| Но царедворец, испуганный обращением Иоасафа, который тщетно хотел просветить его Христианством, помышлял только о избежании заслуженной казни и заблаговременно сам во всем признался Авениру. Разгневанный Царь послал избить всех пустынников в своей области, чтобы в их числе погиб и Варлаам, но воины не могли найти его вертепа. Тогда некто из вельмож, видя отчаяние Государя, советовал ему коварством уловить Иоасафа. «Предложи Царевичу, сказал он, собрать для совещания наших жрецов и его единоверцев. Есть между волхвами один, весьма похожий на Варлаама, глубоко знающий все таинства учения Христианского. Мы распустим молву о взятии пустынника; волхв представит лице его на совете и после долгого прения о вере признает истину нашей; пристыженный Иоасаф невольно последует мнимому учителю». С радостью принял Царь коварное предложение вельможи и обещал безопасность всем Христианам, желающим состязаться с волхвами. Советь собрался: сам Авенир, присутствуя на троне, грозил жрецам своим казнью в случае их посрамления. Но хитрость отца не могла утаиться от проницательных взоров Иоасафа: с своей стороны обещал он мнимому Варлааму тяжкие муки, если не одержит победы; смятенный волхв по страху смерти красноречиво опровергал лжеучение язычников и, убеждая других, сам невольно убедился в истине. Не видя более никаких средств для совращения сына с избранного им пути ко спасению и. движимый отеческою любовью, Царь решился разделить с ним государство, чтобы не стеснять друг друга в вере. Но когда, в течении трех лет, область сыновняя процвела Христианством, и сам он увидел благие плоды кроткой веры, смягчилось наконец ожесточенное его сердце и проникло в душу спасительное раскаяние; смиренный отец прибегнул к сыну за новою жизнью, и сын был восприемником родителя от святой купели, банею возрождения воздавая ему за собственное земное бытие. Так изменился духовно порядок их плотского родства. Скоро спасенный Авенир скончался в подвигах благочестия. Тогда блаженный Иоасаф, довольно послужив Богу в мире просвещением своего царства, хотел еще служить ему в пустыне. Тщетно вельможи и народ умоляли его оставаться на престоле. Влекомый жаждою уединения, он избрал им достойного Царя и сам устремился к иным подвигам. Плачущий народ весь день следовал за ним на пути к пустыне, но с солнечным закатом исчез навеки от него Иоасаф. Долго скитаясь по безлюдным местам, открыл он наконец вертеп наставника своего Варлаама, и одною молитвою потекла жизнь обоих, доколе юноша не воздал последнего долга старцу. Одинокий труженик еще многие годы подвизался после него в пустыне, как некий Ангел, охраняя пределы своего царства, променяв Индийскую корону за венец нетленный. |
| Услышав это, Иоасаф просил старца показать ему его собственное платье. Внимая его просьбе, Варлаам скинул чужую одежду, которая была на нем сверх его обычного одеяния, и тогда ужасный вид представился взорам Иоасафа. На теле его не было никакого признака мяса; кости с покрывающею их кожей, почернелою от солнечного зноя, были подобны тонкому тростнику, обтянутому кожею; грубое, ветхое рубище покрывало его тело от бедер до колен. Такая же ветошь покрывала плечи. Иоасаф, изумленный последствиями сурового и трудного образа жизни, а также пораженный его нечеловеческою твердостью, громко зарыдал и сказал старцу: " Так как ты пришел освободить меня от жестокого плена диавола, то доверши свое благодеяние, - выведи из темницы душу мою, возьми меня с собою; уйдем вместе отсюда, чтобы я, освободившись совершенно от обмана мира, закрепил свое освобождение спасительным крещением и вместе с тобою преуспевал в Божественной мудрости и великом подвиге " . На это Варлаам говорит: " Один богатый человек воспитывал молодую газель. Когда эта газель подросла, то, влекомая природными свойствами характера, затосковала по пустыни. Выйдя однажды из своего двора, она видит стадо пасущихся газелей и, примкнув к ним, бродила с ними по полям и равнинам, возвращаясь к вечеру домой. С рассветом же она, по небрежности служащих, опять выходила и примыкала к своему стаду. Когда же другие бежали дальше, то и она следовала за