| И. Хвостову (стр. 114), которое и было напечатано в апрельском «Друга Просвещения» (11 биографий). До сих пор, как видит читатель, наш преосв. автор пересылал свои ежемесячные «тетради» со сведениями о писателях непосредственно гр. Хвостову. Но, начиная с 12 апр. 1805 г., он избирает посредника в лице своего старого знакомого Н. Н. Б.-Каменского. «На нынешней почте, писал Евгений графу 12 апр., вместе с сим (письмом) послал в продолжение моего словаря (10 биографий на букву Б, – для мая: см. следующ. письмо от 19 апр., стр. 119) к Н. Н. Б.-Каменскому с тем, чтобы он, просмотрев сию тетрадку, поскорее вам доставил ее. А пересмотреть ему нужно потому, что в сей тетрадке помещена статья о нем» (стр. 117). Вслед за этой преосвященный Евгений стал посылать Каменскому и следующии тетради, – понятное дело, что сейчас указанная им частная причина не может считаться действительною в остальных случаях (да, вероятно, и в данном случае). После, именно в письме от 6 мая 1805 г., ее откровенно указал сам автор Словаря: «Н. Н. Б.-Каменскому я-де беспрекословно отдаю на поправку мой словарь, яко имеющему обширные биографические сведения» (стр. 120). Его, добавлял Евгений в другом письме к графу (от 4 нояб. 1805 г.), «я всегда прошу поправлять и пополнять (словарь), что нужным увидит» (стр. 129; ср. стр. 128). Таким образом, чрез ученого посредника преосвященный историк переслал Хвостову биографии для июня (письмо от 19 апр. 1805 г., стр. 119), июля (13 мая, стр. 122) 478 , августа (24 мая, стр. 122), сентября (29 июля, стр.124), октября (9 сентября, стр. 125) 479 , ноября (30 сентября и 14 октября, стр. 126–127) 480 и декабря (ibid., а также письмо от 18 ноября, стр. 130). В письме от тогоже 18 ноября Евгений обещал Хвостову прислать «на следующей неделе» биографии и для январской книжки следующего, 1806 года. А в письме от 17 января нового года он извещал графа, что «отослано» к ни…, в Москву, на январь, февраль и несколько на март. «В дополнение к марту пришлю статью о Державине, которому самому отдал я ее на рассмотрение, но от него обратно еще не получал» (стр. |
| Редактируя вторично свою «Историю» и на этот раз отвергнув ранее приданный ей эпитет «краткая» м. Евгений пользуется некоторыми уже новыми данными и, что особенно характерно, более, чем прежде, эксплуатирует дотоле бывшие у него под руками и им цитовавшие источники. К первой категории относятся: русские – Попова – «Словарь славянского баснословия», Чулкова – «Абевега русских суеверий», «Подробная летопись от начала России до баталии полтавской», изд. Н. А. Львовым (Спб. 1798 г.), Летописец русский, изд. Львовым (1792 г.), статья самого Евгения «О личных собственных именах у славено-руссов»; иностранные – Гельмольда – Chronica Slavorum 626 , Сборник, изданный во Франкфурте в 1600 г., под заглавием «Rerum moscoviticarum auctores varii, unum in corpus nunc primum congesti»; Kodini – De officiis magnae Ecclesiao et aulae Consfcantinopolitanae (парижское издание, 1648 г.). К категории источников, коими наш автор в настоящий раз пользуется чаще, чем для первой редакции своего труда, относятся: Несторова летопись, Никоновская, Степенная книга, История Татищева, Синопсис и Четьи-Минеи. Когда преосв. Евгений вновь стал пересматривать свою «Историю» и, таким образом, приготовлять третью ее редакцию, то на этот раз он пользовался сравнительно очень уже немногими, новыми источниками. То были: Деяния 6 вселенского собора – tom. II in suggressione Synodi»; Андрея Венгерского – «Slavonia reformata» 627 ; Болтина – I т. примечаний на Леклерка; древне-русские народные песни мифологического содержания. Из ранее бывших у ученого иерарха источников по лишнему разу цитуются теперь Анналы Барония, летопись Нестора, житие преп. Авраамия ростовского и Миллеровские Ежемесячные сочинения за тот же 1775 г. , Наконец, когда преосв. Евгений поправлял и дополнял третью редакцию, имевшую в этом новом виде составит четвертую беловую редакцию, но так и