| был специально командирован строитель подворья Д. Д. Смышляев. Предложенная постановка диванов-кроватей в номерах 3 разряда, по справке с местными ценами, оказалась «слишком дорогой», и диваны были заменены железными кроватями. Изменения потребовались и в самом плане построек. В 1887 году, 27 мая, Д. Д. Смышляев просил дозволения вывести вторые этажи над столовой, буфетом и гостиной 1 разряда с целью устроить библиотеку сочинений о Палестине, причем Д. Д. жертвовал и свою библютеку по палестиноведению и музей палестинских древностей. Разрешение последовало, и на эти изменения ассигновано было 380,000 франков. В 1888 г. работы продолжались, но были все еще далеки от конца. Посетивший в этом году Иерусалим В. Н. Хитрово , в письме от 6 июня 1888 года, дает о подворье весьма утешительные отзывы. Фотографии, постоянно присылавшиеся в Общество и наглядно говорившие его членам о росте воздвигаемых сооружений, по словам его, «отчасти дают о нем понятие. Скажу одно, что оно далеко лучше фотографий. Сожалею об одном, что Великий Князь не увидит их вполне оконченными. В день нашего отъезда в Назарет в них поместилась первая на них паломница графиня Путятина, чему я крайне был рад и доволен». В новом подворье Д. Д. Смышляев устроил временную столовую для деятелей палестинских школ, съехавшихся на съезд в Иерусалим, а затем и сам перебрался сюда же на постоянное жительство. Но в общем работы на постройках шли медленно, ввиду недостатка тесанного камня, некоторых неблагоприятных атмосферических явлений (отсутствие дождя), а главным образом благодаря частым столкновениям и неприятностям с консулом Д. Н. Бухаровым, много мешавшим правильному ходу построек. Окончание наших построек предположено было завершить к паломническому сезону 1889 года. «Получил ваше письмо от 20 июля, – писал Д. Д. Смышляев М. П. Степанову, – но успокоюсь, когда Бухаров точно уедет отсюда в Стокгольм, а пока он здесь, от него много еще можно ожидать дурного. Вообще я очень выбился из сил, а потому только дождусь Великого Князя, а потом прошу уволить меня от должности уполномоченного Общества в Иерусалиме, ибо не имею больше сил продолжать борьбу с врагами... |
| — Дорогие мои! — на ломаном, но вполне понятном русском языке крикнул он. — Сейчас мы будет приветствовать победителев! Первое место: Дмитри Дмитриевски! Санкт-Питерсбург! Зал взорвался аплодисментами. Тая заплакала от счастья и спрятала лицо на груди Марины, тоже очень растроганной успехом Таечкиного одноклассника. Кац Марк рядом с ними вскочил, показывал «викторию» и от души вопил «ура!». Где-то в середине зала питерская группа поддержки размахивала сине-белым флагом «Зенита». Веселый американец в восторге дирижировал происходящим. Японец едва заметно морщился. Дима, прямой и бледный, в строгом костюме с галстуком, заколотом старинной булавкой с рубином, вышел на сцену. Американец затряс ему руку так, как будто хотел ее оторвать, и сунул небольшую, но, по-видимому, довольно тяжелую статуэтку — приз. Потом обнял мальчика и гулко похлопал по спине. Немец вручил Диме целую пачку каких-то дипломов и сертификатов, пытаясь быстро что-то объяснить. Переводчик шагнула вперед, но Дима поблагодарил и сделал отрицательный жест: «Я понимаю». Японец смотрел на Димино бесстрастное лицо с явным одобрением. — Жалко, что Александры Сергеевны здесь нет, — вслух сказала Тая. — Интересно, а его мама и брат пришли? — Ну конечно, пришли! — с уверенностью сказала Марина. — Как же иначе? — А то! — подтвердил Кац Марк. — Был бы я такой умный, так мои бы все явились, в полном составе. Даже годовалую Сонечку принесли бы и тетю Цилю из Германии вызвали — чтоб смотрели и гордились! Тая ничего больше не сказала. Во время фуршета, несмотря на подначки Кац Марка («Ты его таки будешь поздравлять или нет?!»), она смотрела на Диму издали. Вокруг него и двух других мальчиков, занявших второе и третье места, толпились журналисты, какие-то девочки и взрослые люди. Поздравляли, завали вопросы, фотографировали… Неожиданно Дима сам выбрался из тесного кольца, закрутил головой и, заметив в толпе огненную шевелюру Кац Марка, двинулся в их сторону. Тая смотрела в пол. Дима вежливо поклонился Марине, поздоровался с рыжим мальчиком и его родителями, а потом вручил Тае огромный, похожий на декоративное колесо букет в гофрированной обертке. |
