| Донести правду об одесской Хатыни до т.н. мирового сообщества активисты антимайдана стараются своими силами. Были организованы специальные выставки во многих европейских городах, например в Мадриде, Любляне, Праге, Берлине. Добрались и до Европарламента. И что характерно - фотовыставки об одесской Хатыни практически везде вызывали ответное противодействие «свидомых». Но Европа - это не только чиновники ЕС. Простые люди ужасаются событиям на Украине и в Одессе, в частности, которую считают европейским городом. Посетил Одессу и министр иностранных дел ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер , причем он специально приехал в Дом профсоюзов практически сразу после трагедии. Министр был в шоке от увиденного. Но на политический курс Германии это не повлияло... Бойню 2 мая не зря назвали одесской Хатынью. Очевидное сходство есть не только в поджоге здания вместе с людьми, издевательствах, добивании выбиравшихся из пожарища. Официальный сайт Khatyn.by сообщает о том, что белорусскую Хатынь уничтожил 118 специальный полицейский батальон, в который входили украинские полицаи. Причем один из них - Григорий Васюра, отбыв минимальное наказание, спокойно проживал под Киевом, был даже зам. директора совхоза. Расстрельный приговор ему был вынесен только в 1986 году. Как и многим другим палачам. Процесс был закрытым. Тогдашний первый секретарь ЦК КПУ В. Щербицкий специально обратился в ЦК КПСС с просьбой не разглашать информацию об участии украинских националистов в зверском убийстве мирных жителей белорусской деревни. К просьбе тогда отнеслись с пониманием. Поэтому до сих пор многие уверены в том, что жителей Хатыни сжигали и добивали немцы. Палач Хатыни хауптштурмфюрер СС Григорий Васюра Нынешним украинским властям и притворяться не надо. На упоминавшейся уже пресс-конференции Порошенко заявил, что именно сейчас «очень хорошее время», чтобы реабилитировать украинских пособников Гитлера: «Раньше вопрос воинов ОУН-УПА раскалывал Украину, и поэтому он не ставился в повестку дня. На Галичине, Ивано-Франковщине, Тернопольщине, в Ровно, на Волыни это было решено на уровне местных советов. В целой стране - нет. И сейчас очень хорошее время поставь данный вопрос... Воины УПА - это пример героизма и отношения к Украине». |
| Так оно и было. Потом прошло несколько дней, и преемником патриаршего трона становится Филофей Коккин, переведенный из [митрополии] Гераклеи Перинфской 302 . Кантакузин же, пристыженный обличениями насчет храма Премудрости Божией, приказал устроить сбор средств, чтобы все византийцы – и очень богатые, и не богатые, и наиболее знатные, и не знатные – приносили, сообразно достоинству каждого. И таким образом остальная часть крыши храма была завершена в течение трех месяцев». [Григора:] «Что же это было, дорогой Агафангел, что ты, как самое дурное, предал молчанию, жалея этих людей – я имею в виду говорящих и слушающих? Ибо мне кажется, что уже сказанное – не больше и не абсурднее того, что ты еще не сказал. Сделай все-таки небольшую выборку и из этого и потрудись назвать мне один или два наиболее незначительных [примера], чтобы ни подозрительность нашу не мучить глубоким молчанием, ни уши – излишне длинными речами». Книга 28, раздел 40 [Агафангел:] «Первое, что тебе, мой божественный учитель, будет [предложено] ко вниманию, касается тех варваров, которые постоянно и когда хотят с легкостью ходят толпами во дворец, будучи духовными наставниками и предводителями нечестивой религии. Они, правда, проводят, как говорят, жизнь свободную от имущества и безбрачную, однако более всего рабствуют чреву и побеждаются пьянством и тем, что воспламеняет необузданность похоти. Так что, [всякий раз] когда в церкви вне дворца должна была совершаться священная литургия, они устраивают во дворах дворца хороводы и состязаются в пении, танцуют этот свой гимнастический танец и с нечленораздельными