| патриарха Никифора (BHG, N 1335) и др. произведений, и у Петра Монаха, автора Жития прп. Иоанникия Великого (BHG, N 936). Все они работали в одно время и, вероятно, принадлежали к кругу К-польского патриарха свт. Мефодия (843-847), куда, очевидно, входил и Г. А. (помимо указанных текстов он цитирует Житие свт. Никифора, а также несохранившийся труд прп. Михаила Синкелла, ближайшего соратника свт. Мефодия). Сочинения свт. Никифора исчезли из поля зрения до XIV в., а Житие Никиты сохранилось по-гречески в единственной рукописи нач. X в. в сокращенном виде (полная версия дошла в слав. переводе). Исходя из этого, можно предположить, что входившие в круг свт. Мефодия церковные писатели пользовались неким общим собранием источников. Очень вероятно, что это была б-ка свт. Никифора, к-рую ему было позволено взять с собой в изгнание в 815 г. и к-рую свт. Мефодий, очевидно, перевез в К-поль в ходе подготовки к перенесению мощей свт. Никифора после восстановления иконопочитания в 843 г. После смерти свт. Мефодия это собрание вместе со всем его архивом, включавшим произведения вышеупомянутых авторов, по-видимому, попало в Студийский мон-рь. Казнь ап. Петра. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. 100. Л. 165 об.) Эти выводы подтверждаются изучением связей хроники Г. А. и «Хронографии» прп. Феофана Исповедника. Господствовавшая до недавнего времени т. зр., основанная на более поздней датировке хроники Г. А., состояла в том, что сочинение прп. Феофана послужило одним из ее основных источников для хроники Г. А. 582-813 гг. Г. А. был несомненно знаком с «Хронографией» прп. Феофана, однако, как показывают новейшие текстологические исследования ( Yannopoulos. 2000. P. 539), к 846-847 гг. она существовала в виде разрозненных тетрадей или листов. Это означает, что Г. А. пользовался авторской рукописью, что можно легко объяснить, если последняя входила в состав упомянутого выше собрания (архива). «Хронография» прп. Феофана, возможно, представляет собой некое звено между этим собранием и др. |
| Попытку справиться с этими концептуальными противоречиями предпринимает Нестор, составляя новое введение к «Повести временных лет». Говоря о Несторе, я имею в виду того монаха Киево-Печерской лавры, который осуществил около 1113 года редакцию существовавшей до него летописи, снабдив ее введением, вставив туда ряд пассажей из византийской хроники Георгия Амартола и произведя еще некоторые изменения; имя, конечно, условно. Для Нестора конструирование дохристианской предыстории – это неизбежная задача, поскольку он составляет летопись, а не проповедь . Он пишет историю, но историю кого или историю чего? Ответ, казалось бы, ясен и дается в первых строках текста: «откуду есть пошла руская земля, кто въ Киеве нача первее княжить и откуду руская земля стала есть» 10 . Мы так привыкли к этим словам, что не замечаем их странности. Нестор говорит не о русском королевстве, княжестве, империи, народе, а о РУССКОЙ ЗЕМЛЕ. Хотя использование этого странного концепта не уникально (ср. Deutschland), он тем не менее необычен для средневековой исторической мысли. О Русской земле имеется большая литература; можно спорить о том, что обозначалось этим понятием в разных контекстах – вся Киевская Русь или только область среднего Поднепровья (Киевская область) 11 . Это нас сейчас интересовать не будет. Понятно, что в «Повести временных лет» речь идет о более обширной территории, чем среднее Поднепровье, и потому понятие Русской земли может метонимически распространяться на всю эту территорию. Но что это такое? Исходно это родовое владение Рюриковичей: псевдоэтнический компонент этого наименования отсылает к Руси, т. е. к варяжской правящей элите. Таким образом, перед нами пространство, не имеющее этнической прикрепленности, географический конструкт без обозначения действующего субъекта истории. Проблема была в том, как присвоить этому пространству историю. Первый шаг состоит в том, что ему приписывается провиденциальность. Этому служит легенда об апостоле Андрее. Путешествуя из Крыма в Рим, апостол избрал нелепый путь. Он поднялся вверх по Днепру, остановился на Киевских холмах и, водрузив на них крест, предсказал, что «на сихъ горахъ въсияетъ благодать Божия». Затем он отправился в землю, «идеже ныне Новъгородъ», соединив своим маршрутом два основных центра Киевской Руси. Замечу, что Нестор изменяет здесь историографическую схему Илариона, согласно которому никакой апостол на Руси не проповедовал, так что у Илариона место апостола-просветителя оказывается занято каганом Владимиром. У Нестора другие задачи, и ему нужен не родовой патрон новой христианской общности, а носитель апостольской миссии, предуготовивший для этой общности особое пространство. |
