| Может показаться преувеличенным это место летописи. Но оно вполне подтверждается пространными свидетельствами и митр. Илариона, и мниха Иакова. «Кто исповесть», восклицает митр. Иларион, «многия твоя нощныя милости и дневныя щедроты, яже к убогим творяще, к сирым же и к болящим, к должным и вдовам и ко всем требующим милости! Слышал бо глагол Господень... не до слышания стави глаголанное, но делом сконча слышанное, просящим подавая, нагия одевая, жадныя и алчныя насыщая, боляшим всякое утешение посылая, должныя искупая, работныя освобождая. Твоя бо щедроты и милостыня и ныне в человецех поминаемы суть». Живописуя неслыханное и невиданное милосердие князя, митр. Иларион восклицает: «Радуйся, учитель наш и наставник благоверия! Ты был облачен правдою, препоясан крепостию, венчан смыслом и украшен милостынею, как гривною и утварью златою. Ибо ты, честная главо, был одеждою нагим, ты был питателем алчущих, был прохладою для жаждущих, ты был помощником вдовицам, ты был успокоителем странников, ты был покровом не имеющим крова. Ты был заступником обижаемых, обогатителем убогих». Илариону вторит мних Иаков: «Боле всего бяше милостыню творя князь Володимер. Иже немощнии и стареи не можаху доити княжа двора и потребу взяти, то в двор им посылаше. Немощным и старым всяку потребу блаженный князь Володимер даяше. И не могу сказати многие его милостыня. Не токмо в дому своем милостыню творяше, но и по всему граду, не в Киеве едином, но по всей земли русской: — и в градех и в селех, везде милостыню товоряше, нагия одевая, алчныя кормя и жадныя напояя, странныя покоя милостию, нищая и сироты и вдовицы и слепые и хромые и трудоватыя — вся милуя и одевая и накормя и напояя». Мы только еше начинаем пристально вглядываться в учительный образ отца нашей нации по плоти и по духу. Только начинаем разгадывать святые заветы русского Красного Солнышка. Святой князь потряс сердца современников и, что особенно знаменательно, сердца простого народа своей сказочной щедростью. Это явление не объясняется только темпераментом, но оно обращается к нам и своей духовной стороной. |
| Но сейчас указанный факт, приводимый бар. Розеном, ведет, по нашему мнению, к совершенно иному заключению. Если бы Херсонес был взят в июне или начале июля, то к октябрю не только могло, но и должно было бы совершиться новое превращение Владимира в союзника имиераторов и даже близкого родственника, в таком случае амнистия Склира, осыпанного притом милостями, была бы не особенно понятной. Но эта уступчивость по отношению к бунтовщику представляется совершенно в ином свете, если допустить, что в октябре осада Корсуни продолжалась, причем не трудно было угадать исход её, а затем оставалось неизвестным, не будет ли грозить опасный враг и самому Константинополю; в виду такой опасности, вполне возможной, императору Василию и нужно было примириться по крайней мере с домашними недругами, чтобы иметь больше возможности противостать внешним врагам 124 . Не потому ли именно инициатива примирения со Склиром принадлежала самому Василию?.. Словом, указанный факт – прощение бунтовщика Варды Склира в октябре 989 г. – с большой вероятностью говорит за то, что к этому месяцу между киевским князем и византийским двором не установились те добрые отношения, которые были ближайшим результатом завоевания Херсонеса русскими. Крайним пределом этого события можно считать, таким образом, последние месяцы 989 года. Итак, рассмотрев единственное свидетельство современника крещению Руси, мы должны прийти к тому выводу, что Корсунь была взята в 989 г. несомненно позднее апреля, а всего вероятнее, что в конце этого года; след., наша летопись ошибается относительно времени похода на Херсонес, и совершенно прав мних Иаков, когда говорит, что Владимир, лично крестившийся в 987, «на третье лето (по крещении, т. е. в 989 г.) Корсунь город взя». Вытекающее отсюда дальнейшее следствие очень понятно. По согласному свидетельству русских источников, Владимир женился на Анне в Херсонесе и, возвратившись отсюда в Киев, приступил к крещению народа. Понятно, что последнее событие не могло случиться ранее следующего за Корсунским походом года; а так как к общему крещению киевлян всего удобнее было приступить в теплое, летнее время, то, следует думать, крещение это и совершилось детом 990 года. |
