| He сбылись надежды высокопреосвященного Вениамина на исправление нравов и понятий интеллигенции, выраженные им в красноречивейшей пламенной статье под заглавием: «Обязанности русского государства по обращению иноверцев и раскольников к Православной Русской Церкви». Безграничная критика веры Христовой сделалась приятным занятием для очень многих людей, именующих себя просвещенными. Очевидно, за 40 лет с того времени, как появилась последняя статья владыки Вениамина, людские нравы ничуть не отрешились от того пагубного настроения, которое с таким пламенным красноречием сердца порицал высокопреосвященный. Вообще же он оставил в своих произведениях такое великое духовное наследие, что оно и теперь служит и долго еще будет служить для современных деятелей православного просвещения неистощимым и жизненно свежим источником назиданий и позаимствований. Одного убеждения с владыкою Вениамином был и одного направления держался его современник епископ Мартиниан Муратовский, святительствовавший с 9 февраля 1869 г. на Селенгинской кафедре, потом с 17 октября 1877 г. на Камчатской, и оставивший Сибирь только 11 мая 1885 г. вследствие перемещения на Таврическую кафедру. Он совершил одинаковый с архиепископом Вениамином подвиг апостольских путешествий и оставил по себе записки о важнейших задачах православной миссии, как орудия государственности, напечатанные в «Миссионере» за 1878 г., в «Моск. Церк. Вед» и «Ирк. Епарх. Вед.» за 1884 г. Такой же апостольский путь прошел в дальневосточных окраинах с 5 ноября 1878 г. в течение около 15 лет преемник Мартиниана на Селенгинской кафедре Мелетий Якимов , оставивший свои обширные миссионерские записки в «Ирк. Епарх. Вед.» за 1887–88 гг. Но особенно выдающиеся исследования дальневосточных окраин совершил в течение 15-ти летнего святительства там Макарий Дарский, бывший с 9 октября 1883 г. первым епископом на Киренской викарной кафедре, учрежденной по ходатайству приснопамятного печальника Дальнего Востока архиепископа Вениамина Благонравова . Владыка Макарий, после 6-летнего святительства на Киренской кафедре, пребывал с 15 июля 1889 г. на Селенгинской и, наконец, с 25 октября 1892 г. на Камчатской кафедрах. Его путешествия в Илимский округ, по Верхней Тунгузке и в Тункинские станы оставили светлый след в жизни инородцев, из которых многих он обратил в Православие. |
| Архиепископ Вениамин (Благонравов), занимавший Иркутскую кафедру в 1873 - 1892 годах, деятельный, искренний, глубоко религиозный человек, считал своим долгом прививать новокрещённым трудовые, культурные и даже чисто бытовые обычаи и навыки русского крестьянства. Кочевники должны были становиться оседлыми земледельцами, жить в русских избах; о разрушении культуры и самосознания народов владыка не думал. При том Вениамин вовсе не был " держимордой " . Его осторожные симпатии к старообрядцам, очевидная нелюбовь к петровским преобразованиям, нетерпимое отношение ко всему, что представлялось западными новшествами, позволяют увидеть в настойчивом порождении всё новых и новых русских крестьян своеобразный политический протест и даже борьбу со своей эпохой. Архиепископ Вениамин стремился при помощи миссии выстроить из сырого материала нечто вроде макета того исконного, нетронутого русского древлеправославия, которому сама же Россия, очарованная западничеством, в лице барина и чиновника так страшно, так безнадёжно изменила... Сегодня православная миссия непременно должна отказаться от подобной мести истории подручными средствами. Повторю ещё раз - Православие не должно преподноситься как наше поруганое старое, возрождаемое теперь в пику палачам и растлителям, атеистам и коммунистам. Кстати, существующая тенденция объяснять исторические беды ХХ века в России культурной, политической, идеологической заразой некоего мифологизированного " Запада " грозит превратит месть истории ещё и в месть Западу. Месть за всё! За расстрелы, кощунства, войны, гонения, за нелепую судьбу, за беспомощность, за обманутые надежды и несбывшиеся мечты... Невроз " возвращения к себе " разрушителен. И он не ведает, что воссоздание оплаканного, милого