| Собором ли был составлен и издан Духовный Регламент, этот, как его называют 5 , «учредительный акт новой формы церковного правления, полный организационный акт духовного сословия»? – Нет! Он всецело обязан своим возникновением воле великого преобразователя России, и уже одно это обстоятельство сообщает неизгладимую печать неканоничности всей реформе. Задумав преобразовать строй церковного управления, Петр не созвал, подобно своему отцу и другим государям древней Руси, для такого важного дела собора. Главным действующим лицом в осуществлении намерения царя относительно учреждения духовной коллегии пришлось быть Феофану Прокоповичу , тогда уже бывшему Псковским епископом 6 . По поручению царя, для будущей духовной коллегии Феофан Прокопович должен был написать подробный устав, или регламент. Взятое дело быстро закипело в руках энергичного деятеля. Царь, как узнаем из анекдотов Нартова, и сам сверялся у Феофана о ходе работы по составлению Духовного Регламента. На одной пирушке он спрашивал в шутку у Псковского владыки; «скажитка, отче, скоро ли наш патриарх поспеет»? И когда Феофан отвечал: «скоро, Государь, я дошиваю ему рясу», то Его Величество, улыбнувшись, сказал: «а у меня шапка для него готова». По свидетельству Феофана, труд составления Духовного Регламента был окончен им в начале 1720 года и представлен царю, который приказал – «прочесть Регламент в своем присутствии и, переменив кое-что немногое и прибавив от себя, весьма одобрил». После прочтения и исправления Духовного Регламента государем, прислан был им следующий собственноручный указ обер-секретарю сената: «по получении сего (т. е. указа), объяви преосвященным архиереям и господам сенату, дабы проект духовной коллегии, при сем вложенный, завтра выслушали, так ли оному быть, – и ежели что не так покажется, чтоб ремарки поставили и на каждой ремарке – экспликацию вины дела». Согласно с этим указом, 23 февраля 1720 года, как гласит приписка в конце Регламента, «Регламент слушали, и рассуждали, и исправляли преосвященные архиереи, архимандриты, купно же и правительствующие сенаторы». |
| Таким образом, внутреннее управление церковью, духовный суд в делах веры, попечение о нерушимости внешних прав, предоставленных церкви верховной государственной властью, оставались и после преобразования церкви обязанностью церковной власти. Важнейшее право, а вместе с тем и обязанность Синода составляли забота о чистоте веры в России и о чистоте нравственной жизни русского народа. В силу этих двух прав Синод поставлен на степень высшей инстанции: а) церковного управления и б) церковного суда. Предписывая Синоду заботиться о чистоте веры народной, регламент прежде всего излагает ряд мер полицейского претительного свойства, а потом развивает меры и активные, имеющие целью распространить в народе понятия чистой веры. Того же порядка держится регламент, рассуждая о народной нравственности. Прежде всего, он запрещает пороки, а потом преподает правила к распространению в народе понятий о добродетелях. Возлагая на Синод обязанность блюсти чистоту народной веры, регламент первоначально предписывает ему очистить веру народа от различных суеверий. Суеверие «прельщающее, по выражению регламента, простой народ, и аки снежные заметы правым истины путем возбраняющее», наделало правительству едва ли не больше всего хлопот в деле преобразовался русской общественной жизни. Это было тогда зло, распространенное во всех классах общества, обретавшееся «во всех чинах его». Это замечание регламента нельзя считать преувеличенными и с ним нельзя не согласиться. Ниже мы будем иметь случай показать, как глубоко распространен был этот порок даже в среде самих пастырей церкви. Исследователи религиозного быта России в XVII в. обращают между прочим внимание на тот факт, что в первые века христианства в России, оно, судя по письменным памятникам представляется более чистым, нежели в XVI и XVII вв. и говорить, что в эту эпоху снова появляется множество суеверий и как будто вновь воскресает умирающее язычество 126 . И при предположении преувеличения в указанном положении исследователей все же нельзя не согласиться с тем, что в нем заключается значительная доля правды. |