| Мало этого. У греческих писателей мы не находим никаких известий ни о крещении Владимира 107 , ни о крещении Руси; они лишь упоминают, и то мимоходом и вскользь, о некоторых событиях (отчасти, впрочем, известных и из «похвалы Володимеру» мниха Иакова и летописи), непосредственно связанных с крещением русского народа. Таковы события «группирующиеся около бунта Варды Фоки»: 1) Заключение договора между киевским князем и византийским двором; 2) Отправление из Киева военной помощи императорам против бунтовщиков; 3) Женитьба Владимира на Анне, и, наконец, 4) как отдельно стоящее событие – взятие Корсуни русскими. Нужно, следоват., рассмотреть, что дают греческие источники для определения времени этих событий, и какие выводы следуют отсюда по отношению к русским свидетельствам, тогда-то и можно было бы уяснить хронологию начала христианской эры в нашем отечестве. Современник св. Владимира Лев карийский в своей истории, законченной 989 г., проходит молчанием первые три указанные нами события. Он говорит о бунте Варды Фоки, но не упоминает ни о помощи, оказанной Владимиром византийским императорам в борьбе с бунтовщиками, ни о браке киевского князя с царевной Анной. Конечно, это бесспорные исторические факты и остается не вполне понятным, почему Лев дьякон совершенно опустил их в своем рассказе и тем лишил нас возможности уяснить такие события, по которым не трудно было бы установить точно время крещения Владимира и Киева. О причинах такого пропуска теперь могут быть только догадки и предположения, от которых решение поставленного нами хронологического вопроса не может подвинуться вперед. Умолчав об участии русских в деле Варды Фоки, Лев диакон упоминает лишь о взятии русскими Херсонеса Таврического 108 . Замечательно, что об этом событии кроме Льва не говорит ни один греческий, ни один арабский историк и в данном случае свидетельство современника стоит одиноко, но оно несомненно важно. Мы знаем, что русские исторические памятники (летопись и мних Иаков) вполне согласны между собою в том, что непосредственно после взятия Корсуни Владимиром было приступлено к крещению всего русского народа, а по летописи крестился и сам равноапостольный князь. Итак, если Лев диакон даст нам возможность определить время завоевания русскими Херсонеса, то этим укажет если не самый главный, то один из главных хронологических пунктов начальной истории христианства в нашем отечестве. Впрочем, Льву не достает здесь той точности и определенности, которая была бы вполне естественна у современника. |
| (по поводу предстоящего 900-летнего юбилея) I II III IV «Бог праведен просвети сердце князю рускыя земли Володимеру приати святое крещение... И вси людие рускыя земли познаша Бога!.. Возрадовашажеся Ангельстии чини, ныне радуються вернии». Мних Иаков. В самом непродолжительном времени в нашем отечестве совершится великое и знаменательное торжество в воспоминание приснопамятного события – крещения земли русской и равноапостольного князя её св. Владимира. Истекает уже девятое столетие с того величайшего исторического момента, когда Премудрому и Всеблагому Промыслу благоугодно было озарить наше дорогое отечество светом христианства и причислить великую русскую землю к православной восточной церкви. Такое знаменательное событие конечно должно быть вечно памятным для каждого истинно-русского, истинно-православного человека и нужно ли говорить о том, что на нас лежит обязанность достойно почтить приближающийся юбилей, отпраздновать его торжественно, как начало нашего возрождения к новой жизни под сенью св. православия, на котором, как на недвижимом камне, зиждется целость, несокрушимость и мощь России. Нет сомнения, – торжество будет вполне соответствовать величию воспоминаемого события, и многомиллионная Русь едиными устами возблагодарит Бога и св. князя Владимира, как своего просветителя, за его равноапостольный подвиг. И действительно, сколько нам известно, давно уже идут деятельные приготовления к предстоящему юбилейному торжеству, центрами которого будут Киев, мать городов русских, и Херсонес, как место крещения св. Владимира, по рассказам нашей начальной летописи. Если не ошибаемся, почин в деле устроения юбилейного празднества принадлежит славянскому благотворительному обществу. Еще в 1886 году, в своем заседании 23 марта, оно выработало программу праздника, который, без всякого сомнения, будет иметь исключительно церковный характер; еще тогда юбилейным годом назначен 1888, а днем празднования – 15 июля, когда совершается память равноапостольного князя Владимира, и в настоящее время, по распоряжению высшей духовной власти, указано то же число юбилейного торжества. |
