| Весьма вероятно, что именно ради того, чтобы отразить эту идею, автор допускает слияние двух различных исторических личностей (Антиоха III и Антиоха IV) в образ Навуходоносора, сближает по времени отстоящие друг от друга на 40 лет исторические события (поход Антиоха III на Восток и борьбу иудеев против Антиоха IV) и совсем не упоминает о бывшей между этими событиями войне Антиоха III с Римом в 190 году до Р.Х., так как упоминание о поражении Антиоха III, которое он потерпел в этой войне, свидетельствовало бы об ослаблении державы Селевкидов и несколько уменьшило бы значительность чудесной победы иудеев. Данный взгляд на историческую основу книги Иудифь представляется наиболее верным, хотя, конечно, говорить о его абсолютной истинности и бесспорности нельзя, так как загадочность книги Иудифь слишком велика 123 . Итак, это небольшое исагогическое исследование книги Иудифь привело нас к следующим результатам: неканоническая книга Иудифь была написана в середине II века до Р.Х. палестинским иудеем из секты фарисеев с целью вдохновить своих соотечественников-иудеев на дальнейшую борьбу с державой Селевкидов за свою политическую и культурную независимость. Книга Иудифь не является в строгом смысле историческим произведением; автор взял за основу реальные события, но изложил их с использованием аллегорических и художественных приемов и с нравоучительной целью. Историческую же основу книги Иудифь составляют победоносный поход сирийского царя Антиоха III Великого на Восток и борьба иудеев с Антиохом IV Епифаттом в период Маккавейских войн за свою религиозную свободу и политическую независимость. 2 См., Арсений (Хейккинен ), иером. Учительные книги Ветхого Завета и ближневосточные книги мудрости. Л., 1989. С. 62 3 Б.Н. В чём сущность еврейства: Анализ книги Иудифь//Вера и Разум. Харьков. Харьков, 1907. Март. С. 320 – 321 5 См.: Смирнов-Платонов Г. П., свящ. О неканонических книгах Ветхого Завета. О книге Иудифь//православное обозрение. М., 1863. Февраль . С. 128. 7 Coleman N. D. Judith//A New commentary on Holy Scripture. Including the Apocrypha. Part II. The Apocrypha. London, 1946. P. 59. |
| в) Когда же враждующие стороны были равносильные и хотели решить дело оружием, то владыка являлся между ними в качестве примирителя с крестом в руке, и с следующими или подобными речами: «дети! не доспейте себе брани а поганым похвалы, а св. церквам и месту сему пустоты; не сьступайтесь на бой.» (собр. р. л. III, 8). И посредничество святителя бывало успешно, кровопролитие прекращалось. Летописи сохранили нам три примера примирительного участия владыки в новгородских распрях. В 1342 г. на вече поднят был вопрос о причинах смерти новгородца Луки, убитого вдали от Новгорода в стране заболочской. Сын убитого обвинял в убийстве новгородских граждан Феодора и Ондрюшку. И обвинитель и обвиняемые нашли себе поддержку в общественном мнении: образовались два враждебных веча и вступили в борьбу между собою; бой был утром, уже после обеда явившийся владыка успел положить конец насилиям. (собр. р. л. III, 81 – 82). В 1359 г. славянский конец сменил старого посадника и выбрал нового; софийская сторона вступилась за старого посадника и пошла с оружием на славянский конец; начались битвы и насилия. Тогда между враждующими сторонами явились старый вл. Моисей и новоизбранный Алексей и убедили прекратить кровопролитие. Чтобы победа не оставалась ни за теми, ни за другими, избран был новый посадник. [ – III,87 ). В 1418 г. вл. Симеон был примиряющим посредником в деле о Степанке и боярине Божине. Сколько мы могли понять это запутанное дело, многократно и витиевато изложенное в летописях, оно представляло собою борьбу новгородской аристократии с чернью. Какой то простолюдин Степанко, поймавши на улице боярина Божина к которому вероятно питал личную антипатию, закричал: «друзи, пособствуйте ми на злодея сего!» – и начал бить его. К Степанке присоединилось много товарищей: боярина избили и бросили с мосту: какой то рыболов спас боярина в лодке, но за то поплатился разграблением собственного дома. Между тем избитый боярин не хотел остаться без удовлетворения: он поймал Степанку и хотел сотворить отмщение, иза то сташа чернь с одиноя стороны, а с другоя бояре. Частное дело приняло общий характер; произошло много грабежа и убийства. Тогда вл. Симеон «не хоча кровопролитья в христианах, оболкся в ризы, и весь сбор иде со кресты, со владыкою на мост; и нача благословляти на все стороны крестом, и плакати нача, и весь народ нача призывати: Господи помилуй!.., И утишися от брани народ святителевым молением, и разъидошася кождо в домы своя, славя Бога.» (собр. р. л. III, 107 – 8. 