ними. Но однажды слуги, заметив ее исчезновение, сели на лошадь и погнались за ней. Догнав стадо, они свою газель возвратили домой и впредь держали ее взаперти, других же газелей частью убили, частью ранили. Я боюсь, чтобы того же самого не было и с нами, если ты присоединишься к нам. Последствием сего может быть то, что и мы с тобой навсегда должны будем расстаться, и товарищам своим я причиню много зла. Но вот что Господь повелевает делать тебе: чтобы ты пока, приняв св. крещение, оставался на месте, поступая по всем правилам благочестия, исполняя заповеди Христа. Когда же Податель всех благ даст тебе удобный случай, тогда ты придешь к нам, и всю остальную жизнь мы будем жить вместе. |
| Огорченный царь велел заключить сына в уединенный дворец, под строгим запрещением не открывать ему о существовании христиан, и, чтобы не огорчить юной души зрелищем житейских бедствий, он воспитывал его в неведении недугов и смерти, удаляя, при малейшем признании грусти или болезни, юношей, избираемых для его развлечения. Но когда с летами постепенно развивались понятия Царевича, он начал скучать своим заключением и упросил слабого родителя дозволить ему взглянуть на мир. Тщетно царь велел показать ему во всем блеске и торжестве столицу, при кликах народных, при мусикийском хоре; вопреки мерам человеческой предосторожности Иоасаф нечаянно встретил на стогнах сперва слепого и прокаженного, а потом дряхлого старца и, любопытствуя об их участи, с ужасом узнал горькую истину – что каждый может подвергнуться подобным бедствиям и что предел старости есть смерть, часто постигающая и юношей. Пораженный сею вестию Царевич, возвратясь в чертоги, стал тосковать о непрочности всего житейского и, невольно переносясь мыслями за пределы сей жизни, испытывал у друзей своих, нет ли какого-либо другого мира в вознаграждение за суеты здешнего? Тогда один из них, движимый состраданием, открыл ему, что есть люди, проповедующие о блаженствах грядущей жизни, и что страх обращения к их вере был виною столь долгого его заключения. Иоасаф пламенно возжелал беседовать с ними. В сие время спасавшийся в Индии пустынник Варлаам, свыше извещенный о благом расположении Царевича, возложил на себя подвиг просветить его христианством. В одежде купеческой проник он во дворец и просил у ближайшего царедворца дозволения видеться с Иоасафом. «Я имею, – говорил старец, – драгоценный камень для вашего владыки, исцеляющий от всех недугов, душевных и телесных, и ему одному только могу показать его, ибо камень сей ослепляет тех, которые нечисты сердцем». Допущенный к юному затворнику Варлаам втайне открыл ему о бытии Божием, о создании мира и высокой цели человечества, описал горькое его падение и дивное искупление чрез посредничество Богочеловека и обещал грядущую вечную жизнь взамен странствия на земле. |
| Лит.: Пыпин А. Н. Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских. СПб., 1857, с. 125—135; Кирпичников А. И. Греческие романы в новой литературе: Повесть о Варлааме и Иоасафе. Харьков, 1876; Веселовский А. Н. 1) Византийские повести и Варлаам и Иоасаф. — ЖМНП, 1877, июль, с. 122—154; 2) О славянских редакциях одного аполога Варлаама и Иоасафа. — Зап. имп. АН, 1879, т. 34, с. 63—66 (см. также: СОРЯС, 1879, т. 20, 3, с. 1—8); Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1881, т. 2, с. 126—127; Новаковин С. Варлаам и Ioacaф: Прилог к познавану упоредне литерарне и хриштианске беллетристике у срба, бугара и руса. У Београду, 1881; Ровинский Д. А. Русские народные картинки. СПб., 1881, кн. 3, с. 64—66, 561—564, 689; кн. 4, с. 534, 738—748; Франко I. Варлаам i Йоасаф, старохристиянський духовний роман и его лimepamypha icmopuя. — ЗНТШ, 1895, т. 8, с. 1—28; Доп., с. I—XVI; 1896, т. 10, с. 29—80; 1897, т. 18, с. 81—134; т. 20, с. 135—202; Шляпкин И. А. Царевна Наталия Алексеевна и театр ее времени. СПб., 1898 (ПДП, 128); Успенский В., Писарев С. Лицевое житие преподобного Иоасафа царевича индийского. СПб., 1908; Кадлубовский А. П. К истории русских духовных стихов о преподобных Варлааме и Иоасафе. — РФВ, 1915, т. 29, 2, с. 224—248; Попов Н. П. Афанасиевский извод Повести