| Наконец, праздничные песнопения распространенного, торжественного вида, сообразно своему назначению при богослужении, отличаются особыми свойствами, именно: а) наибольшей широтой области звуков мелодии, коих количество не только выходит за пределы тетрахорда и пентахорда, но иногда превышает и октаву; б) широким, свободным и смелым голосоведением; в) богатым развитием мелодических строк и обилием украсительных оборотов, особенно же обилием мелодического раздробления звуков и разнообразием мелодического движения на разных ступенях музыкальной лестницы; г) свободой варьирования, выражающейся смелыми отступлениями от точной формы строк, переходами из одного лада в другой и иногда употреблением особых строк, в прочих гласовых мелодиях неизвестных; д) нередко художественной выразительностью мысли и чувства отдельных мест в песнопениях; е) наконец, художественно-правильной соразмерностью частей мелодии или симметрическим ритмом. Некоторые из этих песнопении удерживают до некоторой степени те или другие гласовые приметы, другие же состоят в коренном изменении гласовых мелодии, не имеют надписания гласа и должны считаться неосмогласными или самопесненными произведениями. Наиболее известнейшими примерами праздничных песнопений могут служить: песнопение на целование плащаницы „Тебе одеющагося“, распетое во гласе 5, и славник в неделю 8-ю „Приидите верные“, без надписания гласа, с некоторыми приметами гласа 8, а также „Царю небесный“ и „Днесь благодать“. 2) Распределение мелодий по гласам. Болгарский распев принадлежит к полным осмогласным распевам. Гласы его, числом восемь, как и гласы прочих распевов, сменяются в годичном круге богослужения по столпам. В напеве каждого гласа имеется не большое, но строго определенное количество мелодических строк (2–3), сменяющихся, как и в дневных напевах киевского распева, с правильной последовательностью. Поэтому в болгарском распеве нет строк, господствующих в гласе и второстепенных, общих разным гласам и переносных: не встречается и двукратного повторения одной и той же строки, если не считать добавочные части среди мелодического периода, состоящие обыкновенно в повторении последнего оборота предыдущей строки и тесно примыкающие к другим, соседним строкам. |
| силы, а свои музыкальные способности употребил на усвоение и расширение принятого от Греческой и Болгарской церквей церковного пения. Не изменяя основного характера принятых напевов, народ оразнообразил их и своими родными звуками, которые есть у каждого народа. Почему церковные напевы Русской церкви можно назвать созданием народа: творцом их были целые поколения. Недаром они и сделались так дороги русскому народу: и в радости, и в горе он любил и любить утишать себя церковными песнопениями, а в годину лихолетья – татарщины уходил петь их в дремучие леса (Достоевский). Сам же народ создал и тот способ сохранения напевов, благодаря которому они дошли и до наших дней. Когда русское церковное пение развилось и оразнообразилось, и когда явилась охота и побуждение к записи церковной мелодии то ни греческих, ни болгарских знаков не хватило для записи церковных русских напевов, в дополнение к ним пришлось изобрести свои собственные знаки, из коих и образовалась русская крюковая система записи церковных мелодий. При множестве знаков, входящих в нее, эта система имеет то достоинство, говорит прот. Вознесенский, что «крюковая нотация, кроме означения голосовых движений по ритму и относительной высоте, и длительности звуков, еще выражает вполне точно и в высшей степени наглядно внутренние основания построения напева, отдельные напевки и даже своеобразные оттенки исполнения. При такой тесной связи мелодики, ритмики и выражения музыкальная крюковая редакция отличается замечательной устойчивостью и в исполнении и в письменном изложении. Певческие рукописи безусловно доказывают, что знаменный распев с давних пор и до сего времени сохранился без изменений в своих основаниях, но с постоянным прогрессом в средствах своего выражения» 560 . Эти самые нотные крюковые рукописи в I772 г. были переведены по благословению Св. Синода в квадратную церковную ноту. Древнее церковное пение, заключающееся в крюковых нотных рукописях и в печатных синодальных изданиях, по тщательном исследовании знатоков церковного |
