| Велико сие таинство! И потому если змей изольет в нас яд свой, то мы обратим взоры наши к Распятому на кресте, Который все сие претерпел нас ради, но не изменился, не разгневался на тех, которые наносили Ему столько бесчестья и поношения, ничего не отвечал, но пребывал неподвижным по подобию оного медного змия. Поэтому, если будем испрашивать у Него помощи, то пребудем неврежденными от угрызений невидимых змей. Сила и помощь наша заключается в Нем, как Сам Он свидетельствует. «И якоже Моисей вознесе змию в пустыни, тако подобает вознестися Сыну человеческому, да всяк веруяй в Он не погибнет, но имать живот вечный» ( Ин.3:14–15 ). Говорит: да всяк веруяй в Он, ибо необходимо, чтобы мы приступали к Нему с верою. Ибо и медный змей исцелял уязвленных только тогда, когда они на него взирали. Многие же, по неверию, вознерадев о повелении слова Божия, умирали, будучи ужалены змеями, как свидетельствует Апостол: «ни да искушаим Христа, якоже нецыи от них искусиша и от змий погибоша» ( 1Кор.10:9 ) Брат! Знай, что доселе живут змеи в сердцах тех, которые хотят искушать Господа Иисуса. Кто же эти искушающие? Без сомнения, это те, кои вопрошают о Его заповедях, но не хотят исполнять оных, как сказано в Писании: «И вопроси един от них законоучитель, искушая Его и глаголя: учителю, кая заповедь больши есть в законе; Иисус же рече ему: возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею мыслию твоею... и искренняго твоего яко сам себе; в сию обою заповедию весь закон и пророцы висят» ( Мф.22:35–40 ). Видишь ли, что те называются искусителями, кои вопрошают (о заповедях) и не исполняют? Они не хотят веровать медному змею, который может их уврачевать от смертоносного угрызения невидимого змея. 17 . Итак, утверждай сердце свое и не говори: «Как я могу соблюдать Его заповеди, будучи человеком грешным?» Ибо кто оставит грехи свои и обратится к Богу чрез покаяние, тот возрождается. «Якоже облекохомся, говорит Апостол, во образ перстнаго, да облечемся и во образ небеснаго» ( 1Кор.15:49 ). |
| И Моисей, убегающий от своей собственной палки, которая превратилась в змия – это Моисей, который испугался фараона, царя Египта. Но в глазах Бога: что фараон со всей своей армией, что палка в руках Моисея – между ними нет принципиальной разницы. Но есть и духовный смысл в том, что происходит: «Давайте попытаемся с Божией помощью объяснить, что это означает. Жезл означает царство, змей – смертность. Ибо через змея к человеку пришла смерть. Господь соизволил принять смерть. Жезл, бросаемый на землю, имел вид змея, так как царство Божие, Иисус Христос , пришло на землю. Он принял смертность, которую и распял на кресте. Ваше святейшество знает, что, когда этот народ, упрямый и гордый, начал роптать на Бога в пустыне, его начали жалить змеи и люди стали умирать от этих укусов. По милосердию Бог дал лекарство, которое хотя приносило тогда исцеление, но также и предсказывало будущую мудрость» 54 . Действительно, в истории Израиля произойдет такой случай: когда евреи будут в течение длительного времени путешествовать по пустыне, Господь нашлет на них множество змей. Змеи будут жалить людей, и те станут во множестве погибать. И тогда Бог повелит Моисею сделать медный столб с изображением змея. И всякий, уже ужаленный змеей, кто смотрел на этот столб, получал исцеление. То есть в понимании Блаженного Августина жезл – это царство. Но царство, брошенное на землю – это свидетельство того, что Христос оставляет Свой Небесный Престол и спускается на эту землю. Змей – это символ смерти, и Христос принимает эту смерть. «Он принял, – пишет Августин, – эту смертность, которую и распял на кресте». То есть Он принял смертность и умертвил ее. Как мы поем в православном песнопении: «смертию смерть поправ». И Августин говорит: людям тогда не был до конца понятен этот прообраз. Но для Моисея в данной ситуации – это поиск какого-то свидетельства, которое он предоставит еврейскому народу, который поверит, что он действительно пришел от Бога. Так же блаженный Августин пишет в другой своей работе следующее: |