о Варлааме и Иоасафе. — ИОРЯС, 1926, т. 31, с. 189—230; Абрамович Д. И. Повесть о Варлааме и Иоасафе в Четьих Минеях Димитрия Ростовского. — В кн.: Юбилейна збipka М. С. Грушевському. Kuib, 1928, с. 729—743; Piskorski S. Zywot Barlaama i Jozafata. Wyd. i wstepem poprzedzil J. Janow. Lwow, 1935, s. V—CCVIII; Орлов А. С. Переводные повести феодальной Руси и Московского государства XII—XVII вв. Л., 1934, с. 69—77; Адрианова-Перетц, Покровская. Древнерусская повесть, с. 51—74; История русской литературы. М.; Л., 1941, т. 1, с. 162—167; Назаревский. Библиография, с. 61—85; Творогов О. В. Притчи Варлаама в собрании древнерусских рукописей Пушкинского дома. — ТОДРЛ, 1969, т. 24, с. 380—383; Истоки русской беллетристики. Л., 1970, с. 154—163; Кузнецов Б. И. Повесть о Варлааме и Иоасафе: (К вопросу о происхождении). — ТОДРЛ, 1979, т. 33, с. 248—245; Лебедева И. Н. 1) О древнерусском переводе Повести о Варлааме и Иоасафе. — ТОДРЛ, 1979, т. 33, с. 246—252; 2) К истории древнерусского Пролога: Повесть о Варлааме и Иоасафе в составе Пролога. — ТОДРЛ, 1983, т. 37, с. 41—53; 3) Афанасиевский извод и лицевые списки Повести о Варлааме и Иоасафе. — ТОДРЛ, 1984, т. 38, с. 39—53; Итигина Л. А. Редакторская работа Симеона Полоцкого над изданием «Повести о Варлааме и Иоасафе». — В кн.: Источниковедение литературы Древней Руси. Л., 1980, с. 259—265; Сидорова Л. П. «Повесть о Варлааме и Иоасафе» в издании Симеона Полоцкого. — В кн.: Симеон Полоцкий и его книгоиздательская деятельность. М., 1982, с. 134—151. 2 |
| Новый этап в разработке данной темы был связан с монографией крупного немецкого ориенталиста Э. Куна «Варлаам и Иоасаф: библиографическо-литературно-историческое исследование» (1893). Опираясь на материал весьма обширной литературы, немецкий востоковед подводит итоги и выдвигает ряд концепций, уточняющих концепцию Либрехта. Так, он утверждает, что в арабской традиции «Книга Будасфа и Билаухара» соединилась с «Книгой о Будде». Поэтому главный герой выступает под именем то Будасфа, то просто Будды [Кун, 1893, с. 28]. Пытаясь заполнить лакуну, связанную с учителем царевича, Кун, как и Зотенберг, считает, что образ Будды скрыт под именем не только Иоасафа, но и Варлаама. Ученый продолжает ставшую уже традиционной тему реконструкции Бодхисаттвы из имени Иоасаф, а также предлагает третью именную идентификацию: производит Zardan от пехлевийского Zardani и в конечном счете от санскритского Chanda (возница Будды) [Кун, 1893, с. 35–36]. Последняя идентификация представляется Куну решающей в вопросе о локализации прототипа повести. Поскольку такое чтение имени возницы характерно для северного буддизма (в южной традиции оно звучало бы как Channa), родину истории надлежит искать в Восточном Иране, где в раннехристианский период отмечались значительные контакты северных буддистов с зороастрийцами и христианскими миссиями [Кун, 1893, с. 36–38]. Ученый высказывает и новую точку зрения по поводу самого буддийского прототипа истории – его нужно видеть не: в каком-то сохранившемся буддийском памятнике, как полагали Либрехт или Макс Мюллер, но в некотором континууме текстов в районе распространения северного буддизма [Кун, 1893» с. 39–40]. Книга Куна оказала известное влияние на работу И. Франко, который в целом принимает концепцию Либрехта. Он, однако, различает (в противоположность Веселовскому) прообраз сюжетный и литературный, констатирует неудачи в поисках непосредственного северобуддийского источника истории Иоасафа и подчеркивает, что многие крупные буддологи его времени (например, Т. Рис-Дэвидс), не найдя такого источника, решили обратиться к джатакам [Франко, 1896, с. 571–580]. То, в чем Франко сомневается, Дж. Джэкобс (1896) принимает уже как более чем вероятное. По крайней мере, в своем наброске генеалогии повести он отождествляет ее начальный пункт с буддийским санскритским оригиналом. Согласно академику В. Р. Розену, анализировавшему ее арабскую версию, в одинаково малой мере вызывают сомнение и начальная связь истории с циклом буддийских легенд, и серьезный характер переработки буддийских мотивов на пути сюжета из Индии в Персию [Розен, 1901, с. 118]. О связях повести с биографией Будды писал и крупный русский арабист и тюрколог А. Крымский, предложивший, на наш взгляд, очень конструктивные идеи относительно генезиса имени ее главного героя [Крымский, 1913, с. 33–34]. |
