| По первоначальному плану занятий, предположенному автором, он думал издать монографию о патриарших и синодальных приказах, почти уже оконченную. Но разные чисто ученые соображения заставили исследователя отложить на время эту монографию и остановиться лишь на одном из приказов, на патриаршем дворцовом, и обработать вместе с его историей историко-юридическое развитие его ведомства, то есть института земельных владений высшей правительственной власти русской Церкви. Во время двух летних вакаций ученый-исследователь, «насколько было у него времени и сил для занятий, старался изучить архив дворцового приказа, собрать в нем сведения о предмете, соединить находимые в них частные однородные факты, найти им общие формулы, составить из формул цельное изображение всем составным частям института патриарших и синодальных вотчин и после того свои результаты проверить новым рассмотрением частностей и подробностей, дополнить и исправить», – одним словом, говоря мастеровым, прозаическим языком, прочитать материал, сделать выписки, расставить их по периодам и отделам, устранить неизбежные пропуски и ошибки и в заключение изложить все это так, как принято в ученых книгах. Два старые сборника актов о митрополичьих землях как-то затерялись; исследователю «хотелось естественно отыскать их». Он лично беседовал об этих сборниках с Н. В. Калачовым, который пользовался ими, когда они были еще живы. К счастью, почтенному искателю помог И. Д. Беляев , который владеет копией с одного из сборников. Во введении обязательно и с подробностью указаны разряды, достоинства, число актов, послуживших материалом для исследования; обозначено и то, где можно прочитать эти акты. Оказывается, что их очень много; оказывается, что в управлении своим хозяйством наши древние главы иерархии умели развивать необыкновенную деятельность и письменность своих канцелярий, которая своими размерами вызвала бы удивление исследователя и в гораздо более грамотной стране сравнительно с древней Россией. О существовании этого факта подозревали и прежде, но введение о. Горчакова делает его несомненным. |
| Симеон Солунский , – и мы на все разом, по возможности, скажем то, что знаем по преданию от отцов. Архиерей, священник, диакон, занимающий в духовном звании служебную степень, и всякий другой клирик, быв законно рукоположен, есть истинный слуга Божий, споспешник спасению людей, другой ангел Божий, проводник освящения, которою сам исполнен, сосуд, весь полный божественною света и благодати, и великую награду от Бога получит он там, и тем более, чем усерднее он к священнослужению и чем менее расположен он к лености и небрежности, при своей благоговейности: так как леность служит признаком неблагоговейности. Впрочем, если только законно получил он право на священнослужение, пусть священнодействует: это спасительно для него и для всех, как живых, так и умерших, и об этом говорит богослов Василий. Но и в недостойном, если только он рукоположен, архиерее, священнике, клирике или служителе церковных треб, по силе рукоположения, благодать действует ради спасения обращающихся к нему – и каждый получает от него освящение, и ни один не остается, не сподобившись его. Рукополагаемые ими рукополагаются; разрешаемые от грехов или связываемые разрешаются или связываются; и все совершаемые ими таинства – действительно таинства: потому что совершает их не человек, но чрез этот орган – благодать. Горе этому органу, если он совершает не по намерению чрез него Совершающего! Горе священнодействующему небрежно! Если в делах дальних и человеческих принимающий на себя то, чего ему не дано и чего он не стоит, заслуживает такое наказание как вор, разбойник, наглец, похититель и презритель того, что выше его звания, то не тем ли более подвергнется оказывающий пренебрежение к вещам божественным и небесным, и особенно к делам Самого Бога? Если повинен суду только недостойно приобщающийся, то тем более – недостойно священнодействующий. Это мы говорим о принявших рукоположение: все они, прежде ли, после ли грешат, недостойны его. И если бы удалось им раскаяться и улучить спасение, они сами оставили бы совершение священнейших действий священства и в исповедании и в скорби стали бы преклонять Бога к себе на милость. |
