| Существуют три основные, главные области действительности: неорганический мир, органический мир (в котором возникновение сознания в свою очередь образует первостепенной значимости перерыв), и мир социальный. Формы дви-жения каждой из этих областей являются несводимыми к другим, качественно своеобразными и в то же время возникшими из других. Механистический материалист сводит законы органического мира к механическим, «а вместе с тем и социальные законы, сведенные к биологическим, тоже растворяются в закономерностях механики». Социология превращается у него в коллективную рефлексологию (Бехтерев). В действительности, однако, каждая высшая ступень подчинена собственным особым законам, и эти «специфические закономерности, надмеханические виды развития, не противоречат механическим законам и не исключают их наличия, а возвышаются над ними как второстепенными, подчиненными» . Энгельс пишет: «… каждая из высших форм движения не бывает всегда необходимым образом связана с каким-нибудь действительным механическим (внешним или молекулярным) движением, подобно тому как зысшие формы движения производят одновременно и другие формы движения и подобно тому, как химическое действие невозможно без изменения температуры и электрического состояния, а органическая жизнь невозможна без механического, молекулярного, химического, термического, электрического и т. д. изменения. Но наличие этих побочных форм не исчерпывает существа главной формы в каждом рассматриваемом случае. Мы, несомненно, «сведем» когда-нибудь экспериментальным путем мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу; но разве этим исчерпывается сущность мышления?» . Таким образом, все подчиняется не только одним законам механики. Взгляд, согласно которому законы высших форм бытия не могут быть полностью сведены к законам низших форм, широко распространен в философии. Так, его можно найти в позитивизме Конта; в немецкой философии он связан с теориями о том, что высшие ступени бытия имеют своим основанием низшие, но качественно отличны от них; в английской философии этот взгляд выступает в форме теории «эмерджентной эволюции», т. е. творческой эволюции, создающей новые ступени бытия, качества которых не вытекают исключительно из качеств компонентов . Те, кто считает, что «все, что есть, есть материальное бытие…» (Деборин, XI), и в то же время признает творческую эволюцию, должны приписывать материи способность к творческой активности. «Материя, — пишет Егоршин, — исключительно богата и обладает разнообразием форм. Она не получает свои свойства от духа, но сама обладает способностью создавать их, включая и самый дух» (I68) . |
| Нижнюю ступень иерархии занимает чувственно воспринимаемая красота, к которой Плотин относит реальную красоту мира и красоту произведений искусства. Передача красоты с высших ступеней иерархии на низшие производится с помощью эйдосов, исходящих от Ума, и имеет общую тенденцию к увеличению степени материализации красоты, ее огрублению. На эту иерархию, так или иначе ее переосмысливая, во многом ориентировалась средневековая эстетика и художественная культура. Другой, не менее значимой проблемой для средневековой эстетики, и для августиновской прежде всего, была плотиновская концепция восприятия прекрасного. Не останавливаясь на ней подробно, мы отметим лишь следующие моменты. Путь постижения красоты представлялся Плотину восхождением по иерархической лестнице. Первый шаг на этом пути заключается в «бегстве» от чувственно-воспринимаемой красоты «в родное отечество» - на более высокие ступени духовной красоты. На это, полагает Плотин, намекал в «темных выражениях» еще Одиссей, который бежал от Цирцеи и Калипсо, даривших ему усладу для глаз и чувственные наслаждения. Необходимо, как бы закрыв глаза, пробудить в себе внутреннее духовное зрение, «которое имеется во всех, а пользуются им немногие», и с его помощью приступить к созерцанию более высоких ступеней прекрасного (Эн. I, 6, 8). Внутреннее зрение, пробудившись, сразу не в состоянии смотреть на «блестящие предметы», т. е. на высшие ступени прекрасного. Поэтому сначала душа должна научиться видеть прекрасные занятия и прекрасные дела, которые совершаются хорошими людьми. После этого следует «взирать на души тех, кто совершает прекрасные дела. Итак, каким же образом узрел бы ты красоту хорошей души? Обратись к самому себе и посмотри» (Эн. I, 6, 9). Этот призыв обратиться внутрь себя, к созерцанию глубин своего внутреннего мира - важное достижение позднего платонизма (начала его мы находим еще у Филона Александрийского) и раннего христианства, которое было подхвачено и активно развито патристической мыслью и средневековой мистикой и философией. |
