| 253 Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. Одесса, 1905. С. 39—40. 254 Там же. 255 ЦГИА, ф 797, оп. 2, д. 7829, л. 2, 42 об. 256 Строитель отец Василий, настоятель Белобережской пустыни//Жизнеописание отечественных подвижников благочестия 18—19 веков. Апрель. М., 1908. С. 279—280. 257 Там же. С. 280. 258 Жизнь старца Василия Кишкина и ученика его монаха Арсения Белобережской обители. Одесса, 1904. С. 62. 259 Строитель отец Василий, настоятель Белобережской пустыни//Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Апрель. М., 1908. С. 286—287. 260 И.Л. Сказания о жизни и подвигах блаженной памяти старца Оптиной пустыни иеромонаха Макария. М.,1861. С. 5. 261 Жизнь старца Василия Кишкина и ученика его монаха Арсения Белобережской обители. Одесса, 1904. С. 75. 262 Очерк жизни в Бозе почившего Святогорской Успенской пустыни настоятеля архимандрита Германа Сост. А.Ф. Ковалевский. 2-е изд. Харьков, 1894. С. 31. 263 В жизнеописании игумена Филарета (Одесса, 1905) фамилия его указана «Завадовский» (С. 63). Однако в документах Глинской пустыни написано «Заводовский» (ЦГИА, ф. 796, оп. 107, д. 325, л. 1—3 об.; ф. 834, оп. 3, д. 2727, л. 204 об.). 264 ЦГИА, ф. 796, оп. 107, д. 325, л. 3, 1. 265 Там же, л. 7. 266 Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. 3-е изд. Одесса, 1905. С. 63; ЦГИА, ф. 834, оп. 3, д. 2727, л. 204 об.; Глинская Рождество-Богородицкая общежительная пустынь (Курской губернии Путивльского уезда). М., 1891. С. 81. 267 ЦГИА, ф. 796, оп. 107, д. 325, л. 3. 268 Жизнеописание игумена Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. 3-е изд. Одесса, 1905. С. 63. На прошении монашествующих Глинской пустыни императору Hukoлaю I о наделении обители землей (1837 г.) среди подписей старшей братии стоит подпись иеромонаха Мартирия. По всей вероятности, это подпись о. Мартирия (Заводовского) (ЦГИА, ф. 796, оп. 118, д. 1202, л. 3, 8). |
| До сих пор, они всегда подлежали рассмотрению гражданской цензуры. Во-вторых, приняв за основание, что сочинения, касающиеся вопросов религиозных, с цитатами из Святого Писания, подлежат духовной цензуре, надо допустить, что не только многие книги метафизического и нравственного содержания, но и самые повести и романы должны также подлежать духовной цензуре. «Из множества примеров, писал Новосильцев, я приведу здесь только один, именно «Матильду», – новый французский роман, в шести томах, отменно одобряемый со стороны нравственности и стиля, взятый из крестовых походов и содержащий в себе рассуждения о религии христианской и весьма многие заводы и цитаты из Святого Писания. Прилично ли духовной цензуре рассматривать сии и подобные книги, главным предметом которых, большею частью, является любовная интрига?...». Наконец, и по самому смыслу восьмого параграфа цензурного устава, ведению духовной цензуры подлежат только книги церковные, проповеди , катехизисы и богословские сочинения, все же остальные, как, например, переложения духовных псалмов и даже «жизнь Иисуса Христа», всегда печатались в светских типографиях и с разрешения гражданской цензуры. «На все сие, заключал Новосильцев, ожидаю разрешения вашего сиятельства, которое тем нужнее, что цензоры, не имея точных сведений о том, что принадлежит к цензуре духовной и что следует к их рассмотрению, невольным образом могут учинить отступление от данного им предписания и чрез то навлечь новые неприятности». Граф Завадовский был поставлен в весьма затруднительное положение и в течение трех недель не отвечал Новосильцеву. Наконец, от 21 апреля он сообщить «свою мысль», что цензура должна руководствоваться в рассмотрении оных (духовных книг) § 22 цензурного устава, в котором скромное и благоразумное исследование всякой истины, относящейся до веры, предоставлено рассмотрению гражданской цензуры 48 . Новосильцев все-таки поручил цензурному комитету отправить апрельскую книжку Сионского Вестника на рассмотрение митрополиту Амвросию, который не встретил никакого препятствия к ее выпуску, и 12 апреля она была издана в свет. |
