| И дам вам пастырей по сердцу Моему, которые будут пасти вас с знанием и благоразумием. ( Иер. 3:15 ) Господь наш Иисус Христос трижды спрашивал у апостола Петра: Любишь ли Меня? – и трижды слышал утвердительный ответ. Мне вспоминается эта евангельская история ( Ин. 21:15–17 ) в связи с тем, что и в настоящей книге, и в этом вступительном слове речь идет о пастырстве и о пастыре. И мне хотелось бы обратить внимание на то, какие разные интонации слышатся в формулировках вопроса Спасителя о пастырском достоинстве, всякий раз открывая в нем новую смысловую грань: Любишь ли ты Меня больше, нежели они? – то есть больше всех остальных последователей. Любишь ли ты Меня? – другими словами, любовь ли движет тобой в отношении ко Мне или что-то другое? Любишь ли ты Меня? – именно ты, и никто иной... И только при условии утвердительных ответов, идущих из таких глубин сердечных, которые неведомы и самому апостолу, но не скрыты от Бога: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя, – Спаситель произносит Свое благословение: Паси овец Моих. Всей своей жизнью Высокопреосвященный Антоний, митрополит Сурожский , утвердительно ответил на вопрошание Господне о его готовности к принятию на себя пастырского бремени и о его несении вплоть до последнего дыхания. Владыка Антоний учился быть пастырем каждую минуту в течение всей своей долгой и многотрудной жизни. Мне кажется, что при всем бесценном опыте ревностного священнослужителя, мудрого архиерея, добродетельного монаха, внимательного духовника, проникновенного проповедника и неутомимого миссионера, которым знает его православный мир, сам Владыка никогда не признал бы того, что он является выдающимся пастырем нашего времени. И дело не только в его скромности: пастырство он понимал как состояние, которое следует поддерживать постоянно, без сна и отдыха, без условий и без перерывов. Сурожский архипастырь оставил Церкви бесценное наследие. Свидетель жизни и духовный руководитель русской диаспоры в Северо-Западной Европе, он проводил в путь всея земли поколение эмигрантов из царской России и ввел в храм Божий тех, кто родился и вырос в послереволюционной России, со временем покинув ее, а также и тех, кто сегодня свободно выбирает, где бы еще пожить, кроме дома в своем Отечестве... Пастырь добрый, он создал Сурожскую епархию, силой своего личного примера раскрыв богатство Православия и перед сынами и дочерями Альбиона, и перед соотечественниками, оказавшимися за пределами Родины. Собранное митрополитом Антонием духовное сокровище не положено после его кончины под спуд: оно продолжает жить и обильно плодоносить, приводя ко Христу читателей книг и слушателей бесед незабвенного проповедника. |
| И мне кажется, в этом мы можем видеть проявление того, что сказано в Евангелии: свет и во тьме светит, и тьма не объяла его ( Ин.1:5 ). Греческое слово здесь значит две вещи сразу: с одной стороны, «не приняла», с другой стороны, «не сумела заглушить». Этот свет светит, тьма все-таки остается тьмой, хотя она больше не тьма до конца, и вместе с этим она не может заглушить свет, потому что никакая тьма не может заглушить света. И вот мы призваны к тому, чтобы (я не помню, кто это говорит) рассматривать преступника как одержимого или как больного. Поступок безусловно плох, и мы можем осуждать поступок и порой наказывать преступника, но вместе с этим должны знать, что то зло, которое в нем качествует, не исчерпывает его, что человек остается как бы иконой, сколько бы она ни была осквернена, изуродована, и мы должны это помнить. Что касается до беса, до сатаны, я глубоко верю в их существование и не сомневаюсь в том, что человек может допустить порабощение себя самого злой воле и что он может дойти до такого состояния, что в нем действует воля бесовская, что как бы он является орудием его. И это общее правило. Я опять-таки не помню, кто из отцов говорил, что человек стоит между Богом и бесом и Бог его зовет к правде, ко всему, что является его истинным призванием и природой, и обещает только одно: Себя Самого, любовь. На другой стороне стоит дьявол , который дать ничего не может, но который все обещает и который каждый раз, когда вы попробуете исполнить его волю и увидите, что вы обмануты, скажет: да ты недостаточно сделал; сделай еще это, и ты достигнешь того… И человек стоит между этими двумя волями, и в зависимости от того, куда он склонится, в мир входит или воля темная, или воля светлая, и в этом смысле роль человека колоссальна, потому что и Бог, и сатана действуют через человека. Я не говорю о чудесах Христовых над природой, я говорю о том, что человек может внести в мир добра или зла. А какова конечная судьба каждого человека, мы не можем сказать, во всяком случае пока он жив, потому что бывает, что в последнее мгновение жизни человек раскается или окажется, что он обманут полностью, но что этому обману он отдал самое героическое, что в нем было. |
