едва ли не классика. Самым известным фильмом из этого ряда, пожалуй, остаётся «Доживём до понедельника» (1968) — первая в своём роде картина, примечательная не только тем, что запечатлела образ любимца публики, актёра Вячеслава Тихонова «между Андреем Болконским и штандартенфюрером Штирлицем». Это был острый и в то же время лиричный новаторский фильм, приглашавший к спору. А образ учителя истории Ильи Семёновича Мельникова — рафинированного интеллигента, фронтовика, старого холостяка, склонного к депрессиям — разительно отличался от традиционных положительных героев, в том числе и от учителей, которых в старом (ещё сталинской закваски) советском кино играли Борис Чирков («Учитель», 1939) и Вера Марецкая («Сельская учительница», 1947). Он резок, его нервическая требовательность к коллегам коробит. Полюбив молодую учительницу английского — свою бывшую ученицу — оказывается в тупике. Разве может этот человек, напевающий романс на стихи Заболоцкого под собственный фортепианный аккомпанемент, повести за собой школу, подать пример? За великими реками Встанет солнце, и в утренней мгле С опалёнными веками Припаду я, убитый, к земле. Поёт этот красивый человек, прошедший фронт, видевший смерть. Композитор К. Молчанов деликатно интерпретировал сложнейшие стихи. Очень важно, что именно их напевает Мельников в смятенной душевной неразберихе. Да, повести за собой педагогический коллектив такому джентльмену не с руки. Впрочем, он и не директор, не стремится в начальники, оставаясь свободным художником педагогики. Сценарист с учительским прошлым Г. Полонский и режиссёр-фронтовик С. Ростоцкий предложили пересмотреть отношение к «сильной личности» учителя. То, что Полонский хорошо знал школьную специфику доказывает одна мимолётная фраза из киноповести: «…иногда у звонка в школе — привкус и смысл театрального эффекта». Такие детали не продаются ни в одном магазине «1000 мелочей»! И — Мельников. Оказывается, колеблющийся, сомневающийся человек может быть не менее могучим авторитетом для школьников, чем цельная личность, высеченная из монолита. |
| Андрей Полонский: «Общество потребления, прощай!» 09.12.2022 14:35:02 Потребительское общество, в котором мы недавно еще в полноте жили и отчасти живем, предполагает равнинное течение жизни. «Социальный спектакль» – как называл его еще в 60-х годах прошлого века бунтарь и умница Ги Дебор – диктует полное растворение личности, субъекта в зеркальной галерее значков статуса, символов успеха, имитированных потребностей и сформированных конъюнктурой желаний. За стеклами витрин, окнами офисов из стекла и бетона, в кабинах личных самолетов и на берегах частных островов скрываются главные призы, для достижения которых нужно всего лишь правильно двигать фишки на мировой доске. Никаких посторонних целей. Экономический кризис в этой динамической картинке – главное потрясение, но его опять же можно разыграть, если правильно двинуть фишки. В центре всего этого процесса стоит так называемое показное, демонстративное потребление. Сам термин появился в работе «Теория праздного класса» Т. Веблена в конце позапрошлого века и переосмыслен в постмодернистском ключе в теории «общества симулякров» Ж. Бодрийяра. Если следовать за Бодрийяром, то в постмодернистском потребительском обществе «симулякром» – значком, выставляемым напоказ – становятся не только вещи, потребляемые в привычном для всех значении (еда, автомобили, жилье), но и социальные возможности: путешествия, престижное образование, а главное – личная и политическая свобода. К чему приводит понимание общественного блага как свободы выбора статусных форм потребления, мы отчетливо видим на эволюции современных феминизма, демократии и либерализма, формирующих тоталитарную утопию при помощи лингвистического программирования и пиара. Однако разлюли-малина перетекающих друг в друга статусных фишек может существовать только до тех пор, пока насущные минимальные условия существования человека как бы обеспечены, находятся в покое и безопасности. Конечно, это только иллюзия, хотя бы потому, что человек смертен, однако суть демонстративного потребления, в том числе и потребления медицинских услуг, в том, чтобы он о своей смертности забыл. Но только до той поры, пока не надвигаются реальные, а не мнимые потрясения. |
| Совсем иное отношение оказалось у отца с домом поэта Я. Полонского, – жена последнего была по происхождению полька и католичка, и отец мой, некоторое время принимавший любезные приглашения самого Полонского на его собрания, через некоторое время, при всей своей доверчивости к людям, заметил, что он, как православный —323— священник, неприятный гость для хозяйки дома, и перестал бывать. Из людей литературного мира помню еще у отца романиста Всев. Серг. Соловьева, который интересно рассказывал про свою бывшую близость к теософическому кружку Блаватской и свой разрыв с этим направлением; он утверждал, что в чрезвычайных явлениях, которые там происходили, много было и обманного, что вообще в этой области легко по уклону прийти к последнему, что сама Блаватская, для убеждения адептов, не чужда была и фокусных приемов. Ф. Г. Тернер оказался прихожанином отца по собору, неизменным членом и одно время председателем благотворительного приходского при соборе Общества. Знакомство, начатое за границей, здесь окрепло в благородную дружественную связь, – Ф. Г. Тернер советовался с отцом моим в своих богословских трудах и приходил читать их. Он очень ценил отца моего и занес впечатление от знакомства с ним в свои Воспоминания 1715 , изданные уже после его кончины. В одном отзыве об отце моем, после смерти последнего, он отметил, что отец мой был совершенно равен в обращении своем, как с высшими себя, так и с низшими. Ходили к отцу моему и другие с своими писаниями. Про одного отец мой с улыбкой говорил: «Не знаю, что с ним делать: просит поправлять, а чуть что скажешь, начинает доказывать, что надо именно так, как у него». Был и еще один очень пожилой господин, приходивший не очень часто, но зато с длинной какой-нибудь вещью, которую и читал без конца. Раз мы ужасно возмутились на него: было 30-е августа, день ангела отца, день этот бывал трудный, – длинная служба, крестный ход в Лавру, в котором, помнится, отцу моему приходилось не раз участвовать. Как бы то ни было, но в Александров день он всегда приходил домой поздно, и мы этот день не справляли, а проводили семейно. Вдруг пришел к отцу этот читатель своих писаний; ждем-ждем мы из кабинета своего |
|
|
