| Тут-то ей бывает хорошо, тут-то ее истинная жизнь, ее упокоение и радость. Опыт. Воображение и представление есть зрение сердца или души, созидающей или воспроизводящей известный предмет: оттого оно быстро, мгновенно, носит характер духовный. Это дагерротип или фотография, делаемая душою с известного предмета. Рассудок – живописец, снимающий с этой фотографии. Допустив, что сердце – душа, понимаешь, почему такое высокое, важное значение имеют мир, радость, широта сердца, вера, надежда, любовь. Мир оставляю вам, мир Мой даю вам [ Ин. 14,27 ]. Возрадуется сердце ваше [ Ин. 16,22 ]. Страсти рвутся в сердце и рвут сердце, – и благодать Святого Духа обитает в сердце. Что отсюда? Молитвы или Тайны доноси верою до сердца и затвори верою в сердце: не донесешь – пользы нет, а вред один. Чудное создание – сердце. Лицемеры! лице земли и неба (геогносты) распознавать умеете, как же времени сего Божия не узнаете? Зачем же вы и по самим себе не судите, чему быть должно? [ Лк. 12,56–57 ]. Есть много ученых, которые, кажется, все знают, а не знают сами себя. И выходит: приобретет весь мир, а душе своей повредит [ Мф. 16,26 ]. Какая же польза такому человеку во всех познаниях? – Никакой. Астроном! Юрист, агроном! Физик, математик, философ, ритор! Обратитесь прежде к познанию себя! Действие духа злого в сердце весьма ощутительно бывает при начале чтения Священного Писания, или творений святых отцов, или молитв при богослужении общественном, при требах, во время домашней молитвы: тяжело, неохотно читаешь и, читая, не разумеешь сердцем; читаемое не вмещается в сердце, которое занято бывает духом мрака адского. Но скоро берет свою силу слово Божие, или писания отеческие, или молитвы, и прогоняют духа злого, который, видя нашу твердость в деле, убегает от нас. Господи, если хочешь, можешь меня очистить. Иисус... простер руку, коснулся его и сказал ему: хочу, очистись... и он стал чист [ Мк. 1,40–42 ]. Мы, возлюбленные, этот прокаженный. Грехи ваши – проказа ваша. Мы-то, прокаженные грехами, приходим часто (как согрешим) ко Христу и, кланяясь Ему на молитве, говорим Ему: Господи, если хочешь, можешь меня очистить. И простирает к нам ежедневно Господь милостиво руку Свою, касается сердца нашего нечистого, зараженного проказою греха, и говорит нам: хочу, очиститесь. И тотчас же очищается проказа наша: мы это ясно ощущаем. Приходите же к Нему все, как этот прокаженный, и говорите Ему с верою: Господи, если хочешь, можешь меня очистить. |
| — Я думаю, что это христианин. Сказал игемон Аполлониду: — Спроси его, кто он. Аполлонид спросил святого: — Кто ты? Отвечал святой: — Я — христианин. Сказал ему игемон: — Слышал ли ты о царских указах, разосланных по всем странам, которые обязывают христиан приносить богам жертвы? Отвечал святой Аскалон: — Да, я слышал о тех нечестивых указах, изданных на соблазн многим. Сказал игемон: — Как смеешь ты так поносить царей, называя соблазном их священные и спасительные указы? Отвечал святой: — Делай со мною, что хочешь, ибо я не имею тех указов, так как они незаконно издаются не на пользу, но на погибель людям; потому что разве может быть польза от тех указов, которые призывают к поклонению идолам? Сказал игемон: — Тебе мало поносить царей наших: ты и богов наших называешь идолами. Клянусь тебе самими богами, что, если ты не поклонишься им и не принесешь им жертв, то будешь предан мукам, приготовленным ослушникам. Отвечал святой: — Я не боюсь твоей угрозы, а боюсь Того, Кто сказал: «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф. 10:28). Поэтому надобно бояться Бога, Который может вечно мучить всего человека, а не вас, которые мучите только одно тело, и то не вечно, а на короткое время. Игемон сказал: — Послушай меня и принеси жертву бессмертным богам; потому что, если ты не послушаешь, то уже приготовлено и место для мучения, и мучители. Отвечал святой: — Увидим, кто из нас явится более сильным: ты ли мучениями убедишь меня, чтобы я назвал идолов богами, или я тебя убежду признать Христа Господа моего истинным Богом и Создателем всего. Разгневанный игемон повелел бить мученика обнаженного и повешенного на дереве и строгать его железными орудиями. Святой же, когда немилостиво мучили и терзали тело его, так что части его падали на землю, молчал, не издавая стона болезненного и не произнося ни единого звука. Игемон же сказал ему: — Не смягчилось ли сердце твое, чтобы принести жертву богам? Один же ритор по имени Визамон, стоявший тут же, сказал: |