137, V. 117 – 118. V, 261). Народ уважал примирительное посредничество владыки; почти после каждой подобной истории в летописях содержится приписка: «не допусти Бог до конца диаволу порадоваться, но возвеличен бысть крест в род и род» (собр. р. л. III, 87). После истории о Степанке содержится похвала вл. Симеону. Но само собою разумеется, что являться среди раздраженного народа было не особенно безопасно. |
| Конец XII b., когда византийский престол занимала династия Ангелов (Исаак II Ангел – 1185–1195г., Алексей III Ангел – 1195–1203г., Исаак II вторично – 1203–1204г. с сыном Алексеем IV и Алексей V Дука Мурзуфл – 1204г.), был временем упадка духовного просвещения, так как Империя переживала критическое время вследствие нашествия крестоносных западных ополчений и внутренних нестроений и смут. Однако, насколько возможно, императоры охраняли интересы просвещения. Об Исааке Ангеле известно, что он обладал достаточным образованием, знал Св. Писание, читал творения св. отцов. Один из латинских вождей, Балдуин, с целью унизить Исаака как военачальника, упрекал его в том, что он вместо военных действий «занимался суетным ученьем, ходил с детских лет в школу к учителю и, вместо щита, держал в руках орудие письма» (Никита Хониат, 15). Очевидно, грубому латинскому вождю школа и наука представлялись праздным занятием, недостойным для басилевса делом. Так различны были воззрения латинян и византийцев на духовное просвещение. При царе Алексее III в Константинополе существовала целая корпорация учёных, которую расточительный царь обложил, наравне с другими классами византийского общества, дополнительными налогами; но это вызвало большой протест, так что царь поспешил сложить эти налоги (Никита Хониат, 176). А когда возник богословский спор о тленности или нетленности Евхаристии, то в нём принял участие и Алексей, который держался церковного учения по этому вопросу. В 1204г. Константинополь был завоёван латинянами, и царский византийский престол был перенесён в Никею. Историк Никита Хониат горько оплакал падение Константинополя, который, по его характеристике, был вождём веры, путеводителем Православия, «попечителем просвещения» ( λγων μλημα), вместилищем всякого блага. Теперь приютом греческого просвещения сделалась новая столица Империи – Никея, где под покровительством императоров стали мало-помалу возникать школы, не имевшие недостатка в учителях, которые прибыли сюда из Византии. |
| 441 О стычке в окрестностях Диррахия рассказывается также у Ордерика Виталия (Ord., Vit., VII, р. 520). Имеют ли оба историка в виду одно и то же сражение, решить трудно. 442 Dölger, Regesten..., 1074 (октябрь 1081 г.). 443 Согласно Вильгельму Апулийскому (GuiL, Ар., IV, 361—365) и Малатерре (Malat., III, 27), византийское войско подошло к Диррахию накануне сражения и расположилось недалеко от города. 444 То, что Алексей прибыл к Диррахию в октябре 1081 г., подтверждается также свидетельствами Малатерры (Malat., III, 26) и Ордерика Виталия (Ord. Vit., VIII, 4). Однако из-за путаницы в хронологии событий в «Алексиаде» (см. прим. 430) вопрос о времени битвы за Диррахий вызвал разногласия среди исследователей. Вкратце напомним последовательность событий в рассказе Анны. Роберт высадился на материке в июне 1081 г. (IV, 1, стр. 140). Алексей, получив письмо Георгия Палеолога, просит помощи у турок и венецианцев; последние высылают флот и одерживают победу над морскими силами Роберта (IV, 2, стр. 143) осенью 1081 г. (см. прим. 425). Зимой (108182 г.) Роберт воздерживается от выхода в море, а весной ромейский и венецианский флоты наносят ему поражение. Наступает лето 1082 г. (IV, 3, стр. 145). Сразу же после этого Анна сообщает, что в августе 4-го индикта (т. е. 1081 г.!) Алексей вышел из Константинополя и 15 октября 5-го индикта (т. е. в том же году) подошел к Диррахию, а 18 октября вступил в бой с Робертом (см. ниже, IV, 6, стр. 150). Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena..., р. 407 sq.), принимающая на веру все сообщаемое Анной, считает необходимым исправить как ошибку переписчика επινεμσεως πμπτης (5-й индикт) на επινεμσεως εκτης (6-й индикт; IV, 6, стр. 150) и, таким образом, стремится доказать, что рассказ Анны выдержан в хронологической последовательности, что борьба за Диррахий была в 1082 г., а вторая битва с венецианским флотом действительно имела место в первой половине 1082 г. К этому же времени она относит стоянку кораблей Роберта на р. Гликис. Однако с точкой зрения Дж. Баклер нельзя согласиться по следующим соображениям. |
| историку Никите Хониату, в 90-х гг. XII в. болг. болярин Добромир Хриз, владевший землями в области между Вардаром и Струмой и крепостью Просек, пытался вести самостоятельную политику. Первоначально поддержав болгарское восстание, он не дал Асеням своих солдат. В 1198 г. визант. имп. Алексей III Ангел предпринял поход, но не смог захватить Просек и был вынужден признать владение Хризом рядом областей. Договор был закреплен браком Хриза и дочери протостратора Мануила Камицы, родственника императора. Но вскоре византийцы разорвали договор, и Хриз был вынужден искать союза с Калояном. В 1201 г. Калоян и Хриз прошли от междуречья Вардара и Струмы, захватили Битолу и Прилеп и расширили владения Хриза почти вдвое. После этого похода Мануил Камица, выступивший уже на стороне болгар, обосновался в Фессалии, а Хриз, вероятно, вернулся в Просек. Но вскоре Хриз вновь перешел на сторону К-поля, и его отношения с тестем ухудшились; Камица был убит византийцами. Между Хризом и Алексеем III Ангелом был заключен договор, по которому Хриз женился на внучке Алексея Феодоре, а византийцы получили Битолу и Прилеп, но вскоре неожиданно напали на Струмицу. Поняв, что его обманули, Хриз укрылся в Просеке и сумел отбиться. В 1202 г. он вновь признал себя вассалом Калояна, но дальнейшая его судьба неизвестна. В 1205 г. болгарским наместником Просека был уже Чезмен. За неск. лет до 1208 г. правителем обл. Ахрида в Родопах стал Алексей Слав (Esclas в лат. источниках), вероятно близкий родственник Асеней, назначенный туда царем Калояном (правил до 1230). Он приходился двоюродным братом болг. царю Борилу и претендовал на царство, но после воцарения Борила был вынужден скрываться в крепости Цепина в Родопах. Алексей отстоял свои владения, присоединил к ним Мелник и стал фактически независимым феодалом. В 1208 г. он посетил военный лагерь имп. Генриха, затем К-поль, где женился на побочной дочери императора. Как зять имп. Генриха, он получил титул деспота, что означало признание его автономным вассалом Латинской империи. |
| Титулярный король Святого города Генрих Шампанский (1192– 1197) и Гвидо де Лузиньян, правивший Кипром до 1194 г., не выходили за границы враждебного нейтралитета. Боэмунд III Антиохийский (1163–1201) бессильно взирал на то, как турки завоевывают последние его замки в долине Оронто, не рассчитывая на помощь короля. Триполи, спасенный прибытием норманнского флота, перешел под власть Боэмунда IV (1187–1233), его младшего сына. Но сам Боэмунд III вскоре попался в западню: царь Киликийской Армении Левон II, о котором говорилось выше, пригласил его к себе в гости и там арестовал, потребовав, чтобы князь признал ленное подчинение Антиохии себе; тот от безысходности согласился. Но жители города, среди которых было много греков и итальянцев, категорически отказались признавать власть армянина, объявили о самоуправлении и обратились за помощью к королю Генриху Шампанскому. И тот в скором времени примирил