| Обратив в христианство примерно тридцать душ 219 , мы, по манию Божию, устроили мир 220 , который, по их словам, никто кроме нас не смог бы устроить. «Сей мир, – говорили они, – тобой устроен. Если он будет прочен, то все мы, как ты учишь, охотно станем христианами 221 . Если же государь Руси изменит уговору, нам придется думать только о войне, а не о христианстве». С тем я и прибыл к государю Руси, который ради Божьего [дела] одобрил это, отдав в заложники сына 222 . Мы же посвятили в епископа [одного] из наших 223 , которого он затем вместе с сыном поместил в середине земли [печенегов] 224 . И установился, к вящей славе Господа, Спасителя нашего, христианский закон среди наихудших и жесточайших из всех обитающих на земле язычников 225 . [Теперь Бруно отправляется к пруссам 226 . Миссионер оправдывается от возможных обвинений в службе Болеславу Польскому больше, чем Генриху II тем, что старается всеми силами примирить их. Тем более что союз Генриха с язычниками-лютичами против Болеслава 227 представляется противоестественным, и потому Бог помогает Болеславу. Лучше было бы помириться с Болеславом и заняться обращением лютичей. Вестники из-за моря от свигиев (Suigii) сообщили, что посланный туда Бруно епископ крестил государя свигиев, у которого до тех пор только жена была христианкой, и много народу. Но в результате гонений новокрещеные с епископом покинули прежние места 228 . Генрих должен употребить все силы для обращения лютичей и пруссов.] (Ер. Brun. Р. 98–100) 197 Может быть начальной буквой как родового (Бруно), так и монашеского (Бонифаций) имени автора «Послания». 198 В 1004–1007 гг., вероятно, с перерывом, Бруно миссионерствовал среди так называемых «черных венгров» (Ungri Nigri), под которыми следует подразумевать, очевидно, трансильванских секеев. Победа венгерского короля Иштвана (Стефана) I Святого над своим тестем Дьюлой, правителем Трансильвании, и подчинение востока Венгрии имели место ок. 1003 г. 199 Епископ аугсбургский, младший брат Генриха II и Гизелы, жены венгерского короля Иштвана I. |
| 105 Согласно идущей от античных географов средневековой традиции земля делилась на широтные зоны – климаты. 106 «Халдеи» – это, вероятно, население византийской фемы на востоке Малой Азии – Халдии. «Армяне» – это либо соседняя фема Армениак, либо армянские княжества на восточной границе Византийской империи. Что имеется в виду под «персами», с определенностью сказать не беремся. 107 Транслитерация греч. βσγοι – названия народа на восточном побережье Черного моря, предков современных абхазов. 111 Константин VII Багрянородный был в то время соправителем Романа I, который, женив Константина на своей дочери, оттеснил зятя на задний план. 112 Отчим Лиудпранда, имя которого неизвестно, правил посольство в 942 г. Брак Романа II с дочерью Хуго Бертой (в Византии принявшей имя Евдокии) был заключен в сентябре 944 г. 113 Эта народная этимология ( < греч. ροσιος «светлый») принадлежит, видимо, самому Лиудпранду, так как собственно греческим источникам форма этнонима Ροσιοι, кажется, неизвестна, да и иные варианты на " Poυσ- появляются только с XII столетия (Бибиков 2004. С. 634–635). 114 Таким образом, Лиудпранд прямо удостоверяет, что лат. Nordmanni применительно к руси являлось характерной чертой именно латинской языковой практики, а не было скопировано с греческого словоупотребления. Это важно ввиду того, что другое свидетельство подобного рода допускает и иную интерпретацию (см. 2, примеч. 37). 115 Титул rex «король» – обычное именование древнерусских князей (причем совершенно не обязательно только киевских) в латинской письменности X-XII вв. (Soloviev 1966. Р. 143–173; Назаренко 1993. С. 149–150. Коммент. 20; ДР. С. 333–334 [IV, 2.3.4]). Чтобы отразить эту господствующую тенденцию средневековой латиноязычной литературы в переводе, отклоняемся в данном случае от избранного нами общего принципа перевода титулатуры и имен собственных (см. Введение к выпуску) и передаем этот термин везде словом «король», в древнерусской практике никогда не применявшимся. Другие способы титулования редки и почти всегда имеют конкретную причину; таково, например, употребление титула senior в отношении Владимира Святославича у Бруно Кверфуртского 10, примеч. 202) и, в отношении Святополка Владимировича, – у Титмара Мерзебургского 11, примеч. 337), dux применительно к Волынскому князю Ярославу Святополчичу у Анонима Галла 29, примеч. 845) и т. п. |