оставшуюся не переписанною, он еще пристальнее присмотрелся к небезызвестным ему и ранее русским источникам, a равно не переставал утилизировать и новые. К числу последних, отчасти нам уже известных, относятся первые три тома «Истории государства российского» Карамзина, исследование о Русской Правде Раковецкого, песнь о полку Игореве, императора Константина Багрянородного – De Imperii, Ariller " a – Memor. popul. t. II, Бингама – Origines sivo antiquitatesecclesiasticae (vol. I-X , 1724–1729 г.. Halae), западные историки, известия которых касательно России приведены в Шлецеровом «Нестор» (Эггегард, Адам Бременский и др.) и Созомена – Historia ecclesiastica. Вновь и внимательнее пересмотрев старые источники, м. Евгений заимствует данные для своего труда из договоров с греками Игоря, Олега и Святослава, Архангелогородского летописца, Шлецерова «Нестора», Истории Татищева. Шведской истории Далина, Кенигсбергского списка Несторовой летописи, Кормчей книги, церковной истории Евсевия и исторических книг Ветхого Завета (по вопросу о церковной десятине) 628 . |
| Затем, на основании Иоакимовской летописи, говорит об Ярополке, что он, хотя «сам и не крестился из опасения народа», «дал, однакож, свободу веры» своим подчиненным и любил христиан, за что язычники «предали его на убиение Владимиру». Расположение к христианству, соображает Евгений, Ярополк мог приобрести от своей бабки Ольги, хотевшей крестить внука еще в детстве (Степенная книга), и жены – гречанки. Знавший это расположение своего деда, кн. Ярослав Владимирович крестил его кости в 1044 г. (О крещении этом, как действительном событии, м. Евгений несколько подробнее говорит в § 43 и на стр. 68–69 своей «Истории киевской иерархии»). Начиная с 21 § и до самого конца «Введения», Евгений ведет речь «о пятой всеобщей проповеди евангелия во всей России» при в. кн. Владимире, – и первее всего решает вопрос (§§ 21–22) о причинах, расположивших Владимира, «предавшегося больше предков роскоши и языческим суевериям», к принятию христианской веры. Причины эти, говорит преосвященный, различными историками указывались различные. Мосгейм указывал на влияние в данном случае «молений» жены Владимира, греческой княжны Анны, на которой он «якобы» женился в 961 г. и которая уговорила его креститься в 987 г. Нестор выдвигает вперед влияние приходивших к нашему князю проповедников вер. Елагин, наконец, утверждает, что сердце Владимира было предрасположено к принятию христианства пятиактного драмою, «сочиненною из лиц разных проповедников» и поставленною на импровизированной сцене наложницею князя, греческою монахинею; окончательно же Владимир был подготовлен к переходу в Христову веру одним греческим проповедником. «Но из сих причин, пишет далее Евгений, первая и последняя совершенно не основательны, а 2-я одна была недостаточна». Мнение Мосгейма не может быть принято потому, что справедливость его не подтверждается никем из древних летописателей. Это во 1-х. Во 2-х, в 961 г. Владимир имел от роду только еще 15-й года» и, следовательно, едва ли был женат. В З-х, наконец, греческие императоры до XIII ст. |
| Митрополит Евгений был избран членом многих обществ: в 1806 г. по предложению Г.Р. Державина – членом Российской Академии, что однако, не вызвало большого восторга у самого Евгения. В письме к Г. Городчанинову он замечал: «Сим титлом я не льщусь, потому что в Академии сей всякая всячина набита в членство, даже и такие, которые отроду никогда не писывали ничего русского» 69 . Наибольшее значение для его исторической учёной деятельности, конечно, имело участие в работе Московского общества истории и древностей Российских (ОИДР), созданного в 1804 г. В 1811 г. Болховитинов стал членом–соревнователем общества, и сразу же прислал ему в дар 48 разных российских монет и медалей с кратким их описанием. Связи с обществом Евгений не прерывал до конца жизни, делая вклады вещественными памятниками древности, рукописями, собственными сочинениями, которые