| Две восьмиклассницы, Лиза и Аня, называют Путина «путиняшей» и всячески признаются ему в любви. Говорят, что они патриоты, и что тот, кто любит родину, любит и Путина. Затронули тему патриотизма. В качестве примера привел им эпизод из “Капитанской дочки”, в котором Петруша не соглашается служить Пугачеву и честно ему об этом говорит. Я спрашиваю: “Он поступил патриотично? Он ведь в ситуации почти предсмертной. Какой государству от него толк, если он умрет? Не лучше ли согласиться из хитрости, а потом убить Пугачева или взять его в плен?». Но это подло, и Петруша так поступить не может. Что-то подобное сказала и Лиза. 27.11 Я поставлен им начальником. Но хочу ли я этим пользоваться? Я не могу привить желание читать книги, если всегда буду стоять над каждым из них с кнутом и требовать отчета. Лучше быть сказочником, рассказчиком, чтецом, собеседником и слушателем. Цепляться за их личный интерес и вести их к тем книгам, благодаря которым они смогут развиваться сами, и гораздо более эффективно, чем делают это со мной. Вот бы создать такие отношения, в которых дети сами заходят делать что-то, потому что им это интересно. Для начала нужно дать им расслабиться, показать другое отношение. Литература ведь и впрямь не терпит отсутствия удовольствия. Школьное её преподавание почему-то стало заучиванием догм, чужих мыслей. Все это противно книгам, чтению, детям. 08.12 Бедные! Как трудно им дается учить наизусть то, что им не нравится, то, чего они совсем не понимают. Сегодня я попробовал объяснить 9 классу, зачем им задают учить наизусть. Говорил о том, что развивается память, в голове накапливаются качественные речевые клише. Вряд ли они прониклись. Лиля честно призналась, что вообще ничего не понимает. А ведь рассказала наизусть! Потому что мама заставила. А маме лишь бы заставить. Как научить их понимать? 18.01. Иногда после урока кажется, что внутри у этих детей что-то подвинулось, что-то отозвалась на то, с чем я пришёл; это ещё называется “искра в глазах”. Сегодня у меня есть такое ощущение. Особенно после последнего урока в 6-м “А”. Проводил свободное письмо. Сказал, как обычно, что писать можно о чем угодно, что у каждого человека есть, что сказать. Попросил их сидеть тихо и не мешать друг другу и ушёл есть плов — очень нужна была небольшая передышка. Каково же было моё удивление, когда, войдя в кабинет, я увидел, что они сами расселились по разным углам, воткнули наушники и пишут: кто у окна, кто около стены, но почти все отдельно. Здорово, что они поняли важность уединения. Писали все, одна Лида скрипела. |
| Не о чем особенно беспокоиться и за кого-то вступаться. Мой тезис прост: Я не лезу к детям верующих с дарвинизмом, программированием, компьютерами, генетикой. Хотят молиться по требованию родителей. Пожалуйста. Но я вправе требовать от государства обеспечить качественное научно-техническое образование для своего ребенка и других детей (не обязательно только детей атеистов) в соответствии с конституцией. Чтобы дети, начитавшись библии, -не закапывались " живьем в землю, как в Пензе " -не рубили себе ножом пальцы перед телекамерой (был такой репортаж по НТВ из Екатеринбурга, но давно) -не отрывали себе половые органы, придя в троицкий храм (этот случай был в Челябинске накануне печально известного 11 сентября 2001 года можете проверить. Легко найдете этот троицкий храм) Так что, давайте разграничим сферы влияние: -школу и госвузы оставьте светскому государству. -создавайте, если нужно свои школы и вузы под эгидой РПЦ. Ищите для них преподавательский персонал. Добивайтесь, чтобы выдаваемые этими учебными заведениями дипломы были конкуретно способны со светскими дипломами. Моему сыну учиться в вузе на программиста. Я не желаю там видеть библию. Он должен получить качественные технические знания и качественные знания английского языка, чтобы найти себе работу везде, включая IBM и MicroSoft. За знание библейских догм в эти фирмы не берут к вашему сведению. Сам я работаю программистом в известной американской фирме. И хочу, чтобы мой сын работал здесь же. Мне решать, что ему нужно изучать, чтобы быть принятым в эту фирму по конкурсу. Других вариантов приема на работу в эту фирму не существует. А анафеме можете меня придавать сколько угодно... Мне это " как с гуся вода " ... Георгий 20 февраля 2009, 17:22 Да просто страшные времена за Державу обидно. Спаси Господи и сохрани Русь Святую и русский народ. олег 20 февраля 2009, 17:22 СМИ и телевидение оказывают огромное манипулятивное воздействие на сознание,тем более детское.Телевидение - явно сатанинское изобретение.Через телевизор в наши дома входят убийцы,проститутки |