| 1274 Этот фрагмент заимствован из Adam II, 19, где он, в свою очередь, представляет собой цитату из «Жизнеописания Карла Великого» Эйнхарда (Einh. Vita Car. 12). 1275 В кратком описании Хельмольдом области расселения славянских народов угадывается зависимость от структуры Славянии, как она обрисована Адамом Бременским (Adam II, 21); так, представление о том, что Русь является самой восточной славянской страной и замыкает Балтийское море на востоке, характерно для Адама (см. 22, примеч. 574). 1276 Пруссы были не славянским, а балтским народом (родственным современным литовцам и латышам). Хельмольд суммирует данные Адама Бременского, но мнение последнего в данном случае понять трудно, так как указание на пруссов находится в добавлении (схолии): Adam II, 21, schol. 14 22/2); говоря о пруссах специально (Adam IV, 18), Адам ничего не сообщает об их принадлежности к славянам. 1277 Недоразумение о тождестве мораван и каринтийцев (хорутан «Повести временных лет»), т. е. словенцев, населявших в XII в. Каринтийское герцогство, привнесено в данные Адама Хельмольдом. 1278 У Адама Бременского Венгрия нигде не причисляется к славянским странам, и в отношении собственно венгров это, разумеется, верно (венгры принадлежат к угро-финской семье народов). Однако мнение «некоторых», воспроизведенное Хельмольдом, имело под собой то основание, что в XII в. на венгерском правобережье Дуная должны были сохраняться достаточно многочисленные остатки славянского населения, обитавшего здесь до прихода венгров; кроме того, в состав Венгерского королевства времен Хельмольда входил целый ряд славянских земель – например, Словения и Хорватия. 1280 Отрывок об «Острогарде», «Кунигарде» и Киеве является сокращенным пересказом сведений Адама Бременского и его схолиаста (Adam II, 22 и schol. 120; см. 22, примеч. 587–588, 672). 1281 Вставкой из Адама разорван небольшой пассаж Хельмольда о религии Руси, наглядно показывающий, насколько Русь находилась за пределами интересов хрониста. В соответствии со своим замыслом он должен сказать о церковной стороне дела (ср. примеч. 1285), но затрудняется в этом. Показательно, что ученый представитель миссионерской Гамбургской церкви не знает современной ему историографической традиции миссионерской же Магдебургской церкви – ни связанной с епископом Руси Адальбертом, ни с архиепископом Бруно Кверфуртским (см. 52/1, 2, 7, а также несколько более ранние «Деяния магдебургских архиепископов», не включенные в Хрестоматию: Gesta Magd. 9–10. Р. 381–383). Представление о том, что на Руси «в обрядах подражают грекам», могло быть частью общих сведений, доступных всякому образованному клирику, но могло также стать следствием свойственного Адаму убеждения, будто Русь являлась частью Греции (см. 22, примеч. 574). |
| Когда же он не в силах был уже [удерживать меня] и устрашен неким видением обо мне, недостойном, то два дня провожал меня с войском до крайних пределов своей державы 204 , которые из-за вражды с кочевниками со всех сторон обнес крепчайшей и длиннейшей оградой (sepes) 205 . Спрыгнув с коня 206 , он последовал за мной, шедшим впереди с товарищами, и вместе со своими лучшими мужами (maiores) 207 вышел за ворота. Он стоял на одном холме, мы – на другом. Обняв крест, который нес в руках, я возгласил честной гимн: «Петре, любишь ли меня? Паси агнцы моя!» 208 По окончании респонсория 209 государь прислал к нам [одного из] своих лучших мужей с такими словами: «Я проводил тебя [до места], где кончается моя земля и начинается