| В протоколах обысков указаны адреса, где они проводились. В большинстве случаев это была улица Менделеевская, дом 7 (и перечислены квартиры — 3, 4, 7, 9 и т.д.). Именно туда я и отправилась в первую очередь. Красивейшее старинное здание сейчас принадлежит Тульскому государственному педагогическому университету им. Л.Н.Толстого. На фасаде мемориальная доска в честь великого писателя, который здесь иной раз даже преподавал и сыновья которого здесь учились. Внутри все настолько ветхое и старое, что сложно поверить, что здесь проходят занятия для студентов исторического и философского факультетов. Но в данном случае нам это на руку — можно перенестись почти на 100 лет назад и воочию увидеть, каким тут все было тогда. Сегодня в университете работает несколько историков, и все они уверяют: в этом доме, который изначально построил промышленник Лугин, с 1860 года была мужская гимназия и никогда здесь никто не жил. А как же тогда указание на квартиры в материалах дела? Ученые вуза пожимают плечами: «Идите в библиотеку». За пыльными стеллажами за старым деревянным столом нас встречает главный библиотекарь и краевед Любовь Зайцева. Вы верите в мистические совпадения? Так вот, передо мной сидит женщина. Перед ней — рукописный текст. И в глаза сами бросаются строчки, которые она написала перед моим приходом: «В 1931 году были арестованы монахини…» Оказалось, Зайцева решила написать про историю монастыря. У нее ведь дома хранятся раритеты — изделия, вышитые руками его монахинь бисером, золотыми нитками, каменьями и т.д. (те были знатные рукодельницы). Но даже Зайцева не знала, что в здании, где сейчас работает, почти сто лет назад жили монашки. Перевернув все архивы, выясняем, что на четвертом этаже действительно были комнаты для проживания преподавателей. Выходит, именно учителя первыми приютили в свое время оставшихся без крова девиц-затворниц. Поднимаемся на четвертый этаж. А там комнаты почти как кельи, со сводчатыми потолками и узкими окнами. Еще Зайцева показывает на флигель во дворе. Не исключено, что часть монахинь жила там. Сейчас решается вопрос о сносе этой старинной постройки… |
| Среди недавних литературных произведений музыка особенно слышится в двух повестях: Б. К. Зайцева и А. И. Солженицына. Это повесть первого «Авдотья-смерть» и «Матрёнин двор» второго. В этих повестях русская старая литература и новая – пореволюционная как бы подают друг другу руку. Происходит рукопожатие и как бы передача наследства. В сущности, каждая человеческая жизнь это траурный марш, но не всегда музыка его слышится. А вот обе повести, о которых идёт речь – так похожи на похоронные марши. Бедная Авдотья вся предназначена изжить себя в неустанных заботах, в метании туда-сюда, чтобы наконец, этого не сознавая, измученной пасть и вознестись туда, где для мучеников готовы их венцы. Но она не праведница, как Матрёна Солженицына, она только мученица. В Матрёне есть жестокость, грубоватость, но есть и свет. Подлинный свет в этой повести просвечивает в русской барышне Лизе, одной из последних духовных наследниц Тургеневских девушек. У Солженицына Матрёна также мечется всё время, но жертвенно, бескорыстно. Она праведница и мученица. Как и у Зайцева, повесть эта не идиллия; корысть и жестокость окружают Матрёну. В этом несхожесть двух повестей. У Зайцева добра больше вне и около его героини, у Солженицына, наоборот, зло находится вне и около неё. И всё же у обеих есть и сходство. Обе – Авдотья и Матрёна схожи тем, что живут каждая своей собственной жизнью, такой, которую ни революции, ни войны и ничто внешнее не могут существо их изменить. Поэтому оба образа как бы дополняют друг друга. Да, обе живут той своей подлинной жизнью, которая была бы примерно той же при любом режиме. Поэтому так нетрудно представить, что Авдотья Зайцева и Матрёна Солженицына – это образ России, той, которую можно калечить, замучить, но нельзя убить духовно. Эта Россия, порою жестокая, порою самозабвенная, всегда жива в своих заботах, то чисто жертвенных, то исполненных героической, но скрытой борьбой за своё существование. Как всё живое, так и Россия обречена на смерть, но за смертью её видится Воскресение. |