| Без всякого сомнения, здесь разумеется тот корсунский поход св. Владимира, который летопись помещает под 988 г., а мних Иаков относит «на третье лето по крещении» князя, т. е. к 989 г. Понятно теперь, в пользу кого говорит свидетельство современника событию византийского историка. «Точный смысл слов Льва диакона, вполне подтверждаемый и разъясняемый хронологическими отметками (Яхъи и) Ал-Макина, подрывает, можно сказать, в корне авторитет русского летописного сказания, ниспровергает окончательно и в самом основании все его построение» 117 . Таково заключение, к которому всего естественнее прийти из рассмотрения свидетельства Льва карийского и к которому действительно приходят серьезные ученые – Васильевский 118 , бар. Розен, Ф. И. Успенский и друг. 119 . К удивлению, Е. Е. Голубинский решительно не воспользовался свидетельством Льва диакона, для установления более точной хронологии событий начала христианства в нашем отечестве. Он признает это свидетельство неопределенным и неясным, но упускает из виду разъяснение его на основании известий арабских историков, – разъяснение, делающее слова диакона Льва свидетельством первостепенной важности и точно определенным. Почему ученый историк поступает так, потому ли, что считает ненадежным и неверным объяснение Льва карийского (что нужно было указать и доказать), или по каким-нибудь другим причинам, – неизвестно. В своей хронологии, вместо свидетельства современника, проф. Голубинский опирается на позднейших греческих писателей – Кедрина и Зонару, понимает их слова, как увидим ниже, слишком буквально и, сопоставив эти известия с известиями мниха Иакова, приходит к тому выводу, что Корсунь была взята до апреля 989 г. 120 , что нужно признать неверным, при сравнении со свидетельством Льва диакона, разъясненным и проверенным показаниями арабов. К чему на самом деле приводит проф. Голубинского буквальное понимание слов Кедрина и Зонары и насколько состоятельна его хронология, – увидим несколько ниже. Этим вторым крайним пределом служит день появления кометы, предвещающей страшное землетрясение, т. |
| В чем необычность дел св. Владимира? M. Иларион так похваляет его: «Радуйся учитель наш и наставник благоверия! Ты был облечен правдой, препоясан крепостью, венчан смыслом и украшен милостыней, как гривной и утварью златой. Ибо ты, честная глава, был одеждой нагим, ты был питателем алчущих, был прохладой для жаждущих, ты был помощником вдовицам, ты был успокоителем странников, ты был покровом не имеющим крова, ты был заступником обидимых, обогатителем убогих». Слова эти могли бы показаться и просто похвальной риторикой, если бы не углублялись и не освещались другими данными. Характерно и тут поставление «милостыни» или филантропии св. князя в ряду его княжеских, а не просто личных добродетелей: «правды и крепости». A филантропия уподобляется княжеским регалиям – гривнам и эмблемам, украшающим грудь властителя и выражающим идеальные задачи его служения, по нынешнему – его правительственную программу. Действительно то, о чем говорит летопись, – не личная только благотворительность князя. Это социальная помощь в государственном масштабе. «Повеле», читаем в летописи: «всякому нищему и убогому прходите на двор княжь и взимати всяку потребу – питье и яденье и от стотьниць кунами» (т.е. из казначейства денежную пенсию). «Устрой же и се рек: «яко исмощнии и больнии не могут долести двора моего» – повеле пристроити кола и вскладище хлебы, мяса, рыбы, овощь разноличный, мед в бчелках, а в друтыл квас, возити по городу, вопрошающим, где больний и нищ, не могы ходити? Тем раздаваху на потребу». Чтобы не оставалось у нас сомнения, что эта княжеская филантропия не ограничивалась столицей или пределами дворцовых имений, мних Иаков, касаясь этого вопроса, определенно поясняет, что св. Владимир установил это как систему решительно во всем государстве до деревенских захолустьев включительно. «Боле всего бяше милостыню творя князь Володимер: иже немощнии и стареи не можаху дойти княжа двора и потребу взяти, то в двор им посылаше; немощным и старым всяку потребу блаженный князь Володимер даяше. И не могу сказати многия его милостыня; не токмо в дому своему милостыню творяше, но и по всему граду, не в Киеве едином но и по всей земле Русской, и в градех и в селех, везде милостыню творяше, нагия одевая, алчныя кормя и жадныя напаяя, странныя покоя милостию; нищая и сироты и вдовицы и слепыя и хромыя и трудоватыя вся милуя и одевая и накормя и напаяя». |