печатались в трудах и записках общества. В 1815 г. Евгений был избран в члены Казанского общества любителей отечественной словесности при университете (председателем его был проф. Г. Городчанинов), предлагал обществу глубоко продуманную программу изучения местного края и подарил татарские и казанские грамоты 70 . В своей дальнейшей служебной и учебной деятельности Евгений продолжал изучение славянских древностей, расширяя круг связей в учёном мире. С 1808 по 1813 гг. он возглавлял Вологодскую епархию и своеобразный вологодский край – «северная Украина, не побеждённая ещё развратом больших дорог» 71 , чрезвычайно заинтересовал Болховитинова. 25 мая 1808 г. он писал В. Македонцу: «На сих днях хочу уехать в Тотьму и далее в Устюг, а буде погода споспешна, то и еще далее до Яренска, Устьсысольска и проч. и проч. Весь вояж мой будет водой» 72 . Это намерение Евгений осуществил, путешествуя целое лето по вологодской земле. Уже в сентябре он писал тому же Македонцу: «Целое лето я к вам не писал, потому что все лето я проездил по восточным полуазиятским краям своей епархии. Тысячи две верст объехал по рекам, а сот пять сухим путем. Доезжал почти до Печоры и проехал всю Зырянскую землю, в которой и по-русски, кроме попов, мало кто знает» 73 . Во время всего путешествия Евгений фиксировал остатки старины и древности, записывал местные исторические преданияи сказания. Были собраны материалы для обширных статей о древностях и старине вологодского края. |
| " У меня нет ни куска хлеба, ни копейки денег, – говорит она Святителю, – да и работать не могу: утратила с ними, с детьми, силу свою. Помоги, владыка, чем можешь " . Святителя живо тронуло положение семьи: мальчиков он взял к себе на воспитание, остальным помог деньгами. Но замечательно: вопреки господствовавшему тогда величанию " благородием своим, именами и титулами своими " , Святитель не забывал и потом, когда приезжал в Елец, лично навещать бедную мещанку. Когда не застанет хозяйку дома, оставит деньги на столе и уедет. (Житие святителя Тихона Задонского. СПб., 1862. Ч. I. С. 157). Митрополит Евгений (Болховитинов) дополняет: " Иногда бывал он (святитель Тихон) в Ельце так скрытно, что не ведали о том и тамошние друзья его. В случае скрытного приезда, он остановлял свою повозку за рекою (Сосною) и пешком приходил к заключенным в темницы. При входе он сперва так, как детей своих, приветствовал их, садился с ними, расспрашивал каждого о вине заключения и, изведывая каждого совесть, утешал сперва, потом увещевал к великодушному терпению; наконец, при выходе оделял преступников милостынею, а заключенным по долгам давал выкупные деньги и поспешно удалялся из темницы в богадельни с таковым же подаянием, а после и из самого города… Вскоре узнавали о сем и граждане; все стремились увидеть его, искали его, но он уже был далеко, и на пути остановлялся только для перемены подвод " . (Евфимий Болховитинов, прот. Полное описание жизни Тихона… С. 48). Речь идет, очевидно, о наводнении, постигшем Петербург в ночь с 9-го на 10-е сентября 1777 г. В " Санкт-Петербургских ведомостях " за этот год 74) читаем: " С 9-го на 10-е число сего месяца, в ночи, в городе был сильный с моря ветр, и приключил здесь наводнение. Вода в самой последней высоте была полтора фута выше наводнения, бывшего в 1752 г.; от поверхности же обыкновенной равнины была 10 футов. В сем положении она стояла несколько минут. Нижнее жилье почти во всех домах понято было водою, выключая некоторые части города, стоящие на пригорках " … Один из очевидцев этого наводнения замечает, что наводнение это было " самое разорительное из всех, бывших в Петербурге в прошлом столетии, причинившее неимоверный вред " . |