| —410— ними подробностями; психологически естественно у каждого исследователя желание дать понять читателю о самом процессе нелегкой работы. Но проф. Соколов обладает таким чувством меры, которое не позволило ему вносить в свою книгу излишние черновые материалы. Везде выводы его даются читателю очень легко. А известно, что чем легче читателю, тем труднее автору. 5) Спокойствие и ровность изложения. Автор в каждой почти главе полемизирует с католическими писателями. Мелочная, придирчивая критика последних раздражает нередко даже читателя; тем более она должна была раздражать автора. Проф. Соколов никогда не возвышает тона и разбирает возражения католических богословов с тем хладнокровием, которое характеризует настоящего ученого и вызывает полное доверие читателя. В заключение отметим, что если нужда в книге об англиканской иерархии для русской богословской литературы была неотложная, то этой нужде всего лучше мог удовлетворить именно проф. Соколов. Отличное знание им английской церковной истории реформационного периода заранее обеспечивало такой успех его нового труда, на который другому рассчитывать очень трудно. Проф. Соколов вполне достоин степени доктора богословия». По выслушании сих отзывов один из членов Совета – экстраординарный профессор по кафедре догматического богословия Александр Беляев заявил, что «по его мнению, иерархия англиканской церкви незаконна и недействительна, и профессор Соколов ни законности, ни действительности её в своей книге не доказал». Означенное мнение, к которому не присоединился ни один из присутствовавших в собрании членов Совета, о. ректором академии предложено было профессору Беляеву, для внесения, согласно желанию последнего, в журнал собрания, – изложить письменно. По собрании голосов оказалось, что экстраординарный профессор Василий Соколов всеми членами Совета, в том числе и профессором Беляевым, был признан достойным степени доктора богословия. – В узаконенный срок экстраординарным профессором Александром Беляевым представлено было нижеследующее: |
| В стенограмме выступлении Юровского в феврале 1934 года указаний о времени сжигания тел в Поросенковом логе нет, кроме того, что машины два часа ехали и застревали после железнодорожного переезда, пока окончательно не застряли. Современные историки Ю. Буранов, С. Беляев, В. Алексеев, П. Мультатули, Л. Болотин, исследователь А. Мановцев и другие полагают, что данные, содержащиеся в записке Покровского-Юровского, воспоминаниях Юровского и в стенограмме Юровского, сфальсифицированы в части описания событий в Поросенковом логе ночью и утром 19 июля 1918 года. Но современное следствие считает Записку одним из главных доказательств именно в части действий большевиков по якобы совершенному ими сожжению двух тел в Поросенковом логе и закапыванию там же 9 других тел. В то же время, имеется более надежный источник по хронометражу самого пребывания большевицкой команды в Поросенковом логе в ночь и утром 19 июля 1918 года. Так в протоколе допроса, проведенного следователем Н. Соколовым 10 июля 1919 года, Василий Лобухин показал, что машины большевиков проехали ж/д переезд в полночь, то есть в 12:00 (имели ли они в виду недавно введенное декретное или привычное поясное время, неизвестно), но потом застряли (не менее 2-х часов, по Юровскому), а утром их в Поросенковом логе уже не было 32]. Даже если предположить, что Лобухиным в 1919 году указывалось поясное время, то, согласно его показаниям, у большевиков было не больше 4-5 часов на сожжение тел. «Утром» железнодорожники называли время вскоре после рассвета, то есть в 5 часов по декретному времени и в 7 по поясному. Грузовой автомобиль большевиков свидетели в Екатеринбурге видели 19 июля в 7 или 8 часов утра (по декретному или поясному времени), что подтверждает то, что покинуть Поросёнков лог они должны были не позднее 7 часов по любому из способов исчисления времени 38]. Исходя из этих источников, полагаем, что для того, чтобы подготовить костер, сжечь два тела, вырыть яму, свалить туда остатки кострища и развести новый костер для маскировки следов первого костра, у большевиков было всего 2-4 часа, в крайнем случае, 5 часов. Но если предположить, что Лобухин указывал поясное время, и у группы было в распоряжении 5 часов, необходимо учитывать, что с 2-00 до 5-30 поясного времени была еще полная темнота. По данным Екатеринбургской метеостанции, ночь с 18 на 19 июля была облачной (80% облачности) и луна не была видна, то есть большую часть работы большевикам нужно было делать в полной темноте с использованием нескольких керосиновых фонарей, что весьма затруднительно и подготовка костра должна была занять существенно больше времени, чем днем. |
