| Богочеловек Иисус был мытарем друг и грешником; но был вместе и враг им жестокий и непримиримый; в то время, как Он изливал на них всю горечь упреков и порицаний своих, весь ужас угроз и проклятий, в тоже время Он за них и для них пролил бесценную кровь Свою до последние капли. С ненавидящими мира был мирен и еще грешникам нам сущим по времени за нечестивых умре. Врази убо бывше Богу, примирихомся кровию Его. Если же никогда, и нигде непозволительно питать злобу и вражду противу ближних наших: то как осмелиться притти с сею злобою и враждою к Богу мира и в обитель единения земных и небесных? Как явиться с сердцем неумиротворенным и с душою раздраженною во храме, где приносится жертва всемирного примирения. О! как прекрасно в сем случае обыкновение древних Христиан, от которого у нас уцелела одна только слабая тень и то почти исключительно в простом народе, и которое состояло в том, что всякий приходящий во храм прежде всего обращался с молитвою к Богу, испрашивая от него духа молитвы на предстоящее служение, а потом обращался к присутствующим во храме и в лице их ко всем отсутствующим с поклоном, смиренно умоляя их даровать ему прощение во всех умышленных и неумышленных оскорблениях, и взаимно прощая сам всех оскорбивших его, и таким образом поставивши себя непостыдна и неукоризненна пред Богом, благоговейно внимал священному чтению и пению, втайне согласуя дух свой с созерцаемыми тайнодействиями веры и с слышимыми вещаниями Духа Божия и Божественными песнопениями. Не на одних также священнослужителях возлежит обязанность блюсти свое сердце от дурных помыслов как во всякое время, так наипаче пред совершением Литургии и во время совершения оной. Ибо к кому Дух Божий обращается: сыне, храпи ногу твою, егда идеши в храм Господень. К священнослужителям ли только? Нет, ко всякому верующему. Но что значит: хранить ногу, когда идешь во храм? Без сомнения Дух Божий заботится не о ногах наших вещественных, но о ногах духовных – о нашем сердца, нашей душе. Сими ногами мы восходим на небо и нисходим во ад: их наипаче и нужно хранить вход во храм и предстоя во храме. |
| Не могу также при этом не заметить я, к утешению своему и вашему, что этим высоким преимуществом и неоцененным достоинством – этою изумительною близостию и почти тождеством с древнехристианским или Апостольским Богослужением обладает, предпочтительно пред всеми прочими Христианскими вероисповеданиями, одно наше Восточно- Кафолическое или Православное вероисповедание, в чем не могут отказать, и действительно не отказывают, ему самые противники его. Церкви Римско-Католическая и Протестантская, увлекшись духом нововведения, до того уклонились от своего первообраза времен Апостольских и ближайших к Апостолам, что в некоторых частях их нынешнего богослужения с трудом можно отыскать следы богослужения первобытнохристианского, каково наприм. употребление в них инструментальной музыки, вместо живого человеческого пения; опресноков Иудейских, вместо квасного хлеба, в тайне Евхаристии; сидение во время молитвы, вместо благоговейного предстояния лицу Божию; лишение мирян спасительной крови Христовой вопреки прямой Христовой заповеди, и проч. и проч. За тем, перейдя собственно к Литургии и мимоходом объяснив значение, силу и причину сугубого ее наименование, я остановлю ваше внимание на Божественном Учредителе и Совершителе её в последний день земной своей жизни в кругу своих безутешных учеников и Апостолов о приближающейся разлуке с ними; открою важные причины, побудившие Его к сему заветному священнослужению, которое, по обетованию Его, должно продолжаться непрерывно до скончания века и потом чрез целую вечность в царствии Отца небесного в преображенных своих видах неизменно повторяться для бесчисленного сонма избранных Божиих; далее, благоговейною рукою постепенно совлекая с тайн веры чувственные покровы, представлю внимательному взору вашему зрелище, достойное небожителей; вы увидите в нем небо мирно склоняющееся к земле, Божество соединяющееся с человечеством, Ангелов дружелюбно беседующих с людьми, и людей чрез приобщение Божественных, святых, бессмертных, животворящих и страшных Христовых тайн, превращающихся в Ангелов, словом – всю тайну нашего духовного возрождения, освящения и спасения в постепенном ее раскрыт и полном совершении. |