| Что касается до вопроса о том, в каких степенях покаяние человека-грешника сохраняет за ним право, после его смерти, на вменение ему заступления Спасителя мира пред Богом, по силе молитв Церкви вообще, по силе веры и дел благочестия присных человека грешника в частности, то сей вопрос о степенях покаяния человека-грешника имеет в Св. Писании многостороннее и, можно сказать, полное разъяснение. Первая и совершеннейшая, конечно, степень покаяния принадлежит таинству покаяния, как «дару Божественному» о Спасителе мира, поставляющему «христианина снова невинным и освященным, каким он вышел из вод крещения» (Прав. Догм. Бог. преосв. Макария II т. 325 изд. 1857 г.) Все другие степени покаяния человека действительность свою пред Богом имеют постольку, поскольку личное самосознание человека-грешника и личная его воля, одушевляемые верой в Бога и любовию Божиею, при осуждении личных греховных произволений, устремлены бывают к Богу, и поскольку «ум и сердце» человека-грешника, просветлеваясь самосознанием «окаянства» его, «жаждут Бога», и вся душа его, «в печали и скорби о соделанном лютом», истаявает томлением по Богу в Его милосердии. Образ многих степеней покаяния дан в притче Иисуса Христа о «блудном сыне»: во-первых, степень по психологическому моменту «блудного» евангельского сына, когда он, «пришед в себя», решился идти к отцу своему и сказать ему: «отче, согрешил на небо и пред тобою»; во-вторых, степень по моменту психическому его тому, по которому он искренно возжелал и решил себе быть в доме отца своего хотя бы «единым от наем ник»; в-третьих, степень по моменту сознания его, что он «недостоин нарещися сыном своего отца»; в-четвертых, степень по моменту приведения в исполнение личной его воли – возвратиться к отцу своему, и. наконец, в-пятых, -степень по моменту последнего завершительного действия блудного сына, когда он, действительно, пришел к отцу и сказал ему: «Отче, согреших на небо и пред тобою, и уже несмь достоин нарещися сын твой» ( Лк.15:17 ..21). Присоединяя к сказанному слово Иисуса Христа о «согрешающем против кого-либо другого брате и кающемся», – что ему, если «он обратится и скажет: каюсь», должно «простить» ( Лк.17:3–4 , – а равно принимая во внимание покаяние «благоразумного разбойника» ( Лк.23:40 ...43), мы не можем не признать, что во всех своих степенях покаяние являет жизненно и действенно ту личную духовно нравственную силу человека, которая всецело обнимает собой все стороны души человеческой, т. |
| ибо если предпримем отвергать неписанные обычаи, как невеликую имеющие силу, то непременно повредим евангелию в главных предметах, или паче, от проповеди евангельской оставим одно пустое имя“ (Из 27-й гл. к Амфил. о Св. Духе). Св. Златоуст пишет: «не все предали апостолы чрез писание, а многое также без писания; но то и другое равно достойно веры; посему мы считаем достойным веры и предание: предание есть – ничего более не ищи“ (На 2 к Солун. Hom. n. 2).3. Подобным образом и из правил и определений св. соборов поместных и вселенских, ясно можно видеть, что все они в основании своем имеют предание церкви, и на нем основываются и касательно истин верования, и касательно жизни христианской, и касательно обрядов и таинств, и касательно самого писания и его разума или смысла, и неизменное хранение преданий считали священнейшею своею обязанностию. Последование учению св. отцов и преданию кафолической церкви они почитали шествием царским путем (Догм, 7-го всел. соб. об иконопоч.); они прямо говорили на соборах; да хранятся древние обычаи, древние предания; да соблюдаются древний закон и правило; да не вводятся в церкви, вопреки писаниям и церковным преданиям, новости. „Храним не нововводно“, писали отцы 1-го всел. соб., «все, писанием и без писания установленные для нас, церковные предания» (См. в кн. Правил всел. и пом. св. соб. и св. отец). И касательно учения в церкви отцы 6-го всел. соб. писали, чтоб пастыри церкви, поучая клир и народ словесам благочестия и избирая из Писания разумения и рассуждения истины, не преступали положенных уже пределов и предания богоносных отцов, и не иначе изъясняли писания, разве как изложили светила и учители церкви в своих писаниях» (Соб. Трульск. пр. 19).4. Великая важность и необходимость предания ясно усматривается и из следующих соображений. Без предания мы не знали бы подлинности канона и боговдохновенности книг самого Св. Писания, потому что Свящ. Писание не перечисляет нам всех свящ. книг и не дает свидетельства о их совокупности и подлинности, и что они богодухновенны; все это мы узнаем из предания; книги сии исчисляются уже в церковных правилах (См. |