| Окончивши исчисление народа в землях Суздальской, Рязанской и Муромской, и распределивши дани и назначивши сборщиков и надсмотрщиков, Ханские чиновники отправились обратно в Орду с донесением об успешном исполнении возложенного на них поручения; а вслед за ними туда же поехал и Александр с другими Русскими Князьями, с одной стороны, вероятно, для засвидетельствования перед Ханом, что как они Князья, так и весь Русский народ будут исправно и усердно исполнять все Ханские требования, и что Князья и народ благодарны Хану за его милости; а с другой стороны, для того, чтобы отблагодарить Улавчия и других сановников Ханских за их снисходительность и уступчивость в деле народного исчисления и в определении отношений Руси к Монголам 76 . Хан принял Русских Князей ласково; но при отпуске их на родину объявил окончательно, чтобы и независимый доселе Новгород принял Монгольское исчисление, и поступил в отношения к Монголам одинаково с прочими Русскими городами. Весть о Ханском решении относительно Новгородцев быстро достигла Новгорода и произвела там ужасное волнение. Вольнолюбивый народ, гордый недавними победами над соседними врагами, с ужасом узнал о горькой необходимости покориться дальним и «мало ведомым повелителям» 77 . Волнения продолжались целое лето; благоразумнейшие граждане и начальники народные сознавали необходимость покориться; но горячие головы, не понимавшие дела как следует, шумели на вечах, называли благоразумных изменниками и возбуждали народ к мятежу и непокорности; кричали, что должно положить головы за Св. Софию и честь Новгорода. Среди сих смятений скончался любимый народом старый посадник Анания, могший еще сколько-нибудь сдерживать восстание. Совместник и преемник его, посадник Михалко, ненавистный Новгороду и насильно поставленный Александром, решительно уже ничего не мог сделать в пользу усмирения; недовольные, пользуясь благоприятным случаем, убили его 78 . Между тем Александр с послами Ханскими спешил в Новгород, чтобы законным образом объявить непокорному народу волю грозного повелителя всей Руси. Оставленный Александром в Новгороде сын его Василий, Князь пылкий и неопытный в делах, принял сторону недовольных и, не думая помогать отцу в деле порядка, убежал во Псков. Послы Ханские, прибывшие вместе с Александром, немедленно объявили волю Хана и начали требовать десятины, тамги и других Монгольских даней. Народ, видя, что Монгольские чиновники прибыли без войска, принял их ласково, назначил дары Хану, но решительно отказался от платежа постоянных даней; Татары, видя невозможность в настоящее время исполнить Ханское поручение, перестали настаивать в своих требованиях и были отпущены с миром и честью 79 . |
| С удовлетворением наблюдая расширение византиноведческих исследований в России и ощущая (отнюдь не только в силу служебного долга) свою ответственность за обеспечение публикации работ своих коллег, Васильевский содействовал их изданию в «Журнале Министерства народного просвещения», главным редактором которого он был с 1890 г. до конца жизни, а также в «Записках историко-филологического факультета» Петербургского университета, в «Славянском сборнике», в журнале (сборнике) «Православного палестинского общества». Но и это несравненно более благоприятное сравнительно с предшествующим положение с изданием работ по византиноведению не удовлетворяло Васильевского. В 1890 г. он был избран наконец действительным членом Российской Академии наук, и в этом своем звании добился выделения из фондов Академии средств на издание специального академического византиноведческого органа – «Византийского временника», первый том которого вышел в свет в 1894 г. в Санкт-Петербурге, всего через два года после появления первого тома «Byzantinische Zeitschrift», став сразу вровень с ним по авторитетности среди специалистов не только в России, но и на Западе. С тех пор прошло 100 лет, и в течение всего этого богатого трагическими событиями в истории России периода судьбы российского (а в немалой степени также украинского, грузинского и армянского) византиноведения оказались тесно связанными с «Византийским временником». В работу сборника, непосредственно в его редакции и вне ее, активно включились ученики главного редактора: В.Э. Регель, взявший на себя главное бремя научно-организационной работы в редакции уже при жизни учителя и ставший ее главой после его смерти, К. Н. Успенский , П.В. Безобразов, Б.А. Панченко, ХМ. Лопарев, АА. Васильев, Д.Ф. Беляев и др. Сборник сыграл неоценимую роль в организации и углублении исследований по византиноведению в России в целом, содействовал оформлению собственных российских школ с их ярко выраженной (и ценимой в мировой науке) спецификой. Одновременно «Временник» стал индикатором положения византиноведения в ряду других гуманитарных наук в России, зеркалом его успехов и злоключений. |