| Годы борьбы подорвали здоровье генерала, и 22 ноября 1934 г. в возрасте 56 лет он покончил с собой. Тело повесившегося генерала обнаружила хозяйка квартиры. Возле тела был найден пакет властям французской концессии и «Предсмертное заклятье» Зайцева: «Отходя в загробный Мир, я заклинаю всех тех, кто, преследуя материальные выгоды, будут оказывать содействие в продлении тирании коммунистов, как повадных преследователей веры в Единого Истинного Бога, что проклятия из загробного Мира будут посылаемы на головы большевистских доброжелателей выделено мною. – А. Г.. «Аминь». Добровольно оставляющий земное бытие И. М. Зайцев» 122 . Шанхайская газета «Слово» в некрологе, опубликованном 24 ноября 1934 г., отметила, что Зайцев покончил с собой «в припадке душевного расстройства» 123 . Зайцев был похоронен на новом Зикавейском кладбище Шанхая. После самоубийства генерала с его бумагами ознакомился епископ Китайский и Пекинский Виктор (Святин), в прошлом офицер Оренбургской армии, а в 1934 г. – начальник Российской Духовной миссии в Пекине 124 , в архиве которой хранились документы генерала. 17 декабря 1934 г. в шанхайских газетах было опубликовано его письмо: «Ознакомившись детально с посмертными письмами и материалами покойного генерал-майора И.М. Зайцева, я вижу, что покойный был высоко религиозный человек и исключительной стойкости патриот, поставивший целью своей жизни действенную борьбу с поработителями нашей Родины – коммунистами. Ради этой цели покойный рискнул выехать в СССР, где ему не удалось осуществить свои намерения. После тяжких испытаний ему посчастливилось вернуться снова в эмиграцию, где, невзирая на все трудности материального и морального характера, покойный не прекращал этой борьбы и, уходя от нас, завещал продолжать ее нам. Все толки о его причастности к лагерю большевиков являются вымыслом злонамеренных людей и его злейших политических врагов – безбожников коммунистов» 125 . После смерти генерала Росснационалисты издали его книгу «Четыре года в стране смерти». Еще при жизни Зайцев планировал издать четырехтомную автобиографию под общим названием «Из недавно пережитого». Тома предполагались следующие: Т. 1. От Мартовской революции до Октябрьского переворота; Т. 2. От Октябрьского переворота до падения Сибирского фронта; Т. 3. От эвакуации за границу до возвращения в Советский Союз; Т. 4. Четыре года в коммунистическом аду. Выход книг анонсировался читателям, но жизнь Зайцева оборвалась до того, как эта идея получила свое воплощение. Из всего проекта полностью был издан лишь четвертый том (в Китае), а также опубликовано несколько глав (главы 12–15) второго тома (в СССР). |
| Среди тех русских писателей, кто притягивал внимание Зайцева, должно назвать также Гоголя, Толстого, Достоевского (он сам включил эти имена в особый список наиболее близких ему писателей). Правда, о Толстом у Зайцева можно отыскать лишь разрозненные и почти случайные отзывы, о Достоевском он собирался написать в конце жизни большой труд, да замысел не исполнился. Из написанного о Гоголе выделяются очерки «Гоголь на Пречистенском» (1931) и «Жизнь с Гоголем» (1935). Последний можно охарактеризовать как краткий конспект большого труда, по каким-то причинам не осуществлённого. Гоголь привлекает Зайцева именно как христианин, трудно осущестлявший восхождение к духовным высотам. Поражает