| Никто не пострадал. Было много дыма, шума, фотографий. А штурмовиков как-то слишком как по команде и одновременно стали задерживать. А потом, предсказуемо, к УМВД явились дежурные по поддержке штурмовиков - Мосийчук с «титушками». Причем по заявлению милиции оказывается задержанных-то и не было! Все «задержанные» были не задержанными, а были в статусе «доставленных». И никому никаких подозрений в совершении преступления вручено не было. И все террористы оказались даже не хулиганами и были выпущены. А очень сильная внутренняя охрана «НИС» не сработала. Хотя обычно очень хорошо работает. А среди подстрекателей к нападению на «Интер» оказался сотрудник дружественного к владельцу «НИС», Сергею Левочкину бывшему регионалу, Мураеву - одиозный в своей проплаченности регионалами Дмитрий Корчинский. Сам Мураев осудил нападение. Осудил, а телеведущий его телеканала к нападению открыто подстрекал. Ну и сегодня, по призыву Корчинского, уже на Дмитриевской, 30, возле офиса телеканала «Интер» (вокруг которого за ночь установили металлический забор из сайдинга) стоит унылый, малочисленный пикет. Итак, я утверждаю, что в воскресенье перед почтеннейшей публикой был разыгран балаган. «Договорняк», как это принято говорить об очень многом, что происходит на Украине. Никакого резонанса нападение на «Интер» не вызвало. Никакой драмы не вышло. Все, кто напомнил о том, что сотрудники «НИС» - это поджигатели войны, прохунтовские пропагандисты и военные преступники - несомненно правы. Очень глупо обвинять журналистов и редакторов «НИС» в прокремлевскости, в том, что они - агенты ФСБ. Такое могут допустить либо люди не сведущие, либо провокаторы этого балагана, вроде Корчинского. Журналисты «НИС» - это сознательные союзники хунты, которые уже два года занимаются разжиганием гражданской войны. На них кровь. Они, как и Аваков - военные преступники и в свое время ответят за свои преступления, как минимум лишением права на профессию. Но все же не обращать внимание на пиар-акцию вокруг «Интера» нельзя. |
| Ему приходится пользоваться наиболее странными выражениями Нового Завета, казавшимися ему раньше таким преувеличением: «новый человек, новое творение, новое сердце, новое рождение». Вся его жизнь началась снова и вторично окристаллизовалась вокруг нового центра. Он снова родился. Впечатление, производимое им на его друзей теперь, это – впечатление эксцентричности. Перемена не может не поражать, так как она радикальна, центральна. Они начнут объяснять эту перемену недостойными побуждениями, скажут, что это просто временное увлечение, которое скоро пройдёт, скажут, что никогда не ожидали от него подобной слабости и будут стараться насмешками заставить его отказаться от новых взглядов и от нового образа жизни. Всё это тот же приговор – „Он вышел из себя”, только в более мягкой и современной форме. И против этого ничего не поделаешь. Это неизбежное бесчестие креста. Суровы эти слова, но они не новы. Разве не были они сказаны о целом ряде тех, кого мир не был достоин? Увы! история эта хорошо известна» 62 . О духовной жизни можно говорить не только с точки зрения психологии её и философии, но и с точки зрения физиологии, и в наше время даже в строго научном смысле. По мнению Г.Спенсера, Гёфдинга, Оствальда, Н.Грота, Сикорского – этих корифеев научной психологии, «психические процессы представляют лишь высшую форму физиологических» 63 . «Выдающиеся физиологи (Дондерс, Гельмгольц, Вундт), – говорит Сикорский, – принялись за экспериментальное исследование душевных явлений по методам физиологии и дали начало психометрии» 64 , то есть науке о количественном измерении душевных явлений при помощи особых психометрических инструментов. Сущность этого нового открытия в психологии сводится к следующему. «Для человека душевные образы субъективны, но для психометрического инструмента они вполне объективны и существуют на самом деле как физиологические реальности, которые могут быть так же открыты и учтены, как открывается и фиксируется невидимая звезда на чувствительной фотографической пластинке при многочасовой экспозиции. |