| в 1867 r.). 5 июня 1829 года, напутствуемый старцем Филаретом, отец Макарий выехал из Глинской пустыни, в которой у него окончательно выработался аскетически-созерцательный характер, сказавшийся во всех произведениях и во всей жизни его. Особенно ясно отобразился в нем богобоязненный, смиренномудрый, нестяжательный и деятельно-духовный незабвенный наставник о. Филарет. Благодетели обители, знавшие о. Филарета в Софрониевой пустыни, желая облегчить ему трудности управления бедным монастырем, приносили свои посильные пожертвования, благодаря которым, сейчас же по вступлении его на должность глинскаго настоятеля произведены были самые необходимые исправления ветхих келий. Не прошло и месяца со дня прибытия о. Филарета, как обитель посетил архипастырь. Он во всем нашел перемену к лучшему. Обрадованный начатками благоустройства, преосвященный Феоктист сказал: «Слава Богу чудодеющему! ныне возрадовася душа моя: вижу Лазаря из мертвых воскресша». Он поблагодарил о. Филарета за многополезное и высокоразумное управление и 1 июля 1817 года в Курске наградил его набедренником. После келий приступлено было к возобновлению храмов. Сделанным о. Филарет не ограничился. Он, сильный духом, закаленный в борьбе со злом и различными препятствиями, с малолетства воспитанный в труде и молитве, сильно болящий о неустройстве вверенной обители, решился перестроить убогую пустынь совершенно по новому плану и вполне успел в этом. Строго обдумав, все с упованием на невидимую, но действительную помощь свыше, и видимую материальную помощь благодетелей, строитель по должности и по постройкам приступает к новой планировке и возведению новых зданий монастыря. Посему ему справедливо усвоено название возобновителя и возродителя Глинской пустыни. Недостаток средств и поездки в Петербург заставляют его на некоторое время остановиться от энергичной деятельности по возобновлению обители. А когда благочестивые жители столицы и других мест, имевшие возможность ближе познакомиться с о. Филаретом, усердно стали помогать ему своими пожертвованиями, он мог успешнее выполнять свои необходимые планы. И вот с 1823 года постройки снова возобновляются. Изыскивая постоянные средства содержания обители, на участке земли, подаренном в 1827 года мещанином Моисеем Завадовским, о. Филарет в г. Глухове построил пять лавок, дом и флигель с постоялым двором и всеми хозяйственными службами, кои, отдаваемые в аренду, приносили в то время доходу 800 руб. ассигнациями. На этой же земле поставлено монастырское подворье, состоящее из дома и флигеля. Здесь и при часовне в д. Заруцкой принимались проезжающие в обитель богомольцы и странники. При всех постройках садились деревья, кустарники, разводились фруктовые сады, пчельники, огороды. Ветхая монастырская каменная ограда почти заново построена частями в течение 18231829 годов. Четвертая западная сторона частью застроена каменными сараями. Для осушки прилегающего болота и для надобностей ближней монастырской пасеки вырыта сажелка (пруд) с проточною водою. |