| II. Из позднейших же отеческих изложений догмата о предупределении особенного внимания заслуживает учение об этом самого верного и точного истолкователя древне-отеческих верований, св. Иаонна Дамаскина, который сущность его передает в следующих кратких и характерных положениях: должно знать что Бог все предвидит, но не все предопределяет. Он предвидит и то, что зависит от нас, но не предопределяет его; потому что не хочет, чтобы было зло и не вынуждает добродетели... Предопределяет же и Своему предведению Бог то, что от нас не зависит. Ибо, по Своему предведению, Он предназначил уже все, что сообразно с Его благостию и правдою. А так как св. Иоанн Дамаскин под независящим от нас и по Своему предведению, наперед Богом предназначенным для нас, разумеет воздаяние за нашу добродетельную или порочную жизнь, то, по его мысли, Бог только предопределяет ту или иную будущую участь людей, и притом предопределяет не по безотчетному Своему решению, а сообразно с Своею благостию и правдою, на основании предведения человеческих заслуг. Что же касается самой жизни людей, своею святостью или порочностью условливающей этого рода заслуги, то Бог, хотя ее предвидит, но, сохраняя свободу, вовсе к ней не предопределяет, вследствие чего, не смотря на то, что Он хотел бы во всех видеть одно доброе и всех спасти, попускает в них возникновение и возрастание и злого, хотя оно противно Его воле и должно влечь за собою Его грозный суд. Причина поэтому и самого присуждения людей не только к блаженной, но и к мучительной будущей участи, заключается не в Боге, а в самих же людях, чрез свою собственную жизнь заслуживающих себе у Бога или награды или наказания (Сост. по „Опыт, правосл. догм. богослов. еп. Сильвестра», 1884 г. Киев, т. III, стр. 510 – 512, 514 – 515). 78. Опровержение ложного мнения, что будто бы Бог тем самым, что предвидит, уже предопределяет людей к той или иной жизни Ложность этого мнения обнаруживает бл. Феодорит, который так говорит: „никто пусть не утверждает, что причиною здесь служит предведение: потому что не предведение сделало таковыми (людей), а Бог только издали предусмотрел будущее, как Бог. |
| Провал на Украине связан прежде всего с тем, что всколыхнувшись, даже после лет оккупацией либерально-воровским режимом, народ в Новороссии и в Малороссии стал слушать, что говорит Москва . Москва же немного поиграла в «Русскую весну», а потом и вовсе устремилась к «нормализации отношений» с режимом «Петра Алексеевича». Тем временем все русские и все православные люди Левобережья (и не только) с горечью осознали, что Москва пока лишь на словах столица невнятного «Русского мира», а на деле - одна из столиц олигархата, и в этом смысле мало чем отличается от Киева. Потому тиха украинская ночь, запуганная террором недоносков, устроивших одесскую Хатынь. В телеэфирах нередко появляются представители государства Израиль. Отчего-то никто не спросит, что бы было, если бы их единоверцев вот так, среди бела дня сожгла на виду у всего мира банда нациствующих гопников? Что было бы с тем режимом, который породил и покрывает нелюдь, а судит жертв? Персонально с каждым из преступников? Однако, вместо того, чтобы дать появиться и высказать себя новой русской идеологии, включающей, несомненно, праведную месть по отношению к убийцам святых беззащитных людей, нам навязывают нелепый «левый дискурс». Почему так происходит? Потому что олигархат знает: обретение русским народом субъектности, сплочение его породит эффект преодоления Смуты. Как и тогда в 1613 году, так и теперь Русь встанет на твердую почву и начнет стремительное движение. Если из Москвы вместо лицемерных оплакиваний «ленинопада», вместо цепляния за лживую большевистскую гниль, начнет транслироваться идея возрождения единого православного русского пространства, то очень скоро такое пространство - от Тирасполя до Мариуполя, от Сум до Одессы будет выткано. В первую очередь самим юго-западом Руси. Но, по-видимому, этого-то и боятся. Кому-то очень нужно одураченное состояние Русского народа. Разделенного на «украинцев» и «россиян», на «красных» и «белых», на «капиталистов» и «совков». Кому-то очень нужно продолжение тлеющей гражданской войны по всем направлениям. Ведь если она прекратится, может начаться национально-освободительное движение. Поверх границ и поверх навязываемых догм. |
