| Одних Он пробуждает наличными бедствиями, а других слухом и ожиданием подобных бедствий. Но не видите ли, что в таком случае Он одних делает проповедниками покаяния для других? Выбор же в проповедники падает, конечно, не на слабейших, а на тех, кои совершеннее умом и крепче сердцем. Богатитесь ли добрыми делами, не упуская ни одного случая к творению их? Паче же храните ли чистым сердце свое от всех неправых чувств и расположений? Есть ли страх Божий? Мирны ли друг с другом? Не завидуете ли? Не подкапываете ли друг под другом? Не страдаете ли грехом осуждения и пересудов? Готовы ли ко взаимосодействию и взаимовспомоществованию? Торгующие ревнуют ли о правых мерах и ценах? Судьи не забывают ли правды на суде? Блюстители порядка и безопасности всегда ли бдят и благо ли общее блюдут?! Не присвояем себе скорого избавления, не дерзаем намечать — завтра, чрез неделю или год; но, предаваясь всецело в волю Твою, об одном молим: «Боже, милостив буди нам грешным!» Мы и ничего не смеем проглаголать пред Тобою, а только болим до того, что тронуться нельзя, — и в болезни сей, плача, как дети, взываем: «Боже, милостив буди нам грешным!» . Тут, как видите, святитель Феофан дает весьма подробную инструкцию для правильных действий внутри бедствий. Вот вопросы — помимо прочего — которые мы могли бы задать: «Готовы ли ко взаимосодействию и взаимовспомоществованию? Торгующие ревнуют ли о правых мерах и ценах? Судьи не забывают ли правды на суде? Блюстители порядка и безопасности всегда ли бдят и благо ли общее блюдут?!» То есть: способны ли мы к солидарному действию? — праведно ли устроены наши экономика, правосудие и власть? — вот вопросы, кои следует задавать при общих бедствиях вроде пандемии! Святитель Иннокентий Херсонский (XIX в.), выдающийся проповедник и богослов, в «Словах по случаю общественных бедствий» добавляет новый элемент в вышеописанное «богословие чумы»: «Поелику взор Господа был гневен, то, конечно, обращен на землю не добродетелями человеческими. Где произошло зло? В какой стране преисполнилась мера неправд? Откуда подана жалоба на небе? Не знаем. |
| Остановившись, Виссарион стал размышлять: «Зачем я, отрекшись от мира, одеваюсь в теплую одежду, тогда как этот брат мой мерзнет от стужи и может умереть. Если это случится, то я буду причиной его смерти. Если разорвать одежду по частям, то никому не будет пользы. Неужели я потерплю вред, если сделаю более, чем повелевает Евангелие?» И вот этот подвижник подозвал нищего под крыльцо ближайшего дома, одел на него свою сорочку и отпустил, а сам закрылся руками и сел на колени, имея под мышкой только слово Божие. В это время проходил мимо блюститель порядка. Узнав авву Виссариона, он спросил: «Кто раздел тебя?» Указывая на Евангелие, авва ответил: «Вот оно раздело меня!» Тогда блюститель порядка немедленно снял с себя верхнюю одежду и, подав ее святому, сказал: «Вот тебе, совершенный воин Христов». Святой взял ее и удалился тайно из мира, чтобы избежать похвалы от человека, который узнал о его добром деле. Исполнив евангельское правило и не имея в душе уже никакого пристрастия, он на этом же рынке продал свое Евангелие и вырученные деньги отдал нищему. Таким образом он показал всецелую покорность слову Божию, которое говорит: «Продай имение свое и раздай нищим» ( Мф. 19:21 ). Много и других подвигов добродетели совершил этот великий авва. Примеры любви из «Луга Духовного» Инок Лев В царствование благоверного императора и кесаря Тиверия II (578–582) в Ливийском оазисе (к западу от Фиваиды в средней части Египта) жил инок Лев из Каппадокии (в Малой Азии, ныне восточной Турции). Он был велик перед Богом, и мы слышали о нем много дивного. Познакомившись с ним и узнав его ближе, мы получили от него великую пользу – особенно от его смирения, нестяжательности, безмолвия и любви, которую он имел ко всем. Он им сказал: – Поверьте, чада, я буду царствовать! – Что ты говоришь, авва, из Каппадокии не было ни одного царя. Понапрасну ты питаешь такие мысли. – Нет, чада! я буду царствовать, утверждал он. И никто не мог его переубедить. Когда варвары сделали набег и разрушили всю тамошнюю страну, пришли они и в Оазис. |