| «Совет Московской Духовной Академии, высоко ценя Ваше многолетнее, всегда честное, весьма усердное и плодотворное служение Академии на поприще учено-литературном и при исполнении должностных Ваших обязанностей, по справедливости стяжавшее Вам звание заслуженного профессора, с глубоким сожалением принял изъявленное Вами желание оставить службу при Академии и только во внимание к Вашей болезни не счел себя в праве противиться исполнению этого Вашего желания». «Воссылая горячие молитвы к Господу сил о исцелении Вас от болезни и о даровании Вами обновления и укрепления сил для продолжение Вашего многоплодного служения церкви, наук и духовному просвещению, Совет Академии, имея в виду в ближайшем будущем связать Ваше имя с именем Академии избрании Вас в почетные члены, питает полную уверенность, что Вы и по оставлении службы при Академии не останетесь чужды ей по духу и будете считать ее себе родной, также как она не перестает и не перестанет считать Вас дорогим для себя и родным своим по духу сочленом». – Адрес этот по поручению академического совета доставлен о. протоирею И.Н. Корсунским . – На освободившуюся с увольнением прот. Касицына вакансию экстраординарного профессора советом академии избран доцент по кафедре догматического богословия А.Д. Беляев , окончивший академический курс в 1896-м году и таким образом уже семнадцать лет находящийся на службе академии. Указом Св. Синода доцент по кафедре священного писания Нового Завета М.Д. Муретов за свое сочинение «Ветхозаветный храм», согласно удостоению совета Московской и Казанской духовных академий, утвержден в степени доктора богословия. Вследствие этого утверждения, совет академии, в заседании своем 1-го Мая, избрал М.Д. Муретова в звании ординарного профессора на свободную вакансию, имевшую по той группе предметов, к которой относится кафедра Свящ. Писания Нового Завета. После своего избрания в звании ординарного профессора, М.Д. Муретов просил совет академии уволить его от должности лектора французского языка и должность эта была предоставлена советом доценту по кафедре церковной археологии и литургики А.П. Голубцову . |
| Но несмотря на то, что деятельность Андрея Боголюбского в истории является богатою такими великими последствиями для нашего отечества, личность его далеко не представляется ясной в сумраке веков отдаленных. Сами летописцы, повествуя о деяниях Андрея, не дают нам цельной и ясной характеристики этого князя. В изображении его у них является двойственность: северный летописец представляет Андрея князем доблестным, украшенным всякими добродетелями, мудрым, благочестивым, милостивым и пр.; южный же летописец, напротив, защищая старый порядок вещей, нарушаемый Андреем, враждебно относится к великому князю и, не отрицая его мудрости и других хороших качеств, представляет его гордым, суровым, властолюбивым. Эта двойственность в изображении личности Андрея Боголюбского зависит прежде всего от того, что современники-летописцы, слишком привязанные к старому порядку вещей, не понимали политической деятельности этого князя: северные летописцы, видя в ней что-то необычное, не знали, как объяснить ее, а южноруссы, которым не нравилось возвышение северной Руси и ее первенствующее значение, прямо враждебно относились к деяниям в. кн. Андрея, объясняя его стремление к самодержавию просто властолюбием и гордостью, а его борьбу с непокорными подручными ему князьями следствием «высокоумия» и «гнева на непокорство» 2 . Сообразно этому и под пером историков Андрей Боголюбский является нам в различном освещении. Одни из историков (Татищев, Карамзин, Устрялов, Арцыбашев) просто передают летописный рассказ о деяниях Андрея, не делая собственной оценки этих деяний и не давая таким образом полной характеристики его; другие (Погодин, Соловьев, Беляев, Бестужев-Рюмин, Корсаков, Иловайский) обращают внимание главным образом на политическую деятельность Андрея Боголюбского и, отдавая должное его заслугам для государства, стараются объяснить их преимущественно склонностью этого князя к властолюбию, как основной чертой характера его. Но есть среди историков и такие, которые, следуя исключительно южнорусскому летописцу, как бы намеренно не видят великих и светлых черт характера благоверного князя Андрея и великих деяний его. К числу последних принадлежит и талантливейший из наших историков Костомаров. |