| И все же основная волна увлечения греческим пением начинается со второй половины пятидесятых годов XVII века, когда одна за другой начинают следовать службы на греческом языке, распеваемые греческим распевом, что особенно поддерживалось Патриархом Никоном . Эта тенденция сохранялась и позже. Так, на Пасхальной утрени в 1667 г. пели «на правом клиросе Дионисий архимандрит, да Мелетий с товарищи по гречески, а на левом патриарховы певчий дьяки и поддьяки греческим же пением речи русския». Можно предположить, что греческий распев есть некая русская редакция греческого пения, записанного с голоса дьякона Мелетия и как бы пропущенного через строго диатоническую «цензуру» русского мелодического мышления. Из всего сказанного можно сделать вывод, что для киевского, болгарского и греческого распевов являются общими следующие свойства: ясная ладовая основа с ярко выраженным тяготением к мажору и минору, все более четкое вырисовывание то-нико-доминантных отношений и периодическая квадратность ритмического рисунка. Попевочная структура практически полностью вытесняется песенной строфичностью с периодическим повторением варьированных мелодических строф, а осмогласие из строго разработанной и организованной системы превращается в набор различных мелодий, собранных и объединенных под общей «шапкой» определенного распева, ибо с утратой попевоч-ной структуры, на основе которой только и может основываться подлинная система осмогласия, неизбежно происходит превращение осмогласия в некий формальный конгломерат мелодий, в котором каждый отдельный глас представляет собой замкнутую непрозрачную структуру, никак не связанную со структурой других гласов. Все эти свойства киевского, болгарского и греческого распевов свидетельствуют об их обмирщенности, телесности и некоторой заземленности по сравнению со знаменным распевом и распевами XV-XVI вв. В новых распевах уже нет напряженности аскетического подвига и высоты мистических созерцаний, выражающихся в калокагатийности знаменного распева и ликующей калофоничности путевого, демественного и большого знаменного распевов. Высокая духовность сменилась в них пылкой и простодушной душевностью. С киевским, болгарским и греческим распевом в богослужебное пение вошла стихия народной песенности и некая детская наивность, присущая фольклору вообще и околоцерковному фольклору в частности, та особая и прекрасная религиозная наивность, которую можно обнаружить в колядках или в религиозном лубке. Здесь может быть уместно провести параллель между новыми распевами и таким явлением, как пермская деревянная скульптура, демонстративная телесность, фольклорность и возвышенная наивность которой представляет собой полную аналогию мелодическим качествам киевского, болгарского и греческого распевов. |
| Это до очевидности ясно из подробного сопоставления песнопений этих распевов по изложению их в Синодальных изданиях и в юго-западных ирмологах 17 и 18 века. Исключив из последних песнопения болгарского распева, самобытного по своему техническому построению, мелодическим и ритмическим свойствам, мы найдем в них почти исключительно мелодии столпового распева с немногочисленными и не весьма значительными особенностями южно-русской редакции. Мелодии знаменного распева по южно-русским редакциям только что не приняли в себя попевок и исправлений великорусских мастеров церковного пения 16 и 17 века, а исправлены и редактированы своими мастерами, применительно к южно-русскому обычаю в пении и частью к гармоническим переложениям мелодий. Сходство между распевами киевским и знаменным столповым по юго-западным ирмологам в одних песнопениях является почти буквальным, в иных же только в общих чертах и в главных мелодических оборотах, а также в большей части звуков господствующих и конечных. Оно простирается на подобны, прокимны и «Бог Господь», ирмосы, праздничные стихиры и другие песнопения. Но близкое сродство киевского распева с знаменным можно наблюдать и по Синодальным их изданиям 126 . Особенностями южно-русских редакций знаменного, или, что-то же, большего киевского распева должно считать: 1) Некоторые мелодические разности, зависящие от разности редакций самого богослужебного текста песнопений. Напр., выражения: «изсушается глубина» и «Колесницегонителя Фараоня погрузи» (Синод. Ирм.) по количеству слогов протяженнее выражений: «исше глубина» и «Въоружена Фараона погрузи» (юго-зап. редакция) и требуют более продолжительной мелодии, чем последние. Выражения же: «призри на моления» (Синод. Окт.) и «преклонися к молению» (юго-зап. Ирм.) имеют первое просодическое ударение на разных слогах, а потому каждое требует соответственного себе применения силы ударения и в мелодии. 2) Разность нотного положения по тональностям. Мелодии киевского распева вообще очень часто нотируются в пониженных областях звуков сравнительно с такими же мелодиями знаменного распева крюковых и нотных великорусских книг (обыкновенно на кварту, а иногда на секунду или терцию ниже) и нередко разнообразятся в нотировании даже в одном и том же гласе и виде песнопений. |
