| О том, что Акиндин и толкует все противно приводимому им же самим из слов божественного Максима свидетельству, и выставляет святого говорящим противоположное предшествующим ему богословам, и склоняет [слушающих его] избегать и отвращаться всех наших божественных отцов. 24. То, что в этих словах смешанного и неясного, от чего как бы в глубокой тьме шествуя, он часто претыкается, будет наглядно показано по ходу слова. А теперь мы то совершенно проясним, что он прямо противоположное приведенному им из слов божественного Максима свидетельству внушает согласившимся у него учиться, и показывает его (Максима — пер.) учащим противоположно предшествующим ему богословам. « Ибо божественное беспредельно и неудобосозерцаемо, и это одно только у Него вполне постижимо — беспредельность» — говорит Григорий Богослов . А что Бог превосходит беспредельность — об этом здесь богословствовал сей божественный Максим. Итак, разве из–за того, что беспредельность Божия постижима, она — творение? Или не принадлежит беспредельность к числу того, что извечно и от природы присуще Богу? « Но при том, что беспредельное созерцается двояко, — в отношении к началу и концу, — беспредельное выше их и не в них [заключается]» — говорит тот же самый богослов. Как тогда не одному только Богу будет принадлежать то, чтобы быть превыше начала и конца, что [собственно и] есть беспредельность? 25. Итак, поскольку это у Бога является уловимым — беспредельность и присущая Ему от природы вечность, но не природа, как существующая сверх всякой беспредельности и постижения, как и сказали божественный Максим и богослов Григорий, то не их ли Акиндин убеждает избегать и отвращаться, когда говорит: «Убегай, отвратившись, от объявляющего, что божественное неуловимо по сущности, как превосходящее, но мыслится и именуется по Своим природным [свойствам]»? Что ты говоришь — чтобы мы избегали бы и считали бы отвратительными учивших, что Бог познается и именуется не только исходя из беспредельности, но и исходя из по природе присущего Богу промысла и благости по отношению к нам, а по сущности пребывает всецело высшим именования и осмысления? И кто есть из от века бывших боговдохновенных богословов, кто бы не настаивал и не заявлял, что это так? Ибо желательная и действовательная сила, из которой Бог познается, является природной, но не природой, согласно мудрому в божественном из Дамаска . Но и то, что апофатически говорится о Боге, естественно присуще Богу, а природой не является, согласно божественному Кириллу. «Ибо, — говорит он, — не является сущностью нерожденность или нетление, или бессмертие, или невидимость: ведь если бы каждое из них обозначало сущность, то из стольких бы сущностей слагался Бог, сколько [разных свойств] видится присущими Ему по природе» . |
| Из слов третьей триады («κ τν δευτρων το φιλοσφου Βαρλαμ συγγραμτων») первое трактует об обожествлении, во втором излагаются несообразные выводы из положений Варлаама, а третье содержит продолжение в исчислении таких несообразностей. Палама написал против Варлаама и другие, еще не изданные и хранящиеся в Коаленовой библиотеке, сочинения; одно из них, имеющее форму письма, изобличает неосновательность воззрений Варлаама относительно двух начал и доказывает, что одно есть начало Сына и Св. Духа, именно Отец; в другом письме-трактате Палама изобличает Варлаама, что в сочинении своем о Св. Духе он представляет аргументы по латинскому способу, а не по методу, признанному на Востоке. Для опровержения своего противника Палама говорит: «Дух Святый по природе есть от Бога, как сущий по природе от Бога, источается от Бога, как источаемый от Бога, имеет бытие из неточного Божества, от одного только Отца, Который один только в богословии признан неточным Божеством; значит, Дух Святый имеет бытие от одного только Отца, посему один только Отец – производитель Святого Духа». На возражение Варлаама, что невозможно доказательство в отношении чего-либо