| В рассмотрении разностей перевода, в местах трудных и замечательных в филологическом и других отношениях, мы прибегаем к другим древним переводам Библии и отеческих творений, равно как и к прочим духовным памятникам славян. Именно, мы приводим параллельные места, встречающиеся в следующих памятниках древнеславянской и древнерусской письменности: в древних славянских списках Апостола 6 , Псалтыри 7 , книги Иисуса Навина 8 , книг богослужебных 9 , в глаголическом сборнике Клоца XI в. (Glagolita Clozianus) 10 , в Супрасльской рукописи XI в. 11 , в Фрейзингенских отрывках 12 , в Изборниках 1073 13 и 1076 гг. 14 , в XIII Словах Григория Богослова XI в. 15 , в Пандекте Аптиоха XI в. 16 в Огласительных поучениях Кирилла Иерусалимского по списку XII–XIII в. 17 , в сочинениях древнерусских церковных писателей: пресвитера Иллариона 18 , черноризца Иакова 19 , Кирилла епископа Туровского 20 и других памятниках русской и славянской письменности. Сличение евангельского текста с сими памятниками сколько может объяснять данные места, столько же и указывать на употребление в древности первоначального перевода. Только должно помнить, что в этих памятниках евангельский текст часто или вновь переводится, или же воспроизводится недословно, не буквально, на память. Оттого они не могут часто иметь решающей силы при определении текста древнейшего. Итак, в рассмотрении текста славянского перевода Евангелия по древнейшим оного спискам мы сначала отмечаем такие их отличия от нынешнего печатного текста – вариантах и переводе, которые общи всем спискам или по крайней мере большей их части и которые посему могут быть относимы к первоначальному славянскому переводу, и затем отмечаем частные или личные особенности списков, которые в большей части случаев с вероятностью могут быть рассматриваемы, как позднейшие исправления древнего перевода. Конечно, может случиться, что один какой либо список в данном месте вернее сохраняет древний перевод, чем все остальные списки, но такие случаи не часты. Древность чтения перевода, хотя бы оно не разделялось многими списками, доказывается рассмотрением внутреннего его качества и снесением с другими памятниками древней церковнославянской письменности. |
| В отделе разночтений помещаются – в соответствующих местах – также параллельные чтения, встречающиеся в следующих памятниках древнеславянской и древнерусской письменности: в древних славянских списках Апостола 2 , Псалтыри 3 , книги Иисуса Навина 4 , книг богослужебных 5 , в глаголическом сборнике Клоца XI в. (GJagolita Clozianus) 6 , в Супрасльской рукописи XI в. 7 , в Фрейзингенских отрывках 8 ,в Изборниках 1073 9 и 1076 гг. 10 , в XIII Словах Григория Богослова XI в. 11 , в Иандекте Антиоха XI в. 12 , в Огласительных поучениях Кирилла Иерусалимского по списку XII–XIII в. 13 , в сочинениях древнерусских церковных писателей: пресвитера Илариона 14 , черноризца Иакова 15 , Кирилла епископа Туровского 16 и других памятниках русской и славянской письменности. Тексты основных славянских списков Евангелия воспроизводятся совершенно точно, буква в букву, с соблюдением: а) древнеславянских начертаний , , , у, ы, , , , б) знаков надстрочных, титл и знаков препинания, какие употребляются в рукописях 17 . Так же палеографически точно приводятся и разночтения, только надстрочные знаки, по типографским соображениям, здесь не удержаны. В основных списках прописные буквы ставлю в начале глав и отдельных чтений. В Галичском четвероевангелии 1144 г. и пишется обыкновенно без точек, и только изредка встречаются . В конце строки вместо пишется сокращенно на верху ; при печатании ставлю . Отступления от текста рукописи допущены мною лишь в следующих случаях: 1) Пропущенные или недостающие за утратою ли соответствующих листов или по другим причинам в каком либо списке места и слова приводятся в скобках, по другим спискам той же редакции, причем об этих дополнениях каждый раз упоминается в примечаниях, с указанием списка, из которого они взяты. 