стороны, добившись некоего компромисса: сын Боэмунда III Раймунд (1199–1221) женился на Алисе, племяннице и наследнице Левона II и на короткое время, с 1205 по 1208 г., стал князем Антиохии 955 . Было очевидно, что помощь гибнущим пилигримам могла прийти только с Запада, и правители последних латинских государств с мольбой не раз обращались к Европе. Но, пожалуй, никогда еще их единоверцы не были так равнодушны к судьбе Святой Земли, как сейчас. Предыдущий Крестовый поход разорил Англию, а король Филипп Август, используя момент, присоединил к своим владениям Нормандию и теперь защищал ее от британцев. Иными словами, ему было не до Востока. Напрасно папа Целестин III взывал к первым монархам Европы – по иронии судьбы на его зов откликнулся только король Генрих VI Германский, отлученный Западной церковью за пленение Ричарда Львиное Сердце. Тем не менее его посланцы прибыли в Рим и предложили услуги Германского короля. Папа не стал сопротивляться, и вскоре его легаты посетили Сицилию, где пребывал Генрих VI, передав благословение понтифика. А тот не стал терять времени. Уже 31 мая 1995 г. в Бари Генрих VI взял в руки крест и поклялся не только собрать новую крестоносную армию, но и за собственный счет вооружить полторы тысячи рыцарей и столько же оруженосцев. Пример короля вызвал всеобщее воодушевление: за полгода, с осени 1195 по весну 1196 г., было организовано несколько имперских съездов, на которых дворянство и аристократы торжественно пообещали принять участие в освобождении Иерусалима. Подъем стоял необыкновенный! 956 |
| Такова Вера в высшем своем проявлении – в учении Христа, в Откровении Божественном. Но полнота богопознания не была присуща человечеству от начала его существования. III, 155. Невозможно решительно утвердить какая форма верования прежде всех появилась на земле. Величественные проявления сил природы, лучезарное и могучее солнце, вечно неизменное звездное небо в свой черед служили предметами поклонения народов. III, 158. Все религии древности при первом мерцании исторического света представляются разделенными на три всеобъемлющие разряда. Греция, Италия, Египет, Сирия и южная Индия преданы идолопоклонству и многобожию; северная Индия признает всебожие, но с личностью всеобщего самосознания (пантеизм теистический); Израиль, Иран Зендский и Китай поклоняются одному началу и источнику всего сущего. Веры других племен для нас загадка, которая объясняется только из свидетельств позднейших и из догадок более или менее вероятных. Дуализм сводится или к единобожию (как в Иране, где доброму началу принадлежит окончательная победа), или ко многобожию (в Египте). III, 530. Сравнение вер и просвещения (которое зависит единственно от Веры и в ней заключается, как все прикладное заключается в чистой науке) приводит нас к двум коренным началам: к Иранскому, то есть духовному поклонению свободно-творящему духу или к первобытному, высокому единобожию, и к Кушитскому – признанию вечной органической необходимости, производящей в силу логических неизбежных законов 20 . III, 217. Свобода и необходимость составляют то тайное начало, около которого, в разных образах, сосредоточиваются все мысли человека. В языке религии, переносящей в невидимое небо законы, которыми управляется видимый мир земли и его видимый владыка-человек, свобода выражается творением, а необходимость – рождением. Едва ли можно было найти какие-нибудь символы более верные для олицетворения этих отвлеченных идей. Рождение представляет самому грубому уму неотъемлемую присущность необходимости, неволи, точно также как акт творение представляет самое живое и ясное свидетельство духовной свободы или, лучше сказать, воли (ибо свобода понятие отрицательное, а воля положительное). |