| И мне кажется, что есть случаи (вот как ты говоришь о себе), когда можно прийти на исповедь и сказать: «Можно мне постоять перед образом, лицом к лицу со Христом в пределах этого таинства, и можете ли вы просто вместе со мной молиться? Если вам Бог что-нибудь на душу положит, скажите; если вам нечего будет говорить – ничего не говорите». Потому что священник порой (милостью Божией, в этом я не сомневаюсь) говорит больше, чем сам понимает. Порой он может сказать то, что знает как общее правило, а порой ему следует молчать, потому что ему нечего говорить. И бывают моменты – об этом Феофан Затворник пишет в одном из своих писем, – когда священнику Бог не дает говорить, потому что Бог считает, что либо время не пришло сказать этому человеку то или другое, либо этому человеку не надо сейчас слышать, что он должен пережить что-то. Возвращаясь к тому, что я только что сказал: у апостола Павла есть места, где он пишет: «Это я вам говорю именем Христовым», а в других местах: «Это я вам от себя говорю». Это очень важно. Подумайте: апостол Павел делает такое различение, а молодой священник (или даже не молодой, а просто такой, которого не воспитали в этом отношении) очень часто думает, что, раз на нем благодать священства, он все может от Бога сказать и что бы он ни сказал – от Бога. Я мог бы привести вдоволь доказательств обратного. Порой бывает, что слушаешь исповедь, слушаешь ее молитвенно, и к концу этой исповеди тебе ясно, что надо сказать что-то, что не вытекает из этой исповеди, не является ответом на тот или другой пункт исповеди. Бывают моменты, когда ты должен сказать: «У меня нет ясного ответа» – или: «Мне нечего ясно сказать, но из святого Евангелия, из житий святых, из их сочинений, из моего опыта я знаю аналогичную ситуацию и могу тебе сказать: вот направление, по которому можно идти». А порой священник должен иметь честность сказать: «Я молился, и Бог мне ничего на душу не положил». Надо это принять в учет как бы с уважением. Не то что «батюшке некогда было, он хотел от меня отделаться и сказал, что ему нечего говорить». |
| И мне кажется (это относится к вопросу), что ни один безбожник на земле, ни один человек, не познавший Бога, ни один человек, потерявший Бога, ни один человек, отрекшийся от Бога по философским или иным причинам, ни один такой безбожник не знает до такой глубины и абсолютности, что значит быть лишенным Бога, как Христос. И поэтому мне кажется, что и безбожник как бы внутри, в пределах опыта Самого Христа, что нет ни одного безбожника, которого Христос не может понять и которому Он не приобщился в этот страшный момент. Я не знаю, как это может совершиться, но глубоко убежден в том, что придет время, когда вся тварь соединится с Богом в торжествующем победоносном моменте, когда Бог пронизает все Собой, когда Бог будет все во всем ( 1Кор.15:28 ). Тут можно поставить вопрос о грехе: неужели грех может войти в Царство Небесное? Нет, не может, но многие, очень многие перед смертью вдруг сознают свою греховность, потому что вдруг перед ними встает вопрос о том, какими они были и какова глубина жизни. Бывает тоже, мне кажется, что после смерти человек оказывается лицом к лицу с Богом, с совершенством, с полнотой жизни и в лице Спасителя Христа оказывается лицом к лицу с тем, чем он призван был быть. Перед ним явлена вся неописуемая красота и неописуемое величие человека, и в этот момент человек может с ужасом содрогнуться, понять, что он совершил, и каяться. Еще один вопрос: почему так много скорбят о том, что есть различные христианские церкви, хотя все знают, как это случилось, и что каждая группа привязана к своим обрядам, и никто из них не намерен изменяться. Может быть, это и не нужно, если бы только человеческие отношения были хорошие… Коротко говоря, можно было бы цитировать Хомякова. Он ставит вопрос о том, важна ли чистота вероучения, чистота христианской проповеди, не достаточно ли очень немногого для того, чтобы войти в Царство Божие. И его ответ такой: по тонкому льду один человек может легко и успешно пробежать, но армию по тонкому льду с края озера на другой не проведешь. И тут очень важный момент. Для спасения мира, для того чтобы всякий человек мог в Евангельском слове и проповеди найти ответ самому себе, нужна полнота этого Евангелия. Беседы о Символе веры 26 |