| Старик подошел к стене возле двери в колодец, повернул медный рычаг, и дверь медленно, со скрипом, закрылась. Что-то в старике удивляло. Но что? Во-первых, скафандр. Он был непрозрачный, темно-синий, с золотым поясом и золотыми манжетами, на плечах — небольшие крылышки, тоже из золота, одно, правда, обломано. Потом Алиса разглядела и шлем старика, который лежал на широкой каменной тумбе у стены пещеры. Шлем был украшен продольным золотым гребнем, словно шлем древнегреческого воина. А лицо старика? Странное лицо. Очень бледное, почти голубое, без морщин, с глубоко запавшими темными глазами. Длинные седые волосы были собраны в пучок на затылке. Бороды не было, но жидкие усы, свисающие от углов рта, придавали лицу грустное выражение, какое бывает у голодной собаки. Старик сказал: — Можно снять шлемы. Ребята отстегнули крепления и откинули шлемы на спину. Потом старик спросил: — Следили? — За кем? — Пашка сделал большие глаза. — Следили, следили, — проворчал старик. — Ходят тут, следят, подглядывают… — Мы сначала не следили, — сказала Алиса. — Но потом на нас напал морской змей. — Какой морской змей? — Старик глядел на них рассеянно, будто думал о другом. — Морской змей! — сказал Пашка. — Редчайшее животное. Мы уже сто лет его ищем. — Змей? Эмпедоклюс, что ли? — спросил старик. — Он играл. Молодой еще. — Он у вас прирученный? — догадался Пашка. — И откликается на имя? А мы испугались, что он на вас напал. — Значит, вы увидали, побежали, в колодец полезли — меня спасали? Старик поморгал и глубоко вздохнул. Какое-то шуршание послышалось неподалеку. Алиса обернулась — в полутьме, в дальнем конце зала, мелькнула розовая фигура. Старик тоже обернулся. И сразу сжался, понурился. — Пошли, — сказал он, — пошли, чего уж там! Я вас не знаю, вы меня не знаете, залезли куда не просили, теперь плохо будет. И он, волоча ноги, побрел к низкой металлической двери. Дверь была обита золотыми полосками. Старик повернул массивную изогнутую ручку. Пашка толкнул Алису. — Сто против одного, — шепнул он, — это самая настоящая Атлантида! |
| Но поскольку реальный план только маскирует план метафизический, необходимо найти соотношение «золотого летанья пятаков» и «геенны». Такая мотивировка есть в новозаветном предании. Согласно ему, геенна не только долина, где горел «огонь неугасимый», но это место, которое связано с Иудой. Во-первых, именно здесь Иуда и повесился, во-вторых, «Акелдама» (поле крови) было куплено за тридцать сребреников, полученных Иудою за предательство Христа, и возвращённых им иудейским первосвященникам. Вполне возможно, что образ летающих монет, включённый в смысловую зону «геенны», связан именно с этим преданием. Это предположение может быть подкреплено тем фактом, что образ Иуды не однажды появляется в художественном мире «Столбцов». Концерт бродячих музыкантов начинается с трубы-змея. Здесь важно то, что Заболоцкий даже не употребляет слова «труба»; перед нами не музыкальный инструмент, а именно змей, образ которого претерпевает метаморфозу: «...а змей в колодце среди окон/развился вдруг, как медный локон,/взметнулся вверх тупым жерлом/и вдруг - завыл...» с. 365]. Мы видим из этого отрывка, что происходит метаморфоза «внешнего облика» трубы: не меняя своей сущности, «завитой» змей трубы в метафизическом плане «распрямляется» в медного идола. Начинается жертвоприношение - звучит «вой». Жерло трубы-змея, с одной стороны, - то место, откуда исходит звук, с другой стороны, это некое «пожирающее начало», жерло ада, «геенны огненной». Характерно, что исполняется этот инфернальный концерт во дворе, который напрямую отождествляется с «выгребной ямой», т.е. геенной, которая одновременно и помойка, и ад, и врата ада, и жерло трубы. Заболоцкий пишет: Но что был двор? Он был трубой, Он был тоннелем в те края, где спит Тамара боевая, где сохнет молодость моя, где пятаки, жужжа и млея в неверном свете огонька, летят к ногам златого змея и пляшут, падая в века! с. 366] Здесь происходит ещё одна метаморфоза: сквозь образ «медного змея» начинает просвечивать образ золотого тельца. Реальные пятаки у ног музыкантов превращаются в одушевленные сущности, жужжащие, млеющие, пляшущие. |
