| «Нет-нет. Надо подумать. Хорошо бы здесь вздремнуть. Но сначала надо подумать. Я скоро вернусь», — бормотала она на ходу, обращаясь к амфитеатру. Хризия возвратилась к валунам и присела, упершись подбородком в ладони и устремив взгляд в сторону горизонта. Она застыла в ожидании мыслей. Прежде всего следовало бы подумать о своем новом недуге. Несколько раз она просыпалась от мучительного трепыхания в левой стороне груди. Оно не унималось, становилось все сильнее, и в конце концов начинало казаться, что в сердце ей вгоняют острый кол. После этого весь день не оставляло ощущение, будто в этом месте давит какая-то тяжесть. «Наверное… скорее всего в следующий раз я от этого умру, — сказала она себе, и при этой мысли на нее накатило предчувствие. — Да, наверное, я умру от этого, — весело повторила она и с интересом принялась наблюдать за раками, копошащимися в лужице у ее ног. Она сорвала несколько травинок и повела ими прямо перед глазами-бусинами этих возмущенных существ. — Ничто, ничто не может заставить меня бросить свою паству. Но если я умру, они снова окажутся во власти обстоятельств, как и я. Глицерия, что будет с тобой? Апраксия, Мизия?.. Бывают времена, когда нам кажется, что все кончено. Но проходит пять лет, и мы спим и едим совсем в другом месте (шутка: разве сердце может столько выдержать?)». — Ну что же, — произнесла она, обращаясь к боли, трепетавшей где-то внутри ее, — только приходи скорее. — Она наклонилась и снова стала дразнить раков. — Я прожила тридцать пять лет. Это много. «Незнакомец, здесь лежит Хризия, дочь Архия с Андроса: овца, отбившаяся от стада, проживает в один день много лет и умирает в преклонном возрасте на закате». Хризия засмеялась над иллюзорным уютом жалости к себе и, скинув сандалии, опустила ступни в воду. Она на мгновение отвлеклась, спрашивая себя, что есть в доме на ужин ее подопечным, но, вспомнив, что на полке остались рыба и немного салата, вернулась к своим мыслям. Потом еще раз повторила свою эпитафию, на сей раз напев ее как мелодию и в насмешку самой себе усилив ее ложную сентиментальность: «О Андрос, о Посейдон, как же я счастлива. Я не имею права быть такой счастливой…» |
| 566 Согласно Геродоту, ликийцы пришли с Крита, а к ним присоединился Лик, изгнанный Эгеем из Афин, и население с течением времени стало называться ликийцами (I. 173). 567 Страбон упоминает 16 островов: Елена, Кеос, Кифнос, Сериф, Мелос, Сифнос, Кимолос, Препесинф, Олиарос, Парос, Наксос, Сирос, Миконос, Тенос, Андрос, Гиарос (Strabo X. 5. 3). 569 Комментатор «Хроники» Ипполита предлагает читать Ιος (Иос) (Hippolitus. Die Chronik... S. 35). 571 Сирос ( Σρος) – конъектура, вместо предложения издателя Скирос ( Σκρος). Остров Скирос не относится к Кикладам, он расположен севернее Евбеи. В тексте дано имя Κορος. 572 Делос – остров, где находилось святилище Аполлона. Во времена первого афинского морского союза остров был некоторое время финансовым центром. 573 Когда на острове Делос учредили Делийские игры, все захоронения с него перенесли на соседний остров Ренея. 574 Конъектура И. В. Кривушина, которая позволяет идентифицировать кикладский остров Κθνος (Кифнос (Китнос)). Издатель дает Κρνος – Кирн, ныне Корсика в Средиземном море. 577 Кос – второй по величине остров Южных Спорад. Здесь находилась основанная Гиппократом медицинская школа. 578 Родос – остров, который с юга замыкает южные Спорады. Важный торговый центр. Известен своим Родосским колоссом, риторской школой. 581 Лемнос – остров северной части Эгейского моря, также называемого Фракийским. На нем находилось святилище Гефеста. 583 Перевод сделан согласно предложению Дюканжа, но возможен и другой: «Евбея названа беотийцами , ионийцы назвали ионийскими 16 знаменитых городов» (См.: Hippolitus. Die Chronik... S. 35). 