| Мануха Якушев, крестьянин, 1495 г., Новгород; Мануха, посадский человек, 1586 г., Новгород [см. Карась, Лепихин] Маншук , крестьянин, 1545 г., Новгород Маракушев Рудный [см. Рудный] Григорьевич, вторая половина XVI в., Углич [см. Бауш] Маралейка Иван, крестьянин, 1627 г., Белев Марамук кн. Данило Васильевич Несвижский, 1528 г. Мареев Онисим, крестьянин, 1640 г., Вологда Маркун , крестьянин, 1499 г., Владимир Мартюхин Алексей Юрьевич, 1629 г. [ср. Мушков] Марук Терентьев, крестьянин, 1607 г., Арзамас Марушка , крестьянин, 1545 г., Новгород Маршалков Дмитрий Иванович, 1549 г. Марышкин Беляница [см. Беляница] Иванович, 1590 г., Владимир Масалитинов см. Мосалитинов Масень Афанасий Семенов, крестьянин, середина XV в., Углич Ср. масенький, малюсенький Маслак Федоров, крестьянин, 1564 г., Заонежье Маслеев Кудрюк Смирного [см. Курдюк, Смирной], 1596 г., Алексин Масленик, Маслениковы – распространено Масленицкие Ушак [см. Ушак] и Михаил Павловичи, помещики, конец XV в., Новгород Масло, Маслов : Масло, крестьянин, 1495 г., Новгород; Маслов, середина XVI в. и позже, Тула [см. Домогацкий] Мастрюков Рычко [см. Рычко], крестьянин, 1622 г., Устюг Масютин Павел, посадский человек, 1660 г., Дорогобуж Мат, Матовы : Петр Мат, крестьянин, 1545 г., Новгород; Матов Федор Иванович, 1618 г., Воротынск; Матов Алексей, патриарший сын боярский, 1623 г. Матар , крестьянин, 1545 г., Новгород Матарыжный Василий, крестьянин, 1624 г., Нижний Новгород Матасов Василий, посадский человек, 1608 г., Нижний Новгород Матафтин Никита Тимофеевич, голова в походе на Вятку, 1489 г.; Матафтины, помещики, XVI–XVII вв., Вологда Маторин Матора – дубина Матуг Ерофей, «родом немчин, отцу имени не помнит», холоп, 1627 г., Белев Матуров Труня, крестьянин, 1506 г., Владимир Матура – марена, красильный корень Матусов Третьяк [см. Третьяк], крестьянин, 1554 г., Волок Ламский; Матусовы, несколько человек в ключниках и сытниках Сытного дворца, 1573 г.; Матусов Угрим [см. Угрим], дворцовый стряпчий, 1612 г. Матушкин Тимофей, 1620 г., Тула; Семен, посадский человек, 1623 г., Гороховец |
| При Борисе Годунове шла оживленная колонизация сев.-запад. Сибири и довольно быстрая постройка городов. Русские двигались по Иртышу. К 1593 г. они дошли до Оби. Обская колонизация распространялась по течению реки в двух направлениях – вверх и вниз, т. е. на юго-восток и север. Вверх по течению в 1593 г. основан г. Сургут, на 300 верст выше устья Иртыша, около устья р. Агана, в нижнем течении Березов на далеком севере в 1065 в. от Тобольска, недалеко от устья Сосвы на р. Вогулке, лев. притоке Сосвы 1152 . В следующие годы южная и северная колонизация по течению Иртыша и Оби продолжается почти безостановочно. В 1594 г. воевода кн. Андрей Елецкий с служилыми людьми из сибирских городов и присланными с ним из Европейской России казанцами, пермичами и вятчанами построил на Иртыше при устье р. Тары г. Тару. В 1595 г. на притоке Оби р. Полуе в 6 верстах от Оби и на 290 вер. севернее Березова, вместо остяцкого городка, построен русский город Обдорск (ныне село Тобол. губ. Берез. уезда известное с именем Нозовы или Нозового городка). В верхнем бассейне Оби выстроены Нарымский и Кетский остроги. Последний поставлен на р. Кети, правом притоке Оби, берущем свое начало недалеко от р. Енисея. Этим путем русские скоро добрались до среднего течения самого Енисея 1153 . Собственно енисейская колонизация началась с севера. Из Обдорска русские направились к морю и, двинувшись к востоку, дошли до берегов Енисея. В 1598 г. воевода Феодор Дьяков с целовальниками и торговыми людьми по царскому указу отправился в мангазейские земли и на Енисей проведать, кто там проживает и собрать ясак. Посланные исполнили поручение; в 1600 г. они привезли в Москву первую дань. Тогда же велено в Мангазее поставить острог, чтобы удобнее было собирать ясак с тунгузов, самоядцев и остяков 1154 . Так явился город Мангазея на р. Таз по пути к берегам Енисея. Самого Енисея русские достигли в 1607 г., поставив на устье левого его притока – р. Турухана Туруханское зимовье 1155 . Одновременно с енисейской колонизацией продолжалась обская колонизация. |