| Карамз. 1. Прим. 463 (148); Собр. р. лет. 2. 258 (228). Дитмар, как известно, говорит противное, утверждая, будто Владимир и по крещении своем продолжал предаваться прежним своим порокам (Chronic. Lib. VII. 52 (406); Карамз. 1. 492 (148)). Но свидетельство Дитмара не заслуживает доверия: 1) он писал о Владимире только по слухам, и притом по слухам от таких людей, с которыми наш князь не раз вел войну и которые, естественно, смотрели на него неприязненно; 2) Дитмар порицает Владимира, увлекаясь и личным чувством неприязни к нему, как показывает весь состав его речи: будучи сам римско-католическим епископом, он приходит в негодование от того, что Владимир заключил в темницу такого же епископа Рейберна за его различные происки, где этот мнимый святой и скончался. Впрочем, 3) и Дитмар замечает, что Владимир очистился от своих грехов под конец своей жизни. Так смотрят на свидетельство Дитмара о нашем равноапостоле даже римские писатели (Stillingi Dissert, de convers. et fide Russorum. § IV. 43—46 in Act. SS. Septemb. T. 2. P. XI, XII (402); Assemani. Kalend. eccles. univ. T. 4. Part. 1. Cap. 3. 24. P. 53—55 (331)). П. собр. р. лет. 1. 54 (228); мних Иаков в прилож. 1; Иларион. в Приб. к Тв. св. отц. 2. 276 (133). И далее: «Ты, честная главо, был одеждою нагим, ты был питателем алчущих, ты был прохладою для жаждущих, ты был помощником вдовицам, ты был успокоением странников, ты был покровом не имеющих крова, ты был заступником обижаемых, обогатителем убогих» (с. 280). П. собр. р. лет. 1. 56 (228). «Дивно есть се, колико добра створил Русьтей земли, крестив ю», – восклицает летописец (1. 57). Снес.: Иларион. в Приб. к тв. св. отц. 2. 277, 280 (133). П. собр. р. лет. 1. 65—66 (228); Иларион. в Приб. к Твор. св. отц. 2. 279 (133). Карамз. 2. Прим. 34 (148); Востоков. Опис. рук. Рум. муз. 598 (88). Впрочем, есть сказание, что еще прежде Ирины постриглась в инокини Рогнеда, одна из бывших жен Владимира (Собр. р. лет. 2. 258 (228); Карамз. 1. Прим. 462 (148); Щербатов. Истор. росс. 1. 273 (326)). |
| Соболевский указывает на Яхъю, рассказ которого профессор считает очень неопределенным; но Яхъя о взятии Корсуни не говорит, а брак Владимира с Анною ставит „впоследствии» по отношению к договору о помощи и, без сомнения, позднее 988 года. Наконец, Кедрин и Зонара!.. Но если бы их известия и находились в противоречии с известием Льва диакона, то мы все-таки без колебания доверились бы второму, нежели первым двум, помня указанное выше правило для оценки исторических свидетельств... Притом же, с точки зрения проф. Соболевского, решительно излишне противопоставлять Льву диакону другие авторитеты. Где они? Мних Иаков, по Соболевскому, писатель не древний и мало заслуживающий веры. Автор „Сказания» – писатель несамостоятельный. Преп. Нестор только мимоходом говорит о Владимире, и его заметка не имеет права на доверие. Яхъя настолько не точен, что его известия приходится дополнять из Кедрина и Зонары. Да и сам Лев диакон – писатель „неважный», заслуживающий из снисхождения только „некоторого внимания». Так, по возможности, унижены проф. Соболевским все более важные источники для определения времени крещения св. Владимира и Руси. Единственно авторитетными источником должна быть признана летопись. Но, к удивлению, проф. Соболевский, порицающий г. Завитневича за то, что он „не захотел воспользоваться» этим источником, сам не обнаруживает полного доверия к нему и, как мы знаем, признает некоторые показания его не вполне правильными и требующими критического отношения к ним, и замечательно, что неточность летописной хронологии признается профессором в вопросе очень важном о времени крещения киевлян, т. е. там, где больше всего и должно было обнаружиться доверие к летописи. Если же единственный и последний источник для определения времени крещения св. Владимира и Руси не отличается полною авторитетностью и достоверностью, а для проверки его не имеется твердых данных, то, что же осталось? Беспредельная область догадок и предположений, не имеющих под собою уже фактической почвы, произвольное понимание исторических памятников, тонкие филологические изыскания... Подобное отношение к историческим свидетельствам, как естественно, отразилось неблагоприятно и на исследовании проф. Соболевского. Вместо объективного исторического исследования создался личный взгляд профессора, – взгляд притом же не отличающийся устойчивостью и определенностью, так что по вопросу о времени крещения киевлян, по мнению Соболевского, можно думать и так и иначе, а в существе дела неизвестно как. |