сопоставление духовного облика Гоголя с толстовским— для такого сопоставления требовалась и глубина, и мужество своего рода: «Замечательна разница с Толстым. Перечитывая Толстого, в сущности, дальше “Войны и мира” и “Анны Карениной” идти не хочется. С Гоголем иначе, хотя сильнее первого тома “Мёртвых душ” он ничего не написал. Но своим путём, фигурою— Гоголь зовёт дальше. Толстой “толстовством” не только никуда не зовёт, но само это слово кажется сейчас пережитком. Толстой при жизни основал секту, едва ли не обожествлявшую его. Гоголь умер под знаком ханжи, чуть не полоумного и должен был доказывать, что он не плут. Но прошло время, и от толстовской секты остался дым, а Гоголь подвижником входит в нашу духовную культуру. Его путь, по загадочной странности не узнанный многими близкими,— вечен, и лишь теперь начинает распознаваться» 31 . Всё более и более влечёт писателя духовное в литературе (восприятие Гоголя— лишь отражение такого влечения), но он же и понимает, как это важнейшее для русского человека чужеродно для «латинца», для приверженца иных жизненных, реально-материальных, ценностей: «И с отвращением читая жизнь мою, Я трепещу и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слёзы лью, Но строк печальных не смываю. Это написал самый " ‘лучезарный” и самый “языческий” из русских! Хороши, значит, остальные! Лев Толстой считал это стихотворение лучшим, кажется, во всей мировой литературе, плакал над ним старческими слезами и от своей жизни перед смертью сбежал в Астапово. Достоевский, Некрасов... но это общеизвестно. Один француз говорил, что вся русская “большая” литература это площадь, толпа, выходит герой, кланяется, бьёт себя в грудь, вопит и кается. |
| Этим нагромождением цитат хотелось мне показать, что представители далеко не одного поколения находили и находят в творчестве Б.К.Зайцева одну доминирующую черту — лирический поток тишины и взгляд на жизнь, на мир, на его современников — sub speciae aeternitatis, позволяющий при этом смотреть на окружающее и окружающих отнюдь не с холодным мнимым объективизмом, отнюдь не отрешенно, а с подлинным любовным вживанием в самую сердцевину их души, но без часто неизбежного налета желчи и сиюминутной злободневности. И вот эта зайцевская боговдохновенная тишина поэтому так и неприемлема советским властителям, что, скажем, в «Краткой литературной энциклопедии» (Москва) Зайцеву, крупному русскому писателю, уделено всего 45 строк, а бездарнейшему и безграмотнейшему тупице, критику-нигилисту второй половины прошлого века Варфоломею Зайцеву — 124 строки. Ибо Борис Зайцев выразил, мол, и склонность к «мистическому восприятию жизни», и «враждебное отношение к революции» . Но вот Бунин, например, громогласно и яростно, на первый взгляд, гораздо более крепко, чем «тишайший» Зайцев, высказал свое отвращение к Октябрю и большевикам, но отнюдь не вызвал своими ожесточенными проклятиями такой вражды к себе, как его давний приятель — лиричнейший Борис Константинович. В той же «Краткой литературной энциклопедии» Бунину отведено целых четыре столбца и говорится, что «во многом противоречивое наследие Бунина обладает большой эстетической и познавательной ценностью» . Тихое, сдержанное и без размахивания кулаками осуждение большевизма Борисом Зайцевым кажется Советам куда более опасным, чем та же бунинская ярость. А антикоммунизм Зайцева непререкаем и принципиален. Зайцев, например, отнюдь не отрицал яркой даровитости Алексея Толстого, но когда тот, уже советским графом, приехав в Париж, захотел встретиться с ним, Зайцев категорически отказался от встречи. В.Н. Бунина записывает в дневнике 19 июня 1934: «Письмо к Яну (Бунину. — Б.Ф.) от Зайцева: …Фондаминский виделся с Алешкой (А.Н. Толстым. — Б.Ф.). Передал Боре, что Толстой хочет с ним повидаться. Зайцев отказал» . |