| 18:1. Хронология. См. коммент. ко 2Пар. 29 . 18:4. Медный змей, Нехуштан. Вне Писания Нехуштан не упоминается. По-видимому, это понятие возникло из соединения древнееврейских слов, обозначающих медь (nehoshet) и змею (nahash). Изображения змей, сделанные из меди и бронзы, встречаются во многих местах древнего Ближнего Востока. Очевидно, это были объекты культового характера. Довольно часто изображение змеи держит в руках божество. Наиболее широкое распространение этот образ получил в Сирии-Палестине в конце 2-го и в 1-м тыс. до н. э. Вероятно, Нехуштан был богом врачевания и считался посредником между Яхве и народом Израиля (см. коммент. к Чис. 21:8,9 ). На знаменитом бронзовом сосуде из Ниневии с начертанными на нем древнееврейскими именами изображен крылатый змей на шесте. 18:8. Поражение филистимлян. Филистимские морские порты находились под властью Ассирии со времен Тиглатпаласара III (745–727 гг. до н. э.). Вероятно, Езекия завоевал эту территорию в 705 г. до н. э. после смерти Саргона II Асирийского в сражении. Пользуясь ослаблением Ассирии, Езекия, вероятно, возглавил антиассирийские силы этого региона, чтобы начать открытый мятеж против могущественного государства. Основной целью этой войны было лишение Ассирии контроля над торговыми маршрутами в Египет. Однако преемнику Саргона, Сеннахириму, удалось утвердить в Филистии проассирийски настроенных правителей. 18:11. Северные районы депортации. Не все районы, куда переселили жителей Самарии, определены достаточно точно. Халах – это город и провинция к северо-востоку от Ниневии. Саргон построил там свою столицу, используя труд военнопленных, в том числе, вероятно, израильтян. Хавор (Хабур) – большой приток Евфрата в Восточной Сирии. В этой местности преобладало арамейское население. Гозан (Tell Halaf) – город в верховьях Хабура и столица ассирийской провинции Bit Banian. В ассирийских документах из Гозана были найдены еврейские личные имена. Население этих районов сократилось вследствие постоянных вторжений ассирийцев в предшествующие столетия. Вероятно, переселенцы обрабатывали в этой местности царские земли. «Города Мидийские» – это, по-видимому, Мидия, расположенная на территории Северо-Восточного Ирана, находившегося под властью Ассирии. Кампании Саргона в Мидии хорошо освещены в письменных документах. В надписях Саргона зафиксировано заселение укрепленных городов Harhar и Kishessu жителями, депортированными из Израиля. Должно быть, эта группа израильтян использовалась в качестве военного персонала в этих приграничных гарнизонах. |
| Дикая, безводная, безотрадная пустыня. Точно громадная лавина, двигаются по ней народные массы недавних египетских пленников, палимые солнечным зноем. То еврейский народ шествует по пути к земле обетованной. Кругом, насколько хватит глаз, расстилаются пустынные дали. Напрасно утомленные путники ищут водоемов или источников с освежающей влагой. Всюду песок, и по местам лишь обожженные солнцем мертвые, бесплодные скалы... А неутолимая жажда томит всех и, точно огнем, палит внутренности. Уныние овладевает народом. Все мысли сосредоточены на одном. Одно желание охватило и властно держит в оцепенении эту громадную, двигающуюся народную лавину. Это – скорее воды, хоть каплю воды, которая утолила бы палящую жажду! В дали – блеснул серебристый