| Начинаясь с унисона всех голосов, строчная ткань как бы расслаивается, расщепляется, разветвляется в некие многослойные созвучия. Низ идет в основном или в унисон или в кварту с главным путевым голосом... Верх идет или в секунду с главным голосом... или же в кварту с ним... Особая обертоновая наполненность этой вертикали напоминает колокольный звон и придает ей тот неповторимый характер, который резко выделяет русское многоголосное мышление из всех прочих существующих концепций многоголосия 207 . Демественное строчное многоголосие, насколько можно судить, просуществовало недолго. Причиной его достаточно быстрого исчезновения был, прежде всего, его собственный необычный и остро диссонансный характер. С другой стороны, его расцвет по времени совпал с интенсивным проникновением на Русь через Польшу и Малороссию образцов партесного пения, построенного по совершенно иным – западным – эстетическим образцам с характерными для них терцовыми созвучиями. Западное влияние на русское церковное пение оказалось столь мощным, что демественное многоголосие было в итоге полностью вытеснено из обихода, а одноголосие обогатилось новыми распевами, весьма отличными от традиционного для Руси знаменного пения. К числу таких распевов XVII века относятся киевский, греческий и болгарский. Их названия заставляют предполагать соответственно малороссийское, греческое или болгарское происхождение. В случае с киевским распевом для такого предположения есть все основания. О возможных болгарских корнях русского «болгарского распева» будет сказано ниже. Что же касается греческого распева, то он, как предполагается, возник в Москве и был связан с общим увлечением Грецией в эпоху патриарха Никона . Какие-либо явные следы влияния греческого церковного пения XVII века на русский греческий распев отсутствуют. При создании песнопений всех трех распевов использовался звукоряд знаменного распева, однако он был полностью переосмыслен и уже не воспринимался как состоящий из четырех «согласий». Фактически в песнопениях киевского, болгарского и греческого распева мы имеем образцы октавного мышления. Мелодии четко окрашены в мажорные или минорные тона. На место попевочной структуры приходит иная – строфическая, свойственная народной песне. Для всех трех распевов характерна симметричная ритмика, что видно на примере песнопения «О Тебе радуется» греческого распева: |
| Раздельноречие в текстах Ирмологионов к кон. XVII в. в целом постепенно сменилось истинноречием, но степень присутствия того или другого различна в зависимости от источника. Так, в Ирмологионе униат. Жировицкого мон-ря 2-й четв. XVII в. произнесение «на речь» уже преобладает, тогда как в сборниках правосл. Межигорской обители 40-х гг. XVII в. еще очень много раздельноречных словоформ. В XVIII в. при доминировании истинноречия признаки хомонии кое-где сохранились в распевах предлогов и префиксов, что отражает традиц. приверженность южнорус. певчих южнослав. раздельноречной норме XV-XVI вв. (напр., 4 постоянных случая распева: «вочеловечившийся» в песнопении «Единородный Сыне»; «Вонегда скорбети», «Возбранной Воеводе», «Хвалите Господа со небес»). Раздельноречные формы слов сохранялись в XVIII в. и применялись даже в поясняющих текстах Ирмологионов, глоссах (напр., «воход» (вход)) и др. (см.: Шевчук. Раздельноречие. 2008). Сокращение или расширение поэтической строфы типично для нескольких причастных стихов и прокимнов, что различает киевские и болгарские версии: до 1-й строки сокращены тексты киевских причастнов воскресенья («Хвалите Господа со небес») и вторника («Во память вечную будет праведник»). Строфы аналогичных псалмов болгарского распева, как правило, всегда полные (исключения крайне редки и делались, вероятно, под «киевским» влиянием). Тексты причастна «Хвалите Господа со небес» и припева «Воскресни, Боже, суди земли» (вместо «Аллилуия» в Великую субботу) типичны для киевского напева, тогда как их продолжение («…хвалите Его во вышних» и «…яко царствуеши во веки») изложено в болгарском распеве. Можно предположить, что в воскресный день, когда было много причастников и требовалось длительное исполнение причастна, записанное песнопение повторялось (после 1-й строки с тем же напевом пелась 2-я строка, изосиллабичная 1-й). Подтекстовка юго-западнорус. причастных воскресенья и будничных дней основывалась на разных принципах, поскольку вторые имеют преимущественно нормативные 2-строчные строфы. Сокращение (в записи) текста «Хвалите Господа со небес» «киевского напелу» может быть объяснено ориентацией на предполагаемый греч. протограф « », также однострочный (известен по поздним версиям 2 песнопений, записанных кириллицей в Манявском скиту в 1674-1676 и 1684; см.: Тончева. 1981. Т. 2. С. 409-412, 415-416, 523-524). Двухстрочная форма седмичных киевских причастнов (напр., «Чашу спасения прииму и имя Господне призову» и др.) также находит аналоги в строении греч. песнопений (см.: Там же). В XVIII в. текстовая редакция всех «киевских» причастнов была унифицирована и приведена к 2-строчной норме. |