сердцу православного быта легко может стать прологом возвращения язычества. Это видно уже сегодня, когда воля к возвращению и воссозданию у многих народов России и сопредельных государств вызывает к жизни именно языческие религии, всевозможные поклонения деревьям и источникам, жертвоприношения и волхвования, шаманизм, идолослужение. У язычников Поволжья, Алтая, у некоторых адептов славянского неоязычества совершенно очевидно устремление за пределы истории, в эпическую древность, в некое родимое лоно... Не безнадёжно ли для миссионера предлагать в такой ситуации другие древности - византийско-славянские? Язычество всегда будет древнее, и шансы обратить кого-то из духовных антикваров окажутся равны нулю. Посреди этих " национальных возвращений " , воссозданий и " обретений себя " Одного лишь Христа Воскресшего может возвестить миссионер, даже если ему и предстоит разделить участь апостола Павла, осмеяного в афинском ареопаге. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ЕФРЕМ (Кузнецов Епифаний Андреевич; 10.05.1875, ст-ца Красноярская Нерчинско-Заводского окр. Забайкальской обл.- 5.09.1918, Москва), сщмч. (пам. 23 авг. и в Соборе новомучеников и исповедников Российских), еп. Селенгинский. Из казачьей семьи. В возрасте 5 лет лишился отца. С детства работал в поле, пас скот. Окончил сельскую школу, пел и читал в приходском храме. По просьбе священника, обратившегося к проезжавшему через ст-цу Красноярскую Иркутскому и Нерчинскому архиеп. Вениамину (Благонравову) , был принят на полуказенное содержание в Нерчинское ДУ. В 1890 г. по окончании подал прошение о назначении на приход псаломщиком, т. к. не имел средств продолжать обучение. Однако после обращения одного из преподавателей ДУ к архиеп. Вениамину Кузнецов был принят в Иркутскую ДС на казенное содержание. 30 мая 1896 г. он окончил ДС, направил прошение Забайкальскому и Нерчинскому еп. Георгию (Орлову) о назначении на вакантное священническое место в Покровскую ц. с. Кокуй с особой просьбой о рукоположении в Иркутске, т. к. для поездки в Читу у него не было средств. Прошение было удовлетворено. 2 авг. 1896 г. Кузнецов был рукоположен Иркутским и Верхоленским архиеп. Тихоном (Троицким-Донебиным) во диакона, а 4 авг. в иркутском кафедральном Казанском соборе - во иерея. В 1898 г. Кузнецов овдовел. По предложению Забайкальского и Нерчинского еп. Мефодия (Герасимова) он поступил в КазДА. Во время учебы проявил себя талантливым церковным историком и публицистом. Написал работу «Деятельность Забайкальской духовной миссии за сорокалетие ее существования (с 1860 по 1899)», впервые опубликованную в «Православном благовестнике» в 1901 г. Окончил КазДА в 1903 г. по миссионерской группе монг. отд-ния канд. богословия за соч. «История христианского просвещения инородцев Забайкалья с покорения края и до настоящего времени». Е. подал еп. Мефодию прошение об определении на службу в Забайкальскую духовную миссию. В июле 1903 г. был назначен к Быркинскому миссионерскому стану, однако почти сразу отозван в Читу в связи с назначением председателем совета Читинского центрального миссионерского уч-ща. В нояб. 1903 г., после учреждения должности помощника начальника Забайкальской духовной миссии (главой миссии тогда являлся правящий Забайкальский архиерей), был назначен на эту должность; с 20 авг. 1905 г. возглавлял Забайкальскую духовную миссию. |
| Таким знамением было появление на новоучрежденных ими трех кафедрах достойных святителей, из которых Селенгинский Вениамин (Благонравов) оказался достойным современником апостола Дальнего Востока Иннокентия (Вениаминова) , который в одни с ним годы святительствовал в Благовещенске. Бывший профессор Казанской духовной академии, прошедший пятилетнюю школу труда по духовно-учебной части, Вениамин был хиротонисан 5 февраля 1862 года и вступил на Селенгинскую кафедру в тридцатидевятилетнем возрасте с запасом сил, знаний, энергии, апостольского воодушевления и с выдающимся литературным талантом. После шестилетней службы в Селенгинске он святительствовал пять лет в Камчатской области, затем около двадцати лет в Иркутске. За