| Что касается патристики, в ранний период была переведена лишь малая часть трудов. В Домонгольский период были переведены творения Иоанна Златоуста и Ефрема Сирина . Такие сборники: «Златоструй» и «Маргарит». На Руси были известны творения преп. Нила Синайского (V в.), «Лествица» Иоанна Лествичника , а так же творения Василия Великого , Григория Богослова , Иоанна Дамаскина и Афанасия Великого . Переводы были рассчитаны на средние монастыри, где основной задачей было спасение, поэтому в библиотеках было много переводного материала со святоотеческими наставлениями. Был популярен сборник «Пандектий». Где содержались труды монаха Антиоха, Никона Черногорца XI века. Была распространена вопросно-ответная форма сборников, например «Вопросы и ответы Анастасия Синаита » (VII в.). Цель таких сборников, практически помочь христианину а пути духовного возрастания. Была популярна и эсхатологическая литература: например Ипполит Римский и Мефодий Потарский. Была популярна историческая и космологическая литература. Например «Хроники Иоанна Малавы», и «Георгия Амартола». Была распространена христианская топография Козьмы Индикоплова. Так же популярна «Иудейская война» Иосифа Флавия. Евангелие усваивалось простым народом почти без проблем, так как церковнославянский язык был близок к разговорному. Авторы произведений считали себя лишь передатчиками вечных истин. Поэтому вмешательство должно было быть сведено до минимума. § 4. Библия и ее роль в становлении и развитии литературы Древней Руси. Христианские проповедники, всегда стремились не только устно, но и письменно запечатлеть Спасительное Слово. Распространение христианства в новой этнической среде было почти немыслимо без перевода книг Священного Писания на местные языки. Так поступили и святые Кирилл и Мефодий, они усовершенствовав славянскую письменность, перевели наиболее важные тексты Библии (Новый Завет) и некоторые богослужебные книги. Оригиналом им послужили греческие списки IX века, бытовавшие в Византии. С конца X века на Руси распространена масса южнославянских библейских переводов, из Болгарии и Моравии (на церковнославянском языке). |
| Матвеенко А.В., Щеголева Л.И. Временник Георгия Амартола (Хроника Георгия Амартола) . – М.: Богородский печатник, 2000. Очерки по истории Византии/Под ред. В.Н.Бенешевича. – СПб., 1913. – Вып. 3. С.99–105. Регель В. К вопросу об источниках хроники Георгия Монаха// Записки Имп. Акад. наук. – Спб., 1892. – Т. 1970. – 4. Регель В. К критике текста Георгия Монаха//Византийский временник. – М., 1895. – Т. II. Творогов О. В. Хроника Георгия Амартола//Словарь книжников и книжности Древней Руси. – Л.: Наука, 1987. – Вып. I (XI – первая половина XIV в.). Творогов О. В. Древнерусские хронографы. – Л.: Наука, 1975, с.98–110. Успенский Ф.И. Очерки по истории византийской образованности. История крестовых походов. – М.: Мысль, 2001. С.11–17. Чичуров И.С. Литература VIII–X вв.//Культура Византии: вторая половина VII – XII в. – М.: Наука, 1989. С.139–140. Шестаков С.О. О происхождении и составе Хроники Георгия Монаха (Амартола). – Казань,1891. Щёголева Л.И. Опыт литературного анализа одного сюжета из хроники Георгия Амартола (Об императоре Маврикии)//Объединенный научный журнал. –М., 2002. – 14. Библиография работ автора: Книги временные и образные Георгия Мниха (Хроника Георгия Амартола в древнем славяно–русском переводе)/Подг.: В.М.Истрин. – Птг; Л., 1920–1930. – Т. 1 – 3. Временник Георгия Амартола (Хроника Георгия Амартола) . – М.: Богородский печатник, 2000. Семь отрывков из Временника Георгия Грешного//Труды и летописи Общества истории и древностей российских. – М., 1828. – Ч. 4. – Кн. 1. Хронограф//Уч. зап. Отд. русского языка Имп. Акад. наук. – СПб., 1861. – Т. 11. В настоящем издании осуществлен перевод на русский язык трех источников IX века, описывающих царствование византийского императора Льва V Армянина, возобновившего иконоборчество в 815 году. Дается новый перевод посвященного Льву отрывка из Хронографии Феофана Исповедника, впервые переводятся на русский язык раздел о царствовании Льва из Хроники Георгия Монаха (Амартола) и один из лучших источников по истории IX столетия - дошедший до нас фрагмент из анонимного сочинения Scriptor incertus de Leone Armenio. |