2) Лишние слова также указываются в примечаниях. 3) Явно испорченные места и слова, очевидные ошибки и описки переписчиков исправляются на основании большинства лучших списков той же редакции, причем каждый раз эти ошибки и описки указываются в примечаниях. Обычное начало чтений в Мстиславовом Евангелии-апракосе: в оно врм в нашем издании опущено. Но другие, как то: рече гь своим оченикомъ, или: рече гь притъчю сию – удержаны. |
| Но, несмотря на хорошую изученность эпизода, в нем не все ясно. Зададимся вопросом: почему в этом сне являются не один корабль, а целых три? Вопрос только на первый взгляд кажется праздным. Сны, как известно, принадлежат сфере бессознательного, сложно и своеобразно преломляющего реальную действительность и переживания реагирующего на нее человека. Вполне возможно, что наше «толкование сновидений» окажется небесполезным для понимания художественного текста или его автора 80 . Припомним: видению Аввакума предшествует драматичный эпизод из жизни молодого священника. Егда еще был в попех, прииде ко мне исповедатися девица, многими грехами обременена, блудному делу и малакии всякой повинна; нача мне, плакашеся, подробну возвещати во церкви, пред Евангелием стоя. Аз же, треокаянный врач, сам разболелся, внутрь жгом огнем блудным, и горько мне бысть в той час; зажег три свещи и прилепил к налою, и возложил руку правую на пламя, и держал, дóндеже во мне угасло злое разжение. И, отпустя девицу, сложа с себя ризы, помоляся, пошел в дом свой зело скорбен. Время же яко полнощи, и пришед во свою избу, плакався перед образом Господним, яко и очи опухли, и моляся прилежно, да же отлучит мя Бог от детей духовных, понеже бремя тяшко, неудобь носимо. И падох на землю на лицы своем, рыдаше горце и забыхся, лежа; не вем, как плачю… 81 Историко-литературный и культурологический контекст описанной ситуации хорошо изучен в связи с рассмотрением генезиса сюжетно близкого эпизода повести Л. Н. Толстого «Отец Сергий» 82 . Среди агиографических источников его назывались соответствующие эпизоды Житий Иакова Постника (4 марта) и преподобного Мартиниана (13 февраля), а также проложный рассказ под 27 декабря «Слово о черноризце, его же блудница не прельстивши, умре». Вероятный источник всех трех текстов – сороковая новелла пятой главы Скитского патерика 83 . Указанные тексты – часть более широкого тематического круга агиографических рассказов о праведниках, победивших плотское искушение ценой нанесенного увечья, – деве Мастридии (25 ноября), мученике старце Философе (31 мая) 84 , целомудренном Зеноне-златокузнеце (Пролог, 7 октября) и многих других. Жест Аввакума, возлагающего руку на пламя свечи, дабы унять «огнь блудный», имеет потому «этикетное» значение, на что указывал А. М. Панченко 85 . |
| В отделе разночтений помещаются – в соответствующих местах – также параллельные чтения, встречающиеся в следующих памятниках древнеславянской и древнерусской письменности: в древних списках Евангелия, кирилловских – Остромировом 3 , Галичском 4 , Мстиславом 5 и глаголических – Ассеманиевом или Ватиканском 6 , Зографском 7 и Мариинском 8 , в древних списках Псалтири 9 , в глаголическом сборнике Клоца XI в. (Glagolita Clozianus) 10 , в Супрасльской рукописи XI в. 11 , в Фрейзингенских отрывках 12 , в Изборниках 1073 13 и 1076 гг. 14 , в XIII Словах Григория Богослова 15 , в Пандекте Антиоха XI в. 16 , в Огласительных поучениях Кирилла Иерусалимского по списку XII–XIII в. 17 , в сочинениях древнерусских церковных писателей: пресвитера Илариона 18 , черноризца Иакова 19 , Кирилла епископа Туровского 20 и других памятниках русской и славянской письменности. Тексты основных славянских списков Апостола воспроизводятся