| С распростёртыми объятиями Русь приняла самозванца. Он был коронован в Успенском соборе Кремля. Дальше события развивались стремительно, превращая на глазах мощную европейскую державу в разрушенную и разграбленную мятежами, бунтами, интервенциями и самозванством страну. Армии внезапно возникали и столь же внезапно рассыпались. Процветало мародёрство. Все воевали между собой, предавая друг друга и тут же вновь сговариваясь. Города, каждый из которых представлял собой независимую, суверенную демократию, неоднократно присягали тому, кто казался сильнее, и тут же нарушали присягу, если менялись обстоятельства. И на фоне этого катастрофического хаоса внушали надежду на избавление от анархии только отчаянно защищавшиеся Троице-Сергиева Лавра, Смоленская крепость и Псков. Польско-литовский сброд, переполнивший Москву с воцарением Лжедмитрия I, решил, что Россия - его добыча. Самозванец, тайный католик, демонстративно нарушал русские традиции. К тому же он взял в жёны католичку-польку - Марину, дочь сандомирского воеводы Мнишека, которую даже короновали. Самозванец погиб в мае 1606 года в результате заговора князей Шуйских. На третий день боярина Василий Ивановича Шуйского на Красной площади бояре провозгласили Царём, и 1 июня привели к венцу. Разумеется, по тогдашним представлениям Шуйский был узурпатор, и все эти события раскололи страну. В начале июня Кремль объявил, что младенец Дмитрий всё-таки был убит в Угличе, причём по приказу Годунова. Это оправдывало свержение Самозванца, лишая его вдову статуса коронованной царицы (её сослали в Ярославль) и узаконило нового Царя. Но не для всех. Тут же объявился якобы спасшийся второй Лжедмитрий, явный мошенник. Юг страны восстал за «царя Дмитрия» - в Путив ле во главе с князем Шаховским, в Чернигове - с князем Телятьевым. Главой восстания стал бывший холоп Иван Болотников, тоже тёмная личность. До октября 1607 года шли военные действия. Воевали хорошо вооружённые войска, насчитывавшие десятки тысяч воинов. Болотников осаждал Москву, но в его стане произошел раскол (ушли рязанцы Прокопия Ляпунова), он потерпел поражение под Тулой, его схватили, сослали в Каргополь и утопили. |
| Шуйский хотел воспользоваться победою и докончить дело; он сам лично осадил Тулу, куда скрылись Шаховской, Телятевский (?), Болотников и Лжепетр. Осажденные два раза отправляли гонца в Польшу, к друзьям Мнишка, чтобы те постарались немедленно выслать какого-нибудь Лжедимитрия, в отчаянии писали к ним: «От границы до Москвы все наше, придите и возьмите, только избавьте нас от Шуйского». Наконец самозванец отыскался; что это был за человек, никто не мог ничего сказать наверное; ходили разные слухи: одни говорили, что это был попов сын, Матвей Веревкин, родом из Северской страны; другие – что попович Дмитрий из Москвы, от церкви Знаменья на Арбате, которую построил князь Василий Мосальский, иные разглашали, что это был сын князя Курбского, иные – царский дьяк, иные – школьный учитель, по имени Иван, из города Сокола, иные – жид, иные – сын стародубского служилого человека. Подробнее других источников говорит о нем одна белорусская летопись: «Того же року 1607 месяца мая после самое суботы и шол со Шклова из Могилева на Попову Гору якийсь Дмитр Иванович, менил себе быти царем московским. Тот Дмитр Нагий был на первей у попа, Шкловского именем, дети грамоте