584 Помимо острова Евбеи, Страбон упоминает пять одноименных городов (в Македонии, в Сицилии, на о. Евбея, о. Коркира, о. Лемнос) (Strabo X. 1. 15). Остров Евбею заселили ионийцы. 585 Из шестнадцати указанных городов Клазомены, Фокея, Приена, Колофон, Теос, Эфес, Эрифры, островные города Самос и Хиос входили в союз двенадцати ионийских городов, о котором пишет Геродот (I. 142–149). 589 Халкедон (Калхедон) и Византий основаны дорийцами из Мегар. Геродот сообщает о том, как полководец персидского царя Мегабаз назвал халкедонян слепцами, когда узнал, что они основали свой город на 17 лет раньше, чем жители Византия, т. к. место Византия было более выгодно расположено (IV. 144). |
| Русско-визант. отношения, обострившиеся в конце правления Алексея I из-за поддержки Владимиром (Василием) Всеволодовичем Мономахом претендента на имп. трон царевича Льва Диогена, при И. К. нормализовались. В 1122 г., еще в княжение Мономаха, был заключен брак внучки киевского князя Добродеи-Евпраксии (Ирины) и сына И. К. царевича Алексея. Тогда же в Киев прибыл новый митрополит, грек Никита. В 1130 г. сын Мономаха Мстислав Владимирович (1125-1132) предпринял необычный шаг: посадив на княжение в Полоцке своего сына Изяслава, он захватил все семейство полоцких князей с женами и детьми и выслал их в Византию (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 217-218). По данным В. Н. Татищева, «император, приняв их, определил им довольно на содержание и послал в войско, бывшее против сарацин, где они с похвалой служили» ( Татищев В. Н. История Российская. М., 1848. Т. 2. С. 241). Из Византии ко двору Мстислава в Киев прибыли 3 певца, один из которых, «скопец Мануйло», в 1137 г. был поставлен епископом в Смоленск. В 1135 г. в К-поле был заказан роскошный оклад для Мстиславова Евангелия. Племянник вел. кн. Ярополка Владимировича (1132-1139) Борис Коломанович, родившийся на Руси у дочери Владимира Мономаха Евфимии после ее изгнания супругом, венг. кор. Коломаном, в 1136 г. женился на одной из родственниц И. К. О политическом влиянии, к-рое Византия могла оказывать на Русь в эту эпоху, свидетельствует эпизод из переписки Конрада III с И. К. от 1142 г. Германский король жалуется на русских (Reutenis), к-рые убили его людей и присвоили его деньги «в оскорбление нашей империи»; византийский император сообщает, что «по делу, случившемуся в России (in Rossia)» им приняты надлежащие меры ( Ottoni Freisingensis Gesta Friderici, XXV-XXVI//MGH. SSrG. Hannover; Lpz., 1912. T. 46. P. 39-40). В начале правления И. К. предпринял попытку избавиться от растущего влияния Венеции на политику и торговлю Византии. Он разорвал договоры о привилегиях венецианцев в торговле на территории Византии, заключенные ранее имп. Алексеем I, из К-поля были изгнаны венецианские купцы. В ответ венецианские эскадры разграбили Родос, Хиос, Самос, Андрос и ряд др. островов Эгейского м., захватили о-в Кефалиния в Ионическом м. В 1126 г. И. К. был вынужден возобновить соглашение с Венецией, закрепив тем самым присутствие венецианцев на рынках империи и зависимость Византии от морских сил республики. Во взаимоотношениях с Западом важную роль играло укрепление союза Византии и Римско-Германской империи. В правление И. К. оба гос-ва неоднократно обменивались посольствами и стремились действовать в общих интересах в Италии, не допуская усиления Норманнского герцогства в южноитал. землях. |