ручей... Ожили взоры идущих. Уныние сменилось надеждой... Но вдруг тревожный вопль: «Мерра», «Мерра», – слышится и несется по рядам измученных путников. И вот верующий Моисей кладет кусок дерева в горькие волны потока, и эти соленые воды тотчас меняют свой вкус. Они делаются пресными. Путники утоляют свою жажду. А вот другая картина из того же дивного странствования народа еврейского по Синайской пустыне... Гнилая местность, полная ядовитых змей. Они безжалостно жалят еврейский народ. Сколько жертв! Целые горы мертвых, в беспорядке валяющихся тел. Моисей выставляет медного змея. Многие с верой взирают на спасительное знамение. И острое жало ядовитых змей теряет свою смертоносную силу. Все мы знаем, что и древо, усладившее горькую Мерру, и медный змей, притупивший змеиное жало, – это прообразы победоносной силы креста, «на нем же распяся Христос, Царь и Господь». Но услаждаем ли мы этой благодатной силой мертвые, гнилые, застоявшиеся воды нашей современной жизни, которая так напоминает собой библейскую Мерру... Мы гордимся якобы победоносным шествием, так называемого, исторического прогресса. Мы с торжеством говорим о наших культурных завоеваниях и победах. Нам кажется, что человеческая мысль живыми потоками орошает поля нашей жизни. Сколько блестящих философских теорий, чуть не с каждым годом прихотливо меняющих свой цвет, свою окраску! Сколько огня в этих зажигательных речах, что так неудержимо льются из уст проповедников новой общественной морали, – оторванной от живого корня религиозного сознания! Сколько безумных порывов в эту манящую даль безудержной свободы, даль туманную, неясную, без живых определенных христианских идеалов... |
| Его « " коряжило " от Медного Всадника всю зиму, - представь, что с ним к весне!» с. 94], - так шутливо выразился Блок о своем друге в письме С. Соловьеву. В другом месте поэт обобщил мысль о неотразимом влиянии пушкинской поэмы «Медный Всадник» на всю последующую русскую литературу: «Все мы живем в отзвуках его меди». Представляется очень симптоматичным, что в эпоху серебряного века, по мере того, как усиливались предчувствия «неслыханных перемен» и «невиданных мятежей», эти отзвуки приобретали новые смысловые обертоны. Е. П. Иванов, действительно, в течение ряда лет (как раз в начальный период знакомства с Блоком), по собственному выражению, «бредил» пушкинской поэмой о наводнении и вынашивал свой собственный образ города и его основателя. В результате им был написан литературный очерк «Всадник. Нечто о городе Петербурге». Очерк был напечатан в петербургском альманахе «Белые ночи», вышедшем в 1907 г. В названном очерке образ Петра не был противопоставлен хаосу разбушевавшейся стихии, как в поэме Пушкина, но, по признанию автора, напротив, «глубоко связывался» с нею: под простертой дланью Всадника поднимаются бурные воды и народы. Медный Всадник ассоциировался в очерке Иванова с «демоном мятежным». В такой трактовке сказывалась устойчивая старообрядческая традиция неприятия деяний Петра и демонизация его личности (усмотрение в Петре духа антихриста). С точки зрения автора очерка, вовсе не Петр, этот «революционер на троне», был способен усмирить грозную стихию революционного бунта, а только явление Христа с. 89, 91]. В том же альманахе «Белые ночи» (1907), где был опубликован очерк Е. П. Иванова «Всадник», впервые увидела свет «Петербургская поэма» Блока, впоследствии распавшаяся на два стихотворения: «Петр» и «Поединок», включенные автором в цикл «Город». Оба стихотворения датированы 22 февраля 1904 г. В первом из них образ основателя города раздваивается: Петр выступает то как защитник своей столицы - на занимающейся заре, с пламенеющим мечом в руке, то как вдохновитель ночных оргий: в этот момент вместо меча в его руке появляется дымящийся факел. И тогда змей, прежде зажатый копытами царского коня, получает свободу губить и соблазнять: |