| Если театр – это лишь первая ступень в восхождении, открывающая человеку следующую ступень, то, стало быть, культура, не смотря на свою двойственность и временность, может стать лествицей восхождения человека к вневременному, вечному. «Красота спасет мир» – говорил Достоевский. И конечно, он имел в виду не эстетическую сторону, а нравственную, ибо в создании красоты нет никакой утилитарной цели – она создается для других, она по самому характеру своему альтруистична. Хотя сфера искусства коренным образом отличается от сферы этики, но и ту, и другую сферу роднит одно общее свойство, – обе требуют творческого акта, лично принятого решения или личной ответственности. Это свойство искусства очень важно именно в плане религиозном. Поэтому искусство может стать начальной школой альтруизма, которая и станет ступенькой к высшей школе. Тот же, кто пытается исключить эту начальную ступень, поступает неразумно, ведь совершить скачок на следующую ступень, минуя промежуточную, способен не каждый, а только тот, кто с детства приобрел такие навыки. Но таких «скалолазов» единицы. Аскетическое изменение человека (обожение) святые отцы представляли в виде восхождения по ступеням добродетелей. В этом восхождении нельзя было ступать на ступени высшие, не пройдя низшие. Такое преступление через ступени могло стать отступлением (преступлением) от истинного пути восхождения. «Каждая добродетель, – поучает святой Исаак Сирин , – есть мать следующей за ней. Если оставишь мать, рождающую добродетели, и устремишься к взысканию дщерей, прежде стяжания матери, то добродетели эти соделываются ехиднами для души» 368 . Культуроборчество это попытка выбить ступень восхождения в лестнице культурных ценностей, – ступень, которая может привести человека и на христианскую лествицу добродетелей. На духовную лествицу восхождения к Богу человек восходит, пройдя душевную лествицу культурного преобразования. Именно поэтому к культуре необходимо очень осторожное, вдумчивое и рассудительное отношение, иначе будет разрушена последняя защитная система общественной жизни человека, сохраняющая его от погружения в животное состояние. |
| Такое представление о миропорядке было прямым вызовом христианству, которое утверждало, что Бог един, что Он явил себя не только в НЗ, но и в истории Древнего Израиля, поэтому перед христианскими богословами стояла довольно сложная задача объяснить своим современникам важность понимания ВЗ-й истории как истории спасения, приуготовления людей к Боговоплощению. Это было проще объяснить христианам из иудеев, потому что они мыслили библейскими категориями, но это было труднее объяснить язычнику, особенно философствовавшему, для которого эти исторические моменты представляют нечто второстепенное, для него главное — определенные идеи. Следующий момент учения Валентина — увлечение искусственными триадами: триады на небе и триады на земле. Он считал, что как бы 3 бога: верховный бог, димиург и диавол. На антропологическом уровне этому соответствует триада духа, души и тела. В космологии тоже существуют триады: высшие сферы, подведомственные высшему божеству, затем царство Иеговы, т.е. весь космос, и, наконец, земля, которая находится под юрисдикцией диавола, князя мира сего. И люди в истории разделяются на 3 категории в зависимости от происхождения. Здесь он немного грешит в логике: потомки Сифа -последователи Валентина, обыкновенные христиане ведут свой род от наивного Авеля, а язычники — наследники Каина. Помимо Валентина выдающейся фигурой был Василид, который даже написал собственное евангелие и составил комментарий к нему. В системе Василида реальность также описывается как некая многослойная сфера, па самой высшей ступени находится верховный бог — нерожденный Отец Иисуса Христа. Этот верховный бог рождает Nous-Paзyм, который, в свою очередь, рождает Лоуое-Слово. От Логоса происходит Фронисис-Целомудрие, от Фронисис-Целомудрия рождается ЯофСа-Премудрость и Дигаˆие-Сила. Премудрость и Сила вступили в брак и породили всё разнообразие существ, которые мы называем «силами небесными». Ещё ниже на иерархической лестнице находятся 365 небес; ап. Павел в своё время был взят лишь для 3-го неба, а для гностиков доступны высшие сферы. Каждое из небес руководствуется соответствующим ангелом. Самым низшим небом управляет Иегова. В книге «О Небесной иерархии» св. Дионисия вы не прочтете подобного, но можете найти очень много соблазнительного. Там тоже некая многослойность, субординация; прежде, чем доберешься до Бога, надо пройти через 9 ангельских чинов, причем, перескакивать через чин нельзя — как в Армии. Это интересно своей загадочностью, но надо ещё спросить, насколько оно соответствует церковному богословию и насколько отражает гностические элементы, а они, бесспорно, там есть. |