| Языческие народы отвергли благого Бога (13. 12) и хвалятся перед собственными богами (5. 1; 7. 2). Врагам Израиля было позволено войти в Иерусалим только после того, как священные сосуды были спасены и ангелы разрушили стены (7. 1-8. 5), поэтому у язычников нет повода для бахвальства (7. 1). Разрушая Иерусалим, они на самом деле служили Богу Израиля (5. 3; 7. 2-3), наказывавшему Свой народ за преслушание. Они рассеяли Израиль, но это обернется пользой и для Израиля, и для них (1. 4; 41. 4). Лишь нек-рые язычники присоединились к Израилю (41. 4; 42. 5), но впосл. все народы покорятся ему (72. 5). Мир был создан для людей (14. 8), для праведников (15. 7), но смерть получила власть в мире из-за грехопадения Адама (17. 3; 19. 8; 23. 4). Автор 2 Вар видит причину зла в свободе воли человека: «Адам является причиной только для него самого, но каждый из нас становится для себя Адамом» (54. 19). Творение подлежит разрушению, т. к. оно подвержено искажению (21. 9; 40. 3; 42. 2; 74. 2), но затем будет обновлено (32. 6; 44. 12). До наступления времени Суда исполнится число людей, к-рым должно родиться на земле (23. 4). Разрушение Иерусалима - лишь одно из событий последних времен (20. 2), страдания обрушатся на всю землю (25. 3; 32. 1; 48. 30), и тогда станет ясно, что конец близок (23. 7; 82. 2). В день суда откроются книги (24. 1). Усопшие праведники восстанут из праха (21. 23; 31. 1-2) и больше не подвергнутся тлению (40. 3; 85. 5). Их внешний облик изменится (50. 51), они станут подобными ангелам (51. 10) и даже прекраснее их (51. 12). Грешники же будут ввергнуты в огонь (30. 4-5; 44. 15). Греческий апокалипсис Варуха (3 Вар). I. Рукописи. 3 Вар сохранился в греч. и слав. версиях. Греч. рукописи: Lond. Brit. Lib. MS Add. 10073, кон. XV - нач. XVI в. (описана М. Р. Джеймсом (Apocrypha Anecdota)); Андрос, мон-рь Живоносного Источника (Агиа), MS 46, нач. XV в. (Ж. Пикар). По мнению Пикара, обе рукописи являются списками с одного, ныне утерянного оригинала ( Picard. 1966. P. 69). Слав. перевод восходит к греч. и в ряде случаев позволяет уточнить чтения последнего. Выполнен не позднее XI в. в Болгарии и дошел в значительном числе кириллических (болг., рус., серб.) и глаголических хорват. рукописей XIII-XVII вв., существенно разнящихся в текстологическом отношении. Старшие кириллические списки (болг. в составе Синайского сборника - РНБ. греч. 70 + Синай. Слав. 32/О; серб. в составе Сборника попа Драголя - Белград. НБС. 651) датируются 2-й пол. XIII в., глаголические - в составе Петрисова сборника 1468 г. Рус. списки - с XV в. |
| Симон подошел к старухе, скрывавшейся в тени у двери, и отрывисто бросил: — Это ты хотела поговорить со мной? Наполовину напуганная, наполовину заинтригованная — как-никак почти два часа провела в ожидании, — Мизия едва нашла в себе силы пробормотать: — Это моя госпожа хотела поговорить с тобой, господин мой, — Хризия, андрианка. — Она протянула обе руки в сторону берега. Симон проворчал что-то. Подняв голову, он увидел в пятнадцати шагах от себя красивую женщину, опирающуюся на парапет прямо у воды. На голове у нее была вуаль, на плечи накинут плащ, и стояла она в свете луны так спокойно и отрешенно, словно два часа представляли собою лишь миг в ее ничем не нарушаемом душевном покое. Внизу, где расстилалась защищенная со всех сторон небольшая бухта, по-приятельски перестукивались бортами лодки, но все остальное застыло в мире в покое под светлой луной. Симон решительно шагнул к женщине. — Ну? — Я… — начала она. — Я знаю, кто ты. Она помолчала немного и заговорила вновь: — Я оказалась в безвыходном положении. Вынуждена просить тебя о помощи. Симон нахмурился и устало опустил глаза. Ом продолжала ровным голосом, без тени волнения или заискивания: — Мой друг с острова Андрос, откуда я родом, серьезно болен. Дважды я посылала ему деньги через моряков, плавающих между островами. Теперь я знаю, что люди эти бесчестные, деньги до него так и не дошли. Все, о чем я прошу тебя, так это поставить свою печать на коробку деньгами. Тогда они непременно дойдут по назначению. Симон не любил, когда люди вели себя как эта андрианка — с достоинством и независимостью. Чувство неприязни постепенно усиливалось. Он резко бросил: — Ну, и кто он, этот твой друг? — Раньше он водил суда, — с прежней твердостью в голосе ответила она. — Но теперь он не просто болен, а еще и умом тронулся. Рассудок он потерял после войны, слишком много на него бед свалилось. Я нашла людей, которые за ним присматривают, но только за деньги. В противном случае его просто отправят на один из островов вместе с остальными. Ты ведь знаешь такие места… пищу там на несколько дней оставляют в тазах — на всех… и еще… |