учил, школу держал, также у священника Федора Сазоновича Никольского у села дети учил, а сам оный Дмитр Нагий имел господу у Могилеве у Терешка, который проскуры заведал при церкви св. Николы, и прихаживал до того Терешка час не малый, каждому забегаючи, послугуючи, и имел на себе плохой кожух бараний, в лете в том ходил». Верно только то, что этот второй Лжедимитрий вовсе не был похож наружностию на первого и что был человек грамотный, начетчик в священном писании; последнее обстоятельство и заставляло догадываться, что он был из духовного звания; так, летописец говорит: «Все воры, которые назывались царским именем, известны были многим людям, откуда который взялся; но этого вора, который назвался расстригиным именем, отнюдь никто не знал, не ведомо, откуда взялся; многие догадывались, что он был не из служилых людей, думали, что он или попов сын, или церковный дьячок, потому что знал весь круг церковный». Что же касается до его нравственного характера, то уже можно догадаться, каков мог быть человек, сознательно принявший на себя роль самозванца, и потому мы не имеем права предполагать сильное преувеличение в тех известиях чужеземных, следовательно, беспристрастных, которые называют его безбожным, грубым, жестоким, коварным, развратным, составленным из преступлений всякого рода, недостойным носить имя даже и ложного государя. Мы должны прибавить только, что, как видно из его поступков, это был человек, умевший освоиться с своим положением и пользоваться обстоятельствами. |
| Первое печатное издание служебных миней было предпринято в Москве, при патриархе Гермогене, и в 1607 году вышла из царской друкарни сентябрьская книга миней месячных. Как видно из предисловия, предварительно печатания, патриарх соборне свидетельствовал «вселетное обхождение (круг) книг дванадесять месяцев миней». Поводом к этому пересмотру послужило то, что «от многих лет книги сия, егда от греческаго языка на словенский преложены быша» подверглись порче от переводчиков и переписчиков, вследствие чего появились изводы весьма неудовлетворительные, в которых многое было изронено, смешано и погрешено 3 . Но какими пособиями пользовались при этом соборном свидетельствовании миней, и как вообще велось дело их пересмотра, остается неизвестным. Видно только, что исправители не имели под руками греческих списков, а обходились одними славянскими. Второе, третье и следующия издания, кончая после-никоновским 1666–1667 года, были ведены на техъ-же условиях и повторяют, с небольшими изменениями, высказанное в послесловии к первому их изданию. Так продолжалось до патриаршества при котором, вместе с систематическою справою устава и других служебных книг, было предпринято первое просмотренное и исправленное по греческим образцам издание миней служебных. Это издание было связано с уставом 1682 г. самым тесным образом и составляет эпоху в истории текста наших месячных миней. Оно было задумано в широких размерах и передано особой коммиссии справщиков, во главе которых стоял уже известный нам старец Евфимий. Это было в 191 году. Но его труд, как мы видели, вышел неудачным и подвергся запрещению, навлекши на главнаго редактора царскую немилость и удаление от должности справщика. (Приб. к Тв. Св. От. 1883 г. кн. IV 534, 535). Минеи, правленныя Евфимием, вышли в составе трех месяцев, от сентября по ноябрь, в 198 г. ранее июня, потому что царский указ, которым это издание было остановлено и запрещено, состоялся 1 июня 198 года. Несколько месяцев спустя, именно 11 декабря тогоже года, было приступлено к новому их изданию 4 , которое окончилось печатанием и вышло в свет 200 года сентября в 30 день. (Ibid 573). |