| Если замечал, что убеждение недействительны для ожесточившихся сердцем, кроткий старец падал к ногам их и умолял, ради собственного их спасения, порадеть о бедствующей душе, хотя из снисхождения к его просьбе. Кротость его и любовь равнялись его великому терпению. Однажды инок, отлученный им от общества братии за тяжкое согрешение, вместо того, чтобы раскаяться, отважился сам отлучить авву; но духовный врач сей, хотя тронутый до глубины сердца таким ожесточением, не отказался исполнить сам возложенной на него эпитимии, и смятенный его поступком ученик смирился в свою чреду пред великим учителем. Не только духовным болезням служила врачебницею его обитель, но и все телесные недуги находили в ней покров и убежище, ибо он устроил четыре богадельни, в которые с любовию принимал страждущих: одну для престарелых иноков, изможденных подвигами; другую для больных из числа братий; третию для мирян всякого звания, более привыкших к удобствам жизни; и четвертую для простолюдинов. Одна благочестивая жена способствовала ему своими даяниями, к устроению и пятой богадельни, для женского пола, и сама основала невдалеке женскую обитель, где постриглась и мать святого, сделавшаяся ему дочерью духовной. Евангельская любовь Феодосия особенно обнаруживалась в служении его при богадельнях; ибо он точно видел в каждом из болящих самого Господа Иисуса Христа, и не гнушался никакими недугами, побеждая тем отвращение учеников своих от смрадных язв. Нищие, мимоходившие странники, алчущие и жаждущие находили также временное успокоение в его обители; ибо никому не затворялись гостеприимные двери; всем нуждающимся раздавалась милостыня, одежда и пища; иногда до ста трапез накрывалось для многочисленных путников. Но где же находил он средства для щедрот своих? «Не оскудеет рука дающего, – говорит Св. Писание, – и, снабжающий нищего, взаймы дает Богу». Однажды, в голодный год, собралось на Пасху такое множество народа в обитель, что озабоченные их пропитанием блюстители трапезы решились уменьшить по возможности обычную раздачу хлеба, дабы всех удовлетворить, и затворили врата монастырские, для сохранения порядка при раздаче пищи; но Феодосий велел, отворив врата, всех кормить до сытости, и блюстители, с радостным изумлением, увидели дивное размножение хлебов в собственных руках их, как некогда в руках апостольских при насыщении пяти тысяч в пустыне; чудо сие повторилось и в других подобных же случаях. |
| Остракизм— вот как это называется. Князь Вяземский знал, что говорил: «Свободной мысли коноводы восточным деспотам сродни. Кого они опалой давят, того и ты за них лягни». И лягали. Вот важное свидетельство, относящееся к 1857 году, но справедливое и для всей эпохи (в мемуарах Е.Штакеншнейдер): «...Мы имеем теперь две цензуры и как бы два правительства, и которое строже— трудно сказать. Те, бритые и с орденом на шее гоголевские чиновники отходят на второй план, а на сцену выступают новые, с бакенами и без орденов на шее, и они в одно и то же время и блюстители порядка и блюстители беспорядка» 311 . Главное: все были увлечены общим азартом травли, не заботя себя основательными доводами, но следуя зову эмоций,— об этом откровенно писал позднее Щедрин в рецензии на первый двухтомник Лескова (и по-своему оправдывая критиков): «Но интереснее всего в этой истории было то, что как во время самого разгара смуты, так и впоследствии— литературная критика относилась к роману «Некуда» совершенно безучастно и ни разу