| 5. О руководстве работой ячеек ОДГБ (доклад т. Ярославского). 5. Для руководства работой существующих в настоящее время ячеек и отделений ОДГБ создать временный совет из след[ующих] лиц 347 : 1) Смидович П. Г. (почетный председатель). 2) Ярославский. 3) Красиков П. А. 4) И. И. Скворцов-Степанов. 5) Попов П. А. ж 6) Представит[ель] М. К. 7) « М. К. 8) » Л. К. 9) « Л. К. 10) Брихничев И. Горев М. 12) Сарабьянов В. 13) Рожицын проф. 14) Резников (ЦК РЛКСМ). 15) Путинцев (Брянск). 16) Тучков. 17) Коссаковский (ГИЗ). 18) САИД-ГАЛИЕВ. 19) Нариман-Нариманов з . 20) Фрумкина или Мережин. 21) проф. Флеров. 22) проф. Тимирязев. 23) проф. Завадовский. 24) Румянцев. 25) Кешкович. 26) Орлов. и Времен[ное] Исполбюро Совета: 1) Ярославский Е.М. 2) Брихничев И. 3) ГоревА.М. 4) Красиков П.А. 5) Степанов И.И. 6) Тучков. 7) Попов К. А. 6. О разрешении адвентистам открытия глазной больницы в автономной области Нем[цев] Поволжья. 6. Сообщить Наркомздраву, что препятствий к разрешению на открытие глазной больницы не встречается, при условии, если таковая будет открыта не по религиозному признаку, а на общих основаниях 348 . 7. О разрешении Клинскому, Московскому (Синоду), Вятскому, Иркутскому церковным – управлениям издания религиозных журналов. 8. О разрешении на 10-е Декабря в Москве старообрядческого съезда. 8. Разрешить. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Ярославский (ЯРОСЛАВСКИЙ) СЕКРЕТАРЬ: Е. Тучков (ТУЧКОВ). РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 775. Л. 18–19. Машинописный подлинник. Подписи – автографы, рядом машинописью. На л. 18 в левом верхнем углу красными чернилами помета Е. А. Тучкова: « С[овершенно] Секр[етно]. Хранить конспиративно. т. Ярославскому. Е. Тучков» На л. 19 ниже формул подписи черными чернилами надпись рукой Е. А. Тучкова: «Примечание:». Далее его же рукой красными чернилами: «По вопросу 5-му о руководстве работой ячеек О.Д.Г.Б. т.т.. Красиков и Тучков – остались при особом мнении, выраженном на предыдушем заседании презид[иума] комиссии. Е. Тучков» и . Примечания а Номер протокола вписан рукой Е. А. Тучкова. |
| И прежде всего: что значило тогда — поступать безумно и в каких случаях обычно уравновешенные люди готовы были идти на безумные поступки?.. «Не дай мне Бог сойти с ума…» Как все артистичные люди на свете, люди конца XVIII — начала XIX века больше всего боялись выпасть из роли, оказаться в положении, не предусмотренном общественным сценарием, в «нештатной ситуации». На поле боя они твердо смотрели смерти в лицо, терпеливо пережидали царскую опалу, — кто в имении без права выезда, кто в сибирской ссылке, а кто и на Камчатке, среди алеутов. Они достаточно быстро справлялись с ударами судьбы и приспосабливались к новому положению — если неформальный этикет, бытовая традиция предлагали им «типовой проект» соответственной линии поведения. Но действительному (а не салонно-игровому) безумию слепой романтической страсти, или обыденности семейной утраты, или унижающему окрику, или нежданной неудаче на общественном поприще — всему, что общество не смогло или не пожелало формализовать — они часто, слишком часто не умели противостоять и тогда умирали при первом удобном случае. Александр Радищев, по возвращении из многолетней ссылки включенный в Комиссию по составлению законов, подает государю либеральный проект. Не встретив сочувствия или хотя бы соответственным образом обставленного (милостивого, или пусть даже гневного, но четко обозначающего самую меру гнева) отказа, слышит от Завадовского: «Эх, Александр Николаевич, охота тебе пустословить по-прежнему! или мало тебе было Сибири?» — идет домой и кончает жизнь самоубийством. Владислав Озеров, не вынеся провала очередной трагедии (после длительной полосы успеха), сходит с ума. Антон Дельвиг, выслушав грубо унижающий выговор шефа жандармов Александра Бенкендорфа, впадает в простуду и сгорает в несколько дней. Потому человек, столкнувшийся с неожиданным горем, порою как бы путал роли, инстинктивно подбирая маску по аналогии. Так, нередки случаи, когда страдальцы впадали в ролевое безумие, чтобы удержаться от безумия настоящего. (В XX веке сказали бы: подсознательно изживали комплекс.) |
