| – Лжешь ты… – Нет, не лгу. Ты злишься на него из-за чечевицы. Не правда ли? А я – дух злопамятства, и ты отселе мой… Услыхав это, я вышел из келлии, поспешил к брату, поклонился ему в ноги, и мы примирились. Возвратившись в келлию, я нашел, что он сжег сетку и циновку, на которой я молился, злобствуя на наше примирение». При внешней наивности история достаточно глубока. Блаженный Иоанн Мосх и его собеседник, рассказавший ее, не были психологами, но работу человеческой души на всех уровнях понимали на практике. Итак, подвижник рассказывает о демоне, терзавшем его за нераскаянный грех и отступившем перед покаянием. Но демон в виде юноши – это всего лишь форма, в которой проявилось беспокойство души. Не менее важны и другие детали. Обратим внимание: подвижник не знает (забыл или не обратил внимания) о своем грехе. Он трудится себе и трудится, исполняет простую, но монотонную работу – элементарная аскетическая практика, за такой работой можно и молиться, и размышлять о духовных вопросах. В своем рукоделии делает ошибку – и она его почему-то терзает! Я не психолог, но рискну сделать робкое предположение: подобно тому, как все вытесненное из психики в конечном итоге порождает невроз, нераскаянный и неисправленный грех порождает своего рода «духовный невроз». В данном случае он вылился в ошибку в ручном труде. Душа немедленно посылает человеку сигнал: «Ты ошибся!» – но он еще не понимает, где именно он ошибся, и пытается исправить то, что сделано руками. Но разве криво сплетенная сетка от комаров стоит каких-то серьезных переживаний? Теперь обратим внимание на еще одну деталь: демон, притворившийся юношей, в конечном итоге сыграл на руку герою, потому что именно он раскрывает ему его грех, заставляя немедленно его исправить. Казалось бы, почему демон действует так сложно и одновременно глупо? Зачем пытается помочь монаху переплести сетку? А самое главное – зачем выдает себя? Повторимся: демон в виде юноши – всего лишь форма. Современному человеку демоны могут являться, например, в виде летающих тарелок, устрашающих или, напротив, притягательных галлюцинаций… Человек античный и средневековый с летающими тарелками знаком не был, поэтому искушение к нему приходило в понятных образах. Например, мешающий работе юноша. Вернее, не мешающий работе, а отвлекающий внимание от главного – того, ради чего монах и плетет эту бесконечную сетку на самом деле – от духовной жизни, молитвы, диалога с Богом. «Я тебе помогу исправить то, от чего тебе неприятно», – вкрадчиво говорит враг. Подвижник согласится, сетка станет аккуратненькой и ровненькой, и он больше не будет возвращаться к этой проблеме. А «невроз» никуда не денется. Он затаится и выплеснется в больший грех – как и в психической жизни непроработанная травма будет приводить к бессоннице, депрессии, неуверенности в себе. |
| Таким образом, оба мнения правы: авторами Луга могут быть названы и Иоанн Мосх , и Софроний. Вся разница между ними лишь в степени их труда. Инициатива и большая часть работы, безусловно, принадлежала Мосху, Софронию же должна быть отведена лишь известная доля сотрудничества. Правда, при подобной постановке решения вопроса о лич- —141— ности автора, помогающей выяснить дело по существу, оставляется в стороне, без ответа, еще один весьма интересный пункт. Для большей обоснованности разбираемого тезиса вовсе не безынтересно знать, какими соображениями руководствовались Дамаскин и пр., принимая под свою защиту Софрония. Насколько их основания были серьезны и в какой степени опасны для устойчивости только что добытых результатов. Приписывать, при отсутствии на то положительных сведений, то или иное объяснение каждому лицу в частности, мы не имеем права, но смело можем предполагать, что едва ли тут решающее значение имели какие-либо иные соображения, кроме тех, которые впоследствии