| Само собою разумеется, эта летописная запись не есть доказательство киевского (восточнославянского) происхождения перевода. Это лишь эмоциональный толчок к поиску доказательств, каковые и были представлены, впервые А.М. Соболевским в 1893 г. [Соболевский 1980,134–147], фундаментально В.М. Истриным [Истрин II, 268–309]. Правдоподобное мнение ученого не убедило ученый мир окончательно – из-за общей неготовности лексикологической базы [Дурново 1969,104,108; Творогов 1983, 15], и вопрос о месте и времени перевода перешел в разряд «вечных», из фактически-исторического превратился в стимул и метод исследования. Как бы там ни было, но церковно-славянский перевод ХГА полюбился на Руси; несмотря на огромный объем, он был распространен в многочисленных списках, использовался в чисто русских исторических компиляциях, начиная с «Повести временных лет». Именно из этого перевода летописец Нестор узнал о царьградских походах Аскольда и Дира и князя Олега (866 г. и 907 г.). По ПВЛ, начало письменной истории Руси связано с царствованием Михаила III. На Михаиле III заканчивается Хроника Амартола – упоминанием о Михаиле III начинается русская история. Так во «всемирную» историю вовлекается наша земля. Вместе с другими оригинальными и переводными произведениями ранней русской письменности Временник Георгия Монаха стоит у истоков русской духовно-христианской культуры, вполне отвечая потребностям недавно христианизированного общества. Через Врем воспринимались философские и богословские учения раннего христианства, развитые отцами церкви и толкуемые церковными историками; идеи античности и эллинизма в том виде, в каком они были усвоены христианством; понятия о благе и зле – компиляция Амартола представляла практически полный спектр философско-богословско-нравственных воззрений, известных христианской Византии. Все факты, события, сюжеты освещены в ХГА светом христианско-нравственной оценки, оценены как благо или зло, так что книга оказалась настоящей энциклопедией христианской нравственности на материале поучительных сюжетов из истории и богословских рассуждений. Завлекательно-развлекательным характером своей энциклопедичности ХГА отличается, например, от Изборника Святослава 1073 года, который Е.М.Верещагин (в одном из устных докладов) назвал энциклопедией для элиты. |
| В православной же богословской литературе до сего дня не появилось ни одной работы со систематическим изложением нравственно-аскетического учения преп. Нила Синайского В патрологических и аскетических сборниках мы находим краткие сведения о его жизни, а также отдельные фрагменты из его трактатов и писем, однако они изложены без строго определенного плана и не дают ясной и завершенной картины нравственно-аскетического учения этого святого отца. Если бы нашей скромной работой удалось хоть отчасти восполнить этот пробел в православной богословской литературе, то мы будем считать поставленную нами цель достигнутой. В данной работе мы, по большей мере, вдохновлялись следующим советом самого преп. Нила: " Пусть богословы исследуют жития святых и добродетели тех людей, которые устранились от мира и старались сокрыться, и пусть изучают они ту красоту, которой они выделяются, дабы подражать образу их жизни " Глава 1. Житие преп. Нила Синайского Данные о жизни преп. Нила Синайского весьма скудны. Его традиционное жизнеописание основывается на кратких заметках монаха Георгия, известного под именем Амартола (середина IX века) Георгия Кедрина (XII век) и на немного более обширном изложении в Цареградском синаксаре (под 12 ноября и 14 января) и в " Церковной истории " Никифора Каллиста (XIV век) Однако главным источником жизнеописания преп. Нила является его собственное повествование об убийстве синайских монахов " Сказания об избиении монахов на горе Синайской и о пленении Феодула, сына Нилова " , известное в литературе под названием " Narrationes " Место рождения преп. Нила можно определить из его (?) письма Илиодору и " Похвального слова Альбиану " Именно в письме Илиодору, в котором говорится о монахах, живущих на Синае, указывается и то, что среди них находится некий, по происхождению Галат, который вместе с сыном уже много лет несет подвиг постничества. Далее описывается внезапное нападение варваров на синайских монахов и пленение сына упомянутого старца. Однако юноша, по заступничеству мученика Платона, чудесным образом спасается и возвращается к своему старцу-отцу. |