| И потому в тот же самый день из-под пера нового государя выходит еще один очень важный для Алексея документ, в котором он уже назван графом. " Указ господину действительному тайному советнику, сенатору и кавалеру графу П.В. Завадовскому минувшего ноября 12-го за собственноручным Его Императорского Величества подписанием, в котором изображено: " Граф Петр Васильевич, находившиеся в особом ведомстве вотчины в тульской губернии волости Бобриковскую и Богородицкую, за исключением в последней устроенного уездного города; да в Московской губернии волость Киясовскую с принадлежащими к ним землями и угодьями и со всеми хозяйственными строениями и наличностью, також в Петербурге дом на Мойке лежащий, именуемый Штегельманский, всемилостивейше повелеваем отдать в вечное и потомственное владение бригадиру графу Алексею Бобринскому, а как вы по воле блаженной памяти нашей любезнейшей родительницы Государыни императрицы Екатерины Алексеевны, имели попечение о делах его, то и возлагаем на вас сие повеление наше чрез кого следует по порядку привести в исполнение " " . Приняв к исполнению, " Правительствующий Сенат приказали: с прописанием сего Высочайшего Его Императорского Величества повеления дать знать от Сената Тульскому, Московскому и Петербургскому губернским правлениям " . Наконец-то Алексей стал законным владельцем всего своего состояния, приобретенного для него матерью. Тот факт, что Павел сумел очень быстро решить вопрос о графском титуле, о собственности Бобринского с перечислением не только всех волостей, входящих в его имение, но и с учетом " хозяйственных строений и наличностью " , то есть всем скарбом: от утвари и мебели до крепостных, находящихся там, а также отдельной строкой выделить " дом, на Мойке лежащий " , свидетельствует как раз о том, что бумаги на все это движимое и недвижимое имущество были уже заготовлены заранее. Между тем, получив права на свое состояние, Алексей частично все же остается под опекой. Казалось бы, со смертью императрицы все должно упроститься, поскольку исчезли причины, препятствовавшие его свободе. |
| Там был магнит посильнее - Анна Владимировна, дочь барона. Она была на семь лет моложе Алексея, но привлекла своей не по возрасту разумностью, мягкостью и тонким пониманием его души, его настроений, его мыслей и чувств. С ней было как-то очень легко и отрадно. А сердце переполнялось каким-то необыкновенно радостным волнением, незнакомым, не изведанным еще никогда ранее. Даже без слов они хорошо понимали и чувствовали друг друга. И время, еще так недавно заунывно тянувшееся, вдруг побежало быстро и весело. А сам Ревель начал казаться даже очень милым, приятным городком, где душа, еще недавно полная обид и отчаяния, стала оттаивать в радости и блаженстве. Но здесь непреодолимым препятствием вновь возникал этот злосчастный долг. А поскольку никаких сведений о решении данного вопроса от Завадовского не поступает, то Алексей решил сам взяться за это дело и покончить с ним раз и навсегда. Он уже все продумал и нашел самый простой, как ему казалось, выход: рассчитаться с кредиторами из своего основного капитала, о чем он и поставил в известность своего опекуна. И хотя долги огромны, тем не менее " осмеливаюсь утверждать, - писал Алексей Завадовскому, - что после всех ращетов и плат мне останется доходу процентов того капитала столько же почти, ежели и не более, как то, что вами ежегодно мне отпускаемо было " . Поскольку решение, по мнению Алексея, найдено, то он и просит " уведомить письменно опекунский совет, чтоб в готовности держать сумму, которая потребна будет из сего капитала для уплаты сих нещастливых долгов " . Ссылаясь здесь же на " свидетельство опекунского совета от 11 мая 1782 года, где сказано, что с 11 апреля 1792 года Бобринский имеет власть оставить далее в Сохранной казне для получения процентов или возвратить хотя часть хоть весь капитал, но только об оном уведомить Императорского Воспитательного дома опекунский совет на перед за год до срока " , то Алексей и просит этим письмом, отправленным, как и полагалось, за год, то есть в 1791 году, " моим именем уведомить опекунский совет о заготовлении сих денег... |