вражеская. Именем Господа прошу тебя, не губи к моему позору своей молодой жизни 210 , ибо знаю, что завтра до третьего часа 211 суждено тебе без пользы, без вины вкусить горечь смерти» 212 . Я отвечал: «Пусть Господь откроет тебе [врата] Рая так же, как ты открыл нам путь к язычникам!» Что же? Два дня шли мы беспрепятственно, на третий, в пятницу, трижды – утром, в полдень и в девятом часу 213 – все мы со склоненными выями влекомы были на казнь, но столько же раз по чудесному знамению – такова была воля Господа и водителя нашего Петра 214 – невредимы ускользали от встретившихся нам врагов. В воскресенье, когда мы добрались до мест более обитаемых 215 , нас оставили в живых до срока, пока весь народ по зову гонцов не соберется на сходку. Итак, в девятом часу следующего воскресного дня нас зовут на сходку, бичуя, словно лошадей. Сбежалась бесчисленная толпа. С налитыми кровью глазами, они подняли страшный крик. Тысячи обнаженных мечей и тысячи топоров над нашими головами грозили изрубить нас на куски. До ночи терзали нас, волоча в разные стороны, пока нас не вырвали из их рук старейшины (maiores) 216 [той] земли, которые, будучи рассудительны, услыхав наши речи, поняли, что мы с добром явились в их землю. Как то было угодно неисповедимому Господу и честнейшему Петру, пять месяцев провели мы среди этого народа, обойдя три его части, не заходя в четвертую 217 , из которой к нам прибыли послы от лучших людей (meliores) 218 . |
| Память о миссионерских подвигах Бруно Кверфуртского в латинской агиографической традиции рано начинает контаминироваться с памятью о проповеди св. Адальберта Пражского у пруссов, а также о деятельности других, безвестных, западных миссионеров на Руси в 970-х годах 13–14, 28/2) (Назаренко 2001а. С. 339–356). Перу Бруно Кверфуртского принадлежат, три весьма значительных сочинения, отличающихся в том числе и художественными достоинствами: помимо «Послания к королю Генриху», это – «Житие пяти братьев-пустынников», пострадавших ок. 1003 г. в Польше (Brun. Vita V fr.), и «Житие св. Адальберта Пражского» (так называемое «второе» «Житие Адальберта») (Brun. Vita Adalb.). Эти тексты рисуют Бруно не только деятельным миссионером-практиком неразделенной церкви, но и видным церковным идеологом, который ратовал за сотрудничество христианских государей в деле проповеди среди язычников. «Послание», написанное накануне поездки Бруно к пруссам, т. е., вероятнее всего, ближе к концу 1008 г., являясь своего рода отчетом миссионера о своих трудах последних лет, много служит и для понимания миссионерской программы Бруно Кверфуртского. В нем архиепископ достаточно мягко, но настойчиво и недвусмысленно упрекает короля за кощунственный, с его точки зрения, союз с язычниками-лютичами против христианина Болеслава Польского и призывает вместо этого направить усилия на обращение лютичей в христианство . Генриху II ставятся в пример византийский император Константин Великий и франкский – Карл Великий, a de facto также Болеслав, который озабочен обращением пруссов, и Владимир Киевский, который пошел на мир с печенегами ради евангельской проповеди среди них. Таким образом, Бруно не чужд политики (видимо, именно это имел в виду Генрих II, когда, по свидетельству «Послания», опасался, как бы Бруно «не предался, по заблуждению молодости, делам мирским, оставив духовные»: Ер. Brun. Р. 101), стремясь подчинить ее миссионерским целям и нуждам. Для историка Руси памятник крайне интересен как уникальное и пространное (русско-печенежский сюжет занимает более четверти целого) свидетельство современника об эпохе и личности киевского князя Владимира Святого. |