| Правильнее объяснить это возвышение «умного и способного», да еще и благочестивого Иова добрыми его качествами, которые сделали его заметным среди окружающих. На него обратил внимание еще Иван Грозный, приехав в первый раз в Старицу в 1556 году. Именно по воле Ивана Грозного игумен Иов был переведен в Москву, чем и началось его возвышение. А царь Федор настолько любил и уважал патриарха Иова, что назначил его своим душеприказчиком, наравне со своим двоюродным братом Федором Никитичем Романовым и шурином Борисом Годуновым. Кроме того, избрание Иова в патриархи производилось не единоличным распоряжением, а по жребию из трех лиц, намеченных Собором епископов. Что же касается «услуги», оказанной патриархом Годунову при избрании его на царство, то, безусловно, слово патриарха имело большой вес на Соборе, избравшем Бориса. Но в то время обстоятельства сложились так, что за Годунова подавал голос не только искренне преданный ему патриарх, но и многие недружелюбно настроенные к нему бояре. Не из кого было выбирать. Да и история правления Ивана Грозного и предшествовавших ему царей и князей приводила к мысли, что невозможно искать царя, безупречного в нравственном отношении, – лишь бы государство умел в руках держать. А у Годунова как раз был такой опыт, а когда он хотел, то и личное обаяние. Против патриарха Иова выдвигают и еще одно обвинение – что он не обличал жестокости Бориса Годунова по отношению к невинным, как обличали Ивана Грозного святители Филипп и Герман. Возможно, что его в этом случае в какой-то мере сдерживал страх за себя, ведь и святые не без немощей. Но с такой же вероятностью можно объяснить его поведение его характером: он никогда никого не обличал и не оскорблял, не мог публично обличить и Бориса, которого любил. Когда же произошло то, что в его глазах являлось беспримерным злом, грозившим существованию Руси, когда в Польше появился Лжедмитрий, патриарх Иов не молчал. По всему государству рассылались грамоты за его подписью, в которых он уверял, что это не Дмитрий, а Отрепьев: по его распоряжению состоялся обряд проклятия самозванца. «Я давал вам страшную на себя клятву в удостоверение, что он самозванец; вы не хотели мне верить, – писал он в 1607 году в грамоте на всенародное покаяние, – и сделалось то, чему нет примера ни в священной, ни в светской истории». |
| 193 ...тевризского царя салтана... – Включение в титул султана именования «тевризский» никак не отнести ко временам Ивана IV, ибо Тевризом турки завладели только в 1590 г. Однако такое титулование существенно для датировки составления самой «Переписки», поскольку в 1607 г. персидский шах Абас уже отвоевал Тевриз у султана Ахмета I (1603–1617 гг.), известие о чем не могло вскоре же не достигнуть Посольского приказа. Но ни в правление Годунова, ни, тем более, в годы Смуты Москва не нагнетала напряженности в русско-турецких отношениях, а в 1614 г. даже рассчитывала на союз с Турцией против Польши. Иное дело – середина первого десятилетия века, когда московский «цесарь, император и непобедимый» царь (пусть лже-Дмитрий, но Иоаннович), тайно принявший католичество и обязавшийся перед папой участвовать в крестовой походе против турок, сосредоточил свои заботы на подготовке этого авантюрного похода и устраивал маневры русскому войску. Тогда-то подобный памфлет вполне мог служить идеологическому обеспечению антитурецкой военной акции, прикрывая ее (в православной стране) ореолом защиты православия. 194 ...якоже есть вторый Манамах... – Согласно государственной теории, изложенной в «Сказании о князьях Владимирских», Киевский князь Владимир Всеволодович после удачного похода на Византию получил от Греческого царя Константина Мономаха царские регалии, которыми венчался, и право называться Мономахом. В 1547 г. Мономаховой шапкой венчался на царство и Иван IV. 201 ...