божественного, Палама отвечает так: «Если Бог – нечто единое и простое, а доказательства существуют в отношении ко всему простому, то нет препятствия для доказательства и в отношении к Богу». Затем Палама утверждает, что когда мы пользуемся в отношении к Богу доказательствами, то вовсе не доказываем собственно существа Его, «потому что никакое существо не может доказываться», «но доказываем то, что относится к существу», – ибо таково свойство диалектического силлогизма. Вторую группу полемических сочинений Паламы составляют трактаты «Против Акиндина», который, не поняв учения Паламы, особенно о существе и энергиях, обратил внимание лишь на отдельные выражения и фразы из сочинений Григория, без связи их с целым, и дал им превратное толкование. Св. Григорий написал семь слов против Акиндина, где доказывает неправильности в его понимании учения об исихии и обличает заблуждения своего противника. |
| 17:12), — говорит Григорий, получивший свое имя от богословия, — дабы не легко видела темная природа сокровенную красоту, достойную немногих. Ибо свет сойдется со светом, вечно к высоте влекущим через устремление, и очищенный ум приблизится к чистейшему, и одно явится ныне, а другое потом, как награда за добродетель и отсюда к нему тяготение» . 11. А Акиндин, отвергая опять же и этот исключительный для преподобных образ божественного осияния, которое для верно приходящих к нему отлично от познания в ознакомлении, приводит в противовес речение богословов об ознакомлении в познании, когда они говорят, что Бог от творений видится, то есть помышляется всеми, сквозь проявляющуюся во всем мудрость видящими Того, Кто в мудрости все сотворил, или, иначе говоря, умозаключающими о Нем, и утверждает, будто эти столь отстоящие [друг от друга вещи] суть одно и то же. Ибо что общего у рассуждения и божественного причастия, умозаключения и неизреченного осияния, познания (и к тому же происходящего от умозаключения) и стяжания и вкушения света невыразимого и нескончаемого, которое, по великому Василию, совершается от смешения [его] с достойными? Как же будет одним и ни в чем не будет отлично присущее одним лишь боговдохновенным [подвижникам] и присущее все нам, и даже кое-кому из эллинских мудрецов, как говорит божественный Григорий Нисский? Так что не от злоумия ли и безрассудства Акиндин пользуется против мысли богословов их [собственными] высказываниями, вооружая их речения друг против друга? 12. Итак, [выражение] «видеть Бога» имеет, как показало наше слово, два значения: когда кто-либо в себе самом стяжал Бога и благодаря воссиянию от Него зрит Его; и то, чтобы прийти в познание и признание Бога не по исключительному образу осияния [являемого] преподобным. Но опять же и само то, чтобы быть в сознании ( ν εδσει ) Бога имеет два значения, как сейчас нам покажет Василий Великий. Ибо он говорит к утверждающим, что они знают сущность Божию, и говорящим, что «мы почитаем Бога не которого не знаем, но которого знаем»: «[выражение] «знать Бога» — многозначно: ведь мы говорим, что знаем и величие Божие, и силу, и премудрость, и благость, и промысл, и справедливость Его суда, и созидательное [Его начало], и предведение, и воздаяние, но не саму сущность. Пусть они не вводят нас в заблуждение из-за Его простоты: ибо энергии Божии разнообразны, а сущность проста. Мы же говорим, что знаем Бога нашего из энергий, но не уверяем, что приближаемся к Его сущности» . |