| Когда же стало понятно, что так легко выпутаться из этих неприятностей не удастся, вот тогда она и решила сделать оргвыводы. Прежде всего, дала отставку Бецкому. По старости, разумеется. " Чтобы не иметь дела с невыносимыми пререканиями и придирками, которые происходят от старческой дряхлости, самодурства и недостатка доброй воли... " - писала она М.Гримму в июне 1787 года. Действительно, в это время Бецкому было уже за 80. Но на самом же деле причина, как нам кажется, была все же в другом. Как педагог и воспитатель, он никогда бы не согласился с той линией поведения, что избрала Екатерина, выстраивая свои нынешние отношения с сыном. Не в силах взирать на это равнодушно, как противоречащее всем нормам морали да и просто житейской логике, он и воспротивился. Значит, не знал подлинной причины избранной Екатериной тактики. Даже его, одного из очень немногих, кому доверяла, не посвятила она в свою тайну. Отсюда, от неведения, - " невыносимые пререкания и придирки " , против которых Екатерина, похоже, мало что могла возразить. Не желая и далее находиться под критическим огнем Ивана Ивановича, дабы не раскрыть себя, предпочла заменить его человеком, который не только не будет с ней спорить, но и станет послушно исполнять любое ее распоряжение и который будет молчать, в страхе потерять монаршее расположение со всеми вытекающими отсюда последствиями. Глава VI Под опекой Т ак опекуном А.Г. Бобринского с 1787 года стал Петр Васильевич Завадовский (1738-1812), тот самый, с которым он, еще учась в Кадетском корпусе, встречался на обедах у Бецкого. Императрица давно и хорошо знала Завадовского, а первые одиннадцать месяцев знакомства - очень близко, даже слишком. Еще в ноябре 1775 года его, как своего дельного секретаря, представил Ее Величеству генерал-фельдмаршал П.А. Румянцев. Узнав, с какого времени тот у него служит, заметила, приветливо улыбнувшись, что как раз с тех пор стала наконец понимать суть дел, изложенных в присылаемых ей документах. А до этого разбирала с большим трудом. |
| Одновременно на месте находившегося по соседству ледника построили новое здание из плитняка с четырехскатной крышей и без окон, состоявшее из двух помещений: сухого погреба и ледника " . Все было обустроено так, чтобы жить здесь было удобно и комфортно. А сама степень основательности ремонта и его объема, включая замену старых построек новыми, свидетельствует о том, что дом готовили для жилья не на месяц и не на год, а на срок гораздо больший. И это еще раз подтверждает наши предположения: расставаясь с Алексеем, императрица уже тогда знала, что расстаются они надолго. Она не видела сына уже почти шесть лет. Наверное, репутация ветреника, давно гулявшая по петербургским салонам, ее мало радовала. Но и рисковать его жизнью, его будущим она тоже не могла. И потому она вынесла себе - в который уже раз! - жесткий вердикт. Потребовав возвращения Алексея в Россию, она не только не позволила ему поселиться в Петербурге, но даже заехать сюда хотя бы на несколько дней. Екатерина не только обрекала себя на дальнейшую разлуку с Алексеем, но и отказывала им обоим в возможности увидеться хотя бы раз. Приняв решение, написала два важных письма. Одно - в Рижскую таможню, где Алексей, возвращаясь через Польшу, пересечет российскую границу. В этом письме повелевала г-ну А.