| Для разъяснения дела я напомню один подходящий случай из истории народа Божия. Вот Давид поразил силача Голиафа мечом ( 1Цар.17:51 ). Тот меч, как спасительное орудие, Давид после взял и «положил в шатре своем» ( 1Цар.17:54 ). Из 21 гл. 1 кн. Царств видим, что этот меч Голиафа благодарные евреи держали уже, как святыню , при скинии ( 1Цар.21:8–9 ). Евреи верили, что помог им спастись от филистимлян Бог. Но Господь спас людей мечом Голиафа. Поэтому и самый меч этот хранился при скинии, как святыня . Также надобно рассуждать о кресте. Крест сам по себе служил орудием казни у евреев – и больше ничего ( Втор. 21, 22–23 ). Но «посредством креста» Господь убил вражду диавола и мы храним его, как знамя нашего спасения . Почему же вы не почитаете креста, вопреки Писанию, знаменем Своего Спасения во Христе? Петр Данилович ответил: – Да ведь нас спас Христос. При чём же тут дерево креста?.. Я возразил: – И древние евреи исцелялись от язв змеиных верующим взглядом на медного змея, как образ Христа ( Чис.21:8–9 ; ср.: Прем.16:6–7 ). Однако они хранили при скинии не одного медного змея, а и шест, как знамя своего спасения. Так и мы поступаем: ублажаем нашего Спасителя, но и чтим Крест – знамя нашего спасения от диавола. Штундистам не понравилось доказательство о почитании Креста от медного змея. Они в несколько голосов закричали: – Ну ка, Данилыч, прочитай из 4-кн. Царств гл. 18. Увидим, какую силу имел медный змей!.. Петр Данилович громко прочитал первые пять стихов 18 гл. 4 Цар. Особенно он оттенил 4 ст.: Езекия царь «истребил медного змея, которого сделал Моисей, потому что до самых тех дней Сыны Израилевы кадили ему и называли его Нехуштан» ( 4Цар.18:4 ). – Вот смотрите, – кричали сектанты – Езекия истребил медного змея, а вы всё его вспоминаете!.. Я сказал: – Благочестивый царь Езекия, действительно «истребил» медного змея, потому что развращенные евреи стали почитать его за бога. Это видно из того, что об уничтожении медного змея говорится рядом с истреблением идольских высот и статуй, и самое название «Нехуштан» на русском языке означает «медный бог». А разве крест Христов мы почитаем за бога? Разве мы кадим ему, как Нехуштану?.. |
| Разделы портала «Азбука веры» Сюжет Перед нами сюжет из Ветхого Завета. Скитаясь по пустыне после изгнания из Египта, израильский народ начал терять веру и роптать. Разгневанный Господь наслал на людей смертельно ядовитых змей. Тогда иудеи стали просить о прощении, и Бог велел Моисею сделать изображение медного змея и установить его для поклонения. Кто глядя на него молил Бога с подлинной верой и надеждой, оставался жив. Описание Общий фон представляет собой огромную композицию, на которой изображены испуганные, убитые горем люди. Часть из них в паническом ужасе бежит к своему спасению — медному змею на шесте. Кто-то плачет и молит Господа о спасении, а кто-то, напротив, исполненный неверия и ропота проклинает Его. Люди на переднем плане, объятые ужасом и отчаянием, стоят, не слыша гласа Моисея и не смотрят на изображение медного змея, утратив надежду на милость. В центре полотна художник изобразил молодого мужчину, которого обвивают змеи. Его лицо искажено ужасом, в глазах мы видим страх и агонию. Справа на картине Бруни изобразил девочку — сироту, которая в горе своем обнимает камень — ее единственное убежище. Рядом на земле лежит ее брат — младенец, который умер от голода. Чуть правее на картине художник изобразил мужчину, который склонился над своей погибшей невестой. Он еще не верит в ее гибель и пытается открыть ей глаза, чтобы она посмотрела на змея и исцелилась. Здесь же рядом сидит, склонившись мать девушки, положив на сердце умершей дочери руку. Сзади на картине мы видим людей, которые спешат к медному змею, чтобы получить спасение. Слева от центра художник изобразил стоящую на коленях