приводились наукой для объяснения названного факта. Именно, Ал. Липоман, еп. Верронский, первый издатель Луга на латинском языке (в переводе Амвросия Камальдуленского), в предисловии 2676 к изданию (в своих Vitae Sanctorum) 2677 предлагает (после «глубоких размышлений» – profundius cogitanti) 2678 следующие причины: A., Могла быть принята во внимание теснейшая дружба Софрония с автором Мосхом. Подобно тому, как и Риторика Цицерона для Геренния и его же письма к Аттику называются книгами Геренния и Аттика, 2679 так и эта книга носит название Софрониевой потому, что адресуется ( – посвящается) Софронию. Б., Тем большее основание имеет имя последнего быть связанным с указанным произведением, что именно для Софрониева (первоначально) употребления оно и было соста- —142— влено, о чем имеется приписка в самом начале книги. В Прологе, которым она предваряется, сам автор признается, что он желал «сделать венок из этого Луга для Софрония, чтобы через него потом передать этот венок другим». 2680 В., В этой книге по большей части содержатся слова и поступки самого Софрония, который был неразлучным спутником всего путешествия автора нашего произведения. Поэтому весьма часто можно увидать повторяемыми такие слова: «пришли я и господин мой Софроний софист к авве» такому-то и пр.; для чего почти всегда автор даже пользуется выражениями, относящимися ко многим лицам. Отсюда очевидно, что писатель никогда не был одним только в тех своих приключениях, про которые рассказывает. И если Платоновы Федр, Тимей, Горгий и Парменид, и Туллиева книга О старости (Катон Ст.) 2681 надписываются по имени тех лиц, которые там выведены беседующими и состязающимися, то в чем, спрашивает Липоман, будет заключаться противоречие и для этой книги, называемой Софрониевой (при авторстве Мосха), когда здесь по большей части упоминается путешествующим, посещающим, действующим, расспрашивающим и отвечающим Софроний? |
| Они предположили, что епископ спрашивает о деньгах. – Как!? – сказал епископ. Разве не положили вы с ним грамоты? Тут они вспомнили – они никак не могли представить себе, что дело идет о грамоте – и отвечали: – Точно так, владыка. Умирая, отец дал нам какую-то грамоту и сказал: «При погребении вложите мне в руки грамоту, так чтобы никто об этом не знал». Тогда епископ рассказал им свой сон, который видел в ту ночь. Потом, взяв детей, духовенство, знатных жителей города и некоторых из простых граждан, пришел к могиле философа. Могилу разрыли, раскрыли гроб: философ лежал и держал в руках грамоту. Взяв грамоту из рук умершего, они развернули ее и нашли только что сделанную собственноручную подпись философа... . Вот что было написано: «Я, Евагрий философ, тебе, святейшему епископу господину Синезию, желаю радоваться. Я получил по твоей расписке, вполне удовлетворен и не имею никакой претензии на тебя из-за того золота, которое я дал тебе, а чрез тебя Христу Богу и Спасителю нашему». Все присутствовавшие были поражены этим и долго взывали: «Господи, помилуй!» Все прославляли Господа, творящего чудеса и подающего вечное воздаяние рабам Своим. Тот же господин Леонтий утверждал вместе с тем и то, что грамота с собственноручной подписью философа сохраняется доныне и находится в сокровищнице церкви Киренской. Всякий, вновь вступающий в свою должность, ризничий, вместе со священными сосудами, принимает и эту грамоту и бережно хранит ее. Сдавая другому, вместе с сосудами передает и грамоту в полной не поврежденности. 196. Чудо происшедшее с детьми в Апамее, произнесшими во время игры слова св. возношения. Бывший начальник африканской провинции Георгий, человек христолюбивый, чтивший иноков и нищелюбец, сорадовавшийся всему доброму и богоугодному, рассказал нам: на моей родине – он был родом из Апамеи, второй сирийской провинции, из города Торакса – есть местечко, лежащее в сорока милях от города, называемое Гонаг. В окрестностях селения, на расстоянии одной мили, дети пасли скот. |