| Маленькому Глебу кажется, что отец и мать – любящие благодетельные силы, охраняющие его от всяких тревог и несчастий. Кажется это ему не случайно и не напрасно. Вокруг – такое устоявшееся спокойствие, что родители действительно в состоянии играть роль добрых божеств. Вот, например, Глеб на вступительном экзамене в калужскую гимназию отвечает на вопросы законоучителя о. Остромыслова. Отвечает довольно слабо. Священник поправляет мальчика, однако «без раздражения», пишет Зайцев. – Зачем волноваться о. законоучителю? В мире все прочно, разумно, ясно. Вся эта гимназия, и город Калуга на реке Оке, и Российская империя, первая в мире православная страна, – все покоится на незыблемых основах и никогда с них не сдвинется. Что значит мелкая ошибка маленького Глеба? Все равно Дарвин давно опровергнут, вечером можно будет сыграть в преферанс, послезавтра именины Капырина, все вообще превосходно. «Никогда не сдвинется…» Однако, если бы даже не знать о событиях, происшедших в последние десятилетия, можно было бы по рассказу Зайцева, обращенному к временам далеким, догадаться, что империя «сдвинулась», что она неизбежно должны была «сдвинуться». Иначе рассказчик по-другому о прежнем житье-бытье говорил бы, иначе его плавная речь не прерывалась бы многочисленными паузами. К отцу Глеба, провинциальному инженеру, приезжает на завод губернатор – олицетворение благосклонного величия и торжественного, незыблемого спокойствия. Зайцев мог бы, в сущности, и не добавлять, что «через тридцать лет вынесут его больного, полупараличного из родного дома в Рязанской губернии и на лужайке парка расстреляют». Если не в точности это, то нечто подобное читатель предвидит. Глеб в детстве счастлив. Но читатель чувствует, что в будущем Глебу предстоит нечто значительно менее идиллическое: повествование напоминает реку, которая дрожит и пенится задолго до того, как переходит в водопад. У Зайцева вообще тон рассказа порой значительнее самой фабулы. Реалистичны ли его романы? Да, по-видимому, реалистичны. Но сущность их не совсем укладывается в понятие реалистического творчества, как впервые в русской литературе это случилось у Гоголя, о реализме или псевдореализме которого до сих пор длятся споры . Вспоминаю давнюю драматическую сцену Зайцева, действие которой происходит в чистилище и где слышны речи, как будто еще согласованные с обычной земной, человеческой логикой, но уже освобожденные от груза земных, человеческих страстей: хотя в повествовании о Глебе перед нами – русская деревня, охотники, инженеры, капризные и взбалмошные барыни, обычный, знакомый провинциальный российский быт, все-таки порой кажется, что это только пелена, которая вот-вот прорвется, и, как сквозь облака, мелькнет за ней бесконечная, прозрачно-голубая, какая-то «астральная» даль. Особый поэтический колорит зайцевских писаний на этом и держится. О его реализме хочется сказать: то, да не то. |
| Думаю, что не будет преувеличением сказать, что, по мнению Зайцева, Чехов ближе к Достоевскому, чем к Тургеневу. Оправдывает он это сближение раскрытием в творчестве Чехова им самим неосознанных, но глубоких в нем религиозных корней. Я думаю, что портрет Чехова, написанный Зайцевым, верен. Но если бы это было и не так, то во всяком случае ошибка Зайцева очень показательна для того пути, которым он пришел к исповеданию христианской истины. (Я же пишу не о Чехове, а о Зайцеве.) С первых же страниц Зайцев подчеркивает «пусть внешне уставное, но в глубине все же духовно живое православие» отца Чехова. Подчеркивает он и любовь Антона Павловича к церковному пению. Даже много позднее, в Мелехове, Чехов вместе с Потапенко, Ликой Мизиновой, своим отцом и другими, приводя в смущение российских