| А стоит лишь эту власть квалифицировать, как верховную, на что, по сказанному выше, уполно- —235— мочивает приравнение её к власти Государя в делах гражданского и воинского чина, – мы получим в приведённых словах Регламента формулу главенства Государя в церкви. А что в смысле именно главенства понимало эту формулу само русское законодательство, открывается из того обстоятельства, что указанные слова Регламента вошли в 42 статью I тома основных законов и снабжены примечанием, где Император именуется Главой Церкви 254 . Можно, конечно, утверждать и доказывать, как обыкновенно и делают, что последнее выражение едва ли удачно характеризует действительное отношение Государя к церкви 255 . Но мы уже сказали выше, что в вопросе о том, существует ли цезаре-папизм в русской церкви, нужно отличать законодательство от действительного положения дел. А мы в настоящем случае речь ведём только о первом. К сказанному можно было бы ещё присоединить, что в 6 пункте генерального Регламента Государь называется главой всех коллегий, следовательно, – и духовной. А затем, сохранилось известие, что в конце 1714 года Пётр, созвав духовных и светских сановников, торжественно объявил им что он хочет быть начальником российской церкви 256 . Чтобы не упрекнули нас в том, будто мы навязываем Регламенту мысли, каких он вовсе не содержит (хотя и приведённые данные должны уже в достаточной мере защитить нас от этого упрёка), мы считаем нужным указать ещё на одно обстоятельство, из которого открывается, что и сам Феофан, автор Регламента, понимал начертанный им образ отношений Государя к церкви в смысле понтификата или суммэпископата. Мы уже говорили, что Феофан вынужден был писать защитительные трактаты о новой форме церковного управления. Один из таких трактатов носил заглавие: „Розыск исторический, коих ради вин и в яковом разуме были и нарицалися императоры римстии, как язычестии так и христианстии, понтифексами или архиереями многобожного закона; а в законе —236— христианстем христианами государи могут ли нарещися епископы и архиереи, и в каком разуме“. |
| Всем известно, что за исключением словесных приказов Монарха, все проекты законов облекаются в письменную форму и после окончательного исправления, подписываются Монархом в белом виде и таким образом получают силу закона. По этой санкционированной рукописи с подписью Монарха и проверяются все дальнейшие тексты и письменные, и печатные, – а не наоборот! Если же мы правильно понимаем мысль г. Рункевича, то надо прийти к недопустимому предположению. Он считает упомянутую выше рукопись (в двух экземплярах: синодальном и сенатском), подписанную Петром Великим, не окончательным законом, а черновиком, подлежащим еще исправлению, в котором положение о допущении в состав Св. Синода и мирян осталось по явному недосмотру (слова г. Рункевича) корректора. Этот явный недосмотр (как можно понять г. Рункевича) заключается в том, что этот корректор, взяв во внимание печатный экземпляр духовного регламента (признаваемый г. Рункевичем единственным подлинным законом), должен был по этому печатному тексту исправить рукописный текст Высочайше утвержденного закона! По нашему крайнему убеждению, такая намеренная поправка самого закона есть строго караемое уголовное преступление, а между тем наличность именно такой корректуры со стороны Феофана Прокоповича Высочайше подписанного закона о духовном регламенте и доказана. Что же касается до ссылки г. Рункевича на книгу «Полн. собр. постан. и распор. по ведом. правосл. испов. Рос. имп.», где выясняется разность печатного и рукописного текста (одного только синодального!) духовного регламента, а также и до замечания г. Рункевича о значении труда профессора Бенешевича, то ответ на сию ссылку и замечание мы отлагаем до появления в самом скором времени в свет этого научного труда. II. Еще о «духовном регламенте» I. Недоразумение с открытием проф. Бенешевичем будто бы неизвестного доселе рукописного текста духовного регламента, а в действительности изданного самим Св. Синодом еще 35 лет назад, объясняется, оказывается, очень просто. Проф. Бенешевич изучал печатный текст духовного регламента не по изданию в «Полном собрании постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской Империи», где напечатан сводный текст, а по канцелярскому изданию, скопированному из «Полного собрания законов», где помещен, разумеется, текст только действующего закона. |