| В местности близ св. Иордана жил отшельник, по имени Феодор, скопец. Ему необходимо было отправиться в Константинополь, и он сел на корабль. Плавание по морю замедлилось, и пресной воды не хватило. Матросы и пассажиры пришли в большое уныние и отчаяние. Тогда отшельник встал, простер руки к небу, – к Богу, избавляющему от смерти души наши. Сотворив молитву и осенив море крестным знамением, он сказал матросам: «Благословен Господь! Почерпните воды сколько нужно!» Они наполнили все сосуды приятной водой из моря, и все прославили Бога. 174. Чудо низведения дождя, по молитве благочестивого кормчего. Отшельник авва Григорий рассказывал нам: уезжая из Византии, я сел на корабль. Вместе со мною на том же корабле один писец с женой отплыл на богомолье во св. Град. Хозяин корабля был человек богобоязненный и постник. Во время плавания слуги писца не жалея тратили воду. Среди моря воды не хватило, и настала для всех нас большая беда: жалкое это было зрелище! Женщины, дети, младенцы изнемогали от жажды и лежали, как мертвые. Среди такого бедствия мы пробыли три дня. Надежда на спасение исчезла... Тогда писец, не вынеся горя, извлек меч и порывался умертвить хозяина корабля и матросов. «Это они – виновники нашей гибели, так как не запаслись в достаточном количестве водою», – говорил он. Я начал его уговаривать: «Не делай этого. Будем лучше молиться Господу нашему Иисусу Христу, истинному Богу нашему, творящему великое и дивное, им же несть числа. Ты посмотри – и сам хозяин корабля уже третий день постится и молится». Писец пришел в себя и успокоился. На четвертый день, около шести часов, хозяин вдруг встал и закричал громким голосом: «Слава тебе, Христе Боже наш!» – так , что мы вздрогнули от его крика. «Растяните кожи!» – сказал он. Лишь только положили кожи, внезапно облако явилось над кораблем, и пошел проливной дождь, пока не удовлетворена потребность в воде. При этом вот что особенно поразительно в чуде: корабль несся по ветру, и облако шло за ним, и дождь падал только на корабль. 175. Об императоре Зеноне – и его сострадательности. |
| – Что ты, молодец, сегодня так грустен? – спросил купец. Мальчик, подавляя скорбь, молчал. – В самом деле, – скажи-ка мне, что с тобой? – расспрашивал купец. Тогда мальчик, разразившись плачем, сказал: – Вот так и так уговорились поступить с тобой... – И это верно? – спросил купец. – Да, так они решили между собой... Тогда купец зовет детей и говорит им: – Что бы я ни сказал вам, исполняйте немедленно и без всяких рассуждений. Потом, развернув полотно, говорит им: – Принесите мне ларцы! Те принесли. Раскрыв ларцы, начал вынимать и раскладывать камни на полотне. Вынув все, он начал говорить: – Так вот от чего зависит моя жизнь? И ради этих-то камней я подвергаюсь опасностям и бурям на море и даже должен подвергнуться близкой смерти, не взяв с собой ничего из этого мира!? Бросайте все в море! – крикнул он детям. Те немедленно, по приказанию его, побросали все в море. Матросы были поражены таким поступком, – и замысел их разрушился. 204. Благочестивая и богобоязненная женщина вразумляет инока. Рассказ одного из отцов. Один инок был укушен змеею и пришел в город лечиться. Его приняла к себе в дом благочестивая и богобоязненная женщина и стала лечить. Лишь только немного успокоилась боль у инока, диавол стал внушать ему блудные помыслы. Однажды он схватил ее за руку. – Нет, отец! – сказала женщина. – Побойся Христа! Вспомни о скорби и тяжести раскаяния, которые ты испытаешь в своей келлии, вспомни о воплях и слезах, которые предстоят тебе. Вот что и многое другое говорила женщина иноку, и брань оставила его. От стыда он не мог взглянуть на женщину и хотел бежать из дому. Но женщина, почувствовав сожаление к иноку, ради Христа, сказала ему: – Не стыдись и не уходи, отец! Тебе еще надо полечиться. А то – был не помысел чистой души твоей, но козни злобного диавола. Окончив лечение, она, без всякого соблазна, отпустила его с миром. 