совершенно точно, буква в букву, с соблюдением: а) древнеславянских начертаний [%,%] [%, , оу, ы, , , %], б) знаков надстрочных, титлей и знаков препинания, какие употребляются в рукописях. Также палеографически точно приводятся и разночтения, только надстрочные знаки, по типографским соображениям, здесь не удержаны. В основных списках Апостола первых трех редакций я употребляю, согласно с большинством древних рукописей, один знак препинания – точку, а в конце отдельных чтений и глав – четвероточие. В основном списке четвертой редакции, Библия 1499 г. употребляется точка, запятая и точка с запятой, эти же знаки удержаны и в нашем издании. В Толковом Апостале 1220 г., основном списке первой редакции, апостольский текст раздроблен между толкованием по стихам и часто по отдельным словам. Знак препинания я ставлю там, где этого требуют другие древние списки и нынешний печатный текст. Прописные буквы ставлю в начале главы и отдельных апостольских чтениях. Отступление от текста рукописи допущены мною лишь в следующих случаях: 1. Пропущенные или недостающие за утратой соответствующих листов или по другим причинам в каком либо списке места и слова приводятся, в скобках, по другим спискам той же редакции, причем об этих дополнениях каждый раз упоминается в примечаниях, с указанием списка, из которого они взяты. |
| «Существенное достоинство изданий, подобных предлагаемым теперь «материалам», писал в своем отзыве официальный рецензент докторской диссертации Сергея Ивановича проф. А.И. Алмазов , «это – возможно безупречная верность оригиналу редактируемого текста. На наш взгляд даже самый характер опечаток, отмеченных у автора, так неизбежно присущих печатным изданиям, дает достаточное основание признать указываемую верность… Другим достоинством тех же изданий должно быть избрание возможно исправного и наиболее раннего оригинала для предназначенного к печатанию памятника. Это условие, возможно соблюсти только при широкой осведомленности относительно рукописей, содержащих издаваемый памятник. Последнее, несомненно, осуществлено автором. Для настоящего издания он изучил рукописи не только известных публичных библиотек и библиотек различных просветительных учреждений, но и в частных собраниях. Достигается поэтому и настоящее второе требование от издания памятников. Наконец, от изданий в рассматриваемом роде всегда желательно и то, чтобы издаваемый текст, по возможности, был освещен и со стороны его разночтений. Соблюдено проф. С.И. Смирновым и это тщательным приведением вариантов по известным ему рукописям. Все это показывает, что настоящее издание потребовало от автора долгих и деятельных исканий и такой же кропотливой работы» 3 . «Заметки» или комментарии к текстам, помещенные вслед за текстами, разрастаются иногда в самостоятельные и обширные по объему исследования. Таковы, на мой взгляд, наиболее выдающиеся по значению заметки об «Особой редакции Вопрошания Кирика» и об источниках Вопрошания, а также заметка о Послании Иакова Черноризца к ростовскому князю Дмитрию, в которой образцово исследованы вопросы и о личности писателя послания и о личности князя Дмитрия, и о времени написания памятника. В поисках за нужными ему текстами, сколько рукописей, сколько рукописных сборников Сергей Иванович должен был пересмотреть, сколько рукописного материала признать при этом для его целей непригодным! Производя разыскания текстов по библиотекам и древлехранилищам, Сергей Иванович сделался знатоком не только памятников древней покаянной письменности, но и памятников древнерусской письменности вообще. |