| Все эти наставления Духовного регламента относительно проповедования слова Божия, начиная с самого внутреннего характера проповедей, точно определенного регламентом и кончая внешним поведением проповедника на церковной кафедре, были приняты церковной практикой и в продолжение весьма долгого времени повторялись как в старинных курсах риторики, так и в более позднейших учебных руководствах по так называемой гомилетике. Но возвратимся к рассмотрению проекта устройства духовной школы по регламенту. Ввиду того, чтобы начертанные в регламенте широкие образовательные планы достигали действительной цели, устав с особым вниманием останавливается на разъяснении первоначальных приемов и метода преподавания. Составитель регламента как бы желает человека признанного достаточно приготовленным к чтению академических лекций лично ввести на первый курс в академическую аудиторию и наглядно показать здесь ему, что и как должен он делать. Первый дебют нового учителя в академической аудитории пред его слушателями должен открыться не иначе, как разъяснениям значения или приложения преподаваемой им науки. Цель такого разъяснения скрывается не в интересах всего дальнейшего курса науки, как это принято понимать преподавателями нашего временя, а в том, чтобы каждый из учащихся понял на первых же порах прямую пользу, получаемую от той или другой науки, «чтобы ученики, как выражается регламент, заранее видели берег, к которому плывут и лучшую бы охоту возымели и познавали бы повседневную прибыль свою, також и недостатки». В дальнейшем разъяснении приемов или методов преподавания в духовных школах регламент прежде всего косвенным образом имеет в виду указание таких приемов преподавания, путем которых можно было бы преследовать достижение троякой цели: по возможности точного выполнения начертанной им широкой программы духовного образования при соблюдении самой строгой экономии во времени и наконец, в третьих, достижения более легкого и успешного способа изучения некоторых предметов. Ясно сознавая с одной стороны то, что в указанной им широкой образовательной программе «всякое учение (кроме диалектики и грамматики) пространное есть, а с другой, что в школах сокращенно толковать надоб и главное только чести, потому что после сам долгим чтением и практикою совершится это доброе руководство получить», регламент находить возможным примирение двух первых невидимому несовместных между собою условий в крайне оригинальном способе обучения тем академического курса предметам, которые в виду специального назначения проектируемых школ должны занимать второстепенное значение. |
| Возбуждение в душе кающегося грешника чувства внутреннего сокрушения о грехах и укрепления в нем надежды на милость Божию регламент вменяет в особенную непременнейшую заботливость духовника. «Сия суть воистину нужнейшая священникам должности, говорит регламент, како на исповеди кающихся, аще кого студенаго и без умиления видят, судом Божиим устрашить: аще же кого видят сумнящагося и ко отчаянию преклонного, како таковаго возставить к преломлению греховного обычая, как утешить больнаго, каким словом напутствовать умирающаго, ведомаго на казнь» и т. д. Так как нельзя надеяться, чтобы малоученые священники сами сумели все это выполнить, то поэтому нужно сочинить поучения на каждый такой случай, а священники должны выучить эти поучения наизусть и читать их при всяком подлежащем случае. Последующие регламентские постановления относительно практики таинства исповеди, опираясь на канонические и главным образом просто разумные основания, имеют в виду разъяснить то положение, что основному свойству исповеди – тайне ее отнюдь не противоречит открытое объявление пред властями некоторых грехов кающегося. К числу таких грехов отнесены регламентом задуманное намерение сделать воровство, бунт, измену, злой умысел на честь и здоровье государя или его семейства. Все эти грехи подлежат открытому объявлению в том случае, если открывший их на исповеди не только, но словам регламента, не раскаивается, но ставит себе в истину и намерения своего не отлагает, и не яко грех исповедует: но паче дабы тако согласием, или молчанием духовника своего, в намерении своем утвердился. Кроме этих государственных преступлений, подлежащих открытию священником, духовникам поставлено регламентом в обязанность разглашать о тех злых действиях, которые имели своим последствием народный соблазн, например, если кто распространил в народе сведения о ложных чудесах, а потом открылся на исповеди в своем грехе. Каноническое основание для такого открытого объявления перечисленных преступлений регламент усматривает в известных словах Спасителя: «аще согрешит тебе брат твой, иди и обличи его между тобою и тем единем» (Мф. |
