| Пребывая в Тегеране, он вел переписку со многими священниками и учителями рассеянной урмийской паствы. До 1927 года он подписывался как начальник Урмийской православной духовной миссии, с 1928 года – настоятель Свято-Никольской церкви города Тегерана 244 . 17. Владыка Иннокентий управлял Верненской кафедрой несколько раз, причем его служение не всегда вызывало сочувствие паствы. Об этом свидетельствует, например, следующий факт. 9 июля 1917 года в городе Верном состоялся епархиальный съезд, на котором священники Хлебников, Кошиц, Антонов потребовали внести в протокол особое мнение о недоверии епископу Иннокентию. Съезд вынес смягченное, но поистине знаменательное для времени постановление: «Не просить Преосвященного Иннокентия о перемещении с Ташкентской кафедры на викарную Верненскую» 245 . К этому решению побудило поведение епископа во время киргизского мятежа в Семиречье в 1916 году. Преосвященный Иннокентий, оставив паству, бежал в Петроград, добившись сопровождения отрядом казаков в опасной части пути. 18. Епископ Лев (в миру Черепанов Леонид Всеволодович) родился в 1888 году в семье священника. Окончил Пермскую Духовную Семинарию в 1909 году. В 1923 году хиротонисан во епископа Нижне-Тагильского в 1927 году – епископ Алма-Атинский и Туркестанский. В 1929–1933 годах жил в Казани, был отстранен от церковного управления, в 1933 году – епископ Ставропольский. С 1934 года епархией не управлял. Стойкий тихоновец, оставил заметный след в церковной жизни 20-х годов. Приводим воспоминания о Пермской Духовной Семинарии, где говорится о епископе Льве. Черепанов Леонид Его все звали Ленечка Черепанов, наш Красавец. Он на самом деле выделялся среди других товарищей правильными и тонкими чертами лица, стройной фигурой и чуть кудрявыми волосами... Главное же его качество было в гом, что до конца Семинарии он сохранил чистоту своего сердца, мягкость и деликатность в отношении к товарищам. Уже в пятом классе он, очевидно, решил готовиться к принятию священного сана, принимал участие в проповедническом кружке, выступил в Стефановской часовне под руководством Н. |
| В «Исправдоме», где содержались оставшиеся в живых осужденные на «Петроградском процессе 1922 г.», режим был сравнительно мягкий, и ректор смог присутствовать на акте закрытия института 24 мая, где встретил профессоров А. И. Бриллиантова и П. П. Мироносицкого, а также студентов, собравшихся для получения дипломов и пришедших с новыми институтскими значками на груди. О. Макарий отслужил молебен, студенты пели. Затем Щербов сообщил, что настоящее собрание является актом окончательного закрытия института. В характеристике ректора он отметил его громадный педагогический опыт, большой такт и открытый дружественный характер, вследствие чего получилось весьма редкое в жизни семинарий и академий явление – полное единение корпорации, а в отношениях с ним как проректором – полная согласованность и ни единой размолвки не только в вопросах больших, но даже и в мелочах. Затем один из студентов выступил с речью, в которой благодарил ректора, и. о. ректора и всю корпорацию и поднес протоиерею Н. К. Чукову и И. П. Щербову фотографии группы студентов, снявшихся при окончании курса. Говорил также о. В. Лозинский, который еще раз отметил добрым словом простые отношения ректора к студентам, создававшие взаимную искренность и дававшие общий тон «духовного аристократизма» . Протоиерей Н. К. Чуков поблагодарил сотрудников за добрые чувства к нему и за дружную работу и поздравил студентов с окончанием курса . Духовную академию восстановить не получилось, так как по «делу православных братств» в мае-июне 1922 г. в Богословско-пастырском училище были арестованы и высланы инициаторы восстановления иеромонахи Лев и Гурий (Егоровы), епископ Иннокентий (Тихонов) и некоторые учащиеся . Протоиерей Н. К. Чуков писал 3 июня 1922 г.: «Леонид Дмитриевич Аксенов пишет, что с ночи на вчера Пр[еосвященные] Николай и Иннокентий разделяют нашу участь на Гороховой… Говорят, что арестован в Лавре и отец Гурий… 28 сентября/11 октября. О сидевших на Гороховой дошли до нас слухи, что еп[ископа] Иннокентия (он с о. Львом уже опять на Шпалерной) назначили в ссылку в Оренбург, о. Льва – в Тюмень, о. Гурия – в Архангельск» . |