| 98 Преосв. Григорий Постников –в том же письме к Филарету Московскому от 30 авг. 1825 г. – говорит следующее: »...За день до Александрова дня (т. е. до ЗО августа) и наш (т. е. митроп. Серафим) и Киевский (т.е. м. Евгений) заступались (т. е. перед Государем) за вдовствующие епархии, а на кануне – и Аракчеев. Ответствовано: «возьму все дела с собою в Таганрог, и там рассмотрю на досуге». Согрешил я окаянный, раза три повторил сам в себе слышанное: рассмотрю, рассмотрю, и при том на досуге. Видно мало веры Синоду, который называется Святейшим. Видно надобно рассмотреть его дела, чтобы сказать: так или нет: А кажется теперь там все все православные! Впрочем, да будет воля Божия! (См. Христ. Чтение 1898 г, Апрель, стр. 564). – 99 Отец Алексий – один из живших при Софиском Митрополичем доме монахов. Другой – Феодот. –Трогательна эта заботливость м. Евгения о своих подчинённых и слугах... 102 С греческим поэтом Пиндаром м. Евгений был хорошо знаком, зная превосходно древне-греческий язык. Когда то – некоторые оды Пиндара он буквально переводил для знаменитого Державина (в 1805 г.). 107 Это черновка написана им на обороте следующего письма к м. Евгению: «Сего дня во время Государств. совета по желанию Вашего Высокопреосвященства, я послал во все концы дворца т. е. Эрмитажа, чтоб дать знать о посещении Вашем завтра, т. е. во вторник, как то было договоренность (sic.) – Теперь зависит от Вашего Высокопреосвященства назначить час, в котором мне за Вами явится (sic), завтра по утру. Ожидаю приказания с сим посланным. Пребывая между тем с глубочайшим почтением. Вашего Высокопреосвященства всеусерднейший и всепокорнейший слуга Алексей Оленин. Понедельник, 21 сентября 1625 г. Это было письмо от известного президента Академии Художеств, Алексея Никол. Оленина. М. Евгений, жив, Петербурге, интересовался историческими сокровищами Императорского Эрмитажа. 109 Белогородская мельница была доселе в аренде у содержательницы Молчановой, как будет видно из последующих писем 111 Итак – Киевскому митрополитанскому дому принадлежала ещё одна дача – Паньковская. «Она прилегала к реке Лыбеди, на которой и была Митрополичья мельница, н находилась в пределах местности, получившей потом название «Нового строения». Паньковщиной она названа потому, что ещё в XVI в. состояла в ведении митрополичьих наместников Панькове (о них упоминается в актах то время) с которыми приходилось тягаться из-за земли Михайловскому и Никольскому монастырям. См. «Киевскую Старину 1904г. Ноябрь стр. 187. – О Паньковщине впоминает и протоиерей Пётр Гавр. Лебединцев |
| Впрочем эхо мнение мое пусть останется у вас под завесой скромности. Ибо совестно и грешно явно отнимать славу у почтенного старца. Будем думать про себя, а не для других, которые, может быть, еще лучше нас оценят сие произведение» 41 . Строгие требования м. Евгения от истории русской церкви, высказанные им в приведенной краткой заметке об истории м. Платона, дают нам полное право приложить эти требования и взгляд на историю к собственным ученым трудам м. Евгения. Труды м. Евгения не представляют в себе полной системы истории русской церкви, которая бы последовательно в полном объеме раскрывала перед нами судьбы христианства и православия в нашем отечестве. В молодые годы своей жизни, в Воронеже, Евгений решился было написать полную историю русской церкви, но тогда же увидел, что такой труд был в то время невозможен, что нельзя составлять полной системы, когда не разобраны целые эпохи русской церковной жизни, когда не обследованы мелкие отдельные факты из этой жизни, не собран материал нужный для истории, не проверены разные свидетельства и указания. Оставив думать о таком труде, который бы мог «доставить ему похвалу», Евгений задался другой задачей, которая была хотя не так заметна, но выполнение которой клало прочный фундамент в научной разработке русской церковной истории. Под конец своей жизни в Киеве, когда м. Евгений собрал много обработанного исторического материала, он опять приступил к выполнению первой мечты своей молодости, – начал писать полную систему «истории российской церкви»; но смерть помешала ему окончить свой труд, который до сих пор остается в рукописи, и потому мы пока не можем судить, какой характер носила бы на