| Далее, о познаниях, получаемых нами через Откровение, Насафий говорит: Вдохновение же Божие, по разумению мужей истины, не относится к способам познания о действительном бытии вещи». В пояснение последних слов, отличающих Откровение от естественных способов нашего познания, объяснитель членов веры, Тафтазаний, говорит: Вдохновение, в смысле вложения в сердце какого либо понятия посредством излияния, не относится к способам познания о действительном были вещи, по разумению мужей истины… Очевидно, автор разумеет, что вдохновение не есть такой способ, который бы доставлял познание всем и каждому и который годился бы к опровержению противника. А впрочем, несомненно, что оно иногда дает знание, потому, что об этом упоминается в предании, например, в словах Мохаммедан: «Господь мой, вдохнул в меня», и рассказывается о многих древних лицах. Таковы слова о способах опытного познания мира и об Откровении в теории мусульман; но в чем именно состоит отличие откровенного познания от естественного, исламские ученые строго не определили, не указали границ между ними. Здесь на нет надобности указывать на сбивчивость психологических сведений Насафия о познавательной способности человеческой; нужно остановить внимание только на том, как эта теория о двух источниках сведений, – естественных и откровенных, приспособляется к объяснению богословских вопросов (положений), дабы из того понять взгляд исламского богословия на непостижимость существа Божия для разума. Неточное разграничение приемлемого верою от познаваемого разумом мне приводилось заметить в странных суждениях ученых татар-мусульман, об отношении разума к откровению, а так же и в изложении некоторых теоретических положений (догм) в исламском Богословии. Разуму исламское Богословие предоставляет такую же свободу в области Откровения, какую признает за ним и в круге естественного познания. Когда ученые из татар-мусульман, т.е. изучавшие свое Богословие, говорили об отношении разума к откровению, то неясно отличали область веруемого от области познаваемого разумом. Вера определяется у них почти так же, как и у нас: |
| Только входивший тогда в литературу Жан Поль Сартр в статье «Франсуа Мориак и свобода» с неожиданной резкостью набросился именно на романную технику писателя, воспользовавшись в качестве предлога романом «Конец ночи». В сущности, Сартр отправлялся от созданных им же самим догм, вовсе не обязательных для других. Он упрекал Мориака за авторское присутствие в повествовании, за «вмешательство» в судьбы героев и т. д. С безапелляционностью, в которой уже тогда можно было обнаружить проявления «литературного терроризма», характерного для теоретиков «нового нового романа» 60—70-х годов, Сартр объявил, что «Конец ночи» не роман, а Мориак не романист и даже не художник. После войны литературные симпатии писателя практически не изменились; ни сюрреалистов, ни Кафку, заново открываемых на Западе, он, как и раньше, не принимает. Мориак пытается понять «новых романистов», среди которых оказался и его сын. С некоторым сочувствием он отмечает произведения Натали Саррот, Клода Мориака, но начисто отвергает Алена Роб-Грийе: в нем он чутко уловил наиболее полное выражение процесса дегуманизации, захватившего часть литературы. И все же Мориак полон желания понять свежие веяния. Так, он был в числе первых, кто поддержал скромный, но несомненный талант Франсуазы Саган. Тома воспоминаний и дневников Мориака, интересные с разных точек зрения, дают широкую и своеобразную картину литературной жизни во Франции; в них — острые, подчас спорные, но всегда оригинальные оценки прочитанных книг, яркие портреты писателей от Расина и Мольера до Флобера и Бальзака, Пруста и Радиге. К сожалению, в работах, посвященных творчеству Мориака, до сих пор отсутствует глава «Мориак — литературный критик», а она могла бы стать заметным вкладом в историю французской литературы и критики. В тех немногих романах, которые были созданы писателем в послевоенные годы, он остается верен уже выработанному им стилю, художественным приемам, но вместе с тем в них заметно и некоторое стремление нащупать новые пути. В «Обезьянке» (1951), где Мориак возвращается к своим излюбленным темам, он предоставляет персонажам б о льшую свободу и самостоятельность, временами отказываясь от своей роли «всезнающего» и «всемогущего» творца. В «Подростке былых времен», романе-дневнике, романе-исповеди, самом автобиографичном произведении Мориака, связь с конкретным историческим временем более отчетлива, чем в каком-либо другом произведении. |