| Греческий же распев в России не удерживает в полной силе этих свойств византийского искусства пения, а представляет собой вид распева упрощённого, общедоступного для всякого рода певцов; клиросной же практикой в некоторых песнопениях доведён до крайнего предела простоты и краткости, переступление через который равнялось бы его искажению. В частности: 1) В нашем греческом распеве сохраняются не все роды пения, существовавшие издревле в греко-восточной Церкви и доныне в ней практикуемые. Так нет в нем и следов пения энгармонического рода, обнаруживающийся присутствием в мелодии четвертей и третей тона, а в Синод. изданиях нет и хроматизма. С переводом на линейные ноты эти звуковые тонкости, а равно и выражающие их переменные знаки диезы и ифезы удалены из греческого распева. Все наши мелодии происходят лишь в известной тогда русским певцам диатонической гамме и только с бемолем на верхнем си (ца или фа). 2) Самый диатонический род нашего греко-русского пения основывается действительно на музыкальной системе византийцев, но наше осмогласие ограничивается сокращённой гаммой сравнительно с эллинской неизменяемой лестницей 50 ; именно, все его гласовые области в совокупности происходят (как и области киевского и болгарского распева) в пределах не 12-ти, а только восьми звуков музыкальной лестницы: ля-си-до-ре-ми-фа-соль-ля. Выступление мелодий из этой гаммы редки, как бы случайны, и во всяком случае составляют отступление от установленных для этого распева гласовых областей. 3) Гласовые области звуков нашего греческого распева основаны так же, как и области греко-восточного типа, на тетрахорде и пентахорде, но не содержат в себе полной системы древних эллинских ладов с их отличительными свойствами, не сохраняют в точности и интервальных отношений ныне известная нам восточно-греческого церковного осмогласия, ни гласовых примет, ни нотирования в принятых у греков тональностях. Греческие мелодии в нашем Синод. Обиходе нотируются по большей части в пониженных областях, а в изданиях капеллы в повышенных сравнительно с Обиходом на кварту или квинту. |
| Каждый из восьми гласов дневного болгарского распева делится на мелодические строки и периоды. Напев каждого гласа состоит только из одного двустрочного, однообразно повторяющегося мелодического периода, который обыкновенно совмещает в себе текст двух мелодических периодов недельного распева. Построение строк и мелодическое движение отличаются простотой, бедностью технического вымысла и мелодического держания, механическим удержанием основных нот недельного распева и несистематичностью. Мелодические строки в распределении их по гласам, а равно и в построении, не имеют однообразной правильной системы. В некоторых гласах песнопение „Бог Господь“ имеет два разных дневных напева (гл. 4), в других же (гл. 3 и 8) не имеет дневного вида. Вид этот выясняется лишь из других, кратко распетых песнопений. В гласах 6 и 7, напротив, песнопение это имеет лишь один дневной напев, и только в числе подобнов гласа 6 встречается и более протяженный праздничный вид. Второй напев гласа 4, по своему мелодическому движению, тождествен с напевом гласа 6, и только изложен на секунду выше последнего. Этот трезвучный напев и ныне известен всюду под именем обычного напева гласа 4 на „Бог Господь“. Дневной распев и в построении мелодических периодов и строк не имеет определенной и строго выдержанной системы. В одних гласах (напр. 7) мелодически период состоит из двух разных по построению строк: повышения и понижения: в других же (напр. в гл. 2 и 5) повышение и понижение и в построении, и в мелодическом движении, весьма сходные, так что период состоит как бы из двукратного повторения одной и той же мелодической строки. Отдельные мелодические строки периодов не имеют ясного разделения на члены, как то имеют напевы малого знаменного и киевского распевов, и в своем построении не подлежат каким-либо общим правилам. Они составляют простое, но сильное сокращение строк вида недельного, с выпуском всех волнообразного характера мелодических оборотов, а также всякого рода украшений, оборотов вступительных (починных), дополнительных и заключительных, но удерживают лишь существенные звуки мелодии, каковы напр. звуки господствующие, средние совершенные и несовершенные окончания, а также, за немногими исключениями, и звуки финальные. Дневные, мелодии не имеют и симметричного размера звуков, свойственного недельному распеву, но исключительно, хотя и в несовершенстве, следуют словесному ритму песнопений. |