| Господь сказал, что любовь к Богу и человеку – это две высшие заповеди, значит высшие ступени христианской нравственности, это дары божественной благодати за веру и подвиг жизни; а где нарушается правда, – там не может действовать Дух Святой – Дух истины и источник любви. Апостол Павел в 13-ой главе второго послания к коринфянам, пишет о свойствах духовной любви; его слова – это гимн любви, и в тоже время – критерий и проверка нашей любви. В лексике современных языков вряд ли можно найти слово или понятие, которое имело бы такой широкий семантический спектр цветов и оттенков и содержало бы в себе столько противоречивых значений, как слово «любовь». Ни одно слово не подвергалось таким противоположным интерпретациям, ханжеским извращениям, словесной эквилибристике, шулерским перетасовкам, софистическим манипуляциям, такой умышленной и наглой профанации, как это святое слово. Последнее время слово «любовь» теряет свое первоначальное значение. Оно чаще употребляется для прикрытия похоти, цинизма, темных страстей; им оправдывают аффективные порывы и дикую ревность, переходящую в безумие. Под этим словом нередко человек прячет свое расположение к нравственному безобразию и пороку, нежелание бороться со злом, что на деле обращается в попустительство греха и солидарность с ним. Где нет ненависти к порокам, отвращения к бесстыдству, негодования против разврата, развратителей и насильников, – там тайная любовь к сатане, перемена богоподобия на демоноподобие. Грех – это метафизическая тьма и грязь, частица ада, которую человек носит в себе, дыхание сатаны и ненависть к Богу. Душа, соединившаяся с грехом, не способна к восприятию божественного света. Смерть нераскаянного грешника – это переход от тьмы к тьме, вечное мучение с сатаной. К профанации любви приложила свою руку и мирская литература, употребляя это слово в описании темных вожделений и страстных аффектов, тем самым способствуя расплывчатости и аморфности этого понятия. Надо сказать, что в древних языках существовало четкое различие между смысловым содержанием двух терминов – любви и вожделения. Любовь относилась к духовным понятиям, а вожделение – к области страстей, опьяняющих сердце и колеблющих рассудок, к низменным инстинктам и слепой рабской привязанности. Вожделение стремится захватить, ассимилировать, отнять и присвоить чужое, а любовь – отдать свое. Вожделение соединено с чувством обманчивого наслаждения, после которого в душе наступает пустота и холод; а любовь – с духовной радостью, которая оживотворяет и согревает сердце. Вожделение – беспокойно и тревожно; в любви душа обретает покой, который не покидает ее даже во время внешних скорбей. Вожделение обращено к временному, проходящему, поэтому не может удовлетворить человеческий дух, созданный для вечности. А любовь ищет нетленного и вечного; она даже в падшем человеке видит образ Божества, как пламя светильника – через темное закоптевшее стекло. |
| Ибо всякое развитие есть органический процесс осуществления определенной идеи, формирующей цель развития. Цель эта осуществляется обычно не сразу, а через ряд посредствующих звеньев, ступеней, которые во времени предшествуют конечной цели. «То, что является по природе последним, появляется во времени как первое; а то, что является по природе первым, появляется во времени как последнее» (Аристотель). Так, идея человека уже заключена в человеческом эмбрионе; однако физически и духовно зрелый человек созревает лишь в процессе длительного развития. Высшие формы бытия пользуются низшими как материалом для своего воплощения. Ибо то, что в порядке временном представляется как развитие низших форм в высшие, в порядке онтологическом есть воплощение высших форм на материале форм низших. Развитие и воплощение суть один и тот же феномен, рассматриваемый с разных точек зрения («снизу» и «сверху»). Соответственно этому, низшие, частные формы солидарности суть лишь ступени воплощения солидарности универсальной, выраженной в наиболее чистой форме в идее христианской любви. Итак, солидарность, наряду с творческим актом, - одна из главных движущих сил развития. С известной точки зрения, солидарность есть, в лучшем смысле этого слова, консервативный фактор развития, а творческая мощь - фактор прогрессивный. Творчество, лишенное солидарной (т.е. этической) основы, грозит выродиться в зло - разрушение. Солидарность без творчества лишается своего положительного смысла. 8.4. Солидарность и вражда Утверждение солидарности в качестве первичного (хотя и не единственного) фактора развития может вызвать возражение указанием на могучую роль факторов борьбы. Мало того, борьба за существование является как будто основным феноменом как природного, так и социального мира. «Война есть отец и царь всех вещей» (Гераклит) . «Противоречие есть душа развития» (Гегель) . Взгляд этот подкрепляется широкой популярностью культивирующих его учений - дарвинизма в биологии и марксизма в социологии. И нужно без обиняков признать, что во взгляде этом есть значительная, часто многими преуменьшаемая, доля истины. |