не удостоила его разбора, которого, по-видимому, следовало ожидать, судя по впечатлению, произведённому романом. В журналах действительно появлялись довольно часто, особенно вначале, разные так называемые «отзывы»; но все они, во-первых, отличались краткостью, а во-вторых, были совершенно чужды обыкновенных критических приёмов. Отзывы эти были не более не менее как частные взрывы личного негодования, это была просто-напросто брань. Авторы «отзывов», говоря о романе, даже не трудились указывать страницы, по их мнению достойные порицания; никто не приводил ни одной цитаты, никто не выписывал ни одной строки из романа в подтверждение своих слов, а все его ругали; ругали огулом «за всё», ругали сплеча, кратко, но сильно, даже с каким-то соревнованием: точно каждый спешил от своего усердия принести свою посильную лепту в общую сокровищницу и только боялся, как бы не опоздать к началу. Само собою разумеется, что во всём этом поголовном ругательстве было очень много ожесточения и ни на волос не было того, что мы привыкли понимать под словом «критика» (9,336). |
| Святой Апостол Павел распространяет понятие о власти на все разнообразные отношения жизни общественной, находя, что каждый из нас, состоя под властно, и сам в свою очередь имеет влияние на других, в качестве большей или меньшей власти. Таковы отношения родителей и воспитателей к детям, господ к служителям, хозяев к работникам, старших к младшим и проч., и во всей этой разнообразной и разносторонней зависимости Апостол указывает характер божественного установления: несть власть аще не от Бога ( Рим. 13, 1 ). И на все эти отношения он распространяет и общее понятие долга: „отдавайте всякому должное: подать, оброк, страх, честь; не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви“ ( Рим. 13, 7–8 ). В большей части указанных нами отношений преобладает нравственная зависимость людей одних от других, руководимая религией и совестью. но тем не менее и здесь правительственная власть все объемлет, все ограждает, и всякое явное нарушение нравственных обязанностей преследует и пресекает. Человек облеченный властью, по учению Апостола, есть Божий слуга всюду поощряющий добро и наказующий зло и „не напрасно меч носит “ (-4). Поэтому не только рядовой гражданин или крестьянин, но и каждый член общества, по-видимому совершенно независимый по богатству, образованию, общественному положению, должен с уважением и покорностью относиться к власти во всех ее видах, если не из страха наказания, которого он не имеет причины бояться, то как учит Апостол, „по совести“ (-5). Всеми и во всем должна чувствоваться верховная власть Царя, сила его законов и охраняемого им общественного порядка и приличия. Этот всеобъемлющий христианский взгляд на значение власти, обеспечивающий благосостояние обществ и народов, ныне под влиянием ложных учений нашего времени, затемнен и запутан. Все более или менее возбуждены каким-то надменным сознанием своих личных прав и свободы, и все хотят управляться сами собою по своей воле. Блюстители общественного порядка боятся подойти к забывающемуся видному гражданину даже с легким напоминанием о соблюдении требуемого законом порядка, или приличия: гражданин в свою очередь, гордо измеряя взглядом блюстителя порядка, отвечает: „я сам человек образованный, – я знаю, что делаю“. |