тридцатилетний период он обстоятельно изучил дальневосточные окраины как святитель-миссионер и как ученый, вдумчивый и проникновенный наблюдатель всего, что ему встречалось на трудном, ненастном пути. Его путешествия по реке Ангаре и ее притокам, в Тункинский край, по Якутскому тракту, реке Лене и ее притокам, по Аларскому и Илимскому трактам, по Забайкалью, по Иркутскому, Балаганскому и Якутскому округам, описанные в «Иркутских епархиальных ведомостях» за 1874–1877, 1882-й, 1884 годы, полны удивительных картин и сведений, которые представляют научную и бытовую ценность. В его подробнейших описаниях о состояниях Забайкальской, Амурской и Камчатской духовных миссий за время с 1862-го по 1872 годы каждый миссионер найдет готовое жизненное руководство, на что именно следует обращать внимание, какие нужды и явления должно подмечать и как надо действовать при тех или иных обстоятельствах, чтобы миссионерский труд имел положительные результаты (см.: «Иркутские епархиальные ведомости» за 1863–1864, 1866–1868 и 1872 годы и «Духовную беседу» за 1865-й и 1867 годы). Особенно выдающимися являются повествования Преосвященного Вениамина о деятельности Камчатской миссии и о Камчатке, а также о пребывании между коряками (см.: «Иркутские епархиальные ведомости» за 1872–1873 годы, «Домашнюю беседу» за 1873 год, «Миссионер» за 1874 год и «Православное обозрение» за 1880 год). Сделанное им всестороннее исследование о гольдах, ороченах, гиляках, корейцах, чукчах и коряках, напечатанное в 16 «Московских церковных ведомостей» за 1881 год, обратило на себя внимание всего ученого мира. Возбужденное Владыкой Вениамином «Дело о препятствиях, чинимых Камчатской миссии с целью своекорыстного противодействия обращению камчадалов в православную веру», опубликованное в 26–27 «Иркутских епархиальных ведомостей» за 1874 год, заключает в себе неопровержимое доказательство того, что неукротимая вражда против Божественного Православия кроется не в дикости инородцев, а в грубости нравов самих их цивилизованных опекунов. Владыке Вениамину принадлежит слава крещения и просвещения аларских бурят, проживавших по реке Ирети в степи между Московским трактом и Саянским хребтом. |
| Все это свидетельствует о внимательном отношении к своеобразию этнического мировосприятия, которое, как известно, теснейшим образом связано с использованием родного языка. Заметное место в сочинениях еп. Дионисия (Хитрова) занимают и наблюдения над особенностями бытовой культуры и жилища автохтонных народов Сибири. Грязь, убогость, крайнюю примитивность туземного быта он связывает, во-первых, с нищетой хозяев («состоятельные якуты живут довольно опрятно» [ Дионисий 2013г, 196 ]), а во-вторых, с отсутствием санитарного просвещения. То есть причиной грубого, «дикого» быта объявляются не особенности этнической культуры, а социальные проблемы, специфика региона и недостаток образования. Решение проблем, по мнению миссионера, лежит не в отказе от этнических традиций, а в направлении просвещения и перехода этнической культуры на более совершенную стадию развития. Можно ли на основании вышеприведенных наблюдений утверждать, что еп. Дионисий ставит перед собой задачу коренного изменения «фундаментальных ценностных ориентаций» [ Барт, 16 ] и внешних проявлений этнической уникальности автохтонных народов Сибири? Скорее, мы видим здесь ситуацию, которую А. Миллер описывает как случай «обращения, мощно воздействующего на идентичность», но направленного не на «разрушение традиционной этнической идентификации, а именно на религиозную ассимиляцию» [ Миллер, 63 ]. Нигде в сочинениях еп. Дионисия (Хитрова) мы не найдем призыва «будьте русскими» или «будьте как русские». Кажется, это немыслимо для него и потому, что сравнения не в пользу русских встречаются в его записях неоднократно, и потому, что он не осознает обрусение как цель миссии. Не случайно, в последние годы жизни, будучи на Уфимской кафедре, к своей новой пастве он обращался так: «Оставляйте обычаи чувашской веры и всецело будьте христианами» [ Дионисий 2013а, 467 ]. Теперь обратимся к текстам Вениамина (Благонравова; Василий Антонович Благонравов, при рождении Колчев; 1825–1892 гг.), архиепископа Иркутского и Нерчинского. |