| Симон поник еще сильнее и ничего не ответил. — Полагаю, тебе не больше моего нравится появление этой иностранки, — вновь заговорил Хрем. — Наши острова всегда славились добропорядочностью и строгими нравами. Если в молодости в нас, случалось, и вселялся дьявол, всегда можно было завести в темный уголок какую-нибудь пастушку. Но эта андрианка принесла с собою всю атмосферу Александрии — духи, горячие ванны, поздние застолья и все такое прочее. Симон почесал подбородок и проворчал в ответ: — Всегда что-то случается, не одно — так другое. Что же касается этой андрианки, то лично я о ней ничего не знаю. Женщины трещат о ней без умолку, с утра до ночи, но разве их словам можно верить? Решив, что это от него и требуется, Хрем с явным удовольствием пустился в объяснения. При этом он время от времени посматривал на Симона, пытаясь понять, занимают ли его подробности, представляющие такой интерес для него самого. — Вообще-то ее зовут Хризия. Не знаю уж, почему она предпочитает называть себя андрианкой. На острове Андрос такие манеры, как у нее, не приняты. Наверняка она усвоила их в Коринфе и Александрии. Так там ей и надо было оставаться вместо того, чтобы заживо хоронить себя в нашем городе и читать стихи нашим юношам. Да-да, она декламирует стихи, словно какая-нибудь знаменитость. И раз в семь-восемь дней приглашает к себе на ужин двенадцать — пятнадцать молодых людей — естественно, неженатых. Они возлежат на кушетках, едят странную пищу и беседуют. Потом она поднимается и начинает декламировать. Целую трагедию может прочитать, не заглядывая в текст. Судя по всему, она очень строга с гостями. Заставляет их говорить с аттическим акцентом. Едят они, как это приято в Афинах: поднимают тосты, носят гирлянды, и каждый по очереди избирается царем вечера. Под конец приносят подогретые влажные полотенца, чтобы омочить ладони. К явному разочарованию Хрема, Симон не обнаружил к его рассказу большого интереса — глаза его были опущены, а на лице сохранялось то же равнодушие, с каким он выслушивал разнообразные сплетни, гуляющие по острову. Хрем решил, что пора закругляться, и лишь добавил с оттенком возмущения: |
| Арагорн глядел на них скорее с жалостью, чем с гневом. – Идите, - сказал он им, - но сохраняйте честь и достоинство воинов. Не бегите! И, чтобы не стыдно было перед самими собой, попытайтесь отбить у врага и удержать Кеир Андрос. Этим вы защитите и Рохан, и Гондор. Кое-кто сумел преодолеть страх и отважился продолжать поход, но многие ушли, радуясь, что могут принести посильную пользу. После их ухода, не считая отряда, оставленного у Перекрестка, войска насчитывали едва ли шесть тысяч человек. Слишком мало, чтобы бросить вызов Черным Воротам и всей мощи Мордора. Отсутствие врагов настораживало. Арагорн неспешным маршем вел войска вперед, следя, чтобы отдельные отряды не отставали. На исходе пятого дня пути от долины Моргула они разбили лагерь, окружив стоянку кострами. Но мало кому удалось заснуть в эту ночь. Повсюду чудились какие-то блуждающие тени. Во мраке завывали волки. Ветер утих, воздух стал абсолютно неподвижным. Молодой месяц на ясном небе временами окутывал не то туман, не то дым, сочащийся из ям и трещин в земле. К утру резко похолодало. Поднялся северный ветер. Его порывы постепенно усиливались. Ночные призраки исчезли, местность совсем опустела. К северу тянулись опаленные холмы и дымящиеся провалы; с юга, и теперь уже совсем близко, высились Черные