| Такие мысли и чувства постоянно волновали его душу. Имея общение с Богом посредством молитвы и возвышенного созерцания, он напряженно продолжал свой путь, спеша найти то место, в котором подвизался Варлаам. Питался же он в течение этого времени растениями, которые находил в пустыне, не имея на себе ничего, как сказано было раньше, кроме собственного тела и покрывавшего его рубища. Умеренную пищу, таким образом, он находил себе, хотя и не всегда; воды же лишен был вовсе, ибо та пустыня была особенно суха и безводна. Когда около полудня солнце пекло особенно сильно, Иоасаф, мучимый жаждою, все-таки продолжал идти далее по безводной пустыни, и тогда его мучения были особенно сильны, но страстное желание побеждало даже природу; та жажда, которую он чувствовал к Богу, подобно росе действовала на естественную жажду. Между тем, человеконенавистник диавол, не будучи в состоянии смотреть равнодушно на такую преданность и горячую любовь к Богу, всячески искушал юношу, возбуждая в нем, например, воспоминание о царской славе; об окружавших его блестящих телохранителях, родственниках, друзьях и сверстниках, о привязанности к нему всех и тому подобные приятные воспоминания. Затем диавол старался ставить всевозможные препоны его добродетели и всячески увеличить трудности и тяжести пустыннической жизни; он старался сделать особенно чувствительными для него слабость его тела, непривычку к бедствиям, долготу времени, неполучение ниоткуда слова утешения и неизвестность последствий и конца такого труда. Лукавый возбуждал целые рои подобных мыслей в голове божественного юноши, стараясь смутить его, как это он делал, как говорят, и с великим подвижником Антонием. Когда же злой дух почувствовал себя немощным перед его силою воли (Сам Христос воодушевлял Своего воина, а потому, побуждаемый любовью к Нему, подкрепляемый надеждою и окрыляемый верою, Иоасаф бесследно отгонял от себя всякие козни диавола), то с позором удалился после первой же атаки, как это говорят. Потерпя неудачу, он прибегает к другого рода способу (у него приготовлено много средств для совершения зла): является блуждающему в пустыне юноше в виде разных призраков, пытаясь испугать его: то представлялся ему черным и, вытащив меч, нападал на него, угрожая его убить, если он не вернется назад, то принимал виды различных зверей, причем скрежетал зубами и ужасно ревел, глядя на него; являлся также и в виде дракона, аспида или василиска. |
| Тогда Иоасаф вопрошает старца: " Как я могу отправить туда сокровища и богатства, как наслаждения ими могут сделаться непрестанными и неисчерпаемыми? Как мне выказать ненависть ко всему временному, мирскому и прилепиться к вечному? Объясни мне это " . Варлаам же ему отвечает: " Отправление этих сокровищ в вечное царствие производится руками нищих. Ибо премудрый пророк Даниил говорит Вавилонскому царю: искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным, вот, чем может продлится мир твой (Дан.4:24). Сам Спаситель сказал: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители (Лк.16:9). И во многих местах Св. Евангелия мы читаем, что Господь предписывает милосердие к бедным. Руками бедных ты вернее всего отправишь сокровища на небеса. Милостынею ты расположишь к себе Господа, и Он за это воздаст тебе несравненно большим, ибо в воздаянии даров Он всегда побеждает любящих Его. Таким образом, ты, раздав богатство этого мира, (в порабощение которого ты уже достаточно бедствовал), будешь достаточно снабжен для пути, ведущего к истинному благу, купив ценою преходящего и временного, незыблемое и вечное. Потом, с Божией помощью, ты сам познаешь всю непрочность и непостоянство настоящего, а потому, распростившись со всем мирским, будешь жить будущим. Мир же сей ты возненавидишь, возненавидишь также тленную свою плоть, возьмешь крест свой и последуешь за Христом, и этим самым выйдешь из мрака, господствующего над