| Своею ли силою сотворихом сия, вопрошает Апостол Петр, и отвечает отрицательно. Бог есть действуяй как в них, так и в нас, и еже хотети, и еже деяти о благоволении; Его всемогущая сила совершается в наших немощах; Его вседержавный Дух действует вся во всех, хотя различны дарования Его, различны служения. Мы грешны, но разве Апостолы были безгрешны? Не говорили ли они сами о себе: аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас? Мы смертны, но и Апостолы почили сном смерти, не смотря на то они носили на себе сан священничества, возложенный на них рукою самого Господа: ни грех , ни смерть их не воспрепятствовали Ему поручить им власть вязать и решить, учить народ и совершать тайны. Притом же разве мы имеем на себе священство какое либо другое, а не Христово? Как же наша смертность может разрушить или прервать непреступное и нескончаемое священство Христово? Ужели Иисус Христос перестал быть ныне, как был вчера и во веки? Прочитайте внимательнее послание ко Евреем, которое привело якобы вас к столь странным мыслям, и вы увидите, что Апостол предвидел сие недоумение и предупредил оное своим разрешением. Так в 13-й главе сего послания, упомянув о смерти Христианских наставников, тотчас присовокупил, что Христос пребывает во веки. Поминайте наставники ваша, говорит Апостол Евреям, иже глаголаша вам слово Божие: их же взирающе на скончание жительства, подражайте вере их. Иисус Христос вчера и днесь тойже м во веки, в научения убо странна и различна не прилагайтеся. Мы наконец ежедневно приносим жертву сначала о своих грехах, потом же о людских? Правда, но как же нам не приносить сей спасительной жертвы, когда известно нам и вам, что наше очищение только кровию И. Христовою, и что Иисус Христос, совершив сие жертвоприношение в таинственных видах хлеба и вина, сам повелел нам совершать оное во оставление грехов наших. Но здесь при сей именно жертве наше сходство с иудейским священством совершенно прекращается: те приносили жертвы кровавые, а мы бескровную, те различные прообразовательные, а мы единую истинную: ибо Иисус Христос единым приношением совершил нас во веки освещаемых, те вещественные, а мы, не смотря на вещественный покров ее, чисто духовную; те временные, а мы вечную, в самой вечности непрекращающуюся, но только в новом виде, при новом небе и земле, долженствующую там явиться. |
| Не для монахов писал он это, не для девственников, но и для мирских, браком сочетавшихся и заботами житейскими обязанных. Но по крайней мере это еще не столь прискорбно. А когда какая-нибудь жена или муж, которые клялись распяться миру – один терзает власы свои, а другая испускает страшные вопли, что может быть сего постыднее? Поверьте мне, таковых надлежало бы надолго отлучить от прагов церковных; ибо они поистине достойны плача, поскольку боятся и трепещут смерти только те, которые не веруют воскресению. Но я верую, скажешь ты, воскресению, а об умершем плачу только по обычаю ... Есть впрочем случаи, когда можно и должно плакать и Христианам. Когда же и о ком же? Должно плакать и рыдать о грешнике, когда он умер во грехах, но опять не безутешно и не безрассудно, стараясь всячески помочь ему. А мы можем, можем, если захотим облегчить его мучения, когда будем творить о нем частые молитвы и раздавать милостыню. Хотя бы он был и недостоин, но Бог послушает нашей молитвы за него. Если он для Павла спас других, и иных для иных пощадил, то не сделает ли того же и для нас, от имений умершего или от своих, как только тебе угодно, помоги ему; возлей на него елей, паче же воду. Нет у тебя своих милостыней, пусть будут по крайней мере сроднический; не творил он их сам, пусть сотворит их жена его, или друг его и таким образом с дерзновением испросит ему помилование, принесши цену искупления его. Чем большим грехам повинен был, тем большие потребны за него милостыни. И не для этого только, но особенно для того, что милостыня после не равную имеет силу, но несравненно меньшую против прежнего. Не все равно, сам ли кто творит милостыню или другой за него. Поскольку же последняя несравненно меньше первой, то и должны мы восполнить сей недостаток множеством ее. И так не о гробах и принадлежностях погребальных должны мы заботиться, а поставь во круг гроба вдовиц, этот образ погребения весьма полезен. Скажи имя умершего, всем повели творить за него молитвы и моления, и это умилостивит Бога, хотя и не сам умерший совершает сие, а другой за него совершает то, таково повеление Божия человеколюбия. |