интеллигентов, охотно исполнял разные церковные песнопения. Зайцев отнюдь не искажает фактов; он безоговорочно признает, что Павел Егорыч дал детям более чем неудачное религиозное воспитание, что и превратило Чехова, в связи с его медицинским образованием, в убежденного материалиста-науковера. Но Зайцев считает, что, отдавая дань требованиям своей эпохи, Чехов в глубине своей души все же не был атеистом, а лишь казался таковым. Не утаивая того, что Чехов был материалистом интеллигентской закваски, Зайцев обращает внимание и на то, что он очень отличался от защитников быстрого политического прогресса, в чем его неоднократно упрекали не только идейные критики, но и неидейные друзья. Конечно, Чехов ездил на Сахалин, написал о Сахалине замечательную книгу, обратившую на себя внимание в Петербурге и улучшившую судьбу ссыльных; конечно, он был весьма отзывчивым врачом и бескорыстно работал во время эпидемии холеры, но он никуда не звал, никуда не вел, ничего не исповедовал и ничего не провозглашал. Под его науковерчеством зияла пустота, тоскующая, в изображении Зайцева, по Богу. Об этой тоске говорит старый профессор в «Скучной истории»: «”Нет общей идеи!” Не лучше бы сказать веры или даже Бога. |
| Зайцевский “Афон” оказал значительное влияние на многие произведения русской зарубежной литературы, посвященные Афону (см., например, книги В. А. Маевского “Неугасимый светильник” (Шанхай, 1940), “Афонские рассказы” (Париж, 1950), “Афон и его судьба” (Мадрид, 1968). А. В. Болотов, посетивший Святую Гору вскоре после Зайцева, писал: “После очаровательной книжки Б. К. Зайцева, где в общем чрезвычайно верно схвачена сущность Афона, всякая попытка возвращаться к описанию Св. Горы может показаться или дерзкой или совершенно ненужной...” (Болотов А. В. Страстные и светлые дни на Афоне. Варшава, 1929, с. 5). В дальнейшем религиозная линия у Зайцева представлена книгой путевых очерков “Валаам” (1936), публицистикой (очерки о православных святых, праздниках и монастырях) и последним рассказом “Река времен”, но главное — она пронизывает его произведения изнутри, создавая особую, только ему свойственную тональность в отношении к миру — за пестрой оболочкой бытия, иногда грубой, иногда прекрасной, он всегда прозревает высшую реальность. И Г. Адамович мог с полным основанием сказать о Зайцеве: “Если мы вправе толковать о духовном творчестве в эмиграции, то лишь благодаря таким писателям, как он” (Адамович Георгий. Борис Зайцев. - В кн. А.: Одиночество и свобода. Нью-Йорк, 1955, с. 208). Елена Воропаева ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА Я провел на Афоне семнадцать незабываемых дней. Живя в монастырях, странствуя по полуострову на муле, пешком, плывя вдоль берегов его на лодке, читая о нем книги, я старался все, что мог, вобрать. Ученого, философского или богословского в моем писании нет. Я был на Афоне православным человеком и русским художником. И только. Афон предстал мне в своем вековом и благосклонном величии. Тысячелетнее монашеское царство! Напрасно думают, что оно сурово, даже грозно. Афон — сила, и сила охранительная, смысл его есть “пребывание”, а не движение, Афон созерцает, а не кипит и рвется, — это верно. Но он полон христианского благоухания, то есть милости, а не закона, любви, а не угрозы. Афон не мрачен, он светел, ибо олюблен, одухотворен. |