| Отсюда само собой явилось желание сделать «переоценку ценностей». Под именем ценностей, очевидно, разумеются здесь не металлы или камни драгоценные, но ценности высшего порядка, умственного и нравственного. Доселе ценностями считалось все истинное, прекрасное, все доброе. А все это составляет существенные свойства Божества: Бог есть истина, красота и добро. Но так как безбожному миру не нужен Бог, то стали думать: не лучше ли переоценить эти ценности, не лучше ли считать более ценным вместо истины – ложь, вместо красоты – безобразие, вместо добра – зло, вместо добродетели – порок? Вместо естественного, разумного думают ввести в обиход жизни мечтательное (фантастическое), причудливое, необычное. «К чему эти стеснения свободы человеческой правилами приличия, нравами и обычаями? – говорят они. – Не лучше ли всему этому бремени, подавляющему людей, предпочесть полную свободу от этой тяготы нравов и обычаев? К чему эти добродетели смирения, терпения, воздержания, человеколюбия? Не лучше ли все это выбросить из обихода нашей жизни, как старую мебель, и завести новое? Не лучше ли признать смирение глупостью, терпение – трусостью, истину – старым предрассудком, человеколюбие – слабостью?» «Все для себя и ничего для других – вот в чем добро», – учит новый философ Ницше. По мнению этого и других подобных ему мыслителей добром признается как раз то, что по христианскому учению есть зло. Какие будут последствия таковой переоценки ценностей? Вместо истины возобладает всюду ложь, красота заменится безобразием, добро заменено будет злом. Для чего отрицание красоты и добра? К чему приведет отрицание правил жизни, порядка, власти как блюстительницы порядка? К тому, что воцарится произвол, который породит повсюду хаос беспорядка. Почему отрицается всякое благоприличие, честность, труд и воздержание и восхваляется то, что грубо, неприлично, что обратило день в ночь, а ночь в день, – словом, для чего восхваляется все, что стоит вне порядка, вне здравого смысла? Не для того ли, чтобы доказать, что можно достигнуть довольства и счастья без христианской правды, которая так тягостна, а жить по новой правде, которая так легка и приятна? |
| „Что ты, глупый холоп, вздумал? Что ты начал драку? Басе мазенята, гунство! Знаешь ты, что жид? Гунство проклятое !.. Знаешь, что борода поповская не стоит подошвы ?.. Чорт бы тебя схватил в бане за пуп !.. У него еломец краше, чем ваша холопска вяра…“ Тут он схватил за волосы старца и выдернул клок серебряных волос его… Глухое стенание испустил старый козак. „Бей еще! Сам я виноват, что дожил до таких лет, что и счет уже им потерял. Сто лет, а может и больше, тому назад, меня драли за чуб, когда я был хлопцем у батька. Теперь опять бьют. Видно, снова воротились лета мои… Только нет, не то, не в силах теперь и руки поднять. Бей же меня !..“ При сих словах стодвадцатилетний старец наклонил свою белую голову на руки, сложенные крестом на палке, и, подпершись ею, долго стоял в живописном положении. В словах старца было невероятно трогательное. Заметно было, что многие хватились рукою за сабли и пистолеты, но вид стольких усатых уланов на лошадях и несколько слов, сказанных незнакомцем, заставили всех принять положение молельщиков и креститься. „Что ты врешь, глупый мужик, терем-те-те! Что я на тебе руки поганил, гунство проклятое! Лысый бес рогатый тебе в кашу! Гершко! возьми от него пасху! Пусть его одним овсяным сухарем разговеется. Вишь, гунство проклятое!“ говорил блюститель правосудия, подвигаясь к ряду девичьему и ущипнув одну из них за руку. „Что за драка? Ох, славная девка! Вишь, драку !.. Ай да Параска! Ай да Пидорка! Вишь, глупый мужик… порвал бы его собака !.. Ай, ай, ай! Сколько тут жиру !..“ Блюститель порядка, верно, себе позволил нескромность, потому что одна из девушек вскрикнула во всё горло. В это время пасхи были освящены, и обедня кончилась, и многие уже стали расходиться. Несколько только народу обступило козака, так заинтересовавшего толпу, который между тем подходил к исправлявшему звание алгиазила. „Славный у тебя ус, пан!“ проговорил он, подступив к нему близко. „Хороший! У тебя, холопа, не будет такого“, произнес он, расправляя его рукою. „Славный! Только не туда ты, пан, крутишь его. Вот куда нужно крутить!“ Мощный козак дернул сильною рукою так, что половина уса осталась у него. Старый волокита закряхтел и заревел от боли. Лицо его сделалось цвета вареной свеклы. „Рубите его, рубите, лайдака!“ кричал он, но почувствовал себя в руках высокого козака, и увидя насмешливые лица всех, стал искать глазами своих воинов. Малеванный шут струсил… |