| Примером подлинного, благодатного осуществления власти является ангельская иерархия . Согласно христианскому вероучению существуют различные ступени совершенства ангельских духов. Высшие ангелы сообщают низшим волю Божию и просвещают их полученным от Бога светом. Разумеется, в основе такой иерархии — любовь. Высшие ангелы с радостью спешат передать низшим полученное от Бога, потому что воля Божия всегда несет благо тем, кого касается. Низшие же ангельские чины с радостью принимают получаемое — поскольку в любви к Богу желают всегда исполнять Его волю. В этой иерархии нет и не может быть места насилию высших или противлению низших, поскольку вся она устремлена к Богу . «Власть» сатаны, напротив, построена на страхе, насилии, ненависти — и стремиться поработить ему других, а не содействовать раскрытию их подлинной свободы. Подлинная власть благодатна, и является служением, которое совершает ради Бога и для блага всех. Ложная «власть» пытается поработить других, чтобы они следовали осуществляющей ее падшей воле, замкнутой на себя одну и лишенной любви. Согласно христианскому взгляду, человек был создан в том числе и для того, чтобы жить в общении с себе подобными. «Нехорошо человеку быть одному» (Быт. 2, 18) говорит Бог в самом начале человеческой истории. Потребность в том, чтобы быть с другими людьми — неустранимая часть человеческой природы. Исходя из этого, понятен взгляд св. Фомы Аквинского, согласно которому «власть — естественное явление, требование естественной природы человека и следствие этой природы» . Разумеется, у непадшего человека эта власть осуществлялась бы совершенно иным образом, чем она осуществляется теперь, после падения. И тем не менее, подобно тому, как сама природа человека была искажена падением, но все же осталась благой, и человеческая власть не стала после падение сама по себе чем–то дурным. Ее осуществление теперь иногда оказывается связано со скорбью (к примеру, с необходимостью силой пресекать зло), ею часто злоупотребляют — но ее природа осталась по прежнему благой. Человек по природе своей нуждается в обществе — и власть необходима для его нормального существования. |
| Узнав о таком ужасном положении подруги, товарки решили, что ей надо помочь — и не как-нибудь временно, а дать ей возможность окончить курс. И всякий месяц они складывались для того, чтобы дать ей денег на необходимое платье, обувь, белье, покупали сообща книги и учебные пособия, по очереди приносили ей завтрак, и так довели они ее до последнего класса. В настоящее время эта девушка состоит в большом кавказском городе городской учительницей и имеет утешение поддерживать своим трудом старую мать. Русская молодежь терпит часто крайнюю нужду, но не решается, по примеру молодежи американской, браться за так называемый «черный труд», хотя цена на труд интеллигентный до крайности сбита. В Америке взгляд на труд очень высок, и можно сказать — христианский. Там недостаточная молодежь, проходящая высшие учебные заведения, не стыдится заниматься по утрам чисткой сапог или уборкой комнат в качестве приходящих слуг, чистит трубы и так далее. И перед окончанием своего рабочего утра вы можете видеть молодого человека, быстро направляющегося в занимаемую им комнату, где он переодевается, обращаясь из чернорабочего в джентльмена. Ни одна хорошая девушка не изменит там своего отношения к студенту, если увидит его в его рабочем обряде, в минуту его черного труда. При недостаточности русской учащейся молодежи и при наличии в университетах людей весьма состоятельных, проживающих в месяц сотни и тысячи рублей, можно было бы ожидать, что эти богатые будут приходить на помощь нуждающимся товарищам — и деньгами, и разными другими способами. Что стоило бы, например, составить такой кружок, в который сдавали бы свое старое платье оканчивающие курс студенты или студенты-франты, забрасывающие платье, которое покажется еще нарядным студенту бедному, и где бы эта форменная одежда распределялась среди нуждающихся. При страшной дороговизне жилищ не только в Москве, Петербурге, Варшаве, но и в таких меньших городах, как Киев, Харьков или Казань, было бы в высшей степени полезно, если бы богатые студенты, проживающие на себя в месяц триста — четыреста рублей, какую-нибудь четверть бюджета уделяли на то, чтобы нанимать скромную квартиру, в которой могли бы помещаться восемь — десять беднейших студентов. Только бы желать делать добро, а возможности для этого добра — широчайшее поле! И едва ли человек, не сумевший никого жалеть в самую отзывчивую пору человеческой жизни, — едва ли он будет человеколюбивей в последующей жизни. |