этим миром. По окончании сей кратковременной жизни, просветишься Его неприступным светом, озаришься блеском Его славы и будешь наследником вечной, истинной жизни " . Выслушав это, Иоасаф спросил: " Учение пренебречь земными благами и вступить на многотрудный путь имеет началом своим учение Апостолов, или же составлено недавно вами и есть произведение вашего ума, который нашел это средство лучшим для достижения истинного блаженства? " На это старец отвечал ему: " Я тебе не предписываю никаких законов, составленных недавно, но привожу заповеди, издревле данные нам, ибо Господь следующим образом отвечал одному богатому юноше, спросившему Его: Что мне делать, чтобы наследовать вечную жизнь, и хваставшему, что он исполняет все, предписанное законом: Одного тебе не достает, пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах: и приходи, последуй за Мною, взяв крест. |
| На обороте передней дощечки ее читается одно и единственное слово: ωσαφ. Вот и все! Какой Иоасаф, ищи, где хочешь! По характеру письма Евангелие точно могло принадлежать императору, даже быть писано его рукою иноческою, но принадлежало-ли? Было-ли писано? Вопрос, значит, все-таки упирается в личность Метеорского Иоасафа-ктитора. Жаль мне остановиться на таком неудовлетворительном выводе, но что делать? Плохим подспорьем императорству Иоасафа может служить обстоятельство, что чей-то автограф стоит совершенно одиноко, как привычно писать царям и что всякий другой Иоасаф не император прибавил бы непременно что-нибудь к своему имени, определяющее его социальное положение. Да наконец, почему знать, не занесена-ли книга в Метеоры и отинуда? Другое подобное же, но еще меньшего объема Евангелие оказалось с припискою: настоящая книга принадлежит Неофиту иеромонаху от страны Этолии из города Ф... и архимандриту 259 . Года нет. – А кроме этих двух книжиц, будто бы уже и нет никаких других? – робко спрашиваю я. – Найдется и еще несколько, – вяло отвечают мне, – да только хлопоты с ними! Вот тут бывали когда-то, – прибавляют, указывая на целый ряд сундуков с крепкими затворами. Явно, что это своего рода книжное кладбище, в котором мирно покоятся отжившие мемвраны до невесть какого радостного утра. На усиленное желание мое взглянуть на запрятанные сокровища хотя одним глазом, мне оказали благосклонность – открыли один из сундуков. Как и следовало ожидать, попались под руку отеческие писания, и всего более Златоуст, Лествичник, Метафраст, все, конечно, пергаменты, и в большинстве – фолтанты 260 . Порывшись в них минут 5–6 и видя, что становлюсь предметом общего ожидания и, вероятно даже, нетерпения, я пожелал вечного покоя погребенным мемвранам и безнадежно отошел от их могилы. И было кстати. Меня ожидали другие предметы любопытства и, конечно, прежде всего, множество ковчежцев со св. мощами, между коими первенствовал содержавший в себе так называемые: Святыя Страсти. Я приложился к ряду маленьких отверстий, но положительно не мог дать себе отчета, что именно означается этим странным именем. |
| «Пробужденный» и Иоасаф. Как житие Будды пришло в христианскую эпоху Основы антропологии в падшем мире 2 декабря, 2021 Основы антропологии в падшем мире Житие царевича Иоасафа, сына индийского царя Авенира, известное как «Повесть о Варлааме пустыннике и Иоасафате царевиче» представляет собой пример даже не экуменизма, а религиозного синкретизма. И это тот редкий случай, когда он полностью оправдан. Языческий царь и индийский раджа Монахиня Елизавета (Сеньчукова) Сюжет «Повести…» прост: языческий царь Авенир, гонитель христиан, получает откровение о том, что его сын примет христианство, и чтобы этого избежать, селит его во дворце, где от него скрываются все скорби мира. Когда, наконец, повзрослев, не по годам мудрый царевич выходит из дворца, он встречает слепого, прокаженного и старика и узнает о неизбежной для всех смерти. Вернувшись домой, он размышляет о трагической судьбе человека, и вскоре его посещает некий священноинок Варлаам, пустынник. Под видом купца, торгующего драгоценностями, он приходит к задумчивому царевичу и объясняет ему, что самый драгоценный камень — это