воплями выкрикивают песни и гимны Магомета 303 , и тем самым – когда вообще всех, а когда некоторых из собирающихся там людей – склоняют больше слушать их, нежели божественные Евангелия. To же самое они делают и за царской трапезой – зачастую с цимбалами, музыкальными инструментами и песнями, – как это в обычае у нечестивых. Книга 28, раздел 41 Итак, пусть это будет первое, что сказано мной туманно. Второе же – это то, что варварские войска уже отказывались часто переправляться из Вифинии в Европу из-за того, что это требует слишком больших усилий и хлопот. Они говорили, что больше не обращают внимания на призывы императора Кантакузина. Поэтому ему пришлось нанять оттуда отборных [воинов] и переселить их с женами и детьми в Европу в количестве, которое он посчитал достаточным, чтобы они вместо иной Горгоны 304 послужили ему оплотом и устрашением для его зятя Палеолога и его возможных союзников из числа трибаллов и мисийцев. Он поселил их в нескольких городах Херсонеса, так что они уже на постоянной основе пользовались всеми несчастными тамошними ромеями как своими рабами, имея теперь уже и податливость императора в качестве поддержки своим притязаниям. И с тех пор, делая из этих городов вылазки, как из надежных опорных пунктов, они постоянно грабят и подчиняют себе и остальную Фракию. Книга 28, раздел 42 |
| Позднее образ чистилища появится у Вергилия, который в " Энеиде " заставит Энея спуститься, как некогда сделал это Одиссей, туда, где пребывают тени умерших. Вергилий подробно описывает скорбные поля, где Эней встречает души безвременно умерших младенцев, самоубийц и, наконец, тех, кто погиб от несчастной любви, — страсть не оставляет их и после смерти. Сразу вспоминается посмертная судьба Паоло и Франчески и вообще первые круги Ада у Данте. Как в " Энеиде " , так и у Данте умершие не мучаются физически, но чудовищно страдают от нравственной боли. Далее Эней видит убитых в бою воинов и только затем попадает (сказать, что он туда спускается, исходя из текста Вергилия, невозможно — это резко отличает Аид " Энеиды " от Ада " Божественной комедии " ) в " жестокие царства " , где корчатся от мук те, кто до самой смерти (dum vita manebat — " пока в них оставалась жизнь " ) продолжали совершать нечестивые поступки. Они наказаны и будут мучаться вечно. Это уже очень похоже на дантов Ад. Оттуда Эней попадает в Элизий, где в тенистых и в то же время напитанных солнечным светом рощах живут счастливые души. Но их мало, ибо в большинстве своем одни усопшие " наказанья несут, прегрешенья былые в муках свои искупая " , другие — " в пучине широкой грех омывают постыдный " , у третьих греховность выжигается огнем (exuritur igni). Эней видит это " чистилище " только издалека и поэтому узнает о нем из рассказа своего отца Анхиза. Слово " очищаются " Вергилий (в отличие от Платона) не употребляет, но нарисованная им картина в целом уже близка к тому образу " очистительного огня " , что появится в VI веке в " Диалогах " святого Григория Великого и затем займет важное место в средневековых латинских видениях. Важно отметить, что Платон и Вергилий говорят о посмертном очищении от грехов в контексте переселения душ, чего христианские авторы, разумеется, в виду не имеют. С точки зрения Вергилия, души человеческие очищаются для того, чтобы затем, " память утратив, свод увидели вышний снова они и желанье познали бы в тело вернуться " . У святого Григория очищение душ усопших " от некоторых не тяжких прегрешений " осуществляется не для возвращения к этой, но для будущейжизни. Поэтому он говорит о чистилище намного более сдержанно (чем это делает Платон), предупреждая читателя, что ему " следует знать, что даже и от самых малых грехов никто не получит очищения, если он, находясь еще в этой жизни, не заслужит добрыми делами прощения в будущей " . |