| К числу развлечений, отличающихся характером полезности и служащих к утешению и уврачеванию скуки семинаристов относится также чтение при трапезе «ово историй воинских, ово церковных», которых «слышание и сладко есть и к подражанию мудрых оных людей поошряет такоже» глас музикийских инструментов, некия акции, диспуты, комедии и риторическия экзерциции». Все эти развлечения семинаристов, кроме того, что делают, по выражению регламента, «перемжку» в обычных занятиях семинаристов, имеют еще и воспитательное значение, потому что они «зело полезны к наставлению и к резолюции сиесть честной смелости, каковыя потребует проповедь слова Божия». Изложенный в Духовном регламенте проект устройства новых духовных школ заканчивается постановлениями, касающимися прав окончивших курс в семинариуме. Здесь прежде всего ясно высказывается мысль о назначении этих духовных школ в пользу собственно церковной службы. Выражение этой мысли мы находим в том, что при поступлении семинаристов по окончании курса на службу по духовному ведомству им дается, по мысли регламента, предпочтение пред неучеными, или же хотя и равными с ними по образованию, но не в семинариуме воспитанными. «А которые семинаристы, говорит регламент, по совершении учения угоднейшие покажутся к делу духовному и они будут у епископов ближайшие ко всяким степенам властительным паче прочих, хотя бы и равно оным искуссных, но не в семинариуме воспитанных». Но, несмотря на эту ясно выраженную мысль, сам же регламент постоянно сбивается в своих правилах относительно их практической пользы на другую противоположную точку зрения и выражается явное намерение правительства привлекать духовных воспитанников и на разные роды светской службы. Так по достижении семинаристами совершеннолетия, они присягают в верности Государю Императору и «готовности к службе до которой угоден есть и позван будет указом Государевым». Об окончивших курс ректор доводит до сведения коллегиума, который и представляет их Его Величеству. Затем им дается отпуск, увольнение из семинариума с обозначением их успехов – «абшить со свидетельством искусства их», как говорит регламент. |
| Пекарского «Наука и литература в России при Петре Великом», т. II, стр. 522–523): «По состоянии Святейшего Синода в 1721 году издан был сей «регламент», который от его величества аппробован и надписан собственною его величества монаршею рукою, и того ж году сей «регламент» отдан был печатать. И по окончании из печати к сему «регламенту» от Святейшего Синода членов сделано было прибавление о правилах причта церковного и чина монашеского, и сие прибавление к сему «регламенту» припечатано было и тогда по напечатанию, как есть вещь новая, в продажу народную пущен был. И в то время церкви Казанской священник Тимофей Семенов, который был для церковных порядков надзирателем над церквами, просил его величество к себе в дом для крещения новорождённого младенца, и блаженныя памяти его величество оному священнику восприемником быти не отказался, в дом его прибыл и, по совершении таинства святого крещения младенцу, между прочими разговоры оный священник предложил речь о изрядстве изданного «духовного регламента» и о некоторых пунктах его величеству предлагал, что его величество обо всем том известен был. Когда же при том рассуждении оный священник упомянул о приполнении к сему «регламенту», которого его величество еще не видал, тотчас его величество восхотел оное видеть и посмотря, что оное вновь присовокупленное, сказал, что я сего еще не видал и мне в доклад на аппробацию не предложено было. После его величество может быть тем синодальным членам изволил выговор учинить и вскоре оное прибавление от «регламента» отменено быти стало и совсем уничтожено, и в том 1721 году изволил его величество из Санкт-Петербурга для мирного торжества отъехать в Москву и, будучи тамо, в 1722 году сие прибавление от Синода его величеству на аппробацию предложено было, и его величество, аппробовав, повелел сей «регламент» купно с прибавлением вновь напечатать в Москве церковными литерами». «И сего 1759 года сей «регламент» для перваго его издания и комплекту в библиотеку у вольнаго книгопродавца куплен без прибавления, а сие прибавление от того времени 1721 года по 1759 г. лежало в особенной моей книге мисцеллоне: оное оттуду выняв, в сообщение к сему «регламенту» приложил с сим описанием для известия». |