| Лично нам кажется более вероятной точка зрения (ее в свое время высказывал Триандафиллопулос, а последним – К. Г. Питцакис) о том, что Арменопул, подобно Димитрию Кидонису, не принял активного участия в социально-политической и идеологической борьбе своего времени, остался вне основных враждующих лагерей, за что его, кстати, и упрекал Григорий Акиндин, обвиняя в том, что тот, пленяясь иным мнением, стремится составить третью партию ( τρτην μοραν συνιστ ναι σπουδζει), враждебную и исихастам, и варлаамитам, а также Церкви. 451 По-видимому, Григорий Акиндин имеет здесь в виду какое-то не сохранившееся или остающееся неизвестным сочинение Арменопула. Однако вернемся к основному юридическом труду Арменопула – к Шестикнижию. То, что оно мыслилось автором как практическое руководство судьям, видно из наставления судьям ( Κριτν πρυκτατστασις), которое предваряет сборник. Этот opus rhetoricum, в котором Арменопул продемонстрировал свое умение пользоваться аттическим стилем, наполнен абстрактными рассуждениями автора о высоком назначении судьи, рыцаря справедливости, о его ответственности перед высшим судией, т. е. Богом, о его беспристрастности и непорочности, о профессиональной обязанности всегда изучать законы, причем не столько слова и формулировки, сколько их смысл и значение. Все эти положения обильно уснащены цитатами из Ветхого и Нового Заветов, апофтегмами отцов церкви, выдержками из древних авторов. Уже здесь Арменопул подчеркивает компилятивный характер своего труда, составленного из собранных отовсюду и изложенных кратко положений, «подобно тому, как если бы кто-нибудь, придя на покрытый цветами луг, сорвал самые приятные из цветов и свел их в единый букет – воплощение красоты и наслаждения». 452 Наиболее отчетливо свое намерение и свои мотивы, которыми он руководствовался при создании Шестикнижия, Арменопул изложил в особом предисловии (П ροθεωρα), которое заслуживает быть приведенным полностью, тем более, что оно отсутствует в русском переводе Шестикнижия: «Некогда юристами из окружения благочестивейших императоров Василия, Константина и Льва была создана Книга законов, так называемый Прохирон, излагающий в сокращенном виде предписания законов. |
| В контексте полемики с последователями Григория Акиндина свт. Григорий отмечает: «А геометрия почти вся учит о пределах, которые иногда определяются и представляются сами по себе, отдельно от ограниченных [вещей], потому что ум разделяет неделимое (το νο χωρζοντος τ χριστα). Если человек никогда не учился отделять в уме (χωρζειν τ ν) тело от того, что вокруг этого тела, то как он может внять [учению] о природе самой по себе? Ибо природа не только неотделима от [своих] природных [свойств], существуя в них, но никогда не может быть и помимо них. Как может человек постигнуть универсалии (τν καθλου ς καθλου), которые существуют как таковые в отдельных [вещах], но выделяются из них лишь умом и рассудком (ν κα λγ μν τοτων διαιρομενα) и мыслятся, по крайней мере, в правильных рассуждениях, предшествующими многому, хотя они вообще не имеют существования отдельно от многого? Сторонники же Акиндина не воспринимают и не могут познать нераздельное разделение в Боге» . В данном фрагменте святитель сравнивает постижение рассудком вторых сущностей (универсалий) с постижением различия между сущностью и энергией. Следует заметить, что в своём учении об универсалиях свт. Григорий также следует за Аристотелем, а именно за его учением о второй сущности . По Аристотелю, вторая сущность, так же как и первая, вполне реальна и существует в самих единичных вещах, то есть в первых сущностях, в качестве одного из начал их бытия, а именно той цели или идеальной формы (εδος), к которой они стремятся. Эта идеальная форма (вторая сущность), присутствуя в единичных вещах (первой сущности), образует определённый род или вид . Для Аристотеля идеальный круг, как форма вещи, реально существует в каждом шарообразном предмете нашего мира, а человеческий ум всего лишь отделяет («абстрагирует») его от его чувственно воспринимаемого «носителя», рассматривая как нечто независимое и самостоятельное . Таким образом, вторые сущности — это не «придумка» и не «вымысел» (πνοια) нашего ума, как кентавр или химера, но они реально существуют в самих вещах и вместе с материей составляют одно из начал их бытия, хотя и созерцаются в них «только мысленно» . Согласно Аристотелю, вторые сущности (формы) вещей реально существуют только «в вещах» (in rebus) , но они не существуют самостоятельно «до вещей» (ante res) или «после вещей» (post res), как утверждали платоники. |