| Всё, свободное от служебных занятий, время, хотя его было очень не много, – я посвящал чтению книг. При соборе была очень порядочная библиотека, состоявшая преимущественно из святоотеческих творений в славянском переводе. Из неё я прочитал беседы Златоуста о покаянии; нашёл, впрочем, в ней первое издание проповедей знаменитого проповедника Филарета, 1820 года, когда он был ещё архиепископом Ярославским. Эта книга почти не выходила из моих рук. С 1843 года начали издавать при Московской дух. академии журнал: „Творения св. Отцов в русском переводе“. Напечатаны были, как известно, прежде всего творения св. Григория Богослова : их я прочитал от начала до конца. Одна духовная дочь моя, именно супруга городничего, преемника Макова, М. М. Пасенко привезла мне из Москвы в дар три тома сочинений известного витии, архиепископа Иннокентия, изданные в 1843 году Погодиным. Эти ораторские произведения были изучены мною почти наизусть. С светской литературой я меньше имел возможности знакомиться. —191— 1842 г. Помню только, что я, познакомившись с штатным смотрителем Муромского уездного училища, О. Я. Яковлевым, брал у него из училищной библиотеки Описание отечественной войны 1812 и следующих годов, Михайловского-Данилевского, и с увлечением читал оное, сделавши из него несколько листов выписок, которые и доселе целы у меня. Я не читал газет, но меня убедил читать их учитель уездного училища Иван Тихонович Остроумов, выпущенный из Петербургской дух. академии в 1831 году за какие-то непристойные выходки, с званием студента, хотя по своим дарованиям он мог быть в числе первых магистров. О. протоиерей Троепольский, любя сам читать медицинские книги, дал мне из своей библиотеки и рекомендовал прочитать сочинение Гуфеланда: „Искусство продлить человеческую жизнь (Макровиотика)“. В Муроме я начал заводить свою собственную библиотеку. Впрочем, основание её было положено ещё в семинарии. Кроме тех книг, которые я ежегодно получал в награду за успехи в науках, я приобрёл там на свои скудные средства славянскую Библию с параллельными местами, в четырёх томах. В Муроме же куплены были мной следующие сочинения: 1) Правила высшего красноречия, соч. М. Сперанского, СПб. 1844 года; 2) О воспитании детей в духе христианского благочестия, архимандр. Евсевия, М. 1844 года; 3) Письма о должностях свящ. сана, А. Стурдзы, Одесса, 1844 года и др. |
| 6, неподалеку от Александро-Невской лавры), 22 августа он отметил ценность того, что в камере его окружали «люди верующие, живущие вопросами веры». И хотя шум от разговоров мешал читать и сосредоточиться, все же преобладала радость от возможности постоянного общения с людьми. В сердце же ощущалась «постоянная любовь ко всем “сидящим” вместе» и не было никакого недовольства и раздражения. Когда же архимандрита Гурия поместили в тюремный лазарет, он писал, что «кругом чужие лица», которым чужды Бог, молитва, вдохновенное пение и служение ближнему. Их интересы были сосредоточены на собственной личности, пище, грубых шутках и женщинах . В октябре 1922 г. архимандрит Гурий сообщил своим духовным чадам о разлучении с епископом Иннокентием (Тихоновым) и со своим братом иеромонахом Львом, выразив надежду: «Будем верить, что в ноябре все трое встретимся в одном храме со всеми вами» . Тех, кто увидит братских отцов, архимандрит Гурий просил передать слова любви и заботы о них. Но этой встрече было не суждено состояться. В октябре 1922 г. епископа Иннокентия сослали в Архангельск . Иеромонаха Льва в то же время отправили в ссылку в Оренбург, потом он отбывал срок в Западно-Казахстанской области . Уже из ссылки епископ Иннокентий в своем Рождественском послании 1923 г. Александро-Невскому братству образно описал положение руководителей братства: «Знаю и то, что не полна будет радость Ваша, так как мыслями своими не отойдете Вы и в момент самой возвышенной радости от нас, в меру дарований своих и носимой нами благодати священства глаголавших Вам слово Божие. И от меня, в моем здесь удалении от сокровищ церковной поэзии и красот уставной службы. И от огненного отца Льва в его “Египте” и словом, и молчанием, и молитвой проповедующего. И от кроткого отца Гурия, который, кажется, горчайшую чашу испивает в своем ужасном “вертепе” и “яслях” тюремно-больничной жизни. Все, что я слышал и читал о его положении там, меня в тревожный ужас приводит. Надобно все меры принять, чтобы облегчить ему это положение» . |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 ПЯТИКРЕСТОВСКИЙ КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Прот. Константин Пятикрестовский Протоиерей Пятикрестовский Константин Михайлович с супругой Людмилой Сергеевной на сенокосе, 1930-е годы Через несколько лет произошла революция, возник обновленческий раскол . В отношениях с людьми отец Константин отличался исключительно мягким характером, но когда вставал вопрос о вере, оставался непреклонным: он не поддался давлению обновленцев, не снимал подрясника и рясы, выходя на улицу и даже на крестьянских работах. В документах живоцерковного Московского Епархиального Управления он назван среди пяти наиболее твердых " тихоновцев " Дмитровского уезда. Внутрицерковные нестроения 1930-х годов отец Константин считал временными преходящими испытаниями, которые надо пережить, перетерпеть. 