| 20 января 1938 года около часа ночи отец Димитрий был арестован и заключен в тюрьму в городе Егорьевске, и семья осталась без средств к существованию. Супруга священника уже не знала, как прокормить детей, но в тот же день стали приходить один за другим прихожане и приносить деньги: «Берите, матушка, я батюшке должен за похороны... я должен за крестины». Многие жертвовали из любви к пастырю и по состраданию к его семье. На допросах отец Димитрий виновным себя не признал, отвергнув все выдвинутые против него обвинения. 11 февраля 1938 года тройка при УНКВД СССР по Московской области приговорила его к расстрелу, и администрация тюрьмы наметила священника к отправке в Москву. Надзиратель, уроженец села Круги, узнав об этом, сообщил супруге священника, чтобы кто-нибудь пришел к 12 часам ночи к воротам тюрьмы. В полночь распахнулись ворота тюрьмы, и оттуда в бушующую метель вышла колонна заключенных человек в двадцать, окруженная вооруженной охраной и собаками. Дочь Клавдия стала напряженно всматриваться, не увидит ли она отца. Священник шел среди заключенных в третьем ряду и окликнул ее. Увидев отца, она попыталась передать ему узелочек с едой, но как только она приблизилась к колонне, собаки начали рваться с поводков и не допустили подойти ближе. Отец Димитрий закричал тогда дочери: «Клава, иди домой!» Дочь, однако, пошла вслед за колонной до станции, не в силах расстаться с отцом. По прибытии поезда в Москву отец Димитрий был заключен в Таганскую тюрьму, и 15 февраля тюремный фотограф сфотографировал его. Таганская тюрьма Глухой ночью 17 февраля 1938 года священник вместе с другими заключенными был на автозаке привезен на полигон Бутово и помещен в длинный барак, неподалеку от которого стоял небольшой каменный дом, где располагались в ожидании жертв палачи. Сотрудник НКВД сверил по фотографии, этот ли человек перед ним, и затем объявил, что тройкой УНКВД Кедроливанский Дмитрий Васильевич приговорен к расстрелу. Затем отца Димитрия вывели из барака, и из соседнего каменного дома вышли палачи, которые повели священника к краю длинного глубокого рва, начинавшегося в нескольких десятках метров от барака. Священник Димитрий Кедроливанский был расстрелян и погребен здесь же, во рву, в общей безвестной могиле. |
| Возмутился и город Владимир и вся земля его. В нижегородской земле боярские холопы и крестьяне, услыша призыв Болотникова, поднялись на своих господ, на все начальствующее. Возмутилась мордва, еще, по большей части, языческая: она тогда возымела надежду освободиться от московской власти; составилось мордовское полчище, вооружилось луками и стрелами. Явились у них предводители, поборники своенародности, выборные люди – Москов и Воркадин 35 . Они осадили Нижний-Новгород, вместе с шайками холопей и крестьян. Арзамас, Алатыр отпали от Шуйского. На поволжье возмутился Свияжск. В Казани, как и в Твери, удерживал власть Шуйского местный архиерей митрополит Ефрем. Богдан Бельский не пристал к измене. Он знал хорошо, что того, кого он признал сыном Ивана Васильевича, не было на свете, а нового он не знал. Нерасположение к Шуйскому, видно, не доходило у этого человека до того, чтобы решиться на все, лишь бы ему повредить. Но в далекой Астрахани, сосланный туда на воеводство, приверженец Димитрия, князь Хворостинин, первый возмутил людей, и оттого-то в этом крае восстание приняло иной характер, чем в других частях русского мира. Вместо того, чтобы люди незнатные ополчились на знатных, там люди мелкие с дьяком Карповым стали было за власть Шуйского. Но боярин Хворостинин велел сбросить с раската дьяка Карпова и его пособников, объявил царем Димитрия и приглашал ополчаться за спасенного государя не только русских, но и ногаев. В отдаленной пермской земле пронеслась весть о спасении