| Этой-то промыслительной причине всего, а если хочешь – промыслам и энергиям, [которые] суть общие энергии Отца и Сына и Святого Духа, мы наставлены 778 . Ибо, согласно богомудрому Максиму, «общи у триипостасной различённой Едианицы зиждительные промыслы и благости " 779 : назвав их «зиждительными», он показал, что они нетварны. Глава 4. Более подробное доказательство, что Акиндин нечестиво говорит, будто таковыми энергиями являются Сын и Святой Дух Итак, мы наставлены, что эти нетварные энергии общи, а вовсе не ипостасны ( φεστηκυ ας) по себе, как часто и многоречиво выдумывает Акиндин. И ни Сын, ни Святой Дух не являются каждой [из этих энергий], хотя и не вне их. Так говорит и соименный богословию Григорий: «Я подумал о солнце, луче и свете. Но и здесь существует опасность, как бы мы, предоставив сущность Отцу, не лишили ипостасности другие [Лица], сделав их силами Божиими, существующими неипостасно ( νυπαρχοσας οχ φεστ σας) " 780 . И в словах ко Клидонию он говорит: «Называть Сына лучом Отца, словно солнца свойственно нечестию Аполлинария» 781 . «Ибо есть и другое солнце, одинаково относящееся к Отцу величием, силой, сияние и всем у него 782 созерцаемым« 783 . «»Ибо богатство Их», – говорит [ Григорий Богослов ], – сродность и единое исторжение светлости« 784 , »и, словно в трёх солнцах, одно слияние света " 785 . Следовательно, точно так же, как одним образом запрещено называть Сына лучом Отца, но другим образом благочестиво говорится [это о Сыне], чтобы мы уразумели присущие Отцу бесстрастность рождения и вечность, вместе с лучом мысля все это и воипостасность ( τ νυπ στατον) 786 , – так и о Сыне говорится, что Он является силой Отца, энергией, премудростью, советом и тому подобным, чтобы и посредством сих [именований], согласно Афанасию Великому , мы «подразумевали бесстрастность рождения, вечность и [все] подобающее Богу " 787 и что чрез Него все 788 произошло 789 . Итак, исследовав [отеческие писания], можно узнать, что с каждым из этих [эпитетов] отцами подразумевалась или даже называлась воипостасность, и так они отличали [эти определения] от общих энергий. |
| Однако желающий благочестиво почитать таковую нетварную энергию не назвал бы её Сыном или Духом, поразмыслив над остальным и осведомившись у братьев, думающих по-братски 1322 , возвещающих единство и тождество и неизменность общей у Трех [Лиц] энергии и [говорящих], что никакое [из Лиц не есть] таковая энергия. Чтобы по неразумию Евномия не впасть нам в многобожие или не оказалось у нас составного божества, сводимого в одно из противоположных [начал], из возвышенного речения Василия Великого очевидно и то, что мнение Варлаама и Акиндина ничем не отличается от мнения Евномия, потому что и тот (как и эти по той же самой причине) учил, будто всё говоримое о Боге является сущностью. Потому и нерождённость называл тот сущностью, что она нетварна, как эти полагают нетварную энергию сущностью, поскольку она нетварна. О согласии их с Евномием будет свидетельствовать и речь оного [еретика], ибо божественный Григорий Нисский пишет в «Опровержениях» к нему: «Евномий говорит, что мы не можем сохранить простоту Бога, так как [по-нашему рас- суждению] Он причастен мыслям, обозначаемым посредством каждого названия, и через причастность им Он составляет Себе совершенство по бытию " 1323 . Неплохо услышать и само опровержение, поскольку [Григорий] защищает не только богомудрого Василия Великого , но ничуть не меньше и нас, обвиняемых Акиндином в том же самом, в чем оный богомудрый [муж обвинялся] Евномием. Он говорит: »Кто [столь] безумен, что, услышав о нашем собирании благочестивых понятий о Боге из многих мыслей, подумает, будто божество состоит из разных [частей] или устраивает Себе совершенство из причастия чему-либо? Предположим, изобрёл кто-то геометрию, и он же оказался изобретателем астрономии, медицины, грамматики, земледелия 1324 и других подобных занятий. Неужели душа будет считаться составной из-за того, что в ней одной наблюдается множество разных мыслей о занятиях? Хотя то, на что указывает медицина, в высшей степени отличается от астрономического знания, а грамматика по обозначаемому не имеет ничего общего с геометрией, как и судоходство – с земледелием, тем не менее понятие о каждом из этих [искусств] может быть собрано в одной душе, которая не становится по этой причине многосоставной, а все имена занятий не смешиваются в одно обозначаемое. |