| Язычник тысяченачальник Клавдий Лисий был также в числе светлых сил, которым был поручен беззащитный, в оковах, апостол. Поверив добрым своим сердцем племяннику Павла, Лисий под сильным конвоем отправил апостола в Кесарию при письме вполне благоприятного апостолу содержания. Не думал, конечно, Лисий, каково значение для всего человечества того, о ком благожелательно и снисходительно писал Феликсу. Какая тайна в том, что некие последние в мире должны после стать первыми, а первые – последними! Несмотря на ясное об этом слово Откровения, ни «последние» не подозревают ожидающей их славы, ни «первые» не думают о возможном своем умалении пред этими «последними». Вскоре в Кесарии появились и ожидаемые там жалобщики на апостола, Анания и другие старейшины, приведшие, конечно, целый легион бесов с собою... Агнец Христов Павел был под стражей в Иродовой претории. На первом рассмотрении дела ничего не было решено, но «чрез несколько дней Феликс, придя с Друзиллою, женой своею, Иудеянкою, призвал Павла и слушал его о вере во Христа Иисуса. И как он говорил о правде, о воздержании и о будущем суде, то Феликс пришел в страх и отвечал: теперь пойди, а когда найду время, позову тебя. Притом же надеялся он, что Павел даст ему денег, чтобы отпустил его: посему часто призывал его и беседовал с ним» ( Деян. 24:24–26 ). Примечательно здесь сочетание некоего – несомненно, религиозного – страха Феликса во время слов апостола о правде, воздержании и суде с явным желанием получить с апостола взятку. Этот тип религиозности человеческой не чужд и нашей эпохе; в жизни, в делах, психологии – прочное служение своим эгоистическим интересам, а где-то в глубине души – «трещинка в вечность», смутное, но уже святое беспокойство от соприкосновения с миром таинственным, с областью непостижимой, но как-то реальной... Может быть, реальной... Непросветленная вера в иное могущественное бытие правды и суда, страх от начала осознания этого бытия и суда – и в то же время хладная отдаленность разума, сердца и воли от Истины. 47. Ритор Тертулл (гл. 24) |
| Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность, соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти. — В седьмых старайтесь, — сказал ритор, — частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения. «Да, это должно быть так», — думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество, и щедрость, и добронравие, и любовь к человечеству, и в особенности повиновение, которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее. В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется. — Я готов на всё, — сказал Пьер. — Еще должен вам сообщить, — сказал ритор, — что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, — сказал ритор, — есть наименование какой-нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой. |
| Индивидуальный образ ритора складывается в его практической деятельности и во многом зависит от культуры аудитории, к которой ритор обращается: аудитории с высокой культурой формируют влиятельный образ ритора, аудитории с низкой культурой формируют образ ритора, сомнительный с точки зрения пафоса, логоса и этоса, поскольку ритору всегда приходится в большей или меньшей степени подстраиваться под аудиторию. С другой стороны, и аудитория является продуктом речевых действий ритора: в ходе продолженной речи (например, духовной или учебной гомилетики) в аудитории происходят изменения: одна часть ее меняется в ходе речи, другая – покидает ритора, третья постепенно приходит и осваивается с аргументацией. Это развитие аудитории срастается со становлением образа ритора. B результате ритор и аудитория в определенный момент развития аргументации обнаруживают, что оба отражающие друг друга образа – образ ритора и образ аудитории – в своих основных чертах сложились и их, оказывается, можно достаточно точно охарактеризовать. Это будет означать, что у ритора на самом деле сложилась более широкая потенциальная аудитория: найдутся группы людей, которые по тем или иным причинам проявят интерес к ритору и станут искать контакта с ним. Проблема и тема высказывания Проблемой высказывания называется реальная трудность, противоречие, конфликт, в разрешении которых заинтересована аудитория и к рассмотрению которых обращается ритор. Задача ритора состоит в том, чтобы усмотреть существующую проблему, выделить ее, оценить ее значение, но ни в коем случае не создавать проблему там, где ее нет. Проблема бывает не обязательно практической – большая часть проблем, к которым обращается ритор, являются духовно-нравственными, познавательными, эстетическими или проблемами взаимопонимания. Более того, любая, даже самая практическая житейская проблема, обязательно содержит в себе духовно-нравственный смысл, найти и понять который необходимо. Проблема является реальным объектом риторического высказывания. Существенной особенностью проблемы как объекта речи является ее принципиальная разрешимость силами или, по крайней мере, участием аудитории, к которой обращается ритор. Поэтому главная задача ритора состоит в том, чтобы сформулировать проблему, раскрыть ее значение, предложить и обосновать путь ее решения, побудить аудиторию к действию. Статус проблемы |