| В этой редакции «Повесть» помещена в лаврентьевской летописи 1377 г., которая продолжает первоначальную летопись, сосредоточиваясь на событиях, происходивших в северо-восточной Руси, в отличие от ипатьевской, древнейший список которой датируется началом 15 века, куда «Повесть временных лет» вошла в еще одной редакции – 1118 г. и где, несмотря на то, что эта летопись обнаружена в Костроме, продолжение «Повести», по преимуществу, относится к истории юго-западной Руси. «Повесть» помещена, также, в радзивилловском и московско-академическом сводах 15 века. Некоторые из источников «Повести» представляют собой отдельные сочинения, вроде «Чтения о житии и погублении блаженную страстотерпцю Борису и Глебу» Иакова Черноризца и, ему же приписываемое, житие святого князя Владимира. «Повесть», писавшаяся в монастырских стенах, отличается строго Христианским воззрением на историю, живым чувством действия промысла Божия во всем совершающемся. В народных бедствиях летописец видит воздаяние за грехи, которым Господь вразумляет правителей – князей, бояр – и простых людей, призывая их к покаянию и исправлению. Такое умонастроение характерно и для позднейших летописцев, в особенности, тех, кто был свидетелем татарского погрома Руси, обрушившегося на нее «по грехам нашим». Как это свойственно было средневековым писателям, летописцы излишне, с точки зрения критической историографии нового времени, доверяли народным преданиям и легендам, но там, где они рассказывали не о старине, а о событиях, самовидцами которых были сами, они обнаруживают исключительную добросовестность, избегая тенденциозных искажений или литературных преувеличений. Тенденциозность, связанная с ориентацией на политические интересы центральной власти или удельных князей, иногда, даже тех или иных группировок, партий, обнаруживается уже только в позднем летописании, не раньше 15 века. «Повесть временных лет» составила ядро позднейших летописей, причем, в одних она воспроизводится текстуально, с содержательно незначительными вариациями, а в других – только излагается с большей или меньшей полнотой. Летописи велись не только в Киеве, но и в других русских городах. Наибольшую важность среди них представляют новгородские летописи. Древнейший список новгородского летописного свода относится к 14 веку, но в составе «Софийского временника» сохранились фрагменты свода 13 столетия, который включал в себя записи, сделанные, по меньшей мере, уже в 11 веке. Новгородские летописи заметно отличаются от киевских не только содержанием, но и стилистически. В отличие от живописных и драматических рассказов из «Повести», они написаны лаконично, сухо, по-деловому, в протокольном стиле, отчасти, напоминающем исландские саги. |
| Антиномия русского характера: фатализм и «вольница» Часто бывает, что иностранцы или безмерно восхищаются терпением русских, или упрекают их в фатализме 100 . Лев Толстой не оспаривает этой характеристики, но объясняет ее даром природной мудрости, основанной на понимании того, что жизнь течет своим чередом и следует принимать ее, не оказывая ей бесполезного сопротивления. В своем романе Война и мир автор в качестве примера такой мудрости приводит фельдмаршала Кутузова, старого человека: он всего лишь спокойно созерцает ход событий 101 , будучи при этом одним из тех великих людей, «которые, постигая волю Провидения, подчиняют ей свою личную волю» 102 . Знаменитое «непротивление злу», которое проповедовал Толстой, проистекает скорее из этого национального свойства, чем из Евангельских текстов, которые он так любит цитировать. И он не был первым, провозглашавшим такое непротивление. Уже Послание Иакова-черноризца к князю Димитрию Борисовичу защищает такое отношение к жизни, которое во всем полагается на божественный Промысел, попускающий зло для нашего испытания 103 . Все знаменитые духовные писатели учат нас этому подчинению воле Божией, и с точки зрения современных мыслителей их увещевания как бы поощряют тот фатализм, который, согласно Николаю Федорову, является вершиной безнравственности 104 . А Бердяев даже утверждает, что называть Бога «Господом» есть