12 мая 1932 года возведен в сан протоиерея епископом Подольским Иннокентием (Летяевым) в Московском Покровском храме на Красносельской улице. Арестован 26 ноября 1937 года и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. Одновременно с отцом Константином были арестованы четырнадцать священников и диакон Дмитровского собора. 28 ноября следователь допросил священника. - Следствию известно, что вы среди населения выказывали враждебные взгляды в отношении коммунистов. Подтверждаете ли это? - Враждебных взглядов в отношении коммунистов я не высказывал. - Признаете ли вы себя виновным в том, что среди населения ведете антисоветскую деятельность? - Виновным себя в антисоветской агитации не признаю. Но я говорил: " Пора большевикам понять, что не в попах дело, а в другом. Неужели им неясно, что от попов вреда власти не будет " . В частных беседах я говорил: " Православная вера и вообще вера в Бога с арестом священников и закрытием церквей не прекратится, не прекратится она, эта вера, в силу того, что бессмертна " . Кроме того, я говорил, что большевики ведут борьбу с религией не идеологическую, а путем насилия, путем арестов священнослужителей, но путем насилия и арестов положение не улучшишь. |
| Я была в рваных валенках. Я ступала ногами, попадая дырами подошв прямо по застывшей ледяной земле. Под конец пути подошвы совсем отлетели. Последние 3–4 км девчонки вели меня под руки. Я уже не могла двигать ногами, сердце останавливалось. Стиснув зубы, я висела на руках тащивших меня девчат. Нос у меня скоро потерял чувствительность. Чулок с левой ноги спустился, ветер леденил колено. Но руки уже так застыли, что я не могла поднять и подтянуть чулок. Почти в бессознательном состоянии дошла я до деревни. Когда мы на ночлег вошли в избу… Нет слов, все ужаснулись! Нос мой представлял из себя красный колпак, а колено, огромное, багровое, раздувшееся, попав в тепло, сразу лопнуло и из него потекла жидкость. Сделались три раны — посредине колена и две по бокам. Всю ночь я не спала от страшной боли, но не стонала. И злобы на моих мучителей у меня не было, я им прощала все. Ведь они творили в неведении, искренно считая меня… врагом народа! Вскоре нос мой почернел, и долго-долго этот черный колпачок сидел на нем. Потом, месяца через два, отвалился, и нос мой стал с тех пор гораздо тоньше… Меня судила выездная сессия областного суда как опасную преступницу, и прокурор, молодая женщина, у которой летом я рисовала портрет с ее дочери, девчурки лет трех, требовала расстрела… Дорога в безвестный край в теплушках была бы не так тяжела (в них были печки), если бы нас чаще кормили. Еду давали один раз в сутки. Я изнемогла. К концу пути у меня снова открылась ленинградская цинга. После Новосибирска мы узнали, что нас везут на ст. Большой Невер, за Читу, а далее, через Саянский хребет, вглубь Якутии мы уже поедем на автомашинах. Около ст. Иркутск наш состав очень долго стоял на путях, ночью. И вот под утро, во сне, глубокое озеро, очень большое (это я, очевидно, видела озеро Байкал), а по нему плывет плот с парусом. Правит плотом, стоя впереди, в облачении, наш Ладожский епископ, владыка Иннокентий (Тихонов), в то время, как я узнала впоследствии, уже умерший в лагерях. На плоту много его духовных детей и вообще верующего народа. |