205. Благоразумная женщина, избежавшая насилия со стороны инока. Нам рассказывали об одном брате, который, живя в киновии, был посылаем по разным ее нуждам. В одном селении жил благочестивый мирянин, который радушно принимал инока всякий раз, как тот заходил в селение. Мирянин имел единственную дочь, которая, жив с мужем один или два года, незадолго пред тем овдовела. Приходя и уходя от них, инок впал в плотскую брань... Дочь, женщина разумная, заметив это, стала остерегаться инока и избегала показываться ему на глаза. Однажды отец, по надобности, отправился в ближайший город, оставив дочь одну в доме. Как раз в это время по обычаю зашел к ним инок и, застав ее одну, спросил: |
| Однажды мы пришли к авве Евсевию, пресвитеру лавры Раифской. Он сказал нам, что в келлию старца в иноческом одеянии явился диавол. На стук в дверь старец отворил и сказал ему: «Произнеси молитву!» Диавол произнес: «Ныне, и присно, и во веки веков. Аминь». Старец трижды заставлял его сотворить молитву, и диавол все говорил: «Ныне, и присно, и во веки веков». «Недобро ты пришел, – сказал старец. – Сотвори молитву и скажи: Слава Отцу, и Сыну, и Св. Духу, всегда, ныне, и присно, и во веки веков. Аминь». После этих слов диавол исчез, как бы убегая от огня. 120. О трех умерших иноках, найденных фаранскими рыбаками. Фаранские рыбаки рассказали нам следующее: однажды мы прибыли в Вухри по ту сторону Красного моря. Наловив много рыбы, мы стали возвращаться и приблизились к Птелею. Отсюда мы намеревались переправиться в Раиф, но были задержаны противными ветрами. В течение девяноста дней бури на море не утихали. Проходя там великой пустыней, мы нашли под одной скалой трех скончавшихся отшельников. Они были одеты в нижнее платье, а плащи их лежали подле них. Мы подняли их и отнесли на корабль, и немедленно море успокоилось, и противные ветры переменились на благоприятные. Благодаря им, мы переправились и прибыли в Раиф. Тамошние отцы похоронили их с древними старцами. 121. О кончине аввы Григория византийского и аввы Григория фаранского. Отцы того же места (раифские) рассказали нам об авве Григории византийском и об ученике его авве Григории фаранском, что они поселились на каком-то острове Красного моря. На этом острове не было совсем воды, но они доставали себе воду с материка, так как имели при себе судно, на котором и привозили воду. Однажды они спустили судно в море, привязавши его к скале. Но в ту ночь произошла буря на море, веревка оборвалась, и судно погибло. Тогда отцы остались совсем без воды. Прошло восемь месяцев. Прибыли на остров раифские иноки и нашли обоих мертвыми. На спине черепахи нашли надпись: «Авва Григорий фаранский, не пивши воды в течение двадцати восьми дней, скончался, а я – проживши без воды тридцать семь дней»... Нашли того и другого невредимыми и, взяв их, похоронили в Раифе. 122. О двух иноках, которые взошли нагие для причащения во храм и не были никем видимы, кроме аввы Стефана. |
| Если мы критически посмотрим на свои дела, на образ мыслей, чувства, то увидим, что мы возвышаем себя над всеми людьми. Казалось бы, обыкновенный человек, допустим, работает на заводе, ведет самый заурядный образ жизни, однако же он предпочитает себя многим и многим великим и знаменитым людям, от которых зависят даже судьбы народов. О себе он думает больше, чем о них, его не волнует, что происходит с другими людьми, это его как бы не касается. Так неприметным образом гордость живет в каждом человеке. Мы ставим себя выше всякого человека, желаем блага только себе, в лучшем случае — еще своим семейным, то есть самым близким людям. Но и