| О дальнейшей деятельности К. на Патриаршем престоле известно очень мало. В 756/7 г. анафеме был предан Никита, еп. Илиопольский, вероятно из-за приверженности иконопочитанию. Осенью или зимой 763/4 г. к К. явилась группа епископов и придворных, направленная имп. Константином V к заточенному в мон-ре Филиппика в Хрисополе прп. Стефану Новому. Они должны были убедить Стефана подписать определение Иерийского Собора. Однако патриарх отказался возглавить делегацию, мотивировав тем, что Стефан обладает «силой Божественного Духа» (Ibid. P. 142). К этому времени у императора, по-видимому, появились сомнения в политической и религ. лояльности К., поскольку ок. 765 г. его принудили поклясться с амвона Св. Софии на Честных Древах, что он не почитает иконы, а затем заставили принимать участие в царских пирах «с мясными блюдами, музыкой и танцами» ( Theoph. Chron. P. 437, 13-17). Низложение и казнь К. Для понимания этих событий необходима правильная реконструкция рассказа, содержавшегося в общем источнике, остатки к-рого сохранились в «Бревиарии» и «III Антирретике» патриарха Никифора, «Хронографии» Феофана и «Краткой хронике» Георгия Монаха (Амартола). По мнению Д. Е. Афиногенова ( Afinogenov D. The Story of the Patriarch Constantine II of Constantinople in Theophanes and George the Monk: Transformations of a Narrative//History as Literature in Byzantium: Papers/Ed. R. Macrides. Farnham, 2010. P. 207-214), для восстановления сюжетной канвы следует использовать первоначальную версию хроники Георгия (Paris. Coislin. 305. Fol. 334-334v), а подробности брать из «Хронографии» Феофана. Тогда история будет иметь следующий вид. В 763/4 г. ( Theoph. Chron. P. 435, дата может быть произвольной) император призвал К. к себе и спросил: «Чем нам повредит, если мы будем называть Богородицу Христородицей?» Патриарх ответил, что за это Церковь проклинает Нестория. Император сказал: «Я спросил, потому что хотел узнать. Пусть это останется между нами». Однако через некоторое время К. в кругу доверенных людей поклялся на Честных Древах Креста, будто имп. |
| Однако столь сложная конструкция не прижилась и в вв. уступила место более изящным и удобным хронологическим системам, которые – что особенно важно – были привязаны к лунно-солнечному календарю христианской пасхалии и вели счет от «естественного» начала времени – сотворения мира. В ранневизантийский период наиболее распространены были две хронологические системы – александрийская, принятая в хронике Анниана (рубеж вв.) и возрожденная в начале IX в. в «Хронографии» Георгия Синкелла и Феофана Исповедника , и антиохийско-константинопольская, оформленная в «Пасхальной хронике» и легшая в основу так называемой византийской эры («эры ромеев»). Каждая из них имела свои преимущества и недостатки: александрийская идеально отвечала мистической концепции Африкана –Ипполита, но исторически была некорректна; «ромейская» была более точна с исторической точки зрения, но от Адама до Рождества в ней насчитывалось не ровно 5500, a 5505 лет. Парадокс заключается в том, что последнее обстоятельство упорно игнорировалось авторами позднейших исторических компиляций, которые стремились сохранить александрийскую «мистику», хотя и пользовались «ромейским» счетом лет. В результате хронологическая структура оказывалась нарушенной и безнадежно запутанной, так что уже вскоре после окончания «Хронографии» Феофана (813 г.) – этой подлинной вершины византийской хронистики – появляется ставший впоследствии традиционным жанр средневизантийской хроники, которая, несмотря на свое название, полностью утрачивает хронологическую шкалу, ограничиваясь грубой рубрикацией по царствованиям. Первым такого рода сочинением стала хроника Георгия Монаха (в русской традиции известного как Георгий Амартол), составленная в 40-х годах IX в. и сохранившаяся в десятках греческих списков и нескольких славянских версиях 2 . Утратив жесткую хронологическую канву, хроника Амартола и другие сочинения подобного типа приобрели новые черты, способствовавшие их широкому распространению: назидательность и художественность, что превращало хронику из сухой справочной таблицы в увлекательное и душеполезное чтение. |