| Сверхе сего, тогоже отделения духовного регламента в 9-й регуле между прочим предписано, что в школах сокращенно трактовать надобе, где при том и определяется время для учета – осмилетнее. Почему не приказано ли будете вашему высо- копреосвященству представить, что по вышеописанным резонам сей образ учения народных училищ в рассуждении учения российской граммоте и писано принять в здешнюю семинарию неудобно. 2) Пунктом указа св. синода велено: что следует до самых наук, то физику и о должностях человека изяснять в философии, историю и географию в риторике, а арифметику в грамматике и синтаксисе. Из оных наук физика, о должностях человека и арифметика уже в здешней семинарии преподаются, и притом в сходственность указа св. синода; история с географией преподаются же, но порознь. А понеже духовного регламента в отделении о домах училищных в 5-й регуле предписывается, что должна быть преподаваема риторика купно, или раздельно с стихотворным учением, то потому не приказано ли будет вашему высокопреосвященству представить, что историю и географию с риторикою учить неудобно, по вышесказанному духовного регламента предписанию, так как и потому, что из того должно последовать затруднение и учителю и ученикам; ибо риторика и так уже преподается купно с стихотворным учением в сходственность духовного регламента. 3) Св. синода указом велено малому катехизису обучать в низшем классе, а повторять оный в высших; катехизис так и преподается, как в том указе изображено. 4) Предписано, за тем, большой катехизис и евангелия воскресный велеть учителям изъяснять погодно в воскресные дни пред литургиею в школе. Катехизис ныне уже изъясняют в воскресные дни учителя погодно, а чтоб и евангелие воскресныя изъяснять также пред литургиею в школе, о сем не приказано ли будет вашему высокопреосвященству представить». 3) вы сами-то экзаменовали ли и находите ли все исправным, или в чем есть недостаток, и в чем именно? 4) Для могущого случиться высочайшого прибытия приготовлено ли, что надлежит, как я говорил, и что именно? А ежели нет, то для чего? И таковое уведомление пришлите ко мне, конечно, к следующему воскресенью, к 14 числу, дабы заблаговременно недостатки исправить было можно. |
| Принимая же во внимание то обстоятельство, что «неизвестно, будет ли всяк охотник к чтению», регламент делает следующее весьма оригинальное постановление. Изучение канонов церковных, говорить он, может удобно совершаться таким образом: подан будет всем епископам от коллегиума духовного указ, чтоб у всякого при его трапезе чтение было канонов себе подлежащих: и разве тоеб могло иногда оставитися во дни великих праздников, или при гостях достойных, или за иную некую вину правильную. В случаях затруднительных, где епископ недоумевает в решении вопроса, он прежде всего обращается за советом к ближайшему епископу, а в случае неудовлетворительности ответа от него, должен писать и в самый коллегиум. Указав на необходимость точного знания епископами самых оснований их прав и обязанностей и на оригинальный способ, при помощи которого может происходить это ознакомление, регламент старается начертить епископам подобную инструкцию относительно добросовестного исполнения возложенных на них обязанностей. По каноническим церковным постановлениям епископ должен непрестанно заботиться о своей пастве. Регламент предписывает меры к возможно точному исполнению этих постановлений. Дела епископского управления, по мысли регламента, не должны иметь остановки. В этих видах в исключительных крайних случаях, в случае настоятельной потребности, требующей отлучки преосвященного из его епархии, для служения наприм. на очередь в С.-Петербург, он на время своего отсутствия должен «кроме обычных домовых своих управителей определить к делам некоего умнаго и житием честнаго мужа, придав к нему в помощь и других несколько умных же человек от монашескаго или священническаго чина». О всех важных делах эти лица пишут епископу, прося его разрешения. В сомнительных же делах как и сам епископ, они должны обращаться за разрешением в коллегиум. В случае болезни епископа, препятствующей ему управлять епархией, он должен написать об этом в коллегиум, который уже или присылает администратора, или поставляет нового епископа. |
|
|