тут обратим внимание на такой феномен: мы часто обнаруживаем пренебрежение к тем людям, которые нас окружают, даже самым близким. Например, приходит горе в семью — смерть близкого человека. Мы скорбим, плачем, но продолжаем исполнять свои обязанности, наслаждаться жизнью и постепенно об этом горе забываем, не понимая, что когда-то и нам придется пережить ту же страшную скорбь, переход из временной жизни в вечную. Значит, и в этом случае мы любим себя больше другого человека, ставим себя выше ближнего, даже если он тяжело болен или его постигла смерть. Вот как глубоко въелись гордость, презрение к ближнему в сердце каждого из нас: это стало нашим естеством. И дело тут не в том, что одни люди лучше, добрее, а другие хуже, а в том, что каждый из нас является врожденным, как бы природным эгоистом — человеком, который живет только для себя. Поэтому Господь наш Иисус Христос нам, безнравственным и уже от рождения как бы изуродованным, предлагает этот принцип любви: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Если мы будем следовать этим простым словам, исполненным, тем не менее, необыкновенной мудрости, то постепенно будем развивать в себе чувство любви и сможем дойти до такой безграничной любви, что будем готовы ради ближнего пожертвовать жизнью, как это делали некоторые великие угодники Божий. Об одном таком палестинском подвижнике рассказывает в своей книге «Луг духовный» Иоанн Мосх . |
| Обилие синонимов, метафор, антономазий, схожа с речевыми структурами неоплатонической и святоотеческой апофатезы 161 . Аллегории, метафоры, параболы и парафразы ранневизантийской литературы зачастую служат для передачи трансцендентного смысла. В литературе архаизация языка родственна обращению к фольклорным истокам. Вторжение элементов просторечия в литературные жанры прослеживается на примере как христианской, так и еретической письменности. Так, Арий, будучи блестящим оратором, «снижает» до шокирующих форм свой стиль, ориентируясь на запросы толпы. Новым жанром ранневизантийской литературы являются монашеские хроники, составившие основу «патериков». С. С. Аверинцев и Л. А. Фрейберг указывают на то, что в их языке сказалось плодотворное влияние фольклора: «Говорили об авве Аммоне, что некие пришли к нему судиться. Старец, слыша это, притворился глупым. И вот одна женщина сказала другой, стоявшей близ нее: этот старец юродствует. Старец услышал ее, и, подозвавши, говорит ей: сколько я употребил трудов в пустынях, чтобы приобрести это юродство, и ужели для тебя я должен потерять оное?» 162 Интонации образы обыденного просторечия характерны для патериков. Не следует, однако, определять существо жанра «монашеских хроник» исключительно по этому признаку. Сразу же отметим: это – изощренное просторечие, зачастую оно является нарочитой «архаизацией». Среди «простецов» этого жанра Афанасий Александрийский , Софроний Иерусалимский , Иоанн Мосх . Так, например, с именем Афанасия Александрийского связано определение догматов христианского вероисповедания. В искушенном просторечии текстов патериков запечатлен мистический опыт основателей пустынножительства. Оно, подобно просторечию притч Ветхого и Нового Завета, а также «Агады» (экзегетический жанр иудейских еженедельных поучений, разъяснения морали Пятикнижия в форме притч, рассказов, басен, парабол, легенд и др.), служит передаче мистического смысла. Апофтегмы, входящие в состав патериков, рождаются из поучения в Писании, одного из постоянных монашеских деланий, из «заключения ума в слова» Писания, воспринимаемого как благовествование в пустыне и живое руководство в деле подвижничества. |