| Притом же, разве ты не знаешь, что успех молитв наших зависит не от слуха слушающих, а от Бога, внемлющего оным? или потому ты не хочешь молиться за усопших твоих, что почитаешь их недостойными молитв твоих? но откуда ты узнал это? кто дал тебе право судить и осуждать прежде суда Судящего всей земли? и кого ты дерзаешь осуждать? тех, которые дали тебе или предкам твоим жизнь, состояние и счастие? или потому, что ты боишься мешаться в деле правосудия Божия? но посмотри на Ноя: он молится за тех, кого правосудный Бог осудил уже на истребление потопом; посмотри на Авраама: он молится за Содомлян и Гоморрян, обреченных уже огню; посмотри на Моисея: он не только молится, но и дерзновенно вступает в состязание с Богом о помиловании недостойных милости; посмотри наконец на Стефана, на Павла, на самого Христа: они молятся за народ, Богом отверженный, и милосердый Господь благоволительно внемлет мольбам их, и не только не осуждает дерзновения их, но выставляет их в пример для подражания нашего; или – наконец просто потому, что они померли? но ты видел, что молитвы столь же легко и удобно перелетают в царство мертвых, сколь легко и удобно переносятся с места на место в царстве живых, что они столь же сильно действуют там, как и здесь, что если они способны были воскрешать мертвых, то конечно способны и очищать их от грехов, или, по крайней мере, доставлять им хотя некое облегчение от тяжести оных. И так нет причин, оправдывающих наше нерадение о молитве за умерших. Если не молиться за живых, есть тяжкий, по Апостолу, грех , показывающий в нас недостаток человеколюбия, то не молиться за умерших, есть тем тягчайшее преступление, открывающее в нас самое зверское сердце. Если священник и левит, прошедшие мимо человека, для них чуждого, впадшего в руки разбойников, и в язвах от них поверженного, осуждены Иисусом Христом за их жестокосердие, а самарянин, поднявший его на свой скот, возливший на раны его целебный елей и не щадивший издержек своих на исцеление его в гостиннице похвален за его милосердие; то что должно сказать о тех, которые своих отцов и матерей, своих детей и родственников, своих друзей и благодетелей, впадших в руки духовных разбойников и с головы до ног покрытых язвами греховными, жестокосердо оставляют без всякого попечения об уврачевании сих духовных язв, и сколь напротив высока добродетель тех, которые на болезненные язвы души не только своих родных и знакомых, но и чужих едва известных им людей, неоскудно изливают врачебный елей молитв и приношений своих? О! не даром премудрый сын Сирахов с такою заботливости, по внушению Духа Божия, убеждает каждого из нас не забывать сей обязанности. |
| Предыдущая беседа наша, думаю, совершенно достаточна была для того, чтобы показать самому неверующему, что нельзя не верить, Не отказавшись вовсе от веры во Христа, важности, пользе и необходимости высокого таинства совершаемого в Литургии, а потому и приношений, возносимых в проскомидии, и молитв, соединяемых с бескровною жертвою, для всякого, кто только хота сколько-нибудь дорожит спасением души своей и желает блаженного общения со Христом в Боге на земле и на небе, при жизни и по смерти. Знаю, что вы приняли слова наши, как основанный не на догадках и предположениях, не на нашем также вымысле и умозаключении, но на прямых указаниях самого Слова Божия, с полным убеждением ума и сердца, и не потребуете новых доказательств на истину столь известную и столь много и непрерывно уважаемую нашими предками по вере в течение 18-ти веков, а ныне одними забытую, а другими по разным благовидным и неблаговидным причинам пренебрегаемую; знаю, и потому тем более озабочиваюсь предупредить и предостеречь вас от злоухищрений мужей, глаголющих развращенная. Между разговорами светского общества вам не раз, быть может, встретится слышать рассуждения совершенно чуждые духу христианского, хотя произносимые Христианами и, к несчастию, столько соблазнительные и столь близкие к общему разумению, что нередко увидите вы людей, по-видимому, здравомыслящих и облеченных даже доверием общества, охотно внимаюшими им, а иногда подтверждающими мнимую справедливость их, если не открытым согласием своим, то по крайней мере знаменательным молчанием. Сущность сих рассуждений ограничивается разрешением вопросов: полезно ли совершать Литургию по усопшим? Не есть ли это один только обряд, быть может утешительный для живых, но бесполезный для умерших? Или не есть ли это даже пустая выдумка попов, придуманная с тою целию, чтобы из простоты и легковерия верных извлечь свои выгоды и чрез то обогатиться? Бесспорно, говорят рассуждающие о сих вопросах, что молитвы и приношения за живых как всегда и везде, так наиболее во храме и при Литургии, где недостоинство молящихся и скудость и несовершенство приносящих и приносимого с избытком восполняются и вознаграждаются самою бескровною жертвою Агнца непорочна и пречиста Христа, приносимою на алтаре храма во оставление грехов – оказывают спасительное действие на тех, за коих возносятся они. |