| Рубрики Коллекции Чего хотят женщины? Откровенный разговор Счастливые. Женственные. Многодетные. Совмещают семью и реализацию. Вы скажете, что это все про разных людей. Нет, сегодня в «Райсовет» собрались женщины, которые совмещают в себе все эти качества. Собрались, чтобы обсудить, что значит быть настоящей женщиной, и поделиться со зрителями своими секретами. Подпишитесь на плейлист: В комментариях просим рассказать, чей взгляд из наших гостей кажется… 05.10.2023 Куда пойти учиться: школа vs семейное образование С домашним обучением все обстоит примерно как с домашними родами. Помните, была такая спонтанная, никем не санкционированная тенденция? Многие мои подруги решались так рожать. Тяжелой была лишь одна история, в которой для ребенка все закончилось хорошо, а вот мама получила инфекцию. Помню, как к ней отнеслись врачи скорой: они буквально проклинали ее за ее выбор,… 02.10.2023 Просящему у тебя — дай! Дорогая моя подруга Елена Кучеренко недавно подняла тему милостыни и мошенников — она нередко рассказывает разные истории о том, как ей случалось помогать людям. И мне захотелось тему продолжить, отразив все возможные оттенки смятения по поводу. Она рано навалилась на нас, эта тема. Можно сказать, первый отходняк после неофитских восторгов. Только мы с сестрой начали активно ходить… 28.09.2023 «Я понимала, что не смогу принять этой пустоты... » — история матушки Светланы Зайцевой «Знаете, чудо похоже на блюдо молекулярной кухни. Смотришь на него, думаешь, как это вообще можно есть, а потом вкушаешь его с доверием Господу, который приготовил это блюдо для тебя, и понимаешь, что у него тонкий и интересный вкус…» Эту историю из жизни рассказала матушка Светлана Зайцева. Режиссер — Сабина Кухарчук. 24.09.2023 «Мой муж начал искать место на кладбище для нашего ребенка» — непридуманная история «Когда мы приехали в роддом, вокруг меня возникла тревожная суета, и я поняла, что с ребенком что-то не так. Оказалось, что они не находят его сердцебиение…» Эту историю из жизни рассказала матушка Светлана Зайцева. Режиссер — Сабина Кухарчук. |
| В Пермском крае 12-летний мальчик открыл стрельбу в школе. Его остановила директор Никто не пострадал 18 октября, 2021 Никто не пострадал Утром в школе рабочего поселка Сарс 12-летний ученик открыл стрельбу из ружья «Сайга», сообщают «Известия». Никто не пострадал. Ребенка с оружием остановила директор школы. Она вышла из кабинета и попросила мальчика зайти к себе. Что произошло Утром в школе рабочего поселка Сарс 12-летний ученик открыл стрельбу из ружья «Сайга», сообщают «Известия». Никто не пострадал, со школьником уже говорит полиция. «База» уточняет , что ребенка с оружием остановила директор школы Галина Зайцева. Она вышла из кабинета и попросила мальчика зайти к себе. Директор находилась с подростком до приезда полицейских. По ее словам, у ребенка просто был нервный срыв. Он кричал, что в него вселился Бог, и сам себя боялся. — Я его привела в учительскую, потом в директорскую, — рассказала Галина Зайцева «Базе». — Сначала держал винтовку или ружье. Ну я не могу сказать, что он прямо целился в меня. На мушке он меня не держал, просто стоял с ружьем. Когда я ему сказала: «Дима, в школе дети, они не виноваты, они маленькие дети. Давай зайдем в учительскую, с тобой поговорим», — он зашел. Мы дошли до директорской в кабинет. И здесь он уже мне карабин отдал. И потом патрон. Галина Зайцева. Фото: МК В министерстве территориальной безопасности сообщили, что школьник успел два раза выстрелить — в стену и потолок. Выстрел «…Утро началось с традиционного аппаратного совещания в кабинете главы округа Георгия Поезжаева. В минут пять девятого раздался звонок из единой диспетчерской службы, сообщили, что два выстрела в Сарсинской средней школе», — рассказывает журналист Лариса Огородникова. Экстренно все участники совещания поехали в школу. На месте были уже полицейские, скорая помощь, пожарные, сотрудники прокуратуры и администрации. Около школы были родители, услышавшие о ЧП. Многие искали детей. Школьники, услышав выстрелы, выбежали из здания без верхней одежды. Некоторые побежали в местный детский сад, который находится неподалеку. |
|
|