себе составленная им история русской церкви. Задача, над которой м. Евгений всю жизнь трудился в деле научной разработки церковной русской истории, состояла прежде всего в собирании и научном описании материала для истории. В своих исторических словарях он собрал, указал и описал много этого материла; здесь, скажем словами м. Евгения, «сколько возможно и известно было, помещены жизнеописательные, а особливо ученые обстоятельства писателей, означены также время и место издания их сочинений во многих местах присовокуплены разные известия, до общей гражданской, церковной и ученой российской истории относящиеся. Иногда прибавлено о них и суждение критиков». |
| В образе изложения исторических фактов м. Евгений держался строго научного беспристрастия. Каждый факт он старался проверять снесением и сличением указаний разных исторических памятников, делая наперед разборы самих памятников на основании добытых им обширных археологических и филологических сведений. Подвергнутый строгой исторической критике факт преосв. Евгений выставлял всегда в чистом виде, без всякой прикрасы и без всякого предубеждения. Преосв. Евгений всегда вооружался против пристрастного служения предзанятым идеям; он находил пристрастие даже в церковной истории м. Платона, тем более в трудах членов академии наук XVIII века, разбирая которые, пришел к убеждению, что пристрастие к данным мнениям весьма много вредит успешному развитию науки. Объективность в исторических исследованиях, можно сказать, была его идеалом. С другой стороны младенческое состояние науки церковной истории в его время требовало именно гораздо более разборов исторического материала и основательного изучения источников, нежели скороспелой систематизации или самоуверенного прагматизма, печальные результаты которого в церковно-исторической области германской литературы того времени не могли не бытии ему более или менее известны. Наконец и цензурные условия той поры, в которую он жил, не допускали другого отношения к предмету, кроме того, которого он держался в своей ученой деятельности. В письмах своих преосв. Евгений не редко выражал мысль, что многим историям еще нельзя являться в печати, и жаловался, что духовная цензура смотрела на него неприязненно и не пропускала в печать некоторых его статей 42 . В самом деле, в изданных тогда комиссией духовных училищ правилах для преподавания истории в академиях, профессору вменялось в обязанность: «охранять учение истории от усиленного критицизма, произвольного систематизма… и, наконец, от неосмотрительного политического направления, порождающего в незрелых умах наклонность мечтательно судить о том, что не должно подчиняться их суждениям. Излагая события просто, кратко, верно с первоначальными источниками сведений, преподаватель должен обращать особенное внимание в истории на черты нравственные, на следы провидения Божия в происшествиях общественных и приключениях частных, и на связь и последовательность в судьбах народов нравственного улучшения и благоденствия, или, напротив, нравственного повреждения и упадка благоденствия». |
| Москва»), и затем «Имена русским (авторам) в рукописях Волоколамского монастыря, сочинение Строева»; 2) «Описание словено- российских рукописей монастыря Воскросенского, Новый Иерусалим, учиненное П. Строевым «для (добавляет Евгений) канцлера графа H. П. Румянцева»; на конце дата: «8 февраля, 1818 г.» Воскресенск. 