| Много буддистов (лам) между китайцами и множество буддийских монастырей рассеяно по Китаю, но смешно было бы по этой причине считать всех китайцев буддистами, как никто не считает их и брахманами (Даоши), хотя много между ними последователей брахманизма, и столько же если не более, брахманских .монастырей, сколько и буддийских. Буддистом не может считаться никто из мирян, какого бы племени он ни был, доколе не примет буддийской веры чрез пострижение и обречение себя на нищету и безбрачную жизнь, точно также, как никто не считается христианином, доколе не крестится в воде, по учению Христа, Спасителя мира. 2) Надобно разувериться в том убеждении, будто ламы составляют для бурят необходимое сословие, как священники у христиан; надобно перестать думать, что ламы, добровольно удаляясь от общества и живя на счет мирян, тем самым служат обществу и, следовательно. несут службу государственную. Надобно знать, что ламы не имеют никаких духовных обязанностей по отношению к мирянам. Молитв, собственно так называемых, у лам нет. В капищах и домах они читают нараспев не молитвы, а историю Будды, не действительную, а вымышленную». К этому находим нужным прибавить от себя следующее: – положим, ламы составляли бы у бурят так называемое духовное сословие, были служителями их суеверия; но ужели по этой причине христианское правительство обязано покровительствовать им? Мало ли у всякого народа есть предрассудков и суеверий, и ужели правительство обязано поддерживать их, потому что они народные? Так оно обязано было бы содержать и награждать всех шаманов и камов и даже наших русских колдунов и знахарей, потому что и они служат предрассудкам народным. Если в гражданском отношении правительство считает своим долгом поддерживать во всех народностях только то, что служит их благу, и, напротив, справедливо старается уничтожать все вредное, как бы оно ни было народно; почему же в святейшем деле веры, в заблуждениях ума и сердца по отношению к почитанию Существа Высочайшего, должно водиться совсем другими рассуждениями? Иное дело терпеть зло неизбежное, как терпятся и укоренившиеся злоупотребления гражданские, и совсем другое дело входить участием в существующее зло, питать его и поддерживать своим авторитетом: тут самый естественный разум ничего не может впутать больше, кроме ограничения зла по мере возможности. |
| Во-вторых, положением о ламайском духовенстве на христианское правительство возложена забота о поддержании языческих капищ со всеми, находящимися в них, идолами и идолослужебными принадлежностями и даны средства на приношение идолам ежедневных жертв по идолопоклонническому ламскому уставу. На все сии предметы, под общим названием на содержание дацанов, отдана почти третья часть доходов от земель, приношений, привилегированной продажи идолослужебных предметов и проч. Чтобы все капищное имущество хранилось цело и нерушимо, военный губернатор Забайкальской области обязан ежегодно требовать в том надлежащей отчетности. Самой выпиской идолов и других идолослужебных принадлежностей для капищ озабочена Кяхтинская таможня. Наконец, в-третьих, положением не оставлены без внимания и самое лжеучение, и правила идолопоклоннического суеверия, без утверждения авторитетом правительства, с определением наказания непослушным. – Так по правилам лжеверия ламы не должны иметь отдельной собственности. Как ни вредно это правило в гражданском отношении, давая повод ламам шарлатанством вытягивать последнее достояние у бедного бурята, несущего за лам все повинности, правительство нашло нужным подтвердить его, как будто это было правило исповедуемой им самим веры: ламам предписывается, под опасением наказания, отдать недвижимое имущество, которого нет у кочевых инородцев, в пользу общества, а все движимое, т. е. действительное имущество, в пользу капищ. Равным образом предписывается ламам, по правилу их суеверия, вести безбрачную жизнь, хота разврат между инородцами и распространение любострастной заразы, чему немаловажной причиной служит