| Статья первая I Обыкновенно смысл половой любви полагается в размножении рода, которому она служит средством. Я считаю этот взгляд неверным – не на основании только каких-нибудь идеальных соображений, а прежде всего на основании естественноисторических фактов. Что размножение живых существ может обходиться без половой любви, это ясно уже из того, что оно обходится без самого разделения на полы. Значительная часть организмов как растительного, так и животного царства размножается бесполым образом: делением, почкованием, спорами, прививкой. Правда, высшие формы обоих органических царств размножаются половым способом. Но во-первых, размножающиеся таким образом организмы, как растительные, так отчасти и животные, могут также размножаться и бесполым образом (прививка у растений, партеногенезис у высших насекомых), а во-вторых, оставляя это в стороне и принимая как общее правило, что высшие организмы размножаются при посредстве полового соединения, мы должны заключить, что этот половой фактор связан не с размножением вообще (которое может происходить и помимо этого), а с размножением высших организмов. Следовательно, смысла половой дифференциации (и половой любви) следует искать никак не в идее родовой жизни и ее размножении, а лишь в идее высшего организма. Разительное этому подтверждение мы находим в следующем великом факте. В пределах живых, размножающихся исключительно половым образом (отдел позвоночных), чем выше поднимаемся мы по лестнице организмов, тем сила размножения становится меньше, а сила полового влечения, напротив, больше. В низшем классе этого отдела – у рыб – размножение происходит в огромных размерах: зародыши, порождаемые ежегодно каждою самкою, считаются миллионами; эти зародыши оплодотворяются самцом вне тела самки, и способ, каким это делается, не позволяет предполагать сильного полового влечения. Изо всех позвоночных животных этот хладнокровный класс несомненно более всех размножается и менее всех обнаруживает любовную страсть. На следующей ступени – у земноводных и гадов – размножение гораздо менее значительно, чем у рыб, хотя по некоторым своим видам этот класс не без основания относится Библией к числу существ, кишмя кишащих; но при меньшем размножении мы уже находим у этих животных более тесные половые отношения... |
| Попутно касаясь материализма, Соловьев доказывает, что материализм прав в своих утверждениях и ложен в своих отрицаниях. Истина заключается в признании, что человеческая личность может достигнуть положительной безусловности, т. е. полноты бытия. Вера в человека есть вместе с тем и вера в Бога, ибо божество принадлежит и Богу и человеку: Богу оно принадлежит в вечности, а человеку дано как возможность. Человеческое я безусловно в возможности и ничтожно в действительности. В этом противоречии — источник зла и страданий. «Старая традиционная форма религии исходит из веры в Бога, но не проводит этой веры до конца. Современная внерелигиозная цивилизация исходит из веры в человека, но и она не проводит своей веры до конца; последовательно же проведенные и до конца осуществленные обе эти веры — вера в Бога и вера в человека — сходятся в единой, полной и всецелой истине Богочеловечества». В этой сжатой формуле — вершина всего богословского творчества Соловьева. Истина о Богочеловечестве, раскрывшаяся отцам Вселенских соборов и нашедшая выражение в Халкидонском догмате о двух природах в Христе, была вручена как великая святыня богословскому творчеству православного Востока; русская религиозная мысль сохранила это наследие и в лице Соловьева засвидетельствовала свою верность святоотеческому преданию. Соловьев заявил, что единственная цель философии — познание Бога и воссоединение с Ним человека. Он понял, что философия может быть только христианской и что вся христианская философия сводится к одному вопросу: «Как вы мыслите о Сыне Человеческом?» Новый апологет христианства поставил в центре своих трудов проблему христологическую. И после него она стала центральной для всего русского богословия. Соловьев первый восстал против христианского монофизитства, неразрывно связал теологию с антропологией и космологией. Его учение о двойственности природы человека, его божественности и тварности, легло в основу современной «науки о человеке». В третьем чтении излагается исторический процесс раскрытия божественной истины в человечестве. Существование Бога не может быть выведено из чистого разума, — оно утверждается верою, как, впрочем, и существование внешнего мира. Что есть Бог — в это мы верим, а что такое Он есть — это мы испытываем и знаем. Но кроме веры и религиозного опыта, нужна и философия религии. Религиозный опыт и религиозное мышление составляют содержание религиозного сознания. Со стороны объективной это содержание есть откровение божественного начала, поэтому религиозное развитие должно быть определено как реальное взаимодействие Бога и человека — процесс богочеловеческий. В нем высшие ступени не упраздняют низших; высшие формы обладают наибольшей общностью и вместе с тем величайшей полнотой и цельностью. Религия должна быть всеобщею и единою, т. е. заключать в себе не минимум (как, например, деизм), а максимум содержания: религиозная форма тем выше, чем она богаче, живее и конкретнее. |
|
|