проявление богословского рабства 105 . Эта полемическая фраза направлена против дурного истолкования божественного «господства», истолкования, восходящего еще к Михаилу Бакунину: «Если Бог существует, то у человека нет свободы, он – раб; но если человек может и должен быть свободен, то значит Бога нет» 106 . Но верно ли, что русские действительно такие «фаталисты»? Многие из них говорят прямо противоположное. Если исходить из представления Л. Толстого о русском народе, то он оказывается совсем не таким уж терпеливым и покорным. На самом деле «русская философия, литература и поэзия, – пишет Б. Вышеславцев , – всегда была и будет на стороне свободного мира» 107 . |
| В этом отношении важно для нас свидетельство, приведенное выше, об обычае устраивать в монастырях пиры, куда собирались мужчины и женщины, также вопрос черноризца Иакова митрополиту Иоанну, позволять ли на пирах целоваться с женщинами. Мономах в наставлении детям касается и отношений мужа к жене, он говорит: " Жен своих любите, но не давайте им власти над собою " . Но в каком отношении находилось это правило, извлеченное из известного послания апостольского, к обычаю, решить нельзя. Как христианские понятия содействовали возвышению женщины, показывает вопрос известного Кирика и ответ на него епископа Нифонта. Кирик спрашивает: " Если случится, что женский платок будет вшит в платье священническое, то можно ли священнику служить в этом платье? " Нифонт отвечает: " Можно! - разве женщина погана? " Что же касается вообще до состояния нравственности в описываемое время на Руси, то, принявши в соображение время, обстоятельства и состояние нравственности других европейско-христианских народов в описываемое же время, историк не может произнести очень строгого приговора древнему русскому обществу до тридцатых годов XIII века. В это время на первом плане видим княжеские усобицы, но много ли насильственных, кровавых поступков замечаем в этих усобицах? Убиение Ярополка Изяславича, ослепление Василька, братоубийство между рязанскими князьями, убиение Игоря Ольговича киевлянами, убиение Андрея Боголюбского приближенными к нему людьми, повешение Игоревичей галицкими боярами, ослепление (по всем вероятностям, мнимое) Ростиславичей во Владимире Залесском. Важное дело, когда князья постоянно толкуют, что они братья, и потому обязаны жить дружно, а не враждовать, защищать Русскую землю от врагов, а не проливать кровь христианскую в усобицах. Пусть нам скажут, что слова были в разладе с делом; мы ответим, что и слова имеют силу, когда беспрестанно повторяются с убеждением в их правде, когда их повторяют и сами князья, и духовенство, и народ, отказывающийся принимать участие в усобицах; если эти слова не могли прекратить усобиц, то по крайней мере могли смягчать их; важное дело, когда притесненный князь мог грозить притеснителю напоминанием, что поведение его похоже на поведение Святополка Окаянного; важное дело, когда князья ужасались и плакали об ослеплении Василька, говоря, что такого зла не бывало в Русской земле ни при дедах, ни при отцах их; очень важно, когда Изяслав Мстиславич жалуется на киевлян за убийство Игоря Ольговича, говоря, что ему теперь не уйти от нареканий. |
| Мое письмо было для Вас вином на раны, a Ваши письма были для меня елеем утешения; ибо из оных заметил я, что Вы совет мой выполнили, т. е. тяжкой грех свой исповедали отцу своему духовному, и приняли от него епитимию во исцеление своей души, и тем оказали послушливость свою Самому Христу Богу, рекшему: слушаяй вас, Мене слушает! чем премного Вы меня обрадовали, за что нижайше Вам кланяюсь. Простите и будьте благодушны и здоровы, чего от души желает Вам богомолец Ваш недостойный И. Антоний. 