| И оказавшись перед лицом всех тварей, Адам впервые увидел, что он один, что во всем творении не было никого, кто был бы ему напарником, никого, кому он мог бы сказать «ты». Он был как бы «я» без собеседника своего собственного рода, на своем собственном уровне (я не говорю о том, как он соотносился с Богом). И в тот момент, когда он обнаружил изнутри той зрелости, которой достиг, что он один, пришло время Богу исполнить Свое творческое действие, но опять-таки не односторонне, а как результат возрастания Адама в новую зрелость. О, это не было зрелостью, которую мы находим во Христе, но это было нечто в том же направлении. И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и когда он уснул, взял одно из ребер его, и закрыл то место плотью. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: Вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа своего. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть. И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились ( Быт.2:21–25 ). Я хотел бы привлечь ваше внимание к ряду выражений в этом отрывке. Прежде всего, самое простое из них: взял одно из ребер его. Это не описание: слово может значить «ребро», может значить «сторона». Это может быть разделение, отделение двух половин, а не просто изъятие ребра и оформление из него нового существа. Это гораздо больше соответствует святоотеческому восприятию человеческого существа: оно содержало всю мужественность и всю женственность, которые были разделены и теперь стоят каждое на своих собственных правах. Есть еще одно выражение, которое, думаю, мы должны поставить под вопрос, хотя мы всегда его повторяем и у большинства переводчиков оно так и стоит: И навел Господь крепкий сон на Адама. Один из древних переводчиков с еврейского языка употребляет слово «обморок», «кома», чтобы указать на то состояние, в которое был приведен Адам. «Кома» означает состояние бессознательности, состояние, при котором человек над собой не имеет власти, не имеет обычного сознания, в котором мы живем. И действительно, в своем роде оправданно переводить это как «крепкий сон». Но если обратиться к другим переводам, к Септуагинте 68 . |
| И он стал голодать. И вдруг от голода, от одиночества он вспомнил отчий дом. Там даже работники, там даже рабы, а не то что сыновья, члены семьи жили в достатке. И он подумал: вернусь я домой… В этом сказалась в нем живая искра, потому что он не остановился, подумав: как мне вернуться домой? Меня выгонят после того, как я ушел… Нет, он вспомнил лик отца, он вспомнил любовь, сияющую в его глазах, он вспомнил, что отец его ничем не попрекнул, когда он потребовал: «Умри, и я буду от тебя свободен!», а все ему отдал, может, и благословил на дорогу. И когда он вспомнил об отце, он вспомнил о нем с надеждой, что можно вернуться, что есть куда вернуться. Он не знал, жив отец или умер, но он знал, что можно вернуться. Ему в голову не приходило, что отец мог умереть за это время. И он пустился в путь. И он шел, далеко или нет, он шел в лохмотьях, он шел с ранеными ногами, он шел голодный, нищий и всю дорогу твердил свою исповедь: отец мой (он его называл отцом в своих мыслях не потому, что тот его родил, а потому что в любовь, какую отец явил, согласившись быть отверженным и не отвернуться от сына, в такую любовь можно было верить), отец мой, я согрешил против неба и перед тобой, я недостоин называться твоим сыном, но прими меня, как одного из работников твоих… Он понимал, что, поступив так, как он поступил с отцом, сыном он себя назвать не мог, он, в сущности, был как бы в мыслях убийцей. Отец оставался отцом, но сын – сыном не был. И когда он стал приближаться к отчему дому, отец его увидел издали. Сколько раз отец выходил на дорогу посмотреть, не возвращается ли его мальчик, сколько раз он стоял там в ожидании и надежде, что вот-вот издали появится кто-то и, приблизившись, окажется его мальчиком, его сыном. И в этот день отец его увидел и побежал к нему, обнял его, обласкал его. А сын, может, бросился к его ногам, как на картине Рембрандта изображено, а может быть, просто прильнул к нему, положил голову к нему на плечо и плакал, плакал над собой, и плакал благодарными, умиленными слезами. И начал свою исповедь: «Отче, отец мой…» Он почувствовал, он знал: что бы ни случилось в течение прошедших годов или месяцев, этот человек остался его отцом до конца, не судьей, не чужим, а отцом. «Отец мой, я согрешил против неба и перед тобой, я так поступил, что мне нет места ни на небе, ни рядом с тобой, я перешел грань, я ушел в страну далече, как говорится в Евангелии, в далекую страну, не потому что расстояние было велико, а потому что, переступив порог, он оказался бесконечно далеко». |