| После долгой молитвы как самого короля, так и прочих христианок оцепеневшим не только вернулись прежние чувства, но, сверх того, выросла также решимость снискать истинное спасение. Они немедленно со слезами просили прощения за свое преступление, с великим ликованием приняли таинство крещения 391 , а над телом блаженнейшего мученика воздвигли церковь 392 . (Petri Dam. Vita b. Rom. P. 57–60) 388 Бруно (Бонифаций) Кверфуртский (см. 10). Если Адемару 13/2) Бруно известен под своим мирским именем, под которым он вошел в немецкую историографическую и агиографическую традицию, то Петр Дамиани именует его Бонифацием, как то было свойственно итальянской традиции. Осознание того, что речь идет об одном и том же лице, пришло только с научными изысканиями начала XVIII в. 389 Очевидно, слухи о распространенности почитания Адальберта Пражского как святого в Польше (выкупленные Болеславом I мощи св. Адальберта почивали до 1038 г. в кафедральном соборе в Гнезне) автор принимает в качестве свидетельства проповеди святого среди славян. На самом деле официальная христианизация и Чехии, и Польши произошла много раньше. 390 Рассказ о невредимости проповедника от огня – один из распространенных стереотипов житийной литературы. В отношении Бруно Кверфуртского он засвидетельствован еще запиской некоего Виберта, который выдает себя за одного из капелланов Бруно и описывает его проповедь среди пруссов (MGH SS. 1841. Т. 4. Р. 579–580; русский перевод: Назаренко 2001а. С. 351–352). 391 Во время миссионерской деятельности Бруно Кверфуртского в начале XI в. «королем Руси», т. е., в данном случае, киевским князем, был креститель Руси Владимир Святославич (см. 10, примеч. 203). С момента официального принятия Русью христианства по византийскому обряду тогда минуло уже двадцать лет, так что рассказ Петра Дамиани является явным анахронизмом. Однако смешение припоминаний о Бруно и безвестных миссионерах 970-х гг., которое мы уже наблюдали у Адемара Шабаннского 13, примеч. 383–384), позволяет подозревать то же самое и в данном случае. Тем более, что ситуация на Руси, как она описана Петром, весьма напоминает положение дел при Святославичах: три брата, один из которых – «король» (Ярополк Киевский), другой живет поблизости от него и убит им (Олег Древлянский), третий – далеко от него и упорствует в язычестве (Владимир Новгородский) (Назаренко 2001а. С. 340–356). |
| Со вступлением на престол герм. кор. Генриха II (1002-1024, имп. с 1014), преемника Оттона III, ситуация радикально изменилась. В 1002 г. Б. X. захватил имперские полабские марки Лужица (Лаузиц) и Мильско, а в 1003 г. Чехию и Моравию, вмешавшись в междоусобие пражских князей, причем отказался признать захваченные территории леном империи. Это привело к продолжавшейся с короткими перерывами до нач. 1018 г. немецко-польск. войне. Против Б. X. сложилась мощная коалиция, в к-рую помимо Германии вошли Венгрия, Чехия (ее Б. X. вынужден был оставить в 1004), языческий племенной союз лютичей и на последнем этапе Русь киевского кн. Ярослава Мудрого (1016-1018, 1019-1054). Война завершилась в целом благоприятно для Б. X.: он удержал полабские марки, хотя утратил контроль над завоеванной к рубежу X-XI вв. частью Поморья (ок. 1005 Колобжегская епархия оказалась de facto ликвидированной), а в 1018-1022 гг. ему пришлось отказаться от Моравии. Несмотря на то что имперская программа Оттона III не была осуществлена, Б. X. пытался продолжать миссионерскую деятельность, поддержав, в частности, в кон. 1008 - нач. 1009 г. прусскую миссию св. Бруно Кверфуртского (о причастности Б. X. к отправленной тем же Бруно, видимо, также из Польши ок. 1005 швед. миссии с определенностью судить трудно). В послании к Генриху II в 1008 г. Бруно превозносит Б. X. как образцового христ. правителя, упрекая герм. короля в недостойном союзе с язычниками-лютичами. В 70-х гг. XI в. хронист Адам Бременский называл Б. X. «христианнейшим королем» (rex christianissimus: Adam v. Bremen. Hamburgische Kirchengeschichte/Hrsg. B. Sehmeidler. Hannover; Lpz., 1917. S. 95. Schol. 24); аналогичная формула «воин Христов» (athleta Christi) находится и в надгробной надписи Б. X. Вместе с тем у Галла Анонима ( Gall. I. 19) и в Киево-Печерском патерике (Слово 30 «О прп. Моисее Угрине») содержатся сведения о конфликте между Церковью и Б. X., очевидно, ближе к концу правления последнего: об интердикте, наложенном на всю страну первым Гнезненским архиеп. св. Гауденцием (братом св. Адальберта Пражского), о том, что Б. X. «въздвиже гонение велие на черноризци и изъгна вся от области своеа». |