| Жизнь – бесценный дар Божий, как же можно посягать на этот дар? Помните, кто явился первым убийцей? Каин? – Нет, не он. А кто? – Дьявол! Он стал виновником смерти людей. Он же – постоянный вдохновитель убийства. Поэтому, кто совершает убийство, тот – покорное орудие дьявола. Знаете ли вы, что убийцу можно определить по лицу? Потому что на таких лицах лежит какая-то печать. Это печать преступности – они переступили через определенную грань, и в первую очередь через самих себя. Идущий на убийство должен сначала стать самоубийцей, убить в самом себе голос совести, потому что заповедь «не убивай» написана на нашем сердце. В трагедии «Гамлет» Клавдий, тайно убивший своего брата-короля и занявший его престол, произносит в отчаянии: Удушлив смрад злодейства моего. На мне печать древнейшего проклятья: Убийство брата. Жаждою горю, Всем сердцем рвусь, но не могу молиться. Помилованья нет такой вине. Убийство уничтожает в сердце преступника основу жизни – любовь. Кто любит, тот желает любимому полноту всяких благ, и прежде всего полноту жизни – вечное бытие. А убийство – предельная противоположность любви. Потому-то душа убийцы бывает угнетаема страхами, испытывает самые ужасные депрессии, тягу к алкоголю и наркотикам, чтобы забыться. Победе грош цена, Коль не дает нам радости она, Милей судьбой с убитым поменяться, Чем страхами, убив его, терзаться. В. Шекспир, «Гамлет» Блаженный Иоанн Мосх , совершивший в конце VI – начале VII века большое путешествие и описавший жизнь палестинских, сирийских и египетских монахов, сохранил весьма поучительный случай. Его рассказал ему авва Савватий: «Когда я жил в Лавре аввы Фирмина, пришел разбойник к авве Зосиме Киликиянину и стал просить старца: «Окажи мне милость, ради Бога! Я совершил много убийств. Сделай меня иноком, чтобы я мог отстать от злых дел». Старец, наставив его, сделал иноком и облек в ангельский чин. Спустя немного времени старец сказал: «Поверь мне, чадо, тебе нельзя оставаться здесь. Если начальник узнает, то схватит тебя. |
| После Козьмы Индоплавателя на Синае были Блаженные – Антонин-мученик и Иоанн Мосх . Но они ни слова не сказали о тамошних надписях. По следам их ходили ли туда поклонники-писатели в седьмой, восьмой и в следующие века, когда в Египте и в передней Азии усиливалось магометанство: это не известно. Уже с четырнадцатого столетия любознательные богомольцы начали посещать Синай. Но и из них ни один до Нибура (1762 г.) не упомянул ни о Мокаттебских, ни о Зербальских, ни даже о Леджайских надписях у Хорива. Нибур, первый, возвестил Европе о существовании их. После него многие путешественники, которые описывали Синай, и особенно Буркхардт (1815), обращали внимание на тамошние черты и резы, и не умея читать их, срисовывали, чт видели, иные отчетливо, верно и вполне, иные небрежно, неточно и без начала, или без конца. Загадочность этих письмен возбудила любопытство современных нам ученых мужей, занимающихся восточными языками. В сонме их некто Беер с свойственным немцам прилежанием и терпением двадцать лет составлял и переставлял Синайские буквы, складывал их и переиначивал склады, пригадывал к ним еврейские и другие сродные слова, дабы составить правильную азбуку. Труд его увенчался вожделенным успехом. Он, первый, начал читать Синайские надписи. Чтение его оправдывается открытой мной в Мукаттебе двуязычной надписью. Прославляю сего второго Санхониатона и с древним поэтом 83 называю руку его: μαντιπλις χερ=знáхарская рука! В наш век сделано много новых открытий. К числу их принадлежит и разгадывание Синайских надписей. Представляю здесь образчики подстрочного чтения и перевода их на наш язык, заметив предварительно, что они читаются от правой руки к левой, и что наречие в них сходно с еврейским и финикийским. Под каждой Синайской буквой поставлена мной Русская; потом предложено чтение слов с подстрочным переводом их. Пусть сей начальный труд послужит для любящих помянуть дни древние, поощрением к дальнейшему и окончательному собранию и объяснению этих единственных в своем роде надписей. |
|
|