| ХГА была написана неким Георгием монахом, называющим себя «Грешным» (по-гречески Амартолом) в одном из константинопольских монастырей около 842 или 847 г. [Вейнгарт 1923, 12; Хунгер 1978, 342] и оказалась со временем наиболее читаемой среди многочисленных византийских хроник, превосходя любую из них по числу переработок и продолжений. Хроника эта по охвату событий – «полная», или «всемирная»; по пафосу – христианско-монашеская; по составу – принципиально компилятивная. Временные рамки – от Адама до современного Георгию императора Михаила III (842–867 гг.); содержательный стержень – «царствования» ойкумены. Общие черты содержания и композиции ХГА в новое время были в поле зрения многих историков-византинистов [Удальцова 1982; Чичуров 1989; Афиногенов 1996; Любарский 1992, 216–217; Пиотровская 1998]. По образному выражению одного из исследователей, человеческая история представлена в ХГА как драма в шести действиях, причем пять действий приходится на драму библейскую, шестая начинает эру Христа. Э. фон Муральт разделил ее на четыре содержательные части, соответственно главным этапам истории человечества в христианском понимании. Первая, небольшая по объему книга – экспозиция к истории, в ней дана картина происхождения народов, городов, государств. Вторая посвящена библейской истории, третья – Риму, четвертая, самая обширная – Константинополю, преемнику Рима, вершине человеческого устройства. Как видно, это членение не столько содержательное, сколько формальное. Идея человеческой истории, по византийской хронике, может быть выражена еще более кратко: она сосредоточена в рамках истории христианских царей Византии, приуготовлением к которой явилась история еврейская, приравненная к библейской, священной [Истрин II, 429]. Общеизвестна стилистическая непритязательность ХГА и одновременно ее широкое распространение в Византии. Как некий идейный эталон, она оставалась популярной и два века спустя. Оба эти качества – непритязательность и идейная незыблемость – стали причиной того, что именно эта хроника (среди многочисленных византийских хроник) была выбрана для перевода ( или предложена византийским священством) в эпоху обращения Руси к просвещению. Это произошло при князе Ярославе Мудром. В «Повести временных лет» под годом 1037 написаны великие слова, давно ставшие школьно-хрестоматийными и тем не менее достойные повторения: и собра писц многы и прекладаше отъ грекъ на словньское писмо, и списаша книгы многы... |
| Мученики были приведены на берег Евфрата и обезглавлены при большом стечении мусульман и христиан. Первым был умерщвлен патрикий Константин Вавуцик, родственник императора, занимавший самый высокий пост среди военачальников. Останки казненных бросили в реку, причем труп отступника сразу же утонул, а тела остальных, чудесным образом воссоединившись с головами, поплыли по течению и остановились в некоем затоне напротив одного мон-ря. Его игумен в течение 3 дней видел свет над этим местом, он и обнаружил мощи, к-рые были извлечены и положены в гробницы. Кроме патрикия Константина и спафария Каллиста известны имена следующих А. м.: нотарий Константин, Феофил, Васой, особо отличившийся в прениях с мусульманами, и протоспафарий евнух Феодор по прозванию Кратер (Сильный), оставивший службу священник. Когда халиф попытался сыграть на этом обстоятельстве, Феодор дал ему такую отповедь, что тот в ярости приказал жестоко избить Феодора и вырвать волосы. В XI-X вв. было создано неск. житий А. м. Древнейшими являются жития, написанные в сер. IX в. Еводием (BHG, N 1214) и Михаилом Синкеллом († ок. 845) (BHG, N 1213). Известны также житие, приписываемое Софронию Кипрскому (в ряде списков Софронию, архиеп. Иерусалимскому) (BHG, N 1209, 1210), житие в составе Императорского Минология (BHG, N 1211) и анонимное житие (BHG, N 1212). О мученической кончине А. м. повествуют визант. хроники Продолжателя Феофана, Продолжателя Георгия Монаха (Амартола) и др. Память А. м. указывается в Типиконе Великой ц . X в. на последнем (4-м или 5-м) месте после памятей др. святых, празднуемых в этот день ( Дмитриевский. Описание. Т. 1. С. 53; Mateos J. Typicon. T. 1. P. 244). Для редакций Студийского Устава - Студийско-Алексиевского Типикона 1034 г. (ГИМ. Син. 330) и Евергетидского Типикона 1-й пол. XII в. память А. м. является главным праздником. По Студийско-Алексиевскому Типикону А. м. усваивается определение «новые мученики», по Евергетидскому в этот день на службе полагалось чтение жития А. м., принадлежащее Еводию ( Дмитриевский. Описание. Т. 1. С. 424). Память А. м. как основной праздник внесена в Иерусалимский Типикон (Sinait. gr. 1096, XII в.- Дмитриевский. Т. 3. Ч. 2. С. 41) и в совр. церковный календарь. Память А. м. зафиксирована в Минологии Василия II (PG. 117. Col. 341-342), Императорском Минологии ( Laty š ev. Menol. T. 1. P. 190-197), Стишных синаксарях Христофора Митилинского XI в. ( Сергий (Спасский). Месяцеслов. Т. 1. С. 427) и Феодора Продрома , нач. XII в. ( Teodoro Prodromo. Calendario. P. 116). |
|
|