| Филострат всерьез высказывает два утверждения: во–первых, что ритор и философ, по существу, занимаются одним и тем же делом (по крайней мере, если ритор верен заветам софистов, основателей своего искусства); во–вторых, что ритор занимается этим делом не хуже, а лучше философа. Оставим в покое второе, оценочное утверждение, представляющее ритора аристократом духа, а философа — плебеем духа, жалким и робким крохобором (вспомним, что примерно за шесть с половиной веков до этого Аристофан высмеивал «мелочную попечи- тельность» философов, т. е. то же крохоборство, как признак «нищеты»— λεπτς μεριμνντες πνονται ). Тут все более понятно: если задор Филострата покажется читателю странным, пусть читатель вспомнит на выбор одно из двух — либо интерпретируемые в популярных книгах с безоговорочным сочувствием насмешки гуманистов Ренессанса над схоластами отнюдь не только за догматизм и фидеизм, но за то, что последние пренебрегали блеском слова, т. е. той же риторикой, и залезали с головой в хитроумные логические проблемы , либо сколь угодно близкие по времени выпады литераторов и журналистов против «птичьего языка» терминологии, против тяжелодумного «гелертерства» специалистов… Куда более неожиданно и потому куда более интересно для нас первое утверждение Филострата — о существенном тождестве дела, которым занимаются и философ и ритор (по крайней мере, ритор высшего, «софистического» класса). Подчеркнем, что смысл этого утверждения не сводим к характеристике преходящего, при всей своей важности недолговечного исторического момента древней софистики; Филострат явно понимает явление «философствующей риторики» как вечную, вновь и вновь воплощающуюся универсалию. И разве он так уж неправ? Что такое Цицерон в I в. до н. э., Дион Хрисостом в I-II вв. н. э., Юлиан Отступник в IV в. до н. э., как не «философствующая риторика»? С этими именами не разделаешься, отослав их по ведомству простой популяризации, сиречь «вульгаризации» философии; каждому ясно, что без Юлиана духовная драма исхода языческого платонизма немыслима, но и Цицерона мы не вправе третировать, как это делал в свое время Т. |
| — Хорошо, — сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. — Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии? — Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, — сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. — Я был атеистом, — отвечал Пьер. — Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? — сказал ритор после минутного молчания. — Да, да, — подтвердил Пьер. Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить: — Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, — сказал он, — и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в-третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, — сказал он и вышел из комнаты. — Противоборствовать злу, царствующему в мире… — повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно-наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя — исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе. |
| Поэтому, господа, может стать непонятным упорство правительства: ведь слишком неблагодарное дело отстаивать существующие порядки и слишком, может быть, недобросовестное дело убеждать кого-либо в том, что все обстоит благополучно. Вот, господа, те мысли или приблизительно те мысли, которые должны были возникнуть у многих из вас; и если, несмотря на это, я считаю своим долгом высказаться перед вами, то для вас, конечно, будет понятно, что побудительной причиной к этому является вовсе не ведомственное упрямство, а основания иного, высшего порядка. Мне, может быть, хотя и в слабой мере, поможет то обстоятельство, что, кроме, конечно, принципиально оппозиционных партий, которые всегда и во всем будут противостоять предложениям правительства, остальные партии не совершенно единодушны в этом не столь простом деле, и среди них есть еще лица, которые не поддались, быть может, чувству самовнушения, которому подпало большинство Государственной Думы. Это дает мне надежду если не изменить уже предрешенное мнение Государственной Думы, то доказать, что может существовать в этом деле и другое мнение, другой взгляд, и что это взгляд не безумен и не преступен.” Вступление с ораторской предосторожностью строится следующим образом: • Ритор присоединяется к эмоциональной оценке проблемы аудиторией и высказывает огорчение тем, что ему приходится выступать в столь сложных обстоятельствах. • Ритор устанавливает топы, в основном нравственного характера, но также и специальные, связанные с технической стороной вопроса, которые объединяют его с аудиторией (в примере – патриотические чувства и стремление к благу отечества, ответственность за общее дело); эти общие места представляются как наиболее значимые. • Ритор высказывает понимание позиции аудитории и уважение к ней, но при этом указывает на чувство долга и необходимость, которые побуждают его отстаивать свою позицию. • Ритор представляет позицию аудитории как коллективную и вызванную естественной эмоцией (чувство внушения), но не как самостоятельную, продуманную и трезвую, что не утверждается прямо, но подразумевается. |