Димитрия: пермичи не хотели давать ратных людей Василию и пили чаши за здоровье Димитрия. В Великом Новегороде, хотя не было явного отпадения от Шуйского, но и там не могли собрать ратной силы. Во Пскове воевода Шереметев, хоть враг Шуйского, не изменял его делу; но в городе была сумятица. Шуйский требовал со Пскова денежной подмоги; собрали 900 рублей и послали их с выборными. Но в письмах, которые повезли эти выборные, богатые гости написали об них, что они изменники, и по таким письмам этих выборных чуть не побили в Москве; насилу заступились за них псковские стрельцы, которых находился там целый приказ. |
| Господь милосердный и Его Пречистая Матерь со святыми да хранят нас! Усерднейше прошу у всех молитв и прощения! Дорогих моих Стефана Васильевича и Анастасию Иоанновну с семейством, Ольгу, не забывающую обо мне, тебя, Мавро — верная сподвижница кельи моей, Екатерину возлюбленную во Христе и всех благословляю. Всегда ваш, всегдашний молитвенник ваш, ваш скорбящий пастырь Отец Димитрий. Мой адрес: Красноярский край, город Игарка, Игарский район, станок Денежк». В 1955 году, благодаря ходатайству мужа дочери Антонины, после пересмотра дела о. Димитрий был освобожден, и по амнистии судимость была снята. В Днепропетровск он возвратился очень больным человеком: поражены все внутренние органы, у него постоянный удушающий кашель и насморк. Однако после освобождения преследования и гонения продолжаются. О. Димитрию власти отказывают в самом дорогом для него — в пастырском служении. Дочери просили: «Папочка, отдохни, подлечись. Мы так устали от репрессий, прошедшей войны, только тебя нашли, а ты опять от нас уходишь». О. Димитрий ответил им: «Я всегда был с вами и буду с вами, мои родные сиротки, всегда». Только в 1960 году его назначают настоятелем Днепропетровского кафедрального собора. Но его служение здесь было недолгим. Власти видели в нем не сломленного тюрьмой и ссылкой пастыря, а ревностного проповедника Истины, горячо любимого паствой, потому опасного для них. В соборе служило несколько священников. Встретив собрата, мученика, страдальца, они глядели на него, как на какое-то странное существо. Среди них о. Димитрий выглядел белой вороной: худой, бледный, больной, плохо, хотя и аккуратно одет, все на нем латаное–перелатаное. Никаких великолепных ряс: «Священницы Твои, Господи, да облекутся правдою». Он жил в домике при соборе, занимая одну комнату. Кровать, стол и табуретка — вся мебель. На стенах несколько бумажных икон. Ведро с водой в прихожей — вот и все удобства. Люди раздобыли кое-что из одежды, принесли, батюшка примерил, поблагодарил со слезами, но потом они никогда подаренного на нем не видели. Все лучшее, что у него было, он раздавал нуждающимся. |
| На эту речь отвечал Гонсевский такими словами: «Правда, было у нас известие, что после великого государя вашего Ивана Васильевича остался сын Димитрий, и слышали мы, что Борис приказал его тайно убить. Но когда явился этот человек в наших государствах, то доказывал, что он истинный Димитрий Иванович и что Бог его чудесно избавил от смерти. Люди наши как прежде жалели, слыша о смерти Димитрия, так потом радовались, увидев его живого; а ваши люди и думные бояре посадили его на государстве. Теперь, как ты говоришь, узнали вы, что он не истинный Димитрий, и убили его. Нам до этого дела нет: пусть вам Бог помогает по правде вашей! Мы, послы, уверены в своей безопасности, ибо не только в христианских, но и в бусурманских государствах охраняют безопасность послов. Впрочем, благодарим бояр за расположение. Что же касается до старосты саноцкого и других людей, подданных его королевского величества, которые приехали с воеводой сендомирским, то они сюда прибыли не на войну, не с тем, чтоб овладеть Москвой, а на