| Так как от таких подвигов он очень ослабевал, то старец умерил пост его. В это время принял он схиму с именем Онуфрия. По окончании испытания старец Никифор послал Онуфрия для желаемого им подвига в Хиос; в спутники ему дан опытный инок Григорий. Прибыв в Хиос 29 декабря, путники остановились у благочестивого христианина. Онуфрий провел семь дней в посте, молитве и безмолвии и не раз причастился Святых Таин. В одну ночь в легком сне видел он следующее: сонм иереев, архиереев, воинов объявляет ему: «Иди, Царь хочет видеть тебя». Онуфрий в трепете отвечает: «Для чего Царю видеть меня, пустого человека? Прошу уволить меня, если это возможно». «Нельзя, – был ответ, – ты идешь за нами». Онуфрий пришел вслед за ними в какое-то светлое, чудное место и, увидав Царя, пал пред Ним. Царь сказал: «Готово место», и указал на место света неизъяснимого. Блаженный в восторге проснулся, и сердце его полно было радостью. В следующую ночь почувствовал он отсутствие этой радости и со скорбью говорил о том спутнику. Опытный Григорий ве лел ему просить молитв за себя у всех христиан, и смиренный Онуфрий кланялся каждому, прося помолиться за него. Явясь в суд в зеленой повязке и красных башмаках, Онуфрий говорил: «Назад тому 15 лет ранен я в подобном месте; с того времени рана моя не заживает; врачи говорят мне: если не явлюсь в то место, где ранен, не исцелею». – «Что за рана у тебя?» – спросил кадий. «Будучи юным, – отвечал блаженный, – по неразумию высказал я желание потурчиться, хотя никогда не служил вере вашей, а всегда жил христианином. Придя в зрелый возраст, чувствую жгучесть этой раны и с полным убеждением говорю: магометанство – пагуба душе». Сказав это, он сбросил с головы зеленую повязку. Судьи онемели. Наконец молодой турок, казавшийся себе очень умным и ловким, говорит: «Что ты делаешь, братец? Это – священная вещь: подними и накройся ею». Исповедник отвечал: «Называть пустую вещь святою – богохульство. В том-то и беда людей потерянных, что отвергают, топчут в грязи Богом открытую истину и Богом посланную святыню, а чтут мечты больного воображения людского, глупости, осмеиваемые трезвым умом; точно как язычники не ищут Искупителя мира грешного, создали себе и нравственность, и рай по вкусу животных страстей. |
| Этим «История франков» отличается как от сочинений древних, так и от аналогичных хроник того времени. Язык летописи Григория «погружен в конкретную суть событий, он говорит вместе с людьми и через людей, которые переживают эти события... язык его способен самыми разнообразными способами выражать радость и боль этих людей, насмешку и гнев, страсти, которые кипят в их душе, выражать энергично и сильно» . Чем же были обусловлены образность, простота стиля и языка произведения Григория Турского? Ответ на этот вопрос следует искать, во-первых, в исторических условиях жизни того периода, когда старая античная культура для избранных пришла в упадок, а новая средневековая еще не начинала складываться, и, во-вторых, в той среде, которая окружала Григория Турского, в обществе романских простолюдинов и франкских воинов, к которым он обращался со своими проповедями, приспосабливаясь к их народному языку и к их непосредственно-конкретному ощущению мира. Чтобы влиять на свою паству, он вынужден был мыслить, по его собственному выражению, «в простоте». Этот выбор был у Григория сознательным. Правда, он охотно подчеркивает свою недостаточную образованность, не позволяющую ему писать искусно, но это лишь традиционный риторический прием, встречающийся не только у него. О простоте стиля Григорий написал в предисловии к книге «О чудесах св. Мартина», в котором явившаяся ему во сне мать говорит замечательные слова, как бы побуждая Григория к сочинению: «Разве ты не знаешь, что у нас, согласно разумению народа, больше всего ценится ясность, как ты умеешь говорить?» . И в «Истории франков» он пишет об этом же, заклиная потомков, которые будут переписывать его труд, ничего в нем не исправлять и не менять ни единого слова (X, 31). Исходя из мнения, что философствующего ритора понимают немногие, а говорящего просто — многие, Григорий часто отказывается от традиционных средств риторики и использует так оживляющую изложение прямую речь. Как уже отмечалось, простота и образность изложения существенно отличают его от авторов классического периода, особенно позднеримского. |