| ОР РНБ, ф. 253 (Дмитриевский). Письма архимандрита Филарета (Филаретова) архимандриту Антонину. Копии. Л. 355 об. 321. Отношение Церковно-Археологического Общества при Киевской Духовной Академии к архимандриту Антонину Киев 11 ноября 1874 г. Ваше Высокопреподобие, высокопреподобнейший отец архимандрит Антонин! К продолжению многочисленных и драгоценных пожертвований, сделанных Вашим Высокопреподобием для библиотеки Киевской Духовной Академии и Церковноархеологического музея, Церковно-археологическое общество при Киевской Духовной Академии имело удовольствие получить фотографический портрет Вашего Высокопреподобия, каковой и помещен в Церковно-археологическом музее. Уведомляя о получении сего портрета, равно как и 6ти серебряных монет, вделанных в его рамки, и абиссинского рукописного сборника на пергамене, я вместе с сим, по поручению Общества, считаю долгом принести Вашему Высокопреподобию искреннюю благодарность за драгоценные Ваши пожертвования для музея. С глубоким уважением и преданностию имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугой Епископ Филарет Секретарь Николай Петров 582 Архив РДМ, п. 69, д. 1433, 1 л. 322. Отношение Церковно-Археологического Общества при Киевской Духовной Академии к архимандриту Антонину Киев 20 декабря 1874 г. Ваше Высокопреподобие, высокопреподобнейший отец архимандрит Антонин! В текущем декабре месяце Церковно-археологическое общество при Киевской Духовной Академии получило от Вашего Высокопреподобия в дар для Церковно-археологического музея 290 монет еврейских, сиро-греческих, греко-египетских, византийских и городов малоазийских и сирийских, и греческий рукописный сборник XVI–XVII в. Находя эти монеты драгоценным приобретением, которым Церковно-археологический музей при Киевской Духовной Академии может гордиться пред другими отечественными и иностранными нумизматическими кабинетами, Церковно-археологическое общество при Киевской Духовной Академии не находит слов к выражению тех чувств признательности и глубочайшей благодарности, с коими оно приняло Ваше приношение. |
| Здесь очень многое зависит от личности и конкретных особенностей характера человека, далеко не всегда отражаемых в архивных материалах. Служению православию как идее была подчинена – если говорить о современниках А. И. Бриллиантова – вся жизнь таких известных исследователей, как H. Н. Глубоковский или А. А. Дмитриевский , научная слава которых была уже и при их жизни международной и весьма яркой. С А. И. Бриллиантовым ситуация несколько иная. Складывается впечатление, что Александр Иванович , в отличие от многих своих коллег, занимавшихся древней историей и византинистикой, вообще не выезжал за пределы России. Правда, было бы неверно утверждать, что у А. И. Бриллиантова не было контактов с внешним миром, с учеными других стран. Связи эти, однако, носили, как показывают документы, своеобразный характер. Отметим прежде всего, что среди иностранных корреспондентов А. И. Бриллиантова преобладали книготорговцы, фотографы и лица, ответственные за подписку на то или иное издание. Иными словами, Александр Иванович искал за рубежом контактов прежде всего с теми, у кого можно было бы купить книги, с теми, у кого можно было бы заказать фотографии нужных рукописей, и, наконец, с теми, с кем можно было бы договориться о подписке на то или иное периодическое издание. 1155 Случайно сохранившийся в архиве документ позволяет представить себе, как именно А. И. Бриллиантов решал эти проблемы в реальной жизни. В одном из архивных дел (ОР РНБ. Ф. 102. Оп. 1. Д. 37. Л. 8) представлена копия квитанции о переводе денег из Петроградского отделения французского банка Credit Lyonnais в Париж, со счета Александра Ивановича на счет одного из книготорговцев суммы в 98 франков в уплату за приобретенную литературу. Дата документа написана неразборчиво, и если день совершения операции сомнений не вызывает – 8/21 октября, то год может быть любым между 1914 и 1917 гг. 1156 Интересно, что в архиве сохранилось крайне мало писем А. И. Бриллиантову от зарубежных коллег. Среди немногочисленных писем самого Александра Ивановича обращают на себя внимание 3 письма на русском языке английскому богослову Ф. |
| В 1807-1808 г.г. при Димитриевском храме строится каменная колокольня, заменённая в начале XX в. новой. Изображение старой звонницы сегодня можно увидеть только в проекте 1859 г. и на одной из фотографий конца XIX в. Указом Святейшего Синода от 14 февраля 1818 г. «удостоены ношения на узкой ленте ордена Святого Владимира бронзовых крестов, устроенных для духовенства в ознаменование эпохи 1812 г., г. Данкова… Дмитриевской церкви священник Пётр Игнатов». В это время штат храма состоял из священника, диакона, дьячка и пономаря. В приходе Димитриевского храма насчитывалось 115 дворов, в которых проживали 360 мужчин и 390 женщин. По данным на 1859 г., в Стрелецкой слободе - приходе храма св. Димитрия Солунского - состояло 109 дворов с 261 мужчиной и 265 женщинами. Несмотря на уменьшение количества прихожан жители слободы приняли в этом году решение расширить трапезную своего храма на север и юг и заказали для этого проект, который был рассмотрен и утверждён Рязанской