| Однако тюрьма всегда остается тюрьмой, даже если оставляет возможности для творчества. Проведя 4 года в заточении, Палама резко сдал: его тело стало слабым и болезненным. Впрочем, его угнетал не только и не столько сам факт нахождения в темнице, а то обстоятельство, что опасность для Церкви исходила от тех, кто должен был являться ее первым защитником, т.е. патриарха и епископата 702 . В это же время патриарх официально принял от Григория Акиндина «Донесение», содержавшее довольно тенденциозное изложение событий, происшедших с начала 1341 г. Патриарх, сумевший политически низвергнуть св. Григория, дал прямое поручение подготовить богословское оправдание принятых против Паламы государственных мер. И Акиндин довольно успешно справился с заданием: в период с 1342 по 1344 г. он опубликовал 7 трактатов против св. Григория, которые все обращены к патриарху Иоанну Калеке, и большое число менее значительных произведений, не считая многочисленных писем на ту же тему самым разным адресатам. Характеристику его оценок могут дать некоторые отрывки из этих писем. Так, например, Григорий Акиндин писал: «Тщательно избегай Паламы всякий благочестивый [христианин], ибо он, раз преступив границы правильного мышления и отвергнув отеческие наставления и, что еще хуже, утратив свет ума, без всякого стеснения привносит нечестивые учения». В другом сочинении звучат следующие строки: «Он перевернул вверх дном и не оставил на месте ни одного догмата. Дух же его изворотливого умствования – эллинский свыше всякой меры. Тут есть и Демокритово множество, и Эмпедоклова вражда, и Платоновы формы, и боги Эллады, и заблуждения Ария и Савелия» 703 . Но и св. Григорий Палама не бездействовал, публикуя свои послания по доказыванию истинности исихазма. Наряду с письмами, написанными к разным лицам в Константинополь и в провинцию, он составил семь трактатов «Против Акиндина». До самого 1344 г. правительство Анны Савойской не поддерживало столичного патриарха в его стремлении представить Паламу еретиком. Более того, в некоторых случаях императрица и Алексей Апокавк открыто брали св. Григория под свою защиту. А потому явный сторонник св. Григория, будущий Константинопольский патриарх св. Исидор, в течение долгого времени продолжал заседать в синоде в качестве титулярного епископа Монемвасии и заниматься управлением своей епархией, хотя Иоанну Калеке и удалось отложить его хиротонию. |
| ГЛАВА 11. О том, что Акиндин и толкует все противно приводимому им же самим из слов божественного Максима свидетельству, и выставляет святого говорящим противоположное предшествующим ему богословам, и склоняет [слушающих его] избегать и отвращаться всех наших божественных отцов. 24. То, что в этих словах смешанного и неясного, от чего как бы в глубокой тьме шествуя, он часто претыкается, будет наглядно показано по ходу слова. А теперь мы то совершенно проясним, что он прямо противоположное приведенному им из слов божественного Максима свидетельству внушает согласившимся у него учиться, и показывает его (Максима — «пер».) учащим противоположно предшествующим ему богословам. «Ибо божественное беспредельно и неудобосозерцаемо, и это одно только у Него вполне постижимо — беспредельность» — говорит Григорий Богослов . А что Бог превосходит беспредельность — об этом здесь богословствовал сей божественный Максим. Итак, разве из-за того, что беспредельность Божия постижима, она — творение? Или не принадлежит беспредельность к числу того, что извечно и от природы присуще Богу? «Но при том, что беспредельное созерцается двояко, — в отношении к началу и концу, — беспредельное выше их и не в них [заключается]» — говорит тот же самый богослов. Как тогда не одному только Богу будет принадлежать то, чтобы быть превыше начала и конца, что [собственно и] есть беспредельность? 