| Расценив эти слова как согласие, центурион заспешил к столбу, на ходу подавая команды. Воины, которые не воспринимали приказы в момент подобных занятий, как и следовало ожидать, пропустили их мимо ушей. Тогда Лонгин угрожающе замахнулся ивовой тростью. Это был уже не шутовской знак власти, как из иссопа. За поломку жезла центуриона рядовому воину полагалась смертная казнь. Такая мера мигом остудила даже самых горячих воинов. Не прошло и минуты, как два легионера повели к строю бледного, в натянутом на изуродованную спину хитоне бунтовщика. Кусок синей ткани был кое-как наброшен на его плечи. Шел он спокойно, стараясь держаться прямо. «Ишь — гордый! — удивился трибун, с недовольством ловя себя на мысли, что думает о нем с уважением. — Мы, римляне, и то не всегда идем на казнь с таким благородством!..» — Эй, ты, посмотри на меня! — окрикнул он. Стараясь угодить начальнику, воины схватили приговоренного за плечи, развернули в сторону лестницы. Один крепкой рукой пригнул его в почтительном поклоне. Второй приподнял грубой солдатской пятерней подбородок: — Так стоять! Это же — трибун! Римлянин с любопытством взглянул на стоящего перед ним человека. С измученного лица на него смотрели внимательные, вопрошающие глаза — в них не было и тени страха. Зато было нечто такое, что трибуну стало не по себе. Он вдруг отвел взгляд и знаком велел поскорее уводить бунтовщика. Лонгин поднес к губам витой рожок, каким подают в боевом лагере сигналы знаменосцам, и, глядя на солнце, уверенно разделил день на две половины…» 10 Стас посмотрел на Григория Ивановича и осекся… …За окном послышался морозный скрип шагов, потом раздался грохот обиваемых о крыльцо сапог, затем звук открываемой двери и, наконец, по всему дому загулял зычный голос Григория Ивановича: — Эй, работнички! Стас мигом вскочил с кровати и испуганно заметался по комнате… Первым его желанием было выскочить в окно. Но тут он вспомнил, что его верхняя одежда висела на вешалке в прихожей. Да и дом все равно уже не продать, а значит, и прятаться теперь незачем! |
| Примирения не состоялось, и отношения между франками и вестготами остались враждебными. Послы Реккареда, направленные в Австразию в конце 587 г., привезли Брунгильде вергельд размером в десять тысяч солидов в возмещение за смерть ее дочери Ингунды. Брунгильда его приняла и договорилась с послами о выдаче другой своей дочери Хлодосвинты за Реккареда, при том, однако, условии, что на этот брак даст согласие Гунтрамн. Для переговоров с ним на эту тему по поручению короля в Бургундию отправился епископ Турский Григорий. Ему удалось убедить Гунтрамна согласиться на брак. Но в скором времени возникло новое и по-своему парадоксальное препятствие для брака. Мать Брунгильды, вдовствующая королева вестготов Гоисвинта, которая оставалась фанатичной арианкой и не захотела принимать православие по примеру своего сына, была обвинена в государственной измене и оказалась в опале. Из-за этого возникло новое напряжение во взаимоотношениях Реккареда и Меровингов, и предполагаемый брак не состоялся, а Реккаред женился на вестготке по имени Баддо. Гунтрамн, стремившийся отнять у вестготов Септиманию, воспользовался сложившейся ситуацией для начала новой войны. Православный король Гунтрамн оказал поддержку вестготской аристократии, восставшей против Реккареда в защиту веры своих отцов – ариан, но мятеж арианской знати был подавлен. И тогда Гунтрамн прибег к силе, чтобы добиться своего, а его цель заключалась