губернской строительной и дорожной комиссией 30 марта 1859 г. Проект предусматривал строительство новой трёхнефной трапезной с размещением в ней двух придельных престолов. При этом предполагалось растесать новые оконные проёмы в храмовой части. Проект, одобренный священноначалием Рязанской епархии, был направлен в Святейшего Синод, где 25 мая 1859 г. слушалось доношение Преосвященного Смарагда (Кржижановского), архиепископа Рязанского, коим он испрашивал разрешение на распространение каменной Димитриевской церкви г. Данкова путём пристройки тёплого придельного храма. Из Синода проект был передан в Департамент искусственных дел Главного управления ПСиПЗ, где в августе 1859 г. «по рассмотрении этого проекта, выполнение которого предположено произвести иждивением прихожан с помощью церковной кошельковой суммы, не одобрив в техническом отношении изображенное на нём предположение», было признано необходимым несколько изменить проект. К 22 октября 1859 г. проект исправили, и 29 октября того же года он был утверждён императором Александром II по докладу главноуправляющего ПСиПЗ Чевкина, в котором сообщалось, что расходы на выполнение проекта в сумме до 6 тыс. руб. серебром принимают на себя прихожане, при помощи имеющейся церковной кошельковой суммы до 1 750 руб. серебром. Одобренный императором проект 6 ноября 1859 г. вернулся в Святейший Синод, откуда 12 ноября того же года был отправлен Преосвященному архиепископу Рязанскому для исполнения. |
| за 1919-1932 гг.//ЦГИА СПб. Ф. 897. Оп. 1.) Деятельность Д. в Астрахани (1919-1922) Д. приехал в Астрахань, имея на руках мандат Петроградского главного управления музеев и Управления делами народного комиссариата просвещения на право описания и изучения церковных древностей (Там же. Д. 17. Л. 3). В Астрахани ему был выдан мандат как археологу, постоянному члену комиссии по отделению Церкви от гос-ва Астраханского отдела народного просвещения. Кроме того, Астраханская губ. секция по делам музеев и охране памятников искусства и старины поручила Д. провести учет всех военных и гражданских учреждений города, Астраханского и Енотаевского уездов и отобрать принадлежавшие им старинные предметы и церковную утварь, имевшие художественное значение, для передачи их музейному фонду Астрахани (Там же. Л. 6 об.). Спасая церковные ценности и произведения искусства, Д. решил создать в Астрахани краеведческий археологический музей. С янв. 1922 г. он вошел в музейную комиссию, занимавшуюся этим делом. В архиве сохранились составленные им следующие документы: «Списки и описания вещей астраханских церквей, подлежащих передаче в музей памятников старины и искусства. Август 1919 г. Астрахань. 57 л.» (Там же. Д. 103); «Докладная записка в секцию по охране памятников старины и искусства по поводу произведенного им осмотра старинных вещей в церквях Астраханского края. 1919-1922 гг. 54 л.» (Там же. Д. 104); «Дополнение к работам об астраханских древностях и списки ценных вещей и книг, принадлежащих астраханским церквям. 1918-1922 гг. 66 л.» (Там же. Д. 150). В описях Д. отмечал условия хранения ценных предметов, давал рекомендации о целесообразности их дальнейшего использования. Так, при описании предметов из Николо-Гостиной ц. наряду с предметами утвари XVII-XVIII вв. он отметил фотографии Остромирова Евангелия 1056-1057 гг. в бархатном переплете с украшениями и рекомендовал передать их в б-ку Астраханского ун-та. Он составил подробные описания икон и предметов, полностью привел все надписи, оставленные мастерами, владельцами и проч., отметил места их происхождения. В работе с рукописями и старопечатными книгами Д. следовал обычной краткой схеме (название, оклад/переплет, почерк, материал и т. д.), зафиксировал полностью все записи писцов и ктиторов. Он подчеркивал, что в кладовой Троицкой ц. оказалось «значительное собрание икон весьма хорошей кисти из старого иконостаса этого храма. Все они сложены в кучи среди церковного старья и покрыты густым слоем пыли и грязи. При более тщательном и подробном осмотре этого старья найдутся несомненно и очень ценные образцы русской иконописи XVII-XVIII веков ... могущие стать украшением будущего музея древностей и русского искусства прошлых веков» (Там же. Д. 103. Л. 8). Нек-рые описания выходят за рамки сухого каталога и представляют собой научные трактаты, Д. и его помощникам удалось сфотографировать «все ценности в храмах Астрахани, православных, католических, армянских и в протестантских...» (Там же. Ф. 585. Оп. 1. Д. 2805). |