| Тень Царского достоинства еще осеняла гордое чело властолюбивого Ирода, но это не был уже потомок Иуды, а ненавистный для Иудеев иноземец, хитрый Идумеанин, презренный раб Римских кесарей, купивший и поддерживающий власть свою низкою корыстию, постыдным унижением и еще постыднейшим ласкательством. Главная же и существенная власть оставалась в руках народоправителей или игемонов, присылаемых в Иудею от державного Рима, подобных тому, каков был во время страданий Иисуса Христа Понтий Пилат криводушный. Говорить ли о временах подзаконных, в которых не для всех равно понятные предания веры превратились в живые и говорящее образы Левитского служения? Упоминать ли о Пророках, которые духом видели и, так сказать, осязали грядущего к себе Мессию? О, как ясно описали они все события жизни и смерти Его от Вифлеема до Голгофы, все знамения и чудеса Его от Каны Галилейской до Гефсимании, все уничижение и славу Его от вертепа до неба, от тернового венца до молниеносного сияния величества Его на высоких. Но это завлекло бы нас в большие подробности и слишком удалило бы от предположенной цели. Одного только не могу оставить без особенного замечания, это – та чудная и поразительная постепенность, с которою Промысл открывал человеку обетование будущего его искупления. Первое обетование о сем дано было еще в Едеме, но в таких словах, которые возрождали надежду спасения, но не указывали ни времени, ни места, ни способа осуществление. Семя жены, сказано было, сотрет главу змия искусителя: но где возродится сие благословенное Семя? где и когда возрастет оно в древо велие, на нем же обитати птицам небесным и зверем земным укрыватися под благотворною Его сению? Обо всем этом было умолчано, а напротив еще было прибавлено, что сей искуситель будет блюсти Его пяту. Не должно ли было посему опасаться, что яд от уязвления в пяту может распространиться по всему составу и истребить сие вожделенное семя в самом первом его зародыше? Что особенно должны были подумать бедные прародители наши, когда после радостной надежды видеть в первенце своем Каине обещанного избавителя, почему обрадованная Ева в минуту рождения Его воскликнула: стяжах человека Богом, вскоре из дурных свойств и нравов его увидели ужасную ошибку свою и потому другого сына своего назвали уже Авелем, то есть, суетою и плачем? Сколько новых страхов и опасений родилось тогда и без того в растерзанной душе их? Какие смутные думы и горькая чувства встревожили их ум и сердце, когда первая – ужасная весть достигла их слуха, что тот, от которого они ожидали себе избавления, похитил у них последнее утешение, убив брата своего Авеля. |
| А дабы яснее видеть сколь важна сия минута и какие высокие предметы должны в сие время занимать нашу душу, то выслушайте молитву, которую тайно возносит тогда за вас священник: благодарим Тебя, Царю невидимый, вопиет он из глубины души и сердца своего, вместе с главою долу преклоненных, благодарим Тебя, который безпредельною своею силою все сотворил и по множеству благости своея все привел от небытия в бытие, сам, Владыко, с высоты небес призри на подклонивших Тебе главы своя; ибо не плоти и крови подклонили они, но Тебе, страшному Богу, и потому Ты, благосердый Владыко, предлежащия тайны всем нам изравняй во благое, по потребности каждого из нас: будь для плавающих кормчим, для путешествующих спутником, для недугующих врачем, Врач душ и телес. Потом, приближаясь, священник, к наступающему возношению Св. Агнца и раздроблению его в причащение верных, и приготовляя себя к сему великому священнодействии, умножает моление и с благоговением произносит следующую молитву: Вонми, Господи Иисусе Христе Боже наш, от святаго жилища Твоего и от престола славы царствия Твоего и прииде освятить нас Ты, который горе возседишь со Отцем и здесь невидимо с нами пребываешь, и сподоби державною Твоею рукою преподать нам пречистое тело Твое и честную кровь Твою, а чрез нас и всем людям. В сие время диакон, стоя пред царскими вратами, препоясуется орарем крестообразно по раменам своим, облагая оный окрест персей своих, и таким образом составляя из него и сзади и спереди крест. Делает же он это во-первых для того, чтобы беспрепятственнее и безопаснее мог во время причащения обращаться и служить, и во вторых для того, чтобы сим препоясанием изобразить и изъявить свое благоговев пред святыми дарами, к приобщению которых он намерен приступить. В сем случае он делает тоже, что делают Серафимы, предстоящие пред престолом славы Господней, закрывая лица свои крилами от велелепного сияния оной. Подражая сему, и диакон, для изображения своего благоговения пред страшными тайнами, возлежащими на трапезе, как бы закрывает лице свое своими таинственными крилами, препоясуясь крестообразно орарем, знаменующим оные. |