свадьбу, будучи приглашены тем, кто у вас был государем, и вами самими чрез посла вашего; они не имели ни малейшей догадки о том, чтоб это был не истинный Димитрий, не делали никаких бесчинств. Если же кто-нибудь из низшего звания людей сделал что-нибудь дурно – никто за виновных не стоит; но нельзя же всем терпеть за одного. Поблагодарите же бояр за их расположение и передайте от имени нашего желание, чтоб они постарались остановить пролитие крови людей его величества короля нашего, ни в чем невинных и обеспеченных миром. Сохрани Бог, если станут их мучить перед нашими глазами; тогда мы не только не можем удержать нашей челяди, но и сами не станем смотреть на пролитие крови наших братьев, а должны будем с ними все умирать; а что из этого вперед может выйти, думные бояре могут сами легко рассудить». Когда Нащокин принес эти слова боярам, Мстиславский, Шуйские и другие с большим рвением побежали по улицам останавливать кровопролитие. Шуйский побежал в Белый-город, где, как услышал, москвичи бились с Вишневецким. |
| Неизвестно ни то, как отец Алексей попал в лес, ни долго ли он пробыл там. Ни начала, ни конца. Как будто темной ночью на мчащейся по неизвестной местности автомашине на мгновение включили фары, осветили кусочек чужой жизни и снова выключили. И опять — тьма и неизвестность… Глава 17. Школьники На левом клиросе частенько появлялся молодой паренек, чуть постарше Кости. Его звали Николай Романов, и он очень гордился своим именем. Иногда кто- нибудь из певчих, пряча улыбку, выражал сожаление, что у него не все получилось гладко, что он не Александрович, а Игнатьевич. — А если бы Александровичем был, меня бы давно свергли, — горячо возражал Николай. Однажды обнаружилось, что на эмалированном абажуре электрической лампочки (были тогда и такие) выцарапана его фамилия. — Это не я, это Димитрий, — оправдывался он. — Я? — возмутился Димитрий Васильевич. — У меня, кажется, своя фамилия есть. — Если бы мне так уж загорелось расписаться, я бы своей расписался. Николай покорно выслушал все, что нашли нужным сказать ему старшие, потом шепнул Косте: «Все равно это Димитрий, я только на себя вину принял». Чем-то этот суматошный, простоватый паренек понравился Косте, они подружились. Может быть, потому, что Николай мог без конца самозабвенно слушать «умные разговоры», а Косте, как и раньше, не хватало собеседника. В восьмом классе Костя окончательно увлекся философией. Помогло ему то, что теперь он получил возможность доставать книги через учителей. В первый раз он встретился с настоящими, хорошо знающими свое дело, преподавателями, имеющими высшее образование. Каждый по-своему привлекал его: и Н. И. Заседателев, сын местного единоверческого священника, и яркий оратор Баскаков. Впрочем, последний недолго восхищал учеников. Старшеклассники были требовательны. Они скоро открыли, что звонкие, красивые фразы Баскакова довольно-таки легковесны, и с улыбкой говорили про него: «Это наше солнышко, которое светит, но не греет». Больше других помог Косте учитель математики Андрей Васильевич Антропов. Он обратил внимание на способного, серьезного новичка, поговорил с ним и предложил пользоваться своей библиотекой. Костя набросился на книги по истории философии. Теперь он читал не так, как когда-то раньше, не щеголял количеством прочитанных страниц, а работал по-настоящему — перечитывал по несколько раз заинтересовавшие его места, выписывал наиболее характерные определения, делал конспекты. Пятьдесят четыре ученические тетради, исписанные его убористым почерком, давали ему при возможности воспроизвести в памяти прочитанное. На это ушло около года. Наконец и эта возможность иссякла. «Больше у меня ничего нет, — сказал ему Андрей Васильевич. — Если бы вы владели каким-нибудь иностранным языком, я бы еще много мог дать, а по-русски вы все у меня прочитали». |