женщину. Ее ребенок умер, и она смотрит на змея, но во взгляде мы видим лишь горе от утраты. В отличие от неверующих, несколько человек с надеждой устремились к шесту с медным змеем. В центре картины, на заднем плане, мастер запечатлел группу людей — пророка Моисея, первосвященника Елеазара и левитов. Их фигуры выражают уверенность и спокойствие, обладая подлинной верой в Спасающего Бога. Пейзажем к картине является скупой ландшафт пустыни, по которой странствовал народ израильский: грозные скалы, пустынная равнина, и грозовое небо передает настроение людей, испытывающих смятение и ужас. История «Медный змий» Фёдора Бруни — выдающееся произведение академического искусства эпохи классицизма. Автор работал над ним много лет: первый эскиз он сделал в 1824 году, а закончил картину только в 1841 году. Рекомендуемая литература Тематическая подборка Прочее Популярное Сейчас в разделе 11 чел. Всего просмотров 1 млн. Всего записей 1118 ©2024 Азбука искусства к содержанию Входим... Куки не обнаружены, не ЛК Размер шрифта: A- 15 A+ Тёмная тема: Цвета Цвет фона: Цвет текста: Цвет ссылок: Цвет акцентов Цвет полей Фон подложек Заголовки: Текст: Выравнивание: Сбросить настройки |
| Когда оно в огне, то само раскаляется, как огонь — даже нельзя прикоснуться к нему, потому что жжет. Так и душа. Пока она пребывает с Богом и внимает Ему, то становится, как огонь: пожигает всех врагов, которые пытаются разложить ее, ввергнув в лень. А очистившись наново как железо, она уже не может наслаждаться ничем мирским, но находит покой в собственной природе, которой удостоилась изначально. А если она оторвется от собственной природы, то погибнет. Если сухопутных зверей бросить в воду, они погибнут потому что их сущность приспособлена для жизни на земле. А если рыбу вытащить на берег, то она задохнется, потому что по своей природе нуждается в воде. И птицы только в воздухе чувствуют себя в безопасности, а когда садятся на землю, боятся охотника. Такова и совершенная душа, которая отказалась от всего, не свойственного ее природе, к которой она теперь вернулась. И пока она пребывает в рамках своего естества, она живет и обретает покой, а если выйдет за его границы, тотчас погибнет. Кто достиг эту меру, тот рассматривает этот мир как тюрьму и не хочет смешиваться с ним, чтобы не погибнуть. И даже если он попытается полюбить этот мир, то не сможет. Ведь ой помнит горечь, которую испытывал до встречи с Богом, и естественно с неприязнью отвращается от всего мирского, стремясь всегда, без отрыва жить в сладчайшем покое, который вкушают пребывающие в Боге. Внимай себе, брат, чтобы не отлучило тебя от Божией любви нечто погибельное: золото, серебро, домовладение, наслаждение, ненависть, порицание, надменность, злоба, то есть всякий змеиный яд, отравляющий наше сердце. 15. Если враг воюет против тебя с помощью одного из этих грехов, поспеши взглянуть на медного змия на древе, и тогда злоба ядовитого дракона истощится. В Писании сказано, что Моисей сделал медного змия, как повелел ему Господь, и повесил его на древе, установив его на вершине горы, чтобы все ужаленные змеей могли посмотреть на него и исцелиться. Этот медный змей был прообразом Господа нашего Иисуса Христа. Человек, послушав врага, сам стал врагом Богу; а Господь наш Иисус Христос, вочеловечившись ради нас, стал равен нам во всем, кроме греха. Поэтому медный змий — прообраз Его. Он уподоблен змею, потому что уподобился человеку, который до этого был врагом Божиим, но не напитанным ядом, а выкованным из меди, и в Нем нет зла, изменчивости, надменности и даже намеков вражды. Он не совершил греха, и не было лукавства в Его устах. Спаситель, воплотившись в этот образ, сразу же остановил действие яда, который Адам принял от ядовитого змея, и его природа после этого, прежде следовавшая себе, стала враждебной самой себе. |
|
|