| Довольно разнообразные свидетельства о Владимире Святославиче содержатся в латиноязычных памятниках - послании к герм. кор. Генриху II архиеп.-миссионера Бруно Кверфуртского (1008) и хронике саксонца Титмара Мерзебургского (1012-1018). В прочих содержатся почти только сведения о внешнеполитических обстоятельствах Крещения Владимира Святославича: в визант. хронике Иоанна Скилицы (создана на рубеже XI-XII вв., но использовала достоверные источники 2-й пол. X в.), в арабо-сир. хронике весьма осведомленного Яхьи Антиохийского (ум. ок. 1066), в сочинении араба Абу Шоджи ар-Рудравери (ум. в 1095), в арм. хронике Степаноса Таронеци (Асолика) (нач. XI в.). История до Крещения. Год рождения Владимира Святославича неизвестен. На уникальное сообщение «Летописца Переяславля Суздальского» (XIII в., сохранившемся в единственном списке 3-й четв. XV в.) о 73 годах как возрасте князя ко времени его кончины (ПСРЛ. Т. 41. С. 44) полагаться трудно по неясности происхождения этой информации и, главное, по сбивчивости хронологии «Летописца» (так, смерть Владимира Святославича датирована в нем 6543, т. е. 1035 (!) г.). Подсчеты на основании возраста Святослава (род. за 3-5 лет до гибели своего отца киевского кн. Игоря, происшедшей не ранее зимы 944/5 г.) и более или менее надежных фактов биографии самого Владимира Святославича (рождение старшего сына кн. Вышеслава не позднее 978 г. и др.) приводят к приблизительному разбросу дат от 955 до 963 г., причем наиболее вероятной выглядит дата ок. 960 г. Такому заключению вряд ли противоречит известие Титмара, что Владимир Святославич умер «глубоким стариком» («decrepitae aetatis») и «ветхим деньми» («plenus dierum») (Thietm. VII, 73-74. P. 488; Назаренко. Немецкие латинояз. источники. С. 136, 141), поскольку впечатление от возраста ок. 55 лет, и без того весьма почтенного по понятиям средневековья, могло усугубляться необычайной длительностью киевского княжения Владимира Святославича (без малого 40 лет). Матерью Владимира Святославича, согласно ПВЛ, была «ключница» святой княгини Ольги Малуша, дочь некоего «Малъка Любечанина» (т. |
| Описывая события ранней, полулегендарной истории (о начале династии Пястов), Г. А. использовал устную традицию, но ему были известны Житие св. Адальберта Бруно Кверфуртского и произведения древнерим. классиков Цицерона , Цезаря и Саллюстия , отцов Церкви блж. Августина и свт. Григория I Великого , а при описании двора польск. кн. Болеслава I Храброго он берет за образец «Жизнь Карла Великого» Эйнгарда . Работая над хроникой, Г. А. следовал лит. образцам распространенных в нач. XI в. в Зап. Европе «Деяний» (Gesta) и польск. погодных записей, анналов (рочников). Хроника написана рифмованной прозой, иногда в повествование включаются поэтические строфы. Лит. ценность памятнику придает живой, образный стиль и увлекательные сюжеты. Однако, несмотря на то что по сути это прежде всего история польск. князей и королей, в ней совершенно отсутствуют даты. Высказанное в советской историографии мнение, что Г. А. выступал с критикой польск. церковной иерархии (см., напр.: Попова. Хроника), преувеличено. 1-я книга хроники обращена к польск. епископам, а 2-я - к еп. Павлу. Приведенный в хронике рассказ о заговоре, организованном против Болеслава II Смелого его родным братом Владиславом Германом и Краковским еп. Станиславом , и о расправе с заговорщиками и казни епископа не может однозначно трактоваться как антиклерикальный. Г. А., хотя и называет епископа изменником, тем не менее порицает короля, «который отомстил столь постыдно», и осуждает казнь епископа. Оригинал хроники не сохранился. В наст. время известны 3 рукописных списка хроники: рукопись Замойских (Z), рукопись Сендзивоя (S) и рукопись Гейльбергская (Н). Рукопись Замойских (на пергамене) хранится в Национальной б-ке в Варшаве. Полагают, что список был сделан в XIV-XV вв. (между 1340 и 1448). Исследователь Малечиньский считает, что она находилась в XV в. в семье Ласких, а потом перешла в собственность гнезненского каноника Сендзивоя, сделавшего с нее список. Рукопись Сендзивоя (на бумаге), датируемая 2-й пол. XV в., в наст. время хранится в Б-ке Чарторыйских (Краков). Рукопись Гейльбергская (на бумаге), также написанная в XV в., находилась в б-ке епископов Гейльбергских, от к-рых перешла к еп. Варминскому Мартину Кромеру. В XVIII в. этот список был передан кор. Станиславу Понятовскому, в 1893 г. обнаружен в коллекции Любомирских в Крушине. В наст. время находится в частном собрании в Канаде. Эта рукопись подверглась наибольшим изменениям: в ней изъяты главы 1-й книги, касающиеся еп. Краковского Станислава, а вместо них вставлено Житие св. Станислава; 3-я книга состоит из 15 глав вместо 26. |
| 377 Неудачная попытка сторонников независимости апулийских городов от Византии поднять в 1009–1010 гг. мятеж под предводительством Мела (Мелеса или, на греческий манер, Мели), представителя местной знати, была подавлена. В 1017/8 г. Мел возобновил борьбу при поддержке лонгобардских герцогов и норманнских наемников, и именно о ней говорится у Адемара. Эти действия следует рассматривать в русле антивизантийской политики в Италии, которая проводилась папой Бенедиктом VIII и германским императором Генрихом II. Решающая битва, в которой мятежники были разбиты византийским катепаном Италии Василием Виоанном (Βοιοννης, в русскоязычной историографии фигурирует под латинизированными именами Боиоанн, Бугиан; см. 15, примеч. 401), состоялась в октябре 1018 г. при Каннах, после чего Мел бежал в Германию к Генриху II (Gay 1904. Р. 399–413). 379 Экскурс о Бруно Кверфуртском присутствует только в самой поздней редакции «Хроники» (редакция С), где он носит характер торопливой и достаточно сбивчивой приписки, служа пояснением к первоначальному краткому известию о миссионерских успехах германского императора Оттона III, который «по воле Божией сподобился обратить к вере Христовой народы Венгрии вместе с их королем» (имеется в виду учреждение архиепископии в Эстергоме в 1001 г., но не только: см. примеч. 383). 380 Адемар имеет в виду, несомненно, Бруно Кверфуртского (см. 10), считая его, однако, епископом аугсбургским, хотя и не путая с реальным аугсбургским епископом Бруно, младшим братом германского короля Генриха II (см. 10, примеч. 199). Более пространное изложение фрагмента об Адальберте и Бруно см.: Назаренко 2001а. С. 343–344, 347. 382 Адальберт Пражский погиб во время миссионерской поездки не к печенегам, а к пруссам, как и Бруно. Поскольку печенежская миссия была делом Бруно, то ясно, что мы сталкиваемся с начавшейся вскоре после смерти Бруно контаминацией его образа с памятью об Адальберте. 383 Бруно Кверфуртский в самом деле бывал как в Венгрии, так и на Руси, но миссионерский характер носило только его пребывание в Венгрии (см. 10). Заблуждение Адемара усугубляется еще и тем, что деятельность Бруно на Руси он относит ко времени до ее крещения (как то видно из окончания рассказа). В таком случае возникает подозрение, что в отношении Руси (как и в случае с Венгрией: см. следующее примеч.) хронист смешал сведения о Бруно с припоминаниями о каких-то немецких миссионерах, достигавших Руси в 970-е гг. (см. 14; Назаренко 2001а. С. 339–390). Историографическая традиция, хронологически соединявшая крещение Руси и Венгрии как дело рук Бруно Кверфуртского, в разных видах продолжала существовать и развиваться и позднее. Именно она обусловила странное, на первый взгляд, убеждение Гонория Августодунского (Отёнского), популярного полигистора середины XII в., будто в правление германского короля Генриха II, т. е. после 1002 г., «стали христианами русь, поляки и венгры» («Ruzi, Polani et Ungarii facti sunt christiani»: Honor. Aug. P. 130, 133). |
|
|