| Итак, обязанности службы правительственной кратко заключены в милости и суд. Подлинно и общее чувство всех тех, кто обращается к правительству, или только ощущает зависимость свою от него, желает многого, но в существе единого, – милости. С другой стороны очевидно, что для того и власти, дабы был суд, желания ограничены, действия подчинены закону. Но когда власти, по духу Царя-Пророка, обрекаются пред Единым Правителем мира возвещать совокупно милость и суд, и милость еще первее; а для очей человеческих, и самых зорких по природе, часто бывает неприметна сия блаженная средина, где милость и истина сретаются, правда и мир лобызаются ( Пс.84:11 ): то, при настоящем собрании сюда, посвятим часть Богоучебного времени на усмотрение во свете Божием союза – между милостью и судом. Не представляйте себе, впрочем, Братия, какой-либо противоположности между милостью и судом; еда ли источник от единаго устия, по выражению Апостольскому, источает сладкое и горькое, источник – уста Божии? ( Иак.3:11 ). И когда, во-первых, уста Божии возвещают милость: милость и должна быть основным, существенным понятием в действиях блюстителей суда. Так. Вожделеннейшее титло предержащей Власти и ее действий есть милость Всемилостивейшаго. Сие понятие должно в своей мере отзываться и в действиях ваших, Слуги Царя. Все подчиненные или относящиеся к вам имеют право надеяться и должны утешаться, что для всякого готово у вас все, кому что к благополучной жизни или к исполнению общественных обязанностей потребно, – содействие, покровительство, вознаграждение. Пусть ваши сотрудники находят услаждение при ревностных трудах своих в том, что имеют свидетелей оным, расположенных к ним любовью. Гражданин, вдовица, сирота, земледелец, беззащитный, – все, хотя находятся и не пред глазами вашими, тем более мысленные свои устремляют очи к вам, и утешаются одним чаянием, что живут под сению блюстителей общественного порядка, готовых благосклонно принять и изъяснение нужд, если бы до того дошло. Сами вы для того посылаетесь всюду, для того сия постепенность величия и прав нисходит от престола Самодержца до места последнего приставника к общественной службе, чтобы объяты были взорами, понимаемы чувствиями сердца все нужды сынов великого народного семейства, и везде приближено было удовлетворение оным со всей или отеческой или братской любовью. Словом, цель всего устройства общественного чиноначалия – одна общая в судьбах Промысла Божия, – милость к человечеству, благополучие человечества! |
| В 1882 году Риккер, с разрешения евангелическо-лютеранской консистории, повторил своё издание в увеличенном виде и с очень существенным дополнением. Немецкие сборники гимнов часто печатаются с приложением в конце лютеранского служебника; точно такое же приложение мы находим в новом издании Риккера. В конце сборника в русском переводе напечатаны: «Порядок главного богослужения в дни воскресные и праздничные» и «Литургия в день исповеди и причастия». Новое издание быстро разошлось и нашло себе такой же благоприятный приём среди сектантов, как и первое. За недостатком печатных экземпляров штундисты списывали гимны, списывали и новое приложение; таким образом, лютеранский служебник стал распространяться среди сектантов и даже применяться на практике. Священник К. И. Велтистов Из миссионерских летописей, дневников и записок Соколов Н. Бесчинства раскольничьих архиереев и попов в Сычевском уезде.//Миссионерское обозрение. 1899. 