в том, чтобы овладеть Септиманией – последним клочком вестготских владений на юге Галлии. В 589 г. войска франков, насчитывавшие до шестидесяти тысяч воинов, под командованием герцога Австровальда двинулись на Каркасон и осадили город. Ввиду многократного численного превосходства франков над солдатами гарнизона и жителями города, способными сражаться, горожане присягнули на верность Гунтрамну. Вслед за тем король направил в Септиманию герцога Бозона и Анестия для захвата других городов этой провинции. И, как рассказывает Григорий Турский , «надменный Бозон, презирая и порицая герцога Австровальда за то, что тот осмелился вступить в Каркасон без него, сам отправился туда с людьми из Сента, Периге, Бордо, Ажена и Тулузы» 894 . |
| дев (напр., фибула-застежка на синем плаще Богоматери, где драгоценные камни и жемчуг окружают миниатюрный рельеф-эмаль с изображением дамы с единорогом), оконного переплета (в металлических поножах одного из юных воинов), перламутрового в золотой оправе двойного кубка в руках среднего из волхвов (о святых с алтаря работы Лохнера см.: Шохин В. К. Святые Гереон и Урсула - покровители Кельна//АиО. 2000. 1(23). С. 203-217). Любование предметами земного мира не отменяет средневековой условности пространства - в «Поклонении Младенцу Христу» (40-е гг. XV в., Ст. Пинакотека, Мюнхен), в «Мадонне в беседке из роз» (1440-1442, Музей Вальраф-Рихарц, Кёльн). Придавая лиричность Богородичным ликам, Лохнер повторяет манеру изображения Мастера св. Вероники. В его алтаре «Страшный Суд» (1435, для ц. св. Лаврентия в К., ныне центральная часть в Музее Вальраф-Рихарц, Кёльн) предугадывается фантазийность работ И. Босха. Центральный алтарь для ц. св. Колумбы был написан знаменитым мастером Сев. Возрождения Рогиром ван дер Вейденом (1455, Ст. Пинакотека, Мюнхен); он, несомненно, оказал влияние на местных мастеров. Увлечение натурализмом, возможностью воспроизводить окружающий мир отразилось в произведениях мастеров 2-й пол. XV в., напр. в образах алтаря для ц. св. Урсулы (работы Мастера «жизни Девы Марии», 60-е гг. XV в.); укрупнение масштабов человеческих фигур, сочетание пластики и декоративности - алтарь св. Варфоломея для ц. св. Колумбы (1500-1505, оба алтаря в Ст. Пинакотеке, Мюнхен). Бюст-реликварий мч. Григория из Сполетия (сокровищница собора в Кёльне). Ок. 1500 гг. Бюст-реликварий мч. Григория из Сполетия (сокровищница собора в Кёльне). Ок. 1500 гг. На кон. XV-XVI в. приходится расцвет сребро- и златоделия, производства эмалей с преобладанием готических форм и нарастающим интересом к итальянским художественным новшествам. Многочисленны предметы церковной утвари, создаются инсигнии предстоятелей К.- в пару к пастырскому посоху был изготовлен сходный по материалу и технике церемониальный меч (Kurschwert, ок. |
| Григорий Нисский пишет: «Она [природа человека] не облечена в порфиру и не скипетром и диадимою (ведь и в первообразе этого нет), но вместо пурпура покрыта добродетелью, которая царственнее всех одежд, а вместо скипетра опирается на блаженство бессмертия, вместо же царской диадимы украсилась венцом праведности, так что во всем показала свое царское достоинство точным уподоблением красоте первообраза» 404 . Здесь вещественные атрибуты царственности совлекаются, благодаря отрицательным формулам, а на смену им выдвигаются категории духовного порядка. Они, тем не менее, прикрепляются каждая к сниженному, но наглядному аналогу и, благодаря нему, приобретают подобную же наглядность и убедительность. Сопоставим приведенное высказывание Григория Нисского с теми стилистическими элементами, которые естественны для иконописного искусства. Императорские портреты легко соединяются в нашем представлении с особой церемониальной постановкой фигуры изображенного, с ритуальным или этикетным характером его жестов. Именно такая ритуальность характерна и для языка иконописи, в нем