| Развивая тему разделения науки и веры, В. К. переходит к сравнению математических и физических доказательств с утверждениями о Боге, показывая полную непригодность научных методов для этой цели (Ibid. P. 386-388). Он затрагивает тему соотношения христ. догматики и общих понятий человеческого знания (Ibid. P. 394). Подобную же аргументацию В. К. использует и для критики аподиктического силлогизма свт. Григория Паламы об исхождении Св. Духа с посылками из цитат Псевдо-Дионисия Ареопагита (Epistole greche. P. 248). Обсуждение соотношения религ. догм и «общих понятий» человеческого разума В. К. пытается возвести к более общей проблеме получения недоказуемого начала знания (Opere contro i Latini. P. 524). Совпадение аргументации В. К. и Никифора Григоры против силлогизмов в богословии обусловлено в первую очередь тем, что они оба опираются гл. обр. на аристотелевское определение научного доказательства. Различие же в их аргументах проистекает, по всей вероятности, из разных образовательных установок. Если В. К. скорее логик, способный анализировать тонкости силлогистики, то Григора опирается на традиц. платоновскую критику аристотелевского эмпиризма. Кроме того, в изложении В. К. появляется и типично «западная» тема соотношения веры и науки, что совсем не свойственно духу визант. интеллектуальной традиции. В. К., как и Григора, отрицает силлогизмы в догматических спорах и как неэффективный способ дискуссии: «Если какие-то латиняне захотели бы выступить против греков об исхождении Святого Духа, используя диалектические методы, то, для утверждения предмета, им пришлось бы в речах прежде выставить мнения самих греков» (Opere contro i Latini. P. 398). Мистика В. К. также обнаруживает сходство с визант. традицией. Показательна критика им Фомы Аквинского, к-рая противопоставляет томизму основной греч. тезис о непознаваемости Божественного: «Фома и всякий, кто вслед за ним мыслит силлогизмами, полагает, что все недоступное уму не существует вовсе; мы же считаем, что такое мнение никак не может быть свойственно душе, освободившейся от лукавого и надменного демона: ибо по большей части то, что относится к высшему и Божественному, недосягаемо для человеческого знания» (Ibid. P. 560). Позиция В. К., в отличие от Григоры, не столько антилат., т. к. в целом он благосклонно относится к латинянам, сколько антитомистская. |
| Наконец, 6) гарантом жанровой чистоты патрологии должен быть акцент на доктринальной стороне патристики, которая рассматривается не как набор анонимных догм, а как органическая совокупностъ авторских учений, созданных определенными людьми в определенное время; иными словами, главная задача (как и во все времена) – преимущественное внимание к личным теоретическим позициям и решениям. Литература к §2.4 Ph. Vielhauer. Geschichte der urchristlichen Literatur. Einleitung in das Neue Testament, die Apokryphen und die Apostolischen Väter. Berlin – New York, 1975 (19854); B. Altaner. Der Stand der patrologischen Wissenschaft und das Problem einer neuen altchristlichen Literaturgeschichte//Studi e testi 121, 1946, 483–520; A. Benoit. L’actualité des pères de l’Eglise. Neuchâtel, 1961 (Cahiers théologiques 47); H. Crouzel. Die Patrologie und die Erneuerung der patristischen Studien//Bilanz der Theologie im 20. Jahrh undert, hrsg. von H. Vorgrimmler und R. Van der Gucht. Bd. 3. Freiburg, 1970, 504–529; H. Paulsen. Zur Wissenschaft vom Urchristentum und der Alten Kirche//Zeitschrift für die neutestamentliche Wissenschaft 68, 1977, 200–230; P. Siniscalco. Patristica, Patrologia e letteratura cristiana ieri e oggi//Augustinianum 20, 1980, 383–400; W. Hauschild. Grundproblem e der altkirchlichen Dogmengeschichte//Verkündigung und Forschung 29, 1984, 4–31; А.И. Сидоров . Курс патрологии. Возникновение церковной письменности. М., 1996. § 3. Основные собрания текстов и основная литература 3.1. Основные собрания текстов до конца XIX в. С конца XVl и до середины XIX века главным центром издания отцов церкви была Франция (хотя уже со второй половины XVIII века Германия начала спорить с ней за первенство). Первое значительное собрание патристических текстов предпринял Де Ла Бинь (М. De La Bigne † 1589), доктор Сорбонны и каноник Байе. Восьмитомное собрание включало свыше 200 авторов, том числе и средневековых, но по преимуществу латинских; после смерти Де Ла Биня оно многократно переиздавалось, расширялось и дополнялось (отчасти уже в Германии, трудами членов Кельнского университета). |
|
|