| По господствующим взглядам, когда зайдёт речь об искусстве – византийское означает неподвижное, лишённое жизни, неверное относительно рисунка и колорита. Такое суждение ценителей искусства, к несчастию, находит подтверждение и в отрывках византийской живописи, находящихся в европейских музеях, где большей частью собраны обыденные произведения, принадлежащие к неумелой кисти агиографов последних столетий, работавших механически. Настоящее же искусство предшественников Джиотто и Орканьи – неизвестно: это искусство надлежало изучать в лесах Святой Горы. Там сохраняют ещё свою нестареющую красоту произведения Апелла средневекового (?) эллинизма, того Панселина, которого имя и слава всем известны, а произведения – немногим; время же, когда он жил, и самая жизнь никому неизвестны. (На этот счёт в нашей литературе ныне кажется, довольно правдоподобно сложилось убеждение, что этот художник жил и действовал в XVI столетии, см. нашу статью: „Устройство храмов в Константинополе и на Афоне, их украшение, происхождение и характер священной живописи, и богослужебные принадлежности“. Рук. для сельск. пастыр. 1887 г. и происходил родом из Солуни). Из иноземцев, правда, особенно изучали творения искусства на Афоне француз Дилрон (Байе и мн. др.) и русский Севастьянов (преосв. Порфирий, архим. Антонин др.), но первый занимался преимущественно символами христианского иконописания (?), а художественные предприятия русского дворянина ограничились только устроением замечательного собрания из шести тысяч фотографий, украшающих петербургский музей (Г. Ламброс здесь разумеет, очевидно, музей христианских древностей при Академии художеств в Петербурге (Т. Флоринский, Афонск. акты СПб. 1880. стр. 18), куда поступила, по всей вероятности, лишь часть снимков с достопримечательных памятников древнего христианского искусства на Афоне, потому что весьма много калек и снимков г. Севастьянова мы видели в подвалах русского Андреевского скита на Афоне, в котором покойный П.И. Севастьянов жил и работал долгое время и которому завещал довольно богатое собрание рукописей греческих и славянских и старинных икон афонского письма, собранных им во время путешествия. |
| Чаще в нашей культуре в случае ранения принято призывать не на врачебный консилиум, а на заседание суда. Когда я оказываюсь подсудимым, моя задача будет либо доказать, что я не виноват, либо истца выставить клеветником. Подсудимыми оказываются оба, и это больно. — Ну все-таки конкретизирую. Например, в многодетной семье у жены много работы по хозяйству. Муж этого не замечает, никогда не благодарит жену, говорит: «Ты же все равно дома сидишь». Это очень ранит. Как ей высказать свои обиды правильно, чтобы ее услышали и не произошел конфликт? — На этом примере вы подняли очень важную тему дефицита признания. Тут нашими противниками являются наши культурные убеждения и нормы, кто как должен себя вести. В этом большое препятствие для признания и благодарности, поскольку многое записывается партнерами в то, что другой и так должен делать. И незачем на это обращать внимание. На практике нужно вернуться опять к общим целям. «Дорогой, это наша с тобой общая затея, родить детей и их растить. Как думаешь, это общее дело или моя прихоть? И ты великодушно помогаешь мне в этом? Твоя работа является нашей общей радостью или это твой индивидуальный проект?» Даже на производстве, где нет задачи строить эмоциональную близость между начальником и сотрудниками, все понимают, что для решения общих задач отношения должны быть более или менее приличными. Тем более в паре. Если поднять тему общих задач, разговор об изменениях и оптимизации может пойти более миролюбиво. Инициатива в налаживании отношений: у жены или у мужа ? — Чаще всего конструктивные шаги исходят от одного партнера, а у другого немного инфантильная позиция. — Смотрите, уже в ваших словах есть мелодия осуждения, как будто в этом описании один взрослый человек, а второй недостаточно зрелый. Когда говорят «инфантильная позиция», я вижу там привкус бессилия, с которым сложно совладать. В такой ситуации для нашей культуры естественно попробовать найти выход через обвинение другого, упрек. Многое зависит от оптики. Какова цель моего приближения: что-то узнать про другого человека или же повлиять на него? Если нужно сфотографировать гепарда, в которого много раз стреляли, фотографу придется что-то придумать, чтобы к нему приблизиться. Гепард должен многократно убедиться, что в него не собираются стрелять, а хотят поместить его фото на обложку журнала. Это разные цели приближения. |
|
|