| Владение риторикой показывает и уровень воспитанности человека. Что значит воспитать? — В том числе научить общаться, выражать свое мнение. В речи воплощается весь человек: его мысли, чувства, воля, духовные устремления, знания, стиль жизни. Едва ли в поговорке «язык мой — враг мой» имеются в виду люди воспитанные. Нам сказано: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф 5:48). И хотя абсолютно совершенного человека не бывает, мы все-таки должны стремиться к тому, чтобы слово человеческое было подобно Слову Божию. Совершенствование речи тем важно, что многие грехи — от языка. Поэтому значение риторики гораздо шире, чем может показаться на первый взгляд. Как работает риторика В современной школе риторику преподают в основном факультативно. На обязательном уроке русского языка мы прежде всего учим правила орфографии и пунктуации, на обязательном предмете «литература» пишем сочинения с использованием задолго до нас придуманных, шлифованных мыслей, развиваем письменную речь, а развитие устной выносим куда-то на периферию учебного плана. Что делать, нашему бедному учителю некогда: надо заполнять бумаги для министерства, отчеты, вести журналы и выполнять множество работы, которая отвлекает от его реального дела. Поэтому сегодня, когда риторика не является обязательной учебной дисциплиной (как было в классическом образовании), существует немало заблуждений о том, что она собой представляет и как работает. Риторика — не многословие и пустословие, не «красивоговорение». Она требует знаний, эрудиции, стараний и тренировки. Всякую речь, которую ритор собирается произнести публично, он предварительно готовит или продумывает. Ритор не заливается соловьем — он говорит для людей, а не для самовыражения. Он вызывает у своей аудитории нужные эмоции, настраиваясь на бодрое и энергичное общение. Произнося речь, он помнит, что обращается к людям, а не к бумажке с текстом выступления. Он контролирует реакцию слушателей, видит заинтересованных и безразличных, дружественных и враждебных. Реплик из зала ритор не боится и реагирует на них спокойно, уверенно и полностью владея собой — своими мимикой, жестами, голосом. Ритор употребляет только литературные слова и выражения, без лишних иностранных заимствований, стремится к богатству слов и выражений. Все его фразы связаны, они четкие и ясные. |
| Создать повышающий пафос значительно труднее, чем понижающий. Во-первых, собственная выгода более популярна, чем общее духовное благо, а практический интерес привлекательнее, чем нравственный долг (исполнение которого сопряжено со многими неприятностями). Во-вторых, ритор, который создает повышающий пафос, предлагает идеи, осуществимость и реальная польза которых далеко не очевидны аудитории. Правила пафоса: • пафос является основой замысла; • без пафоса невозможны решения и действия; • следует избегать понижающего пафоса; • ритор не должен создавать искусственный пафос, не соответствующий замыслу и предмету речи; • пафос речи связан с эмоциями, которые могут возникнутъ в аудитории, поэтому ритор должен предвидеть эмоции, которые его слово может создать в аудитории; • ритор должен контролировать собственные речевые эмоции; • слишком сильный и неуместный пафос компрометирует ритора. Логосом называются словесные средства, которые используются ритором в аргументации выдвинутых предложений. Логос порождается пафосом и предстает как аргументация – система целесообразных средств выражения замысла речи и его обоснования в форме, приемлемой и убедительной для аудитории. Строение аргументации основано на общепринятых моделях и правилах, которые позволяют представить замысел в форме, приемлемой для аудитории, то есть объединить мысли ритора и аудитории, достичь согласия аудитории с доводами и ее присоединения к предложениям ритора. Аргументация может быть рассмотрена с точки зрения характера и состояния проблемы, задач и техники убеждения, с точки зрения состояния и динамики аудитории. С точки зрения состояния проблемы аргументация подразделяется на эпидейктическую (показательную), судебную (судительную) и совещательную. Это разделение видов аргументации основано на отношении предмета речи ко времени и на последовательности решения проблемы. Предметом совещательной речи является будущее, так как мы совещаемся о том, что возможно и в качестве возможного желательно или нежелательно. Но возможность и желательность предполагаемой ситуации определяются наличием подобных фактов в прошлом и их оценкой. Следовательно, прогнозировать будущие события как результат решения мы можем, только опираясь на опыт прошлого. |
|
|