25. Итак, поскольку это у Бога является уловимым — беспредельность и присущая Ему от природы вечность, но не природа, как существующая сверх всякой беспредельности и постижения, как и сказали божественный Максим и богослов Григорий, то не их ли Акиндин убеждает избегать и отвращаться, когда говорит: «Убегай, отвратившись, от объявляющего, что божественное неуловимо по сущности, как превосходящее, но мыслится и именуется по Своим природным [свойствам]»? Что ты говоришь — чтобы мы избегали бы и считали бы отвратительными учивших, что Бог познается и именуется не только исходя из беспредельности, но и исходя из по природе присущего Богу промысла и благости по отношению к нам, а по сущности пребывает всецело высшим именования и осмысления? И кто есть из от века бывших боговдохновенных богословов, кто бы не настаивал и не заявлял, что это так? Ибо желательная и действовательная сила, из которой Бог познается, является природной, но не природой, согласно мудрому в божественном [учителю] из Дамаска . Но и то, что апофатически говорится о Боге, естественно присуще Богу, а природой не является, согласно божественному Кириллу. «Ибо, — говорит он, — не является сущностью нерожденность или нетление, или бессмертие, или невидимость: ведь если бы каждое из них обозначало сущность, то из стольких бы сущностей слагался Бог, сколько [разных свойств] видится присущими Ему по природе» . |
| Итак, патриарх, этот недостойный, недобрый пастырь вверенного ему стада, со всяким дерзновением и властью многою усиливался провести во священники чуждого благочестивой вере Акиндина, своего наперсника и собрата по ереси. Но христолюбивая царица 66 , осведомившись об этом, а равно, и о том, что Акиндин двумя соборами уже предан анафеме и что, несмотря даже на это, все-таки был рукоположен во диакона, в своей горячей ревности о благочестии, ревности нисколько не меньшей, чем та, какую проявлял постоянно и скончавшийся царь, ее супруг, старалась помешать осуществлению этого богопротивного замысла кроткими увещаниями патриарха. Но, убедившись, наконец, в бесполезности кротких мер, так как патриарх оставался глух и нем к ее словам, нимало не медля, приказала тотчас же прогнать от святыни того, который неправо и так насильно туда вторгнулся, прогнать со всеми его единомышленниками. И нет сомнения, что лжеименный Акиндин за свои бесстыдства, за чрезмерную гордость неминуемо был бы вместе со своими последователями заключен в тюрьму, а при всеобщем, против него, раздражении, пожалуй, подвергся бы даже и телесному наказанию, если бы не успел вовремя укрыться в каких-то неведомых подземных трущобах. Сильный ропот поднялся в благочестивом обществе верующих, так что люди всякого чина и возраста искали повсюду непрошенных пришельцев, чтобы расправиться с ними насмерть. Но лучше послушаем, что говорит об этом прекрасный и мудрый язык Григория, который в письме к одному из своих близких пишет следующее: «Уразумеет каждый, я думаю, и отсюда, и притом, с великим удивлением, силу истины, нами проповедуемой; потому что не только в то время, когда отсутствовало всякое возмущение в народе, истина эта на двух соборах, быв исследована, совершенно восторжествовала, но и при возгоревшейся междоусобной войне, когда и царям мы стали ненавистными, а клеветники и враги наши столь долгое время преимуществовали, умножаясь, говоря и действуя против нас со всяким бесстыдством, так что мы и в тюрьму были заключены, однако ж, силою божественных догматов мы и теперь не менее, чем прежде, одержали верх. |
|
|