Ворота с высокими темными башнями по сторонам. На последнем переходе войска Запада, покинув старую дорогу, свернули на восток и теперь приближались к Мораннону с северо-запада, как когда-то приближался и Фродо. Огромные створы Черных Ворот были плотно закрыты. На бастионах - никакого движения. Кругом царило выжидающее молчание. Люди понимали, что достигли конца своего отчаянного пути. Отряды, стоявшие в холодном предрассветном сумраке перед огромными стенами и башнями Мораннона, казались особенно жалкими и одинокими. Все ясно видели, что воинам Запада никогда не взять эти стены и башни, даже если бы они привели с собой могучие осадные машины, а у Врага не было бы других войск, кроме охранявших Ворота. А другие войска у него, конечно же, были. В холмах и скалах вокруг Мораннона ощущалась затаившаяся злоба, темное ущелье дышало ненавистью. В довершение ко всему над башнями, словно коршуны, поднялись и собрались в стаю назгулы. Недосягаемые для стрел, с высоты они внимательно следили за всем, что происходило внизу. Враг все еще выжидал. |
| – Обороняя Осгилиат, надо удерживать и Кеир Андрос, - поддержал Фарамира Имрахиль. - Нельзя оставить без прикрытия левый фланг обороны. Рохирримы ведь могут и не прийти. А Фарамир доложил, что к Черным Воротам стягиваются огромные силы. Враг может ударить одновременно в разных местах. – Войны без риска не бывает, - проворчал Денетор. - На Кеир Андросе хватит небольшого гарнизона. Но я не отдам без боя ни Пеленнор, ни Осгилиат, если только найдется кто-то, способный выполнить мою волю. Фарамир встал. – Боромира нет, отец. Если таков твой приказ, то вместо него пойду я. – Да, это приказ, - подчеркнуто сухо ответил Денетор. – Прощайте, - произнес Фарамир. - Если мне суждено вернуться, думайте обо мне лучше, отец. – Это зависит от того, как ты вернешься, - резко сказал Денетор. Последним, перед самым отъездом, с Фарамиром говорил Гэндальф. – Береги себя, - посоветовал маг напоследок. - Ты еще будешь нужен здесь, и не только как воин. А отец тебя любит, это я тебе говорю. И он еще вспомнит об этом. Ну, прощай! Так и получилось, что Фарамир ушел с небольшим отрядом. Воины со стен тщетно пытались разглядеть, что происходит в развалинах Осгилиата. Другие, в ожидании Всадников Теодена, не отрывали взгляда от севера. Придут ли? Вспомнят ли старый союз? – Придут! - успокаивал Гэндальф. - Придут обязательно, разве что немного запоздают. Теоден получил Красную Стрелу дня два назад, а путь от Эдораса неблизкий. Уже под вечер со стороны Андуина примчался гонец. Нерадостные вести привез он. Из Минас Моргула выступило большое войско, оно приближается к Осгилиату. К нему примкнули отряды харадримов. – Ведет войско Король-Призрак, - в глазах гонца бился страх. - Ужас переправился через Реку раньше, чем его войска. Этими словами закончился для Пиппина третий день пребывания в Городе. Мало кто спал в Минас Тирите в эту ночь. Надежда оставляла сердца. Люди понимали, что даже Фарамиру не удастся долго удерживать броды. Следующий день начался хуже, чем кончился предыдущий. Гонцы сообщили, что войска Врага перешли Реку и Фарамир отступает к стенам Пеленнора перед силами, вдесятеро превосходящими его отряд. |
| В 1610 году Андрос Харт, начальник Эдинбургской королевской типографии, впервые после первого издания в 1579 году напечатал Женевскую Библию в варианте с Новым Заветом в редакции Лоренса Томсона и комментариями к книге Откровения, сделанными Франциском Юнием, в формате фолианта. В этом можно увидеть признак того, что проект 1601 года по переводу новой шотландской Библии к тому времени уже был оставлен. Библия 1610 года вышла с одобрения, а, возможно, и по инициативе Церкви Шотландии. По этой причине в 1610 году Лотианский синод [синод – территориально-административная единица Церкви Шотландии, объединяющая несколько пресвитерий, и