приидоша... в поклисарстве твои неволныи повелители... И по моему царьскому приказу... посолство с моим конюшим болярином было о выходной к тебе моей казне и о оброцех. – Прием обратной, перевернутой инвективы, подхватывающей выпад оппонента и издевательски возвращающей его (ср.выше). 204 Да и потому, что ты неволный обдержатель и посаженный градарь и послушатель, уподобися наемнику: како ти цареградцы повелят, тако и творишь... – Ср. с подлинным посланием Грозного Сигизмунду II: «А ты по делу не волен еси, что еси посаженный государь, а не вотчинный: како тебя захотели паны твои, так тебе в жалованье государство и дали». |
| Большая часть означенного числа рукописей, именно 147 на греческом языке; за тем 143 рукописи на грузинском, 177 – на арабском, персидском и турецком, 50 – на сирском и несколько рукописей – на эфиопском, валашском и славянском языках. Такой состав и такое число рукописей патриаршей библиотеки образовались постепенно, и собрание их началось издавна. Особенную ревность и заботливость о собрании и сохранении рукописей имели Иерусалимские патриархи: Дорофей I (1534), Герман (1579), Софроний (1607), Нектарий, Досифей, Хрисанф, Мелетий и Парфений; также некоторые игумены Палестинских монастырей, протосинкеллы и другие из клириков Иерусалимской церкви. Из патриархов Досифей издал даже и постановление о патриаршей библиотеке; а патриарх Хрисанф, по фамилии Нотара, позаботился о том же и в отношении к той её части, которая находилась в Константинополе на подворье. Архимандрит же Кирилл Афанасиадис сделал свод всех тех постановлений о библиотеках Иерусалимской патриархии, которые изданы были Иерусалимскими патриархами до Дорофея. Число рукописей увеличивалось и благодаря пожертвованиям. Но и число рукописей в настоящее время было бы больше и достоинство многих из них было бы выше, если бы не было злоупотреблений в пользовании ими со стороны разных лиц, часто не имевших никакого понятия об их значении. Многие, часто весьма важные рукописи продаваемы были, иногда за бесценок, листы рукописей нередко употребляемы были на совершенно иные цели, древние в отношении к почерку страницы рукописей исписывались позднейшими начертаниями (палимпсесты), и под. Конечно, многое погибло или испортилось также от времени, от сырости, от набегов сарацин, турок, крестоносцев в т. д. Поэтому нельзя не воздать благодарности и чести лицу, которому пришла на ум благая мысль – не только сохранить в памяти потомства то, что имеется рукописного в Иерусалимской патриаршей библиотеке, но и дать обильную пищу учёной любознательности чрез обстоятельное описание всех рукописей этой библиотеки. До последнего времени мы имели лишь некоторые сведения об этой библиотеке, о её рукописях, при том главным образом в сообщениях иностранных западных писателей и учёных, по большей части только мимоходом касавшихся самих рукописей. |
| Вот свидетельства об этом предмете. Так, в наказе о суде и расправе в Заонежских погостах (1598 – 1605 гг.) мы видим, что крестьянам по-прежнему предоставлялось выбирать старост и целовальников и что старосты и целовальники по-прежнему участвовали в суде. В наказе сказано: «А того Кондратью беречи накрепко, чтобы в тех погостех старосты и целовальники годы по два и по три не были, и заговором старосты и целовальники не ставилися; а выбирали б старост и целовальников все крестьяне... А в суде велети с собою быти тех погостов старостам и целовальникам и волостным лучшим людем, человекам пятма или шестма» (ААЭ. Т. II. 30). Или в царской грамоте о вотчинах Троицкого монастыря сказано: «Быти у них в их монастырских селех и деревнях, для татинных и разбойных дел, их приказчику губному и губным целовальником и дьячку из волостных крестьян, лихих людей татей и разбойников