| Вот на Ларинке стоят люди, и я вместе с ними, ждем батюшку Димитрия. Подъехала машина, остановилась недалеко от меня. Бабушки ринулись вперед, чтоб попасть к батюшке под благословение. Я с дочкой поодаль стала, дала возможность бабушкам первым получить благословение. О. Димитрий вышел из машины и ласково говорит: «Сестрички! А ну-ка расступитесь. Матушка, идите сюда, я Леночку в школу благословлю. Будешь учиться хорошо,» – и поцеловал ее в головку. Действительно, дочка училась хорошо. Но ведь он впервые нас видел!! Пришли домой, я все рассказала о.Геннадию. Он говорит: «Я же тебе говорил, он прозорливый!» У о. Геннадия был день Ангела. Я накрыла стол для всех тогда служащих на Ларинке священников, в общем был узкий круг присутствующих. Сделала салат из кальмаров, который всем нравился. Когда попробовала, а кальмары переваренные, вкус никакой. Что делать? Решила не выбрасывать, а поставила на край стола, чтоб никто не попробовал, кроме нас, близких. Сама переживаю. О. Димитрий говорит: «Матушка, а что это у вас за салат, который стоит самый последний?» Я ему: «Батюшка, это неудавшийся салат, поэтому я его не предлагаю.» – Ну, дайте попробовать. Попробовав: «Какой чудный салат» Потом решили все попробовать. Тарелка оказалась пустой. Батюшка так все расхваливал, благодарил. Поднял мне настроение. Батюшка Димитрий говорил священникам: «Читайте по книге, не дерзайте наизусть, чтобы не возгордиться. Ибо так может лукавый запутать и ввести в соблазн.» Хотя сам читал Евангелие и молитвы наизусть из-за слепоты. Он был прекрасным пастырем и проповедником. Отцу Геннадию он как-то ласково сказал: «Ты, батюшка, когда я умру, приходи ко мне на похороны, хоть на костылях, но приходи.» 28 января состоялся разговор, 1 февраля батюшка ломает ногу выше колена, а 3 февраля умирает о.Димитрий. Действительно, он прибыл на похороны на костылях. Оставив костыли и опираясь на мое плечо, подходил прощаться с дорогим наставником. После смерти о. Димитрия отец Геннадий чаще общался с о.Зосимой. Советовался с ним, видел в нем ту же прозорливость. |
| После обзора официальной, так сказать, жизни Димитрия в Киеве, нельзя не сказать еще несколько слов о его домашнем быте за этот период времени, так как и ученики его в своих воспоминаниях не обходят молчанием этой стороны, справедливо указывая на такие особенности в ней, которые свойственны только характеру Димитрия. Отличительною чертою его жизни в Киеве, по общим, согласным отзывам, были замкнутость и уединенность. Общительный и словоохотливый студент Климент Муретов, после пострижения в инока, особенно же со времени определения бакалавром, почти нигде не виден, кроме аудитории и церкви. Объясняется это частью природными свойствами характера, частью же условиями жизни. Усиленные занятия иеромонаха Димитрия в первые годы профессорства не оставляли времени для приемов или посещения других. Потом уединенность обратилась в привычку; при чем новые обязанности по должности инспектора и, наконец, ректора не представляли, ни удобств, ни особенной потребности заводить знакомства и обращаться в обществе. «Наш о. ректор, – говорит его ученик, – не любил светского общества; изредка посещал он дома не многих из киевского градского духовенства» 181 . Но, разумеется, замкнутость о. ректора нельзя понимать в смысле монастырской заключенности: по самому положению, он должен был и посещать разных лиц и общества и у себя принимать гостей, хотя бы только в урочные дни академических праздников. Притом, дома он почти никогда не был один: в его квартире были постоянно жильцы-родственники. Через два года службы его, в академию поступил родной брат, Матфий Иванович, который хотя жил как казеннокоштный студент в общем корпусе, но ежедневно посещал старшего брата. В 40-х годах учился двоюродный брат Димитрия, Дмитрий Васильевич Ракитин 182 , который так же был очень близок к о. ректору. Кроме того, у ректора жили постоянно родственники и земляки, которые учились в Киевской семинарии. 183 Услугами последних он, между прочим, пользовался для домашнего письмоводства, и особенно для писания проповедей и журнальных статей под диктовку. |