| В болгарском распеве встречаются и некоторые виды малых украшений, но значительно в меньшем количестве, чем в большом знаменном распеве. Малые украшения обыкновенно предшествуют конечному звуку строк, представляя собой колебательное задержание предконечного звука, которым, в случае их выпуска, легко могут заменяться. Из малых украшений, свойственных знаменному пению, в болгарском распеве иногда встречается синкоп в середине строки и, в виде исключения, раздробление белой ноты по разным слогам текста (см. глас 5 „Крест господень“), но не встречаются фаршлаг, задержание и предъем 16 ). Чаще других встречаются в мелодиях болгарского распева: а) полутрель и б) группетто, состоящие во вставке, особенно перед конечной нотой нескольких кратких звуков на разных соседних с ней ступенях музыкальной лестницы. Несущественность в гласовых мелодиях украшений обнаруживается частью их совершенным выпущением, частью же заменой одних украшений другими в одних и тех же мелодиях. Примеры взаимной заменены украшений, заимствованные из одной и той же мелодии 4 гласа: Впрочем, должно сказать, что вообще пространные или краткие внешние украшения не имеют большого значения в болгарской распеве. Красота его мелодий достигается главным образом через мелодическое раздробление протяженных нот, сообщающее мелодиям беспрестанное движение, и через более или менее свободное варьирование мелодий. Разнообразие мелодического движения сообразно 1) видам распева; 2) гласам; 3) видам песнопений, и 4) месту в песнопениях Болгарский распев в своем мелодическом составе многовиден, т.е., для распевания песнопении имеет немалое количество подобнов, частью существенно различных между собой по своим музыкальным основаниям и приметам, частью же сходных в общем, но различающихся подробностями мелодического движения. И прежде всего в нем различаются: 1) Два главные вида напевов, приспособленные к большей или меньшей торжественности еженедельно отправляемого богослужения, именно: вид недельный или воскресный и вид дневной или будничный. |
| Болгарский распев, в конце жизни патриарха Иосифа (16481650 г.), певцами юго-западных братств и другими переселенцами Юго-Западной России, принесен и в Великую Россию, где, при посредстве вышесказанных сборников и ирмологов, распространился и в первое время по местам имел широкое применение, особенно в хоровой клиросной практике 2 . Но совершенно отвергнутый великорусскими чтителями древнего знаменного пения, он, за некоторой искусственностью своего сложения, а, конечно, и протяженности мелодий, не имел обширного употребления у простых клиросных певцов, и, наконец, повсюду вытеснен распевом греческим, который в Великой, а затем и в Южной России с удобством применен не только к тропарям, кондакам и седальнам, но и к ирмологам и ко многим другим церковным песнопениям, за исключением стихир. В пространном нотном „Обиходе“ Синод, изд. с 1772 г. имеются лишь немногие образцы болгарского распева, именно: 1) „Бог Господь“ и седальны по 1-м стихословии всех восьми гласов; 2) Отдельные песнопения: во глас 1 „Достойно есть“; во глас 2 тропарь в Великую субботу „Благообразный Иосиф“; во глас 3 кондак на Рождество Христово „Дева днесь“; во глас 5 стихиры на целование плащаницы: „Тебе одеющагося“ и „Прийдите ублажим Иосифа“; во глас 8 тропарь „Повеленное тайно“ и „Единородный Сыне“ 3 . В прочих великорусских церковно-нотных книгах напевов болгарского распева вовсе не имеется. В современной же нам клиросной практике и это небольшое количество песнопений болгарского распева еще более сокращено, так что в ней не имеется полного осмогласия этого распева, и мы слышим из него лишь немногие отдельные образцы, известные и в гармонических переложениях; таковы: гласа 1 „Достойно есть“, гласа 2 „Дева днесь“, гласа 3 „Благообразный Иосиф“ и гласа 5 „Тебе одеющагося“. Но в „Обиходе“ Синод, изд. в изложении болгарского распева допущены некоторые неточности и отступления как в мелодиях, так в ритме и такте, которые ясны по сравнению этого Обихода с юго-западными ирмологами и подлежат исправлению. В гармонических переложениях этого распева также последовали некоторый изменения, состоящие в наибольшем применении к напевам симметричного ритма и в варьировании некоторых мелодических оборотов сообразно современным музыкальным вкусам и гармоническому толкованию напевов. |
|
|