| Скачать epub pdf Слово в неделю пятнадцатую по Пятьдесятнице В ся вам любовию да бывают ( 1Кор. 16:14 ). Любовь в нас есть врожденное чувство; желание быть любимыми и взаимно любить возникает в нас, можно сказать, независимо от нас самих. Но эдемское грехопадение, произведши расстройство во всех силах и способностях наших, во всех чувствах и желаниях, расстроило, в свою чреду, и сие благородное чувство, и сие возвышенное желание; а от того сие чувство и желание, получив превратное направление, соделалось причиною более скорбей и бедствий, нежели источником блаженства, для коего оно предназначено. Посему, для отвращения сих скорбей и бедствий и для открытия пути к искомому блаженству, мы намерены объяснить ныне, какова должна быть любовь к ближним нашим. Мы должны любить ближних наших в Боге, для Бога и подобно Богу; любить в Боге так, чтобы Бог был началом любви нашей; любить для Бога так, чтобы Бог был побуждением любви нашей; любить подобно Богу так, чтобы Бог был образцом любви нашей. Вот три необходимые условия для любви чистой, христианской, которая и здесь составляет блаженство, а в будущем веке предуготовляет еще большее. Я должен любить ближнего моего в Боге, то есть, я должен любить его, как творение Божие, созданное Его всеблагим и премудрым всемогуществом; как живоначертанный образ Божий, устроенный по подобию Его, как цену заслуги Сына Божия, приобретенную Его кровию; как предмет особенного провидения Божия, над коим оно непрестанно бодрствует и старается сохранять и руководить его так же, как и меня, к последней цели бытия; как призванного жить вместе со мною во славе и царстве Божием, так что я могу и должен взирать на сию обширную вселенную, как на дом Божий, а на всех людей, как на членов одного великого семейства, в коем Бог есть Отец. Мы все Его дети, все наследники, все братия и все, так сказать, собраны под Его криле и в Его объятиях. Посему, не трудно понять, какое должно быть единение между нами, и сколь делаемся виновными, когда устремляемся друг против друга даже в недре Отца нашего небесного. Не значит ли это, если можно так выразиться, раздирать утробу Его благости, в которой Он нас носит и объемлет, без всякого различия? Не значит ли это причинять Ему болезни подобные тем, какия чувствовала некогда мать Исава и Иакова, когда они, будучи во чреве ея, дрались между собою? |
| Итак, если недоброжелательством ко врагам мы более вредим самим себе: то какое средство может быть действительнее к преграждению вражды и к удалению чрез то препятствий к нашему благополучию, кроме любви? Что может быть благодетельнее в сем случае, как не благотворения самым недоброжелателям нашим? Так, подлинно любовию и благотворениями врагам нашим мы сами себе делаем благодеяния. Одни миролюбивые наши поступки могут смягчить их жестокость; одне благотворения наши сильны будут заставить их содействовать нашему благу. Любовь и благодеяния суть единственное средство, привести их в сознание несправедливой их против нас вражды, и даже заставить их самих искать примирения с нами. Припомните, слушатели, сколь непримиримый враг Давиду был Саул? Он преследовал его повсюду, лишил его всего, даже жены, и неоднократно даже покушался на самую жизнь его. Но один взор на кроткое лице Давида, оказывающего ему не мщение, но любовь, соединенную притом с благотворительностию, извлек из очей сего непримиримого врага слезы и искреннее признание в несправедливой против него вражде. Ожесточенное сердце неблагодарного Саула смягчилось так, что того, на которого прежде не мог смотреть равнодушно, назвал своим чадом: согреших, говорил он Давиду в знак своего с ним сердечного примирения, возвратися, чадо Давиде, яко ктому не сотворю ти зла; безумно сотворих, и погреших много зело. За тем из уст его истекли мир и благословение: благословен ты, чадо, сказал в заключение растроганный Саул, и творяй сотвориши, и могий возможеши ( 1Цар. 26:21:25 ). Вот какое оказывают действие над сердцами врагов непамятозлобие и благотворительность! Оне-то хладные сердца их согревают пламенем любви. Самые безчеловечные тираны щадят смиряющихся пред ними и стыдятся поражать покорностию и любовию обращающихся к ним. Посему-то и апостол Павел увещавает нас не только не помнить зла, нам причиненного, и не мстить за оное, но и оказывать врагам нашим в нуждах их всякую помощь: аще алчет враг твой, говорит он, ухлеби его; аще ли жаждет, напой его: сие бо творя, присовокупляет он, углие огненное собираеши на главу его ( Рим. 12:20 ), |
|
|