11 июня 1860 г. Письмо 269 Внимательно прочитывая письма Ваши, и видя в оных беспрерывное скорбение Ваше и горькие слезы, я с сердечною болезнию воображаю, что видно нелегко Вам, что так горько плачете? что почти вся жизнь проходит в одних огорчениях, и в печали? Хотя бы мне послал Господь такие горькие слезы, да плачу мою душу, юже зле погубих! Притом и я со своей стороны немало прибавляю Вам слез молчанием моим. Но когда бы я к другим не писал, то Вам может быть легче бы было переносить безмолвие мое? Но, кажется это не замедлить! Ибо я теперь не живу, a отживаю свой век! мне очень сожалительно, что Вы мало имеете усердие прочитывать внимательно Отеческие книги, тогда не пожелали бы ничьих писем читать. Но что делать, y каждого больного свой вкус; иному самая лучшая и питательная пища не нравится, a с нетерпением просит себе тертой редьки с квасом, a если откажут, то и плакать. Впрочем, ради Христа, простите Вы меня. 9 декабря 1861 г. Письмо 270 Святый угодниче Божий, и новый многоболезненный и многострадальный Иоанне, и возлюбленнейший о Господе брате мой! Мир ти! Возмогай, спасайся и радуйся о Господе! Читая письмо Ваше, и видя из него многое страдание Ваше, я хотя и болезновал сердцем моим о Вас, но купно и радовался мужеству Вашему, долготерпению и смирению, за которые Дух Святый устами св. апостола Иакова, брата Божия, блажит Вас, говоря: блажен муж, иже претерпит искушение; ибо получит он от Господа венец нетленный. A горе будет подобному мне иноку, погубившему терпение. Посему, любимиче мой, не унывай, но на Бога уповай, ибо всему будет свой конец. Как по лютой и хладной зиме и трескучим морозам приходит приятная и отрадная весна с летом красным, так и по скорби твоей настанут дни отрадные и радостные, и смиренная твоя душа забудет все минувшее горе за радость, и меня грешного вспомнит, что я правду ей сказал. Убогий и недостойный черноризец Антоний. 12 января 1853 г. Письмо 271 |
| Год, в который было написано послание Иакова, был годом начавшейся борьбы между ростовскими князьями. Князь Андрей испросил себе в Орде ярлык на великое княжение и с разными «коромольники» пошел с татарской ратью на Дмитрия Борисовича. К татарской рати Андрея присоединились Константин Ростовский и другие. Вся земля от Мурома и до Торжка подверглась страшному опустошению: «...множьство безчислено христианъ полониша, по селомъ скотъ и кони и жита пограбиша, выскающе двери у хоромовъ; и бяше великъ страхъ и трепетъ на христианскомъ род» (Симеоновская летопись). Черноризец Иаков уговаривает Дмитрия Борисовича проявлять любовь к ближнему, причем указывает, что сейчас «род ратен». И действительно, ссора с братьями угрожала перейти в огромное военное столкновение: Дмитрий Борисович стал в Ростове «наряжать полки» и «город весь замяте», но вскоре «замирился». Воздействие литературы на общественную и политическую жизнь всегда трудно учитываемое. Но можно все-таки предполагать, что оно было немалым и в Древней Руси вообще, и особенно в тяжелейшие годы монголо-татарского ига. Осуждения в письменных произведениях страшились, похвал добивались. Значение литературы в исторической жизни русского народа становилось все выше, а ее отрезвляющий моральный голос звучал все увереннее. Если можно говорить об идеологической направленности литературного стиля, то теперь эта направленность приобретала все более четкие очертания. Стиль монументального историзма, который раньше заставлял читателей подниматься над суетностью повседневной жизни, видеть жизнь с высот общечеловеческой истории и как бы с птичьего полета, теперь в эпоху нашествия и начавшегося ига направлен прежде всего на моральное оздоровление русского общества. Литература этого периода как бы слилась с действительностью. Она может быть понята только в органической связи с трагическими событиями монголо-татарского нашествия. Рассказы об ужасах нашествия удесятерялись в силе своего воздействия на читателей именно потому, что в них не было вымысла. |
|
|