2. С. 345–350 Летом 1898 года, после смерти Савватия, блюститель Московской лже-архиепископской кафедры Онисим Швецов, обличённый раскольничьими архиереями в еретичестве за учение о «подлетном» (во времени) рождении Сына Божия от Отца, нашёл и у покойного Савватия еритичество и даже горшее всех – «еретичество никонианское», каковым счёл отирание младенца губкой после миропомазания. Он повелел не смывать «миро» семь дней и об этом разослал указы по разным углам раскольничьим, между прочим, и к нам в Сычевский уезд Смоленской губ. На нашем указе он собственноручно присовокупил: «кто настоящий указ свято не соблюдет или дерзнёт нарушать, да извержется, яко предатель святительского повеления». Не понравился этот указ нашим раскольникам и они, по обычаю своему, не стали исполнять его, продолжая «омовение губкой» сейчас же после миропомазания. Проведал об этом – небезызвестный в наших краях раскольник, некто Н. А. С-н, недовольный на своих попов и других главарей за отставку от попечительства над моленной в деревне Липке, Бахтеевской волости. Он донёс Швецову о несоблюдении его указа: и все сычевские лже-попы – Павел, Никита, Корней, Иосиф и Ларион подвергнуты были запрещению в «священнослужении» на неопределённое время. Поехали попы в Москву для личных объяснений, но ничего не добились. С-н оказался сильнее: «не быть у вас порядка, пока не выберете меня опять в попечители», хвастал он. Плохо пришло и раскольникам, и попам. Открытая служба в моленной прекратилась, и только глубокой ночью попы решались отправлять необходимые требы. Между тем, блюститель не был утверждён на московской кафедре, а для Смоленских раскольников был рукоположен самостоятельный «епископ», женатый мужик из деревни Холмины, Гжатского уезда, Иван Александров, наречённый Ионой. |
| Но от избираемого требуется не только православие, а и честность. Конечно, явно бесчестный не может ни избирать, ни быть избранным. Не то здесь разумеется: христианское понятие о честности требует гораздо больше. Иногда, чтоб не сказать всегда, сосед соседа знает лучше, нежели как он известен начальству, или городскому многочисленному обществу. Иной по суду посторонних, – совершенно честный человек: но можно ли его назвать честным христианином, если, например, он живет и свои прибытки умножает на счет сирот, его попечению вверенных? или, если он, скрывая свое значительное состояние, чтобы больше разбогатеть, предлагает своему заимодавцу по одной меднице за каждую златницу? Пощадит ли он и общественное достояние, когда может от него попользоваться, не опасаясь обличения? – Тот истинно честен, которого слово так же твердо, как заемное письмо; которого совесть так же чувствительна при свидетелях, как стыдлива и без них; который пред самым заманчивым соблазном говорит сам себе, словами Иосифа: «как я могу сделать дурной поступок, и согрешит пред Богом» ( Быт. 39:9 ). – Таких честных людей и нужно узнавать и выбирать. Но говорят: «они бывают большею частью строги и взыскательны; а ныне век такой, что требует уступчивости и снисходительности». – Век ныне такой, что ищет простора, покоя и свободы. Ужели же нужно стараться, чтобы блюстители порядка были слабы, и их поблажающая слабость, по выражению пророческому, служила возглавием, на котором будет покоиться и утучняться общественное зло (Иезек. 13:20)? Послабление пороку и разврату не должно украшаться именем и знаменем любви христианской. В ее области и царстве требуется, чтобы милость с истиной встречались, и лобызались правда и мир; чтобы снисходительность подчинялась беспристрастию, и взаимный мир сограждан утверждался на правоте суда и возмездия. Процветет ли общественный порядок, ежели его блюстители убоятся возвысить голос против дерзости, будут поблажать всякой прихоти? При начальнике слабом дурным людям хорошо; а где распорядители справедливые, там целому обществу хорошо. |
|
|