ламство, также требовали бы совсем противного предписания. Наконец, положивши содержать при Гусиноозерском дацане 55 хавараков (учеников), с отводом на содержание каждого по 15 десятин земли, положение вменило им в обязанность обучаться преимущественно догматам суеверия, чтобы и на будущее время капища не остались без своих служителей-лам. В чем же состоят ограничения для лам, которыми положение хотело связать эту зловредную корпорацию? – В том же, в чем и для православного духовенства. Во-первых, им воспрещено самовольно умножать свое сословие сверх штата и в штат принимать без согласия общества, к которому ищущие ламства принадлежали; во-вторых, не должно без разрешения начальства выезжать из своих приходов; в-третьих, воспрещено строить молитвенные здания без того же разрешения и, в-четвертых, брать с вымогательством плату за исправление треб. Все это в равной мере требуется и от православного духовенства, с той только разницей, что за исполнением таких ограничений или правил православным духовенством существует наблюдение и они исполняются на деле, а для лам все эти ограничения существуют только на бумаге. |
| Мне неизвестно, что с самого начала делалось для приведения в исполнение положений о ламайском духовенстве, кроме предоставления выгод, дарованных положением. Но спустя семь лет после введения его вот что доносит главному управлению Восточной Сибири член оного коллежский советник Гаупт, в начале 1860 года, командированный для присутствия при выборе нового хамбо-ламы и ревизии селенгинской степной думы: «Обращенные в миряне ламы и досель бреют головы, как прежде, носят ламскую одежду, живут в юртах со своими семействами, исправляют даже у мирян так называемые требы, и на языке штатных лам называются не мирянами, а только заштатными. Противясь таким образом высочайше утвержденному положению, все ламы вообще попирают законы и живут безнаказанно». О числе сверхштатных лам теперь официальных сведений нет, потому что они пишутся простыни ясачными инородцами, или казаками. Но по неофициальным сведениям известно, что число их не только не убавилось, но и значительно возросло, так что теперь, говорят, насчитывается их по спискам исправляющего должность хамбо-ламы до семи тысяч! Я сам видел лам-детей на руках матерей, также лет пяти, десяти и других возрастов. Некоторые из них носят и красную ламскую одежду, или, по крайней мере, ламскую шляпу (малагай), но большею частью они ходят в простой бурятской одежде: один верный признак отличает их от простых бурят – бритая голова. Размножение ламства главным образом зависит от того, что ламы находят для себя выгодным в каждом семействе иметь члена из своего сословия, чтобы, таким образом заинтересовавши все инородческое население в своем обширном сословии, всех держать в порабощении. Но не сокращения, а увеличения числа лам нужно было ожидать и после издания положения о ламайском духовенстве: постановивши ограничение числа лам только на бумаге, на самом деле оно дало только большую пищу к их размножений. При том богатстве и нравах, какие обеспечило за ламами положение, и при том уважении, каким они пользуются от гражданского начальства, ламство сделалось единственным званием, в котором инородец выходит из толпы, и очень естественно, что всякой отец и мать за счастье почитают хоть одного сына вывести в ламы. Родительские надежды вывести сына в штатные ламы, конечно, редко сбиваются; но, как бы то ни было, это обольщение весьма много усиливает сверхштатное ламство. |
| 8) В тайши надобно стараться выбирать из крещенных и знающих русский язык, чтобы они умели при случае объяснять правительству нужды подчиненных им родов бурятских. Признавая совершенную законность и основательность предлагаемых г. Гауптом мер к ограниченно вредной секты, я, со своей стороны, нахожу нужным установить начала, на которых должны утверждаться законодательные меры по отношению к ламскому суеверию. Два коренные начала должны служить основанием законодательных мер по отношению ко всем не исповедуемым самим правительством религиозным верованиям, и в частности к ламскому суеверию: во-первых, начало