Г. Бобринскому без заезда в Петербург отправляться на постоянное место жительства в город Ревель. И поселиться в Кадриорге, где уже давно было все готово к его приезду. Потом она еще не раз спросит своего секретаря, отправлено ли ее распоряжение и своевременно ли? Другое письмо, адресованное Павлу, писать было потруднее, поскольку надо было изобразить озабоченность, далекую от подлинных чувств беспокойства и даже тревоги, какие действительно вызывал у нее образ жизни Алексея. Бобринский так сильно промотался, писала императрица великому князю, что она была просто вынуждена учредить над ним опеку и отправить его жить в провинцию, в Ревель. Письмо Павлу было вообще без всяких сантиментов, по-канцелярски строго и лаконично, но пункт об опеке был выделен здесь особо и изложен весьма подробно, дабы не возникало никаких ненужных вопросов и сомнений. " О сем деле мысли мои суть следующие, - деловито, без всяких эмоций продолжала она. - Во-первых, П.В. Завадовскому письмом, мною подписанным, по причине расстройства в имении секунд-ротмистра конной гвардии Бобринского, его и с имением отдать в опеку вышеписаного тайного советника, которому и стараться в года выплатить долг. От Михельсона взять ордер к Бобринскому, чтобы возвратился в Россию, а от меня дать приказание рижскому губернатору, что как приедет в Ригу, чтоб ему приказать ехать в Ревель и тамо жить, дондеже долг его заплачен будет, из имения же уделил ему содержание " . |
| Черторысской всех острей, Чичагов из всех грубей, Завадовский – скупей, А Румянцев всех глупей, Вот характер тех людей. Тут же был написан весьма простой ответ на изображение свойств министров: Хоть меня ты убей, Из всех твоих затей и т. д. Простодушие стихов, их просторечие показались ему удивительно забавны. В них упоминались имена людей, о которых иногда вскользь говорили отец и дядя Василий Львович в разговорах скучных, после которых Сергей Львович всегда был недоволен, – разговорах о службе. Послание к Кутайсову Пришло нам время разлучиться, О граф надменный и пустой; Нам должно скоро удалиться От мест, где жили мы с тобой, Где кучу денег мы накрали, Где мы несчастных разоряли И мнили только об одном, Чтоб брать и златом и сребром. Ему нравились быстрые решительные намеки в стихах, в конце каждого куплета, хотя он и не все в них понимал: И случай вышел бы иной, Когда б не спас тебя Ланской. Сатира на правительствующий сенат поразила его своею краткостью: Лежит Сенат в пыли, седым покрытый мраком. Восстань! – рек Александр. Он встал – да только раком. Больше всего пришлась ему по душе длинная песнь про Тверской бульвар: Жаль расстаться мне с бульваром, Туда нехотя идешь… Сначала говорилось о каких-то франтах, которых он не знал. И вдруг наткнулся он на имя Трубецких: Вот Анюта Трубецкая Сломя голову бежит; На все стороны кивая, Всех улыбками дарит. За ней дедушка почтенный По следам ее идет… Не было сомнения: это было написано о Трубецких-Комод – деде и тетке Николиньки. Стихи, написанные о знакомых, показались ему необыкновенными. А на другой стороне листка торопливым почерком отца была изображена элегия, в которой Александр узнал прошлогоднее стихотворение дяди Василья Львовича. Во всем этом была какая-то тайна. Все почти в тетрадях было безыменное (только на сафьянной было имя: Барков), иногда только мелькали внизу таинственные литеры, но они не были похожи на подписи в письмах или бумагах. Уже на двор из людской вышла сонная девка и, позевав, плеснула водой себе на руки, уже кряхтенье Монфора, собиравшегося выпить бальзаму, как будто раздавалось издали, а он, босой, в одной рубашке, читал «Соловья»: |
|
|