Христос. Царевич, уверовав в Спасителя, слушает поучения старца об основах веры и принимает Крещение. Разгневанный царь Авенир пытается склонить сына к язычеству, но по Промыслу Божию в конце концов и сам принимает христианство. Вместе с сыном они удаляются в пустыню, передав власть мудрому и благочестивому вельможе Варахии, также уверовавшему во Христа. История эта подозрительно точно напоминает события, произошедшие за полтысячелетия до нее с сыном раджи Шуддходаны — Сиддхартхой Гаутамой. Рождение и детство Сиддхартхи сопровождается многочисленными чудесами, и мудрецы сообщают изумленным родителям, что ребенка ждет большое будущее: он либо станет великим героем и воином, либо отшельником и учителем. Отец предпочитает первый путь и помещает сына в «оранжерейные условия»: селит его в царских покоях, окружает молодыми и красивыми юношами и девушками, учит всем искусствам и наукам, исполняет все прихоти… Но в 29 лет царевич, уже семейный человек, наконец, выходит за пределы дворца и встречает поочередно больного человека, дряхлого старика и похоронную процессию, а затем — погруженного в медитацию отшельника. |
| Со слезами умиления обнимал юноша своего учителя и осыпал его бесконечными вопросами, и всею душою вслушивался в его дивные ответы, открывающие перед ним чудный мир христианства... и привязался к нему великою любовию, и пожелал не расставаться с ним никогда, потому что чувствовал, что беседа с ним утоляет его душу и сладких слов его ему не наслушаться никогда. Услышав от старца с изумлением о жизни отшельников, об их отвержении от суеты мирской, о произвольной нищете и непрестанной молитве, блаженнейшею показалась ему эта жизнь в пустыне, и устремился он немедленно последовать туда за своим старцем, и облечься в такую же власяницу, и разделять с ним и нищету земную и богатство небесное... – Еще не время теперь исполниться твоему желанию, – возразил ему на это Варлаам, – если ты поступишь таким образом, то разгневишь отца твоего и он воздвигнет на вас, христиан, новое говение. Ты же приими теперь св. крещение и оставься здесь. Я один возвращусь в пустыню мою, и когда Богу угодно будет, то и ты придешь ко мне: верую, что и в этом веке и в будущем будем жить вместе... На предложение же Иоасафа поделиться с ним своим богатством, отшельник отвечал: – Богатые дают убогим, а не убогие богатым; мы, исповедующие Христа, уже обогащены небесными дарами, и малейший из них драгоценнее всех богатств земных. Ты же еще беден... Вот, если сам обогатишься таким же богатством, то можешь тогда щедро делиться им с другими, – и прибавил в объяснение недоумевающему вновь просвещенному: «золото бывает причиной греха, и потому мы уклоняемся от него, как от ядовитой змеи.., а ты хочешь, чтобы я эту змею отнес моей братии, которая должна ее попирать ногами»... Просветив царевича, Варлаам посещал его еще несколько времени для приготовления его к принятию таинств крещения и причащения; затем, окрестив его в купели, стоявшей в дворцовом саду, удалился в свою пустыню, оставив ему по просьбе его свою власяницу. С великим рвением предался Иоасаф исполнению новых своих христианских обязанностей, что не могло не выразиться во многих переменах в его жизни, и потому не ускользнуло от внимания царя. Великим гневом воспламенился он, когда узнал об обращении сына своего в христианскую веру... Повелел повсюду разыскивать обратившего его пустынника и, возобновив преследование христиан, многих из них погубил в это время. Между тем, употреблял все усилия, чтобы отклонить царевича от нового учения; созвал собор из волхвов и мудрецов, на которых надеялся, что они будут иметь силу опровергнуть в ученом совещании все доводы христианского вероучения. Ожидания эти однако же не оправдались, и именно, самый ученый из волхвов, по имени Нахор, внезапно силою свыше прозревший истину, вместо того чтобы опровергать, стал красноречивейшим образом защищать веру во Христа, так что обратил даже к ней многих неверующих..., которые стали прибегать к Иоасафу, ища его спасительных наставлений, а сам Нахор, приняв крещение, посвятил остальную свою жизнь подвижничеству в пустыне. |
|
|