сыскивати самим меж себя, и на разбойников и на татей им тюрмы делати, и в тюрмах сидельцов беречи им же крестьянам велено, а исцем с разбойники и оговорными людьми велено управу чинити им же по нашему указу» (ААЭ. Т. II. 19). В этой же грамоте сказано, что губные целовальники вообще по уездам узаконяется выбирать из крестьян помещичьих и вотчинничьих по раскладке с сох: «Указали есмя в тех городах быти губным целовальником и дьячком и сторожем, и палачем и биричем, да и денежные доходы с сох сбирати губным же целовальником, и быти им у тех дел переменяясь по годам. А имати в целовальники крестьян с сох, с патриарших и с митрополичих и со архиепископских и епископских и с боярских, с окольничих и с дворянских... со всех земель, опричь посадов и наших дворцовых сел. А первое велено имати с больших поместий и вотчин, а после того с середних, а затем имати с меньших, смечая в них земли против больших поместий и вотчин». Или в царской грамоте 1607 года предоставляется крестьянам Зюздинской волости не тянуть судом и данью к Кайгородку, а судиться своими выборными судьями. В грамоте государь писал к Пермскому наместнику: «А в судьи для их волостного дела, Зюздинского погоста крестьянам велел бы еси выбрати у себя в погосте человека добра, кого они меж себя излюбят и выбор за выборных людей руками дадут, и к нашему крестному целованью привел как и иных судеек» (ААЭ. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла МАМОНИЧИ Семья книгоиздателей, внесших значительный вклад в развитие кириллического книгопечатания в Литовском великом княжестве (ВКЛ) в посл. четв. XVI - 1-й четв. XVII в. Издателями являлись двое из 3 сыновей преуспевающего виленского купца И. Мамонича (среди прочего торговавшего книгами) - Лука (Лукаш) Иванович († 1606) и Кузьма Иванович († 1607). Братья занимали важные гос. должности: Кузьма в 1577, 1583, 1595 и 1601 гг. избирался виленским бурмистром; Лука был назначен старостой г. Дисна, в 1585 г. занял пост скарбного (казначея) ВКЛ. К маю 1574 г. они создали в своем доме в Вильно «Друкарню Мамоничов» («Друкарню дому Мамоничов»), просуществовавшую дольше, чем др. частные типографии в Юго-Зап. Руси,- почти 50 лет (с перерывами). В 1574-1623 гг. вышло из печати ок. 85 изданий, среди к-рых - богослужебные и библейские книги, офиц. документы, законодательные акты, учебные пособия и др. Типография М. объединила вокруг себя православных меценатов из Вильно (братья Иван и Зиновий Семеновичи-Зарецкие и др.) и др. мест (князья Константин Константинович Острожский и А. М. Курбский ). В деятельности типографии М. выделяют 3 этапа. На 1-м этапе (1574-1576) в типографии М. трудился приехавший в Литву из Москвы печатник Петр Мстиславец . Подготовленные им книги: Евангелие (30 марта 1575), Псалтирь (16 янв. 1576), Часовник (1574-1576) - по достоинству орнамента, гравюр, по качеству бумаги, по уровню набора превосходят все последующие издания М. Шрифт Мстиславца красив и четок, ориентирован на литургический полуустав московских рукописей. Впосл. отлитый Мстиславцем шрифт копировали везде, где печатались напрестольные Евангелия. В послесловиях к указанным изданиям Мстиславец благодарил своих покровителей М., которые во всем «изобильно его довольствовали». На 1-м этапе типография М. не испытывала давления со стороны правительства. Однако вступление в 1576 г. на польск. престол ревностного католика Стефана Батория побудило М., не желавших рисковать своим положением, остановить книгопечатание и расстаться с Мстиславцем, к-рый обратился в связи с этим в суд. М. были присуждены изданные книги, Мстиславцу - типографское оборудование и денежная компенсация. Однако решение суда исполнено не было, и в течение неск. лет типография М. стояла опечатанной. |
|
|
