| Некоторое понятие о свойстве подобных рассказов мы можем составить себе на основании того образца, который имеется в произведении Гиберта Ножанского. О том настроении, с каким приступал этот писатель к сообщению сведений о Магомете, всего лучше можно судить по тем замечательным словам, которые он предпосылает своему рассказу. На его взгляд, не имеет никакого значения то обстоятельство, что в рассказах о Магомете много может быть и неправда, потому что говорить дурное можно с полной безопасностью и уверенностью о том, чья злоба превосходит всё дурное, что только может быть сказано 234 . Самое имя мусульманского пророка Гиберту в точности не знакомо; вместо Магомета он постоянно называет его «Mathomus». По его словам, однажды, неизвестно впрочем, когда именно, умер Александрийский патриарх, и по поводу избрания на вакантную кафедру нового пастыря возникли разногласия. Особенно сильно рассчитывал на избрание и домогался его один пустынник; но сомнение в его правоверии воспрепятствовало исполнению его страстного желания. Глубоко огорченный неудачею пустынник снова возвратился в свое уединение. Сатана поспешил воспользоваться злобным настроением пустынника, терзаемого оскорблённые честолюбием, и стал внушать ему мысль о том, что следует отмстить церкви за причиненную ему обиду. Как на орудие такой мести он указал пустыннику на одного мальчика, которого он должен был, по известным приметам, разыскать в числе приходивших к нему людей. Этот мальчик и был Магомет, которого пустынник воспитал в своих еретических воззрениях и, назло церкви, постарался сделать ересиархом. Он же устроил брак Магомета с богатою вдовою Кадиджей, убедив её, что этот человек есть пророк и избранник Божий. Когда Кадиджа, напуганная однажды эпилептическим припадком Магомета, прибежала к пустыннику и стала упрекать его, он уверил её, что это не болезнь, а восторженное состояние, необходимое при получении божественных откровений, когда немощное человеческое тело не в состоянии вынести соприкасающегося с ним величия Божия. |
| Если же Гиберт Ножанский, например, представляет собою в этом случае исключение, то сведения им сообщаемые, до крайности скудны и, очевидно, направлены к тому, чтобы выставить ислам пред читателями в самом дурном, по возможности, свете. Все известное Гиберту об исламе сводится лишь к тому, что Магомет отвергает учение о Пресвятой Троице, признавая только Единого Бога, Иисуса Христа считает простым человеком, предписывает обрезание и, наконец, что всего важнее дает полный простор разнузданной чувственности 241 . Совсем не то встречаем мы у писателей позднейших, долго живших на востоке и близко познакомившихся с мусульманским миром. Вильгельм Триполийский из пятидесяти трех глав своего трактата двадцать девять посвящает подробному изложению магометанского учения, что, по пространству своему, занимает целую треть всего его сочинения 242 . Подобное же внимательное отношение к исламу можно видеть и в произведении монаха Рикольда de Monte Crusis, писателя конца XIII века, который долго трудился на востоке в качестве миссионера 243 . Но в особенности заслуживает нашего внимания самое направление и характер этих исследований мусульманского учения. Вильгельм Трипольский как бы поставляет задачею своего трактата доказать читателям близкое сродство магометанского учения с христианским. Он в особенности выставляет на вид те места Корана, из которых с очевидностью явствует, что Магомет с великим уважением относился к Иисусу Христу, признавая Его высочайшим из бывших до Магомета пророков, а также и к Пресвятой Деве Марии, как к особой избраннице Божией, бессеменно родившей своего Сына; восхвалял Святое Евангелие, заимствуя из него рассказ о многих евангельских событиях, как, например, о Благовещении и др. Общий вывод, к которому приходит Вильгельм после такого изложения, состоит в том, что магометане, по вере своей сходны с христианами и не далеки от пути ко спасению 244 . Один этот вывод может служить, по нашему мнению, очевиднейшим доказательством той глубокой разности, какая существует в отношениях к магометанскому учению между христианскими писателями начала XII и конца XIII века. |
|
|