| Добродетельные речи Иннокентия были в духе времени. Но именно закономерность, прозрачность их ханжества взрывала Юрия Андреевича. Несвободный человек всегда идеализирует свою неволю. Так было в средние века, на этом всегда играли иезуиты. Юрий Андреевич не выносил политического мистицизма советской интеллигенции, того, что было ее высшим достижением или, как тогда бы сказали, – духовным потолком эпохи. Юрий Андреевич скрывал от друзей и это впечатление, чтобы не ссориться. Но его заинтересовало совсем другое, рассказ Дудорова о Вонифатии Орлецове, товарище Иннокентия по камере, священнике-тихоновце. У арестованного была шестилетняя дочка Христина. Арест и дальнейшая судьба любимого отца были для нее ударом. Слова «служитель культа», «лишенец» и тому подобные казались ей пятном бесчестия. Это пятно она, может быть, поклялась смыть когда-нибудь с доброго родительского имени в своем горячем детском сердце. Так далеко и рано поставленная себе цель, пламеневшая в ней неугасимым решением, делала ее уже и сейчас по-детски увлеченной последовательницей всего, что ей казалось наиболее неопровержимым в коммунизме. – Я уйду, – говорил Юрий Андреевич. – Не сердись на меня, Миша. В комнате душно, на улице жарко. Мне не хватает воздуха. – Ты видишь, форточка на полу открыта. Прости, мы накурили. Мы вечно забываем, что не надо курить в твоем присутствии. Чем я виноват, что тут такое глупое устройство. Найди мне другую комнату. – Вот я и уйду, Гордоша. Мы достаточно поговорили. Благодарю вас за заботу обо мне, дорогие товарищи. Это ведь не блажь с моей стороны. Это болезнь, склероз сердечных сосудов. Стенки сердечной мышцы изнашиваются, истончаются и в один прекрасный день могут прорваться, лопнуть. А ведь мне нет сорока еще. Я не пропойца, не прожигатель жизни. – Рано ты себе поешь отходную. Глупости. Поживешь еще. – В наше время очень участились микроскопические формы сердечных кровоизлияний. Они не все смертельны. В некоторых случаях люди выживают. Это болезнь новейшего времени. Я думаю, ее причины нравственного порядка. От огромного большинства из нас требуют постоянного, в систему возведенного криводушия. Нельзя без последствий для здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь; распинаться перед тем, чего не любишь, радоваться тому, что приносит тебе несчастие. Наша нервная система не пустой звук, не выдумка. Она – состоящее из волокон физическое тело. Наша душа занимает место в пространстве и помещается в нас, как зубы во рту. Ее нельзя без конца насиловать безнаказанно. Мне тяжело было слышать твой рассказ о ссылке, Иннокентий, о том, как ты вырос в ней и как она тебя перевоспитала. Это как если бы лошадь рассказывала, как она сама объезжала себя в манеже. |
| Вот что он писал: «В старые годы, конечно, бывало – писал владыка своему викарию, преосвященному Иннокентию, – что когда царь скажет архиерею ласковое слово или пришлет подарок, то и бояре лучше смотрят на архиерея и внимательно слушают его: теперь ласковое слово – рескрипт, а подарок – лента. И теперь можно принимать это в духе любви, и прежде прежнее можно было принимать в духе честолюбия. И сие говорю я не для защиты, а для терпимости» 20 . Следующий случай касается вопроса возможности священнослужителем добровольно слагать с себя сан. Каноны такого не разрешают. Святитель Кирилл Александрийский в своем третьем правиле пишет: «С церковными постановлениями несообразно, что некие священнодействователи представляют рукописание отречения. Ведь если достойны служить, да пребывают в сем, а если недостойны, да удаляются от служения не отречением, но более осуждением по делам». Однако святитель Филарет полагал возможным добровольно слагать с себя сан, но лишь по очень веским причинам. Он писал: «Искушаемый вдовством священник говорит начальству: возьмите от меня сан, ибо я опасаюсь, чтобы не сделаться прелюбодеем. Начальство отвечает: не можем снять с тебя сан прежде преступления; поди прежде сделайся прелюбодеем; хотим видеть священника прелюбодеем, и тогда уже лишим сана. Хорош ли был бы такой порядок?» 21 . В то же время святитель был строгим противником практики свободного снятия сана, без всяких затруднений и веских причин. Митрополит писал: «Преграждение свободного выхода из божественного духовного звания весьма нужно; ибо ежели дать священнослужителям свободу слагать с себя священный сан, то многие будут входить в это божественное звание легкомысленно, действовать в нем небрежно, неправильно, своекорыстно и своевольно, в случае же побуждения к правильному действованию, а особенно взыскания от начальства за неправильные действия, тотчас с презрением оставляя свое божественное звание» 22 . Все вышеприведенные решения святителем Филаретом тех или иных канонических ситуаций, конечно, не исчерпывают всей деятельности московского святителя как канониста-практика. |