531 18) С библиотекою графа Н. П. Румянцева преосв. Евгений до 1820 г., а может быть и позднее, вовсе не был знаком. «Обильная рукописями библиотека Вашего Сиятельства для меня любопытна, писал он канцлеру от 19 ноября этого года, но мне ее не видать, особливо при нынешнем нерасположении петербургских старшин. Довольно мне, если бы я имел у себя хотя каталог сей библиотеки, а особливо рукописей, дабы иное и попросить на время себе. Ибо всего прочитать на месте не можно». (Переписка, стр. 87). «Каталогом моей библиотеки, отвечал на это Румянцев 2 декабря 1820 г., теперь в третий раз занимаются и, кажется, дело пойдет успешнее прежнего; кой час готов будет, вам доставлю: между рукописями, я не могу хвалиться, чтобы имел что-либо особое и препровождаю к вам записку тех, которые я приобрел в Москве в последнюю мою там бытность, также и купленных там старопечатных книг» (ib., стр. 38) 532 . Однако, Евгению и самому удалось увидать библиотеку графа. «Преосвященный митрополит Евгений, сообщал Румянцев, Григоровичу 9 сентября 1825 г., к душевному моему порадованию у меня 6 числа обедал; до обеда пробыл в моей библиотеке 2 часа, a после обеда туда же возвратился: вот как надо любить просвещение и все то, где к нему путь открыть». «Митр. Евгений у меня обедает каждый раз, извещал канцлер Григоровича в другом письме (29 сент. 1825 г.), и провождает часа три и более в моей библиотеке со мной». («Переписка прот. И. Григоровича с гр. H. П. Румянцевым», в Чт. Общ. истории и древностей российских, 1864 г., кн. 2, стр. 60–62) 533 . Между тем библиотеку эту описывал уже тогда А. Хр. Востоков и чрез него, надо полагать, еще ранее сентября наш автор проник туда. «Востоков часто у меня бывает, писал он Румянцеву в Гомель (родовое имение графа в Могилевской губернии) 16 мая 1825 г., и я с удовольствием провождаю с и им время, а между прочим, побуждаю скорее кончить и опись рукописей Вашего Сиятельства. Я просил его проводить еще меня и в библиотеку Вашу» (Пер., стр. 123). Это близкое знакомство Евгения с Востоковым и с самою Румянцевскою библиотекою и дало ему счастливую возможность познакомиться с неведомыми дотоле рукописями и авторами и, таким образом, пополнить 1-е изд. Словаря, в котором ни разу не упоминается графское книгохранилище. |
| (где есть и М. Веревкин, – стр. 243–245). И Евгений, действительно, еще в февраль (10 ч.) 1807 г. писал Г. Н. Городчанинову: «Полный Словарь писателей, как увидите, с нынешнего года издается. Наскучила уже эта работа. Надо отдохнуть» (стр. 18). – Нельзя, конечно, заключать из этих слов преосвященного, что «у него (к данному времени) весь словарь, по крайней мере, вчерне был готов», как то сделал покойный Н. И. Срезневский в своем «Воспоминании о научной деятельности Евгения, митрополита киевского» (Сб. ст. Ак. Наук по отделению русского языка и сл., V, I, стр. 19). Всего вероятнее думать, что здесь имеются в виду только те – 1-й и неоконченный 2-й – томы, о которых Евгений пишет Хвостову от 13 ноября того же 1807 г. и которые готовил к печати. Были, конечно, у него черновые материалы и для других букв (далее Л. и М.), по не рассортированы, не полны, не обработаны и для печати не годны. Сделать их годными для нее потребовались целые еще годы. Недаром в 1811 году уже Кутузов, как увидим ниже, просил у Евгения Словарь для того, чтобы его докончило московское Общество Ист. и Др. Российских. 488 Пост этот Кутузов занимал с 1810 г. по 1817 г. Ранее, до половины 1805 г., он был одним из редакторов «Друга Просвещения» (см. письмо Евгения к Хвостову от 20 августа 1805 г., стр. 125); к нему наш автор посылал, между прочим, до нас недошедшие письма (напр., 27 сентября 1804 г. и 6 марта 1805 г., см. переписку его с Хвостовым, стр. 106 и 113). 489 До этого месяца и года было только одно письмо от Евгения к Городчанинову, пост 3-го июля 1811 г., касающееся Словаря, именно от 20 августа 1811 г., в котором преосвященный просит адресата прислать «дополнительную статью» к его, Городчанинова, автобиографии (стр. 20). Отсюда можно заключить, что и после просьбы г. Кутузова Евгений не переставал пополнять и поправлять свой Словарь. 490 Просматривая труд преосвященного Евгения, Каченовский успел той порой кое-что позаимствовать из него для своего «Вестника». «Мой исторический Словарь о русских писателях, извещал Евгений Хвостова от 19 ноября 1813 г., почивает еще в Обществе истории, a Каченовский выписывает из него статьи для помещения в свой «Вестник» и уже до десятка почти напечатал, ставя на конце каждой статьи только букву Е. |
|
|