| В то же время экс-депутат Одесского горсовета, журналист и политтехнолог Игорь Димитриев заявил, что подобные высказывания ему напоминают «обвинения в стиле «не так восстали», которые звучали в адрес одесситов в 2014-2015 годах». «Но я ни разу не слышал подобных упреков со стороны тех, кто воюет в рядах ополчения Донбасса или в Сирии. Причем Одесса является одним из главных поставщиков военных кадров в ЛДНР. По некоторым данным, в рядах ополчения сражаются порядка четырех тысяч одесситов. Это третья по численности группа после, собственно, жителей Донецка и Луганска », – сказал Димитриев газете ВЗГЛЯД. Он напомнил, что у Одессы действительно был огромный мобилизационный ресурс. Но после того, как в мае 2014 года пророссийские протесты были кроваво подавлены, многим представителям гражданского сопротивления пришлось покинуть город. «Тысячи людей выехали в Донбасс. Немало земляков я встречал и в Сирии. Еще сотни людей разбросаны по тюрьмам Украины. Это такого уровня бойцы и смельчаки, которые совсем неровня журналистам, пишущим в соцсетях разные гадости», – отметил Димитриев. По его словам, «Одесса в 2014 году восстала более, чем кто бы то ни было». «Даже более, чем Крым и Севастополь. Но Одесса никогда не входила в стратегические планы российского руководства и не имела с РФ общей границы. То есть город оставался лишь в новостях федеральных каналов и наблюдал демотивирующий пример Донбасса, где гибнут дети и бесконечно длятся Минские соглашения», – продолжил собеседник. «А после 2 мая и пожара в Доме профсоюзов одесситы поняли, что у них нет никаких шансов и никаких надежд. Например, снос барельефа Жукова осуществляла криминальная группировка Сергея Ходияка, который лично участвовал в массовых убийствах 2 мая. Однако его демонстративно избавили от уголовной ответственности, дабы подавить волю к любому сопротивлению», – подчеркнул политтехнолог. О том, что к Ходияку нет никаких претензий со стороны государства, напомнил и одесский историк Александр Васильев. «За попытку организации покушения на него сидит в тюрьме Денис Шатунов, который в шоковом состоянии после гибели друга попал в грамотно расставленную ловушку СБУ. Дениса уже несколько раз украинская сторона исключала из списков на обмен, якобы он не политический заключенный, а уголовник», – написал Васильев на своей странице в Facebook , добавив, что семья Шатунова теперь находится в бедственном положении. |
| Около 1-го часа базар кончился, между тем апазовские из Казани еще не приезжали. Начали поговаривать, не заперли-ли их в Казани под арест? Но часов в 6 вечера, когда я вместе с некоторыми апазовцами стоял у ворот дома Василия Семенова, послышался тяжелый скрип телег. Все обратили внимание вперед на дорогу и завидели приезжающих запоздалых путников. Некоторые из толпы отправились узнать новости от приехавших, а некоторых я пригласил к себе на квартиру напиться чаю и поговорить. Вечер был для меня отрадный. Собралось в моей квартире теперь апазовцев человек семь, в числе коих был Архип Димитриев, сельский староста, о котором я уже знал, как о подстрекателе прочих к отпадению. Таким же его мне рекомендовали некоторые из апазовцев, напр. старец Андрей Васильев. Архип Димитриев начал передо мною свою оправдательную речь. – „Я хотел было с тобой поговорить вдвоем, да времени не было. Меня