| 25 июня 1923 г. на заседании Судебной коллегии Верховного суда было принято постановление об освобождении Патриарха Тихона. Кроме того, ГПУ поручалось «в течение ближайших трех месяцев пересмотреть все дела высланных церковников на предмет амнистирования наименее из них вредных» . В ноябре 1923 г. были досрочно освобождены видные петроградские деятели — епископ Венедикт (Плотников) и протоиерей Николай Чуков. По всей видимости, Комиссия НКВД по административным высылкам смягчила условия ссылки и епископу Иннокентию (Тихонову) с архимандритом Гурием — из Архангельской губернии их перевели в Туркестан . В дневнике архимандрита Гурия период октября-декабря 1923 г. обозначен как «От оленей к верблюдам. Печера — Асхабад». 13 октября он отметил, что они вместе с епископом Иннокентием сидят в маленькой, но теплой и уютной кают-компании океанского грузового парохода. Выйдя наверх на палубу, они долго любовались северным сиянием. 16 октября была сделана запись, что они находились в Северном Ледовитом океане на 70-й параллели, и что он, наверное, никогда не будет на «таком севере, как сейчас» . Архимандрит Гурий 11 ноября 1923 г. написал письмо духовным чадам, в котором рассказал, что он и епископ Иннокентий хорошо устроились в вагоне поезда. В купе находились только они вдвоем, попутчики отнеслись к ним хорошо, в вагоне было «тихо и мирно, тепло». Отметили, что давно уже не приходилось ездить по железной дороге в таких хороших условиях . Митрополит Гурий позже вспоминал: «Везли в столыпинских вагонах. Это обыкновенные купированные вагоны. Только вместо дверей там решетка, и дверь сделана не против окна коридора. А по коридору ходит стража» . Проезжали через Москву, планировали через семь дней быть в Ташкенте, где должен был решиться дальнейший маршрут их передвижения. Монахиня Мария ехала со своими духовными отцами в том же поезде, покупала продукты на станциях и передавала им. Проводник был хороший, он усердно топил вагон и приглашал к себе сестру Марию греться. Приближаясь 14 ноября к Оренбургу, архимандрит Гурий и епископ Иннокентий оба невольно запели: «Спаси Господи и помилуй всечестного отца нашего И[еромонаха] Л[ьва] и сохрани его на многие лета» . И подумали: где и как он живет сейчас? Епископ Иннокентий и архимандрит Гурий знали, что иеромонах Лев был сослан в Оренбург, но им ничего не было известно о его дальнейшей судьбе. |
| Иннокентий Орфеев — обновленческий епископ. Избивавшие его — правоверные тихоновцы. Маркировка — понятна: обновленец, пришедший с санкции ОГПУ захватить власть в храме, и гонимые православные (кстати, к слову: когда позднее обновленцы окончательно стали неинтересны ОГПУ, они тоже наполнили собой лагеря, да и в самом движении не было все так уж однозначно, почитайте хотя бы замечательную книгу А. Левитина-Краснова и В. Шаврова «Очерки истории русской церковной смуты»…). Но как вы думаете, что сделал бы Христос, если бы эта сцена происходила у Него на глазах? Всё верно, защитил бы побиваемого епископа. Не оправдал бы движение и идеологию живцов, нет. Вполне возможно, что в спокойной обстановке обличил бы его убеждения, призвал бы сложить с себя знаки епископства. Но защитил бы — человека, на данный момент — гонимого. Так что война за правое дело, но с неправыми чувствами и методами — превращается в свою противоположность. Красные ли придут грабят, белые ли придут грабят — крестьянину не легче…. Григорий Померанц говорил, что стиль спора куда важнее, чем предмет спора. И зло часто начинается с пены гнева на устах ангела… И вот в этом плане мне статья активно не понравилась. Написана она в том же стиле, в каком пишут те, кого автор обличает, в стиле «письмо в редакцию на тему «накипело». Когда вокруг тебя не лица, а разгневанно орущие, плюющиеся слюной рожи и потрясаемые кулаки — какая разница, кто кого бьет — гомофобы гомофилов или наоборот… Только и хочется сказать, как Волошин в известном стихотворении: «Молюсь за тех и за других». Собственно, это все, что я хотел бы сказать по поводу статьи. Но есть еще проблема. Проблема праведного фарисейства и изгоя в Церкви. Не такого, как все. Молящегося не как все, имеющего мнение, отличное от других, выглядящего не как все… На примере православного гомосексуалиста эта проблема просто наиболее ярко видна. Что вы сказали? Нет таких — православных гомосексуалистов? Есть, уверяю вас. Я говорю не о тех, кто предается этому пороку тайно, внешне сохраняя благочестивый вид — таковым Бог судья. Я о тех, кто, осознав свою гомосексуальность , открыто признается в ней, будучи членом Церкви и христианином. И всё понимает. И страшно мучается. |
|
|