| В первое время существования «Богословского Вестника» Архипастырем Московским был Высокопр. Леонтий, который относился к Академии и ее ректору, о. арх Антонию, с искренним доверием и отеческим расположением, а потому и академический журнал во всех своих нуждах и начинаниях неизменно встречал с его стороны лишь благожелательное покровительство и поддержку выразившиеся, между прочим, в щедрых субсидиях от Московской кафедры на издания, предпринятые Академией по поводу торжества в память пятисотлетия со дня кончины Препод. Сергия. Фактическим высшим распорядителем «Богословского Вестника» была вся академическая корпорация в совокупности, осуществлявшая свою законодательную и административную власть в общих редакционных собраниях, где принимали участие не только профессора и доценты, но и все должностные лица Академии, как секретарь, библиотекарь и их помощники и т. п. Общие собрания, под председательством о. ректора, обыкновенно устроялись пред заседаниями Совета Академии, чтобы члены последнего имели возможность, по окончании редакционных дел, продолжать свою деятельность, не выходя из зала заседаний. Непосредственное заведывание всеми делами журнала находилось в руках редактора, при чем в помощь ему по просмотру рукописей, представляемых для напечатания в журнал, избирались особые редакторы отделов, из которых один имел дело с рукописями переводов отеческих творений, другой – со статьями научного содержания, третий и четвертый – с публицистическими и библиографическими. Все эти лица, под председательством редактора журнала составляли из себя комиссию, которая по мере надобности собиралась на заседания для обсуждения вопросов относительно печатающегося материала. В период моего редакторства членами комиссии состояли: А. П. Лебедев , А. Д. Беляев , Н. А. Заозерский , М. Д. Муретов и А. И. Введенский . Каждая представлявшаяся в журнал статья, прежде всего, прочитывалась редактором и если он находил ее пригодною для напечатания, или возбуждающею лишь некоторое сомнение, то передавал ее на прочтение члену комиссии соответствующего отдела, после чего она возвращалась к редактору на окончательное решение. |
| В этой любви Бога к живым, свободно-разумным существам заключается одно из оснований, именно нравственное основание, промышление Божие о мире. Любя эти существа, пребывая с ними в нравственном общении, Бог тем самым предохраняет их от зла, сохраняет их жизнь, возвышает и совершенствует ее, а в этом и состоит промысл Божий. Но так как эти существа составляют часть в целом строе мира, притом часть главную и лучшую, то, промышляя о них, Бог не может не промышлять и обо всем мире, с которым они неразрывно связаны. Таким образом если бы мир сам по себе и не нуждался для продолжения своего бытия в промышлении Божием, все-таки Бог не мог бы быть совершенно безучастен к миру, все-таки существовало бы духовное общение между Богом и разумными тварями, a потому существовало бы и промышление Божие о мире. Но если Бог по Своей благости и создал мир прекрасным, и поддерживает своею промышляющею деятельностью прекрасное устройство мира: то как же согласить с этим показание опыта? Зло разлилось по всему миру. По словам Апостола, мир вес во зле лежит ( 1Иоан. 5:19 ). Стихии природы неумолимо истребляют и людей, и животных; одни животные без жалости поедают других; люди погибают от бесчисленных болезней, от голода, от наводнений и землетрясений и, кроме того, жестоко истребляют друг друга; раздоры, разврат, обиды и всякого рода нечестие владычествуют в них и между ними. «Славу ли Божию поведают нам разрушительные действия природы, страдание тварей, болезни, скорби, беззаконие человека, страшное владычество смерти? По намерению Творца на земле постоянно должно возноситься хвалебное славословие Ему, песнь радования и блаженства; a с нашей земли постоянно несется к Нему болезненный вопль плача и рыданий» 71 ? Вообще, признать Бога прямой причиной зла в мире – это также нелепо и безумно, как и отрицать бытие Бога. Василий Великий говорит: «безумен тот, кто говорит: несть Бог. Но близок к нему и ни мало не уступает ему в бессмыслии и тот, кто говорит, что Бог – виновник зла. Оба равным образом отрицают Бога благого, один – говоря, что Бога нет, a другой – утверждая, что Он не благ. |
|
|