| И ученик Христов Иоанн, самый близкий Ему, потому что он был близок Ему всем сердцем, а не только рассудочным умом. Поодаль – группа женщин, которые Христу служили и следовали за Ним все время Его служения земного, которые Его и тогда не оставили, хотя ничего не могли сделать. А дальше – толпа, пестрая человеческая толпа. Толпа людей, в которой одни пришли на зрелище. Вы себе не можете этого представить, но я могу, потому что когда я был юношей, во Франции еще была смертная казнь, и на казнь смертников открывали ворота тюрьмы, и желающие имели право прийти и посмотреть, как под гильотиной погибает человек. И толпа приходила: смотрели, и переживали, и уходили домой, и обсуждали, что случилось. Такие люди, наверное, были и вокруг креста, на котором был распят Спаситель. А кроме того, были люди, которые пришли с надеждой, как бы отзываясь на вызов саддукеев, фарисеев, книжников, говоривших: если Ты Сын Божий, сойди с креста, и тогда мы Тебе поверим… Многие прислушивались и думали: да, если бы только Он сошел с креста, тогда мы могли бы поверить Ему, тогда мы могли бы стать Его верными учениками без страха, без опасности: Он доказал бы, что Он победитель и что Его Евангелие любви возможно, что Он нас защитит против всего… А были такие, которые думали: только бы Он не сошел с креста! Потому что если Он сойдет, мы должны Ему поверить; если Он умрет, мы свободны от этогоужаса евангельской крестной жертвенной любви… Таков был и ван Бурен. Он видел Христа умирающего, но как человека, и он не видел ничего за этим. И он мне сказал: «В это я верю. В эту любовь, в эту жертвенность, в это великодушие, в это учение, которое Он доказал готовностью умереть за него, – да, я верю, но я Его как Бога еще не встретил и через Него не встретил и Самого Бога. Я верю во Христа и не могу верить в Бога». И с этого момента стало возможно нам разговаривать друг с другом, потому что тогда я мог говорить ему, почему я, как бы за пределом того, что он познал, верю во Христа как воплощенного Сына Божия. |
| Каждый из нас приходит или приносится в храм, чтобы стать до конца, без отказа Божиим достоянием, не вообще «чадом Божиим», но сыном или дочерью Божиими, вступающими в тот же путь, каким шел Господь наш Иисус Христос . Если мы хотим понять, что значит до конца быть христианином, вспомним одно изречение евангельское и одно слово апостола Павла. Когда Иаков и Иоанн на пути в Иерусалим, где Христос должен был пострадать и принять смерть, Его спросили, смогут ли они после Его победы сесть по правую и левую сторону Его царственного престола, Он им ответил вопросом: готовы ли вы пить ту чашу, которую Я буду пить? (то есть приобщиться тому страданию, которое Я должен вкусить?). Готовы ли вы креститься тем крещением, которым Мне надлежит креститься? (то есть погрузиться в тот ужас страдания, которое Мне предстоит?). И апостолы ответили: Готовы! ( Мк 10:35–40 ). Так и мы, когда, крестившись, предстаем перед Богом в надежде в свое время разделить Его вечную участь, торжество вечной жизни, должны быть готовы сказать: и на земле, Господи, готовы мы разделить Твою земную судьбу, готовы, подобно Тебе, жить правдой, провозглашать истину, крестно любить ближнего нашего до готовности пострадать жизнью и смертью нашей – для других, для друзей, для врагов, для всех положить свою жизнь. Как однажды Святейший Патриарх Алексий 8 сказал мне в разговоре, Церковь – это Тело Христово, ломимое во оставление грехов человеческих. Чтобы это осуществилось, должны мы помнить слово апостола Павла: для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение, и, однако, так как это полезнее, необходимо для вас, готов я остаться жить на земле ( Флп 1:21–26 ). Кто из нас может всей душой, всем умом и всем сердцем, всей волей и всей жизнью сказать: жизнь для меня Христос, – не только в том смысле, что Христос в крещении, в таинствах, в учении Своем, в кроткой Своей близости дает мне новую жизнь, а в том смысле, что только то, что Христово, только то, чем Он жил, стало теперь целью и содержанием моей жизни? И, однако, это – признак истинного христианина; и если бы мы так жили, в таком единстве со Христом, с такой к Нему всецелой любовью, могли бы и мы сказать, как апостол Павел говорил: жизнь для меня – Христос, а смерть – приобретение, потому что, живя на земле, я отделен от Христа, а все желание, все устремление жизни моей в том, чтобы лицом к лицу Его узреть, чтобы с Ним быть всегда, чтобы ничто меня от Него не разделяло. |