подчиняющаяся лишь верховному органу этой Церкви – Генеральной ассамблее] отдал распоряжения своим приходам приобрести Библию Харта; в апреле 1611 года его примеру последовал Файфский синод, причем за несоблюдение этого распоряжения полагался штраф в 6 фунтов стерлингов; решение было поддержано архиепископом Сент-Эндрюсским Джорджем Гледстейнсом . Сложно не заметить в этом переиздании, как и в близком по времени выходе Библии короля Иакова, превентивную меру, направленную на подрыв позиций Женевской Библии. Независимо от истории английской Библии, шотландцы получили свой собственный перевод, к которому они очень быстро привыкли. Архиепископ Аббот, как уже упоминалось, стремился поддерживать хорошие отношения между Английской и Шотландской Церквами. В 1608 году Аббот по поручению короля посетил Шотландию, где пытался убедить пресвитерианскую партию согласиться с восстановлением епископального устройства Шотландской Церкви. В качестве дипломата Аббот заслужил высокие оценки как монарха, так и пресвитериан. Именно поддержка со стороны шотландских фаворитов Иакова – Роберта Карра и графа Данбарского Джорджа Хоума – помогла Абботу вскоре стать епископом (1609), а затем – архиепископом Кентерберийским (1611) . Вполне возможно, что в 1611 году Аббот, учитывая его тесные связи с шотландским церковным руководством, желал избавить обе Церкви от смущения, которое могло бы стать результатом одновременного официального введения двух конкурирующих переводов Библии, притом что в английском переводе видели бы сознательный удар по переизданному шотландскому переводу. Если данное предположение верно, оно объясняет, почему Аббота вполне устраивал постепенный характер распространения новой Библии короля Иакова в Англии и почему он предал это дело в руки епархиальных властей . |
| ст. Самоса и Карии митрополия ), Кос, Тинос. Венецианцы получали Грецию к западу от хребта Пинд, Ионические о-ва, Зап. Пелопоннес от Патр до Модона, часть Эвбеи , Андрос, Эгину и Саламин. Венеция пользовалась всеми правами беспошлинной торговли на территории Л. и. и на ее вассальных территориях, контролировала торговлю и работу основных портов Л. и., включая К-поль. Главой венецианской администрации являлся подеста, опиравшийся на совет венецианских нобилей. Он обладал правом накладывать вето на решения императора, но полностью подчинялся властям Венеции и действовал по их инструкциям. Венецианцы, получившие феоды на территории Л. и. и являвшиеся тем самым вассалами императора, должны были нести обычные сеньориальные повинности, включая военную службу. Бонифаций Монферратский получал владения в М. Азии и Крит, к-рые еще предстояло завоевать, но быстро обменял малоазийские территории на Фессалонику и прилегавшие к ней земли Фессалии и Македонии (завоевал их позднее; см. ст. Фессалоникийское королевство ), а Крит отдал венецианцам в обмен на Пелопоннес и солидное денежное вознаграждение. Почти сразу же Л. и. столкнулась с сильным сопротивлением греч. населения, к-рое возглавили местные архонты, и соседнего Болгарского царства, во главе к-рого стоял Калоян . В нач. 1205 г. греки подняли восстание в Дидимотихе (Фракия; ныне Сев.-Вост. Греция), истребив гарнизон крестоносцев, а затем изгнали их из Адрианополя . 14 апр. 1205 г. войска Балдуина I были разгромлены Калояном в битве у Адрианополя. Сам император попал в плен и затем скончался в болг. темнице. 4 сент. 1207 г. в битве с болгарами в Родопах погиб 1-й король Фессалоники Бонифаций Монферратский. В результате почти сразу же Л. и. оказалась на пороге гибели. Брат Балдуина I Генрих Фландрский стал регентом, а с 1206 г., когда было получено достоверное известие о смерти Балдуина I,- императором. Он изменил политику по отношению к местному греч. населению, пытаясь привлечь его на свою сторону различными уступками, в т. ч. |
|
|