| Ее автор несомненно имел под руками какие-то древние записи IX–X вв. Они дали ему, кроме множества фактических подробностей, дату смерти Ольги, дату смерти Владимира, две даты прихода на Русь „в первый раз“ печенегов, дату смерти Мальфреди, Изяслава Владимировича, царицы Анны. Они должны были заключать в себе также дату события такой важности, как крещение Владимира, на которое не могли не обратить внимания современники, и которое должно было быть записанным и описанным, если были записаны другие сравнительно маловажные события 149 . Летопись воспроизводит древние записи IX–X вв.; она сообщает множество фактических подробностей, – вот основание для того, чтобы отдать предпочтение ей преимущественно пред другими, указанными выше и, по возможности, оцененными памятниками древности. Не отрицаем справедливости первого замечания, что летописец пользовался древними записями (если не IX–X вв., то XI в.), хотя, ставши на точку зрения проф. Соболевского, могли бы выразить сожаление о том, что ничего не знаем ни о достоинстве этих записей, ни об умении летописца пользоваться ими (проф. Соболевский сам отмечает известие летописи о двух приходах печенегов на Русь в первый раз, „первое“ 150 . Совершенно неоспоримо второе замечание, что летопись передает множество фактических подробностей; наконец, невероятно, чтобы не сохранилось никаких известий, а, может быть, записанных заметок о крещении Владимира и Руси; но когда сравним показание летописи с показаниями источников, которым проф. Соболевский не доверяет, как более поздним и менее авторитетным, то увидим, что по точности указаний и по сообщению важных исторических данных летопись не только не превосходит выше отмеченные памятники, но и значительно уступает им. Соболевский указывает на то, что летопись дает нам дату смерти св. Ольги; а разве мних Иаков в своей „Похвале» не дает ее – этой даты – и притом более точно, чем летопись? Последняя помещает кончину св. княгини под 969 г. и выражается: „по трех днех умре Олга“ 151 , но от какого числа нужно считать эти три дня решительно неясно, по всей вероятности от разговора Святослава с матерью о том, что ему не любо жить в Киеве, но, на основании летописи, нет возможности даже и приблизительно определить время этой беседы Ольги с своим сыном. |
| Отсюда – и соответствующие заботы для достижения означенной цели. Что воспитание Святослава было под особенным контролем, указание на это находится и в летописи, где читается: «Вольга же бяше в Киеве с сыном своим с детьском Святославом, и кормилец его Асмуд, и воевода бе Свенелд». О Свенельде вы, Евгений Евсигнеевич, говорите, что «если он не был таким же внутренним христианином, как Игорь и Ольга, то во всяком случае необходимо думать, что он был не из врагов, а из более или менее решительных друзей христианства». Почему «необходимо думать»? То обстоятельство, что Свенельд, будучи в последние годы княжения Игоря воеводою, в этом же звании пребывал и в течении всей жизни Святослава, отнюдь этого не подтверждает. Правда, Святослав не воздвигал «настоящего гонения» на христиан, но гонение нравственное было несомненно: «аще кто хотяше креститися, не броняху, но ругахуся тому», т. е, христиане в глазах сего князя были как бы в презрении. А при таком положении, едва ли могло найтись много охотников из христиан, даже из лиц, расположенных к христианству, которые горели бы желанием состоять на службе у Святослава. В его договоре с Цимисхием (771 г.), в резкую противоположность договору Игоря (944 г.), о христианской дружине не слышим ни единого звука. Сказанное о дружине – с большим основанием должно быть прилагаемо к вождям сей дружины. Это первое. А затем, известное нам о Свенельде не говорит за то, чтобы он походил на Игоря: «отроци Свеньлъжи изоделися суть оружьем и порты, а мы (дружина Игорева) нази». Теперь о крещении св. Ольги. Мнение ваше, Евгений Евсигнеевич, о крещении Ольги не в Константинополе, а в Киеве считается в науке общепринятым. Возникают у меня сомнения и по данному вопросу. Наша летопись, мних Иаков, греческие летописцы Кедрин и Зонара, западный летописец – продолжатель Регинона (не говорим о следовавших сему последнему) все единогласно свидетельствуют, что Ольга крестилась в Константинополе. Основанием для вашего мнения служит тот факт, что Константин Порфирогенит в своем известном сочинении «Об обрядах или церемониях Византийского двора», описывая приемы Ольги, ни единым словом не дает знать, чтобы она приезжала в Константинополь для крещения и действительно там была крещена. |
|
|