невмешательства в чуждые для правительства дела суеверия; во-вторых, начало охранения от его (суеверия) влияния всего того, что не принадлежат ему. Начала эти, во-первых, вполне согласны с духом христианской веротерпимости, потому что уничтожая вредное влияние суеверия на то, что не принадлежит ему, во внутренних делах дают суеверию полную свободу; во-вторых, согласны и с требованиями христианской совести, потому что всякое вмешательство в дела суеверия с правительственной организацией неизбежно должно соединяться с большим или меньшим покровительством идолопоклонству; и в-третьих, наконец, не только согласны с общими государственными узаконениями Российской империи, но и составляют действительные коренные начала их по отношению ко всем чуждым для правительства суевериям. Итак, на основании начала невмешательства в внутренние дела суеверия необходимо: 1) Предоставить ламам свободу служить своему суеверно для себя самих по собственной их воле, подобно тому, как предоставлена подобная свобода шаманам. 2) поскольку после этого они никакого особенного значения в государстве иметь не будут, как не имеют его и шаманы, то, как последние не известны правительству но своему суеверному значению, считаясь в ревизских сказках в числе прочих инородцев, несущих казенные и общественные повинности, так и ламы не должны ничем отличаться от других инородцев и нести вместе с другими все государственные и общественные повинности, тем более не должно быть никаких наград за служение суеверию. |
| Вот какие меры предлагал в 1800 г. член совета главного управления Восточной Сибири г. Гаупт, хорошо изучивший быть инородцев: 1) Так как по уставу буддистов никаких треб у мирян совершать не положено, то исправление так называемых треб в юртах у мирян и где бы ни было ламам надобно строго воспретить. 2) Так как нет никаких треб, то ламам выход из монастыря в улусы и юрты надобно воспретить. 3) Так как, следовательно, ламы не служат обществу, а потому не несут службы государственной, то и выдел им земель на содержание прекратить. Удаляясь от общества добровольно, пусть они и питаются, чем хотят, по своему уставу. 4) Казенные земли, отданные по штату на содержание лам, следовало бы отдать общественникам, а если этими землями пользоваться выгодно, то не лучше ли назначить их на устройство и содержание училищ, в которых будут учиться русскому языку и монгольской грамоте. 5) Звание хамбо-ламы, как управителя всего ламайского сословия, теперь же следует уничтожить; во-первых, потому что между ламами нет никого достойного этого титула и должности; во-вторых, потому что между ламами нет знающего русский язык, как требуется от хамбы высочайше утвержденным уставом; в-третьих, потому, что со званием хамбы, т. е. ученого (как бы доктора буддийского вероучения) ни в Тибете, ни в Китае не сопряжено непременно управление ламайским духовенством. 6) Надобно назначить строгое наказание всякому из лам, кто будет приказывать сжигать св. христианские книги и запрещать бурятам принимать христианство. Этот закон должен простираться и на мирян. 7) Чтобы ламам невозможно было приписывать жен и детей в ревизских сказках к братьям и родственникам , надобно установить для всех бурят единоженство на основании тех же законов, какие существуют для христиан, потому что язычники буряты, не имеющие особенных законов, дозволяющих им многоженство, не должны иметь права выходить из-под влияния общих законов, существующих в господствующей религии. Правительство, признающее единоженство необходимым для себя, должно заботиться, чтобы и язычники подчинялись тому же правилу. От многоженства выходит то неудобство, что за девицу платится калым, иногда очень значительный. Поэтому богатые могут иметь по нескольку жен, а бедные очень часто не могут иметь и одной жены. Таких немало можно видеть в Иркутске, живущих в работниках. Ламы, имеющие жен, в этом отношении также вредят бедным очень много. Надобно какой-нибудь формой или записью утвердить законность брака, чтобы противозаконно никто не жил. Надобно определить также наказание за беззаконную жизнь. Ввести род метрик. |
|
|