происходит «конкретизация архетипической формы». О ней пишет в своем исследовании «Космогония и ритуал» М. Евзлин 405 . Ритуализации жеста соответствует его повышенная семантическая значимость. В иконе жест обладает повышенной семантической активностью, на «словарь жестов»: вопрошания, ответа, приятия благодати, скорби и др. указала в своем исследовании Клаутова. Одежды святых являются их устойчивым атрибутом, фиксируемым иконописными подлинниками, соответствуют чину святости, подобно тому, как регламентируется облачение воинов или придворных, они также отражают царственность природы человека. «Венцы праведности» также нам известны: вспомним изображение процессии мучеников и мучениц в равеннских мозаиках, святые несут свои венцы. Безусловно, абсолютным начертанием «венца праведности» является нимб. «Нимб в значении святости окружает голову лиц, изображенных в живописи катакомб, только со второй четверти IV века ...нимбом в древнейшую эпоху окружается почти исключительно голова Спасителя» 406 . Впрочем, необходимо уточнение: не только государственная имперская иконография была перенесена в качестве основы в иконографию Спасителя, но и имперский церемониал претерпевал изменения в христианской империи. Влияние было обоюдным. «Напомню, что императорский церемониал оказывал колоссальное влияние на становление Византийской литургии. По существу, она и сложилась в сочетании с дворцовыми процессами, императорскими входами и выходами. И само поклонение императора чтимой иконе-покровительнице (такие иконы назывались proskynesis) было оформлено самым торжественным литургическим образом», – пишет в «Лекциях по исторической Литургике» В. Алымов 407 . |
| Эту теорию Филон пытался согласить с библейской историей творения; в двух рассказах о творении (1-я и 2-я главы) он видел намек на сотворение двойственного человека: одного – идеального, небесного, бестелесного, бесполого человека, являющегося непосредственным отображением Логоса и первообразом земного человека, и другого – земного, телесно ограниченного и в половом отношении дифференцированного человека, который, правда, принимает участие в жизни указанного высшего существа, но вследствие своей связи с земной материей стало смешанным существом, стоящим между ангелом и животным». 21 Значит, первородный грех , по Филону, состоял в воплощении идеального человека в чувственный образ. Эту теорию, но уже значительно преломленную через христианскую призму, мы находим у одного христианского подвижника Св. Максима, «великого богослова», по мнению которого «первозданный Адам создан от Бога невоображательным. Ум его чистый и безвидный, будучи и в деятельности своей умом, не принимал сам вида или образа от воздействия чувств или от образов вещей чувственных, но не употребляя этой низшей силы воображения и не воображая ни очертания, ни вида, ни размера, ни цвета их вещей высшею силою души, т.е. мыслию, чисто не вещественно и духовно созерцал одни чистые идеи вещей, или их значения мысленные. Но человекоубийца диавол, как сам пал от мечтания о богоравенстве, так и довёл Адама до того, что он стал мечтать умом своим о равенстве Богу и пал от такого своего мечтания; и за то из мысленной оной, равноангельской, чистой, разумной и безобразной жизни низринут был в эту чувственную, многосоставную, многовидную, в образы и мечтания погруженную жизнь, в состояние неразумных животных». 22 Среди святоотеческих воззрений это – наиболее крайнее по своей абстрактности и символизму. Но близко к этому высказывались ещё напр., Григорий Богослов и Григорий Нисский , которые под кожаными одеждами, данными Богом человеку по изгнании из рая, разумели наши тела дебелые. Следовательно, если и было у первозданного человека тело, то совершенно иное, чем теперь у нас; поэтому и мир – космос для нас стал иным; грехопадение безусловно имело своим следствием гноселогическую метаморфозу. |
|
|