| – Как понимать: «Благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар, чтобы никто не хвалился»? – Я должен ответить коротко и потому, может быть, неудовлетворительно, но думаю, спасение – это, с одной стороны, спасение от чего-то (от погибели), с другой стороны – спасение через приобщение чему-то. Наша порабощенность сатане, греху, все то, что составляет нашу жизнь вне Бога, – предмет формы спасения, которую я обозначил словом «от чего-то». Но «от» – еще недостаточно. Вы, наверное, помните, что в чине крещения спрашивается: Отрицаешься ли сатаны и всех дел его... и т. д. Но после этого отречения второй вопрос: Соединяешься ли со Христом? То есть другой полюс спасения – наше соединение со Христом, и это не может быть человеческим делом, потому что это означает, что мы так соединяемся со Христом, как ветвь соединена с виноградной лозой, так едины со Христом, как каждый член нашего тела составляет живую, неотъемлемую часть этого тела. Это значит, что мы должны стать храмами Святого Духа, приобщиться Божественной природе, стать сынами и дочерьми Живого Бога или, как дерзновенно говорит святой Ириней Лионский , действием Духа Святого во Христе, Который – Единородный Сын Божий, стать единородным сыном Божиим... Ничего из этого мы не можем сделать, свершить или достичь никакими человеческими усилиями. Мы только можем верой, то есть поверив слову Божию, поверив Христу, доверившись Ему и оставаясь верными Ему, открыться так, чтобы Он в нас совершил это дело спасения. Разумеется, тут надо прибавить, что вера без дел мертва, как апостол Иаков говорит: покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих ( Иак. 2:20, 18 ); разумеется, вера не заключается в том, чтобы жить по своей воле и только говорить: «Да, я верующий». Но вера как доверие, как отдача и как верность Богу – единственный путь, который открывается Божией благодати. Кто-то из древних писателей говорил: Бог может вступить в любое сердце, лишь бы оно ему открылось. Насильственно Бог не входит; и мы можем играть роль привратников, открыть Богу дверь, верой сказать: «Приди, Господи!» – Какова природа суеверия? – Вера – в первую очередь доверие к Богу. |
| Максимы. Пер. Э. Линецкой. М.: Худ. лит., 1974, с. 35. 5 Беседа с руководителем религиозной программы Русской службы Би-би-си «Воскресение» протоиереем Сергием Гаккелем 30 июля – 10 декабря 1994 г. 1-я публ. (под назв. «О медицинской этике», с небольшими сокращениями): Независимый психиатрический журнал. 1995, 1. 6 Только плоти с душею ее, с кровью ее, не ешьте ( Быт 9:4 ). В библейском словоупотреблении (нефеш – дыхание, душа) означает жизнь: И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою ( Быт 2:7 ). Причина запрета на вкушение крови не выяснена. Одна из возможных гипотез состоит в том, что соблюдение этого запрета давало возможность реинкарнации или бесконечного продления жизни убитых и съеденных животных, если их кровь ритуальным образом излилась на землю (такое объяснение существует в Каббале и у некоторых ее современных толкователей: см.: Рабби А. Штейнзальц «Вавилонский Талмуд. Антология Аггады». М.-Иерусалим, 2001, т. 1, с. 162–171; см. также: Тантлевский И. Р. «Введение в Пятикнижие». М.: РГГУ, 2000, с. 245–251, 355–360): Если кто из сынов Израилевых и из пришельцев, живущих между вами, на ловле поймает зверя или птицу, которую можно есть, то он должен дать вытечь крови ее и покрыть ее землею ( Лев 17:13 ). 7 На Архиерейском соборе, проходившем 13–16 августа 2000 г., был принят документ под названием «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», в котором, в частности, были обсуждены вопросы медицинской этики. См.: « Церковь и мир. Основы социальной концепции РПЦ». М.: Даниловский благовестник, 2000, пп. XI-XII. 8 Необходимость созыва Всеправославного собора (или Святого и Великого Собора Православной Церкви) была осознана еще в 1920–1930-е гг. Его подготовка началась на Первом Всеправославном совещании в 1961 г. на острове Родос и была продолжена впоследствии на других подобных совещаниях, работу которых координировал специальный секретариат (в Православном центре Константинопольского Патриархата в Шамбези, Женева) и межправославная подготовительная комиссия. |
|
|