называют „потатчиком“, но я не потакаю. Я делаю то, чего хочет народ“. – Но Архип Димитриев говорил все так неопределенно, что я нашел лучшим сказать ему, что он может со мной поговорить после вдвоем, а теперь я желаю собравшимся что-либо почитать из христианского закона. Архип Димитриев также изъявил желание послушать. Я начал речь об омовении рук. Мухаммеданский закон больше всего говорит о внешности, например, о рубашке, а закон христианский – больше всего – о внутренности, о сердце человека. Подробности разговора касались мухаммеданских молитв, омовении и т. п., в заключение прочитана была 15 глава Евангелия от Матфея. Потом я говорил о браке, указывал на разность брака христианского и мухаммеданского. Сотворивши Адама, Бог его усыпил и вынул одно ребро, из коего создал Еву, и привел её к Адаму. Это кость от костей моих и плоть от плоти моея, сказал Адам, увидавши жену свою. Бог заповедал Адаму и Еве жить согласно: „берь тянь булыб турсыннар!“, т. е. пусть живут они, сказал Бог, как одна плоть. Мухаммедане берут часто многих жен и таким образом нарушают Божественный закон. Муж и жена составляют полного человека, или одно тело, как две половины, напр., яблоко. |
| Чтобы разлить благосостояние в народе, торговля была объявлена свободною как русским, так и иностранцам. Всем позволено, свободно, заниматься промыслами и ремеслами. Уничтожены всякие стеснения к выезду из России, к въезду в государство и к переездам внутри государства. «Я не хочу никого стеснять, – говорил он. – Мои владения для всех во всем должны быть свободны». Англичане того времени находят, что он был первый государь в Европе, который сделал свое государство до такой степени свободным 265 . Многим казалось это разорительным. Димитрий на это говорил: «Напротив, я обогащу свободной торговлей свое государство, и везде разнесется добрая слава о моем имени и моем государстве 266 ». Один современник итальянец говорит, что мать Димитрия ходатайствовала о свободной торговле между Московским царством и Польшей в благодарность полякам, что они помогли ее сыну овладеть престолом 267 . Вероятно, Димитрий из политики покрывал благовидным предлогом свои поступки, как будто делал из угождения матери. Царь покровительствовал народному труду собственным примером. Вопреки обычаям прежних царей, которые после сытных обедов укладывались спать, Димитрий, пообедав, выходил один пешком в город, заходил в разные мастерские, толковал с мастерами, осматривал их работы, говорил ласково со встречными. Такого рода неслыханная прежде доступность царя в обращении с подданными соблазняла тех, у которых укоренилось понятие, что чем лицо важнее, тем оно должно быть неповоротливее, тем оно больше требовало, чтобы другие за него делали, ему служили, для него жили. Никто лучше Димитрия не ездил верхом. Люди, с детских лет привыкшие к верховой езде, удивлялись его ловкости и искусству. Не то что прежние цари: тех, бывало, вели под руки ради их величия, а когда они садились на лошадь, то им скамьи подставляли; а к Димитрию подведут ретивого, необъезженного жеребца, он быстро бросится к нему, схватит одной рукой за повод, другой за седло, вмиг вскочит на него, и неукротимое животное ходит под ним послушно. Любил он охоту, держал редких собак и соколов. Ловили медведей и содержали в подгородных селах для царской потехи. То же делалось и при прежних царях: Иван Васильевич любил медвежьи травли; но тогда царь стоял вдали и любовался, как подданные потешают его с опасностью собственной жизни. Димитрий, напротив, сам потешал подданных своей ловкостью, и первый бросался на лютого зверя. Русские невольно любовались такой удалью, хотя и признавали, что удаль и подвижность не сходились с признаками божественной неприступности царственного сана. |
|
|