| Античные авторы, писавшие в этом жанре, были нами перечислены выше. Из них, конечно, на первом плане выступает Августин. Но выше мы уже пробовали доказать, что, хотя у этих авторов в основе и дается интимно–сердечная исповедь при переживании катастроф и в области преодоления этих последних, тем не менее Боэций приходит действительно к философии разума, в то время как у Августина философия разума заключается по преимуществу в смирении перед вероучением. б) Но если говорить не о жанре утешения, но о других особенностях трактата Боэция, то здесь можно находить и уже находили массу разного рода источников. Однако разыскания таких источников большей частью все таки отличаются большим формализмом. Что Платон и Аристотель являются главными источниками для Боэция, об этом спорить не приходится, и об этом мы уже говорили выше (часть вторая, глава III, §2, п. 8). Картина творения космоса у Боэция (III 9) безусловно и притом существенно напоминает соответствующую картину в " Тимее " (28c – 29c) Платона. Воспоминания души о своем не только текущем земном состоянии у Боэция (III 11 – 12, IV 1) тоже не могут не напоминать общеизвестных взглядов Платона, да Боэций и сам в этом случае ссылается на него. Привлечение платоно–аристотелевских материалов для объяснения Боэция, конечно, вовсе не есть формализм, а касается существа дела. Но вот что касается латинских писателей, то всякое безоговорочное сопоставление с ними Боэция всегда грешило формализмом. Несомненно, если не целые эпизоды, то, во всяком случае, отдельные словесные выражения Боэция напоминают многое из Лукреция, Вергилия, Горация, Овидия, Проперция, Ювенала. Что касается Овидия, то тут соблазнительно даже и биографическое сопоставление, поскольку Овидий тоже не угодил своим поведением, тоже был выслан в отдаленную местность и погиб в изгнании. Но если обратиться к сущности дела, то что же общего между платоническо–аристотелевским христианством Боэция и личными страданиями Овидия, в изображении которых совсем незаметно какой нибудь философии? В указанном у нас выше сборнике М. Гибсон приводятся весьма убедительные литературные параллели Боэция и Овидия; но тут же делается правильное утверждение, что философия самого Боэция не имеет ничего общего со " Скорбями " и " Письмами с Понта " Овидия. Сопоставление с такими знаменитыми героями античности, как Сократ, Овидий, Цицерон или Сенека, в историческом смысле, конечно, дает очень много. Все эти античные герои тоже погибли от злой несправедливости исторической судьбы. Но, как мы видели (выше, часть вторая, глава III, §2, п. 9), в литературно–философском отношении говорить о серьезной зависимости Боэция от этих личностей можно только в отношении Цицерона. Остальные аналогии весьма важны исторически, но они слабо выражены в литературно–философском отношении. |
| 352 Ad Abl.//GNO. III.1. P. 39; De beat. VI.//PG 44. Col. 1268C; 1272C; In Cant. XI//GNO. VI. P. 334. 357 См. свт. Григорий Нисский. De mort.//GNO. IX. P. 40.1; De op. hom. 29; In Cant. II//GNO. VI. P. 68. Ср. Платон. Protagoras, 343 b 3; Philebus, 48 c 10; Диоген Лаэрций. I.40.1; свт. Григорий Нисский. De mort.//GNO. IX. P. 40.2; In Eccl. VI //GNO. V. P. 386.6–7. 358 De beat. VI.//PG 44. Col. 1269C–1272C; cp. De virg. IV.8.1–15; XI.4.28–47; XI.5.3–9; XII.2.48–70; XII.3.1–18; In Cant. I//GNO. VI. P. 28.21–29.1; II//P. 60.5–22; II//P. 67.17–68.11; VIII//P. 257.13–258.20; IX//P. 271.11–16; De op. hom. 5; Or. Cat. 5; De an. et res.//PG 46. Col. 89CD; См. также Daniélou. 1944. P. 45–49; 223–235. 376 См. In Cant. I//GNO. VI. P. 15; I//P. 15; V//GNO. VI. P. 156; X//P. 308.5–314.7; XI//P. 311–313; De virg. X.1.1–10; См. также Daniélou. 1944. P. 186–316. 377 In Cant. X//GNO. VI. P. 308.5–314.7; cp. I//P. 25.6–10; V//P. 156.17–20; De virg. X.2.2–10; См. также Daniélou. 1944. P. 276–301. 382 In Cant. XIII//GNO. VI. P. 383.9–12; cp. I//P. 23.11–12; VI//P. 192.1; De virg. XI.5.14–15; De mort.//GNO. IX.61.19; De inst. chr. P. 79.18–80.2 и др. 390 V. Moys. I.162.7–163.8; ср. I.46; II.167–169; In Cant. I//GNO. VI. P. 25.6–9; VI//P. 181.4–8; XI//P. 323.1–9; In Hex.//PG 44. Col. 65C; См. также Daniélou. 1944. P. 204–210. 393 V. Moys. II.236.1–2; II.238.6–8; cp. C. Eun. I.1.291; I.1.683; II.1.67–71; II.1.582; Ad Abl.//GNO. III.1. P. 52–53. 404 V. Moys. 238.8–239.7; ср. 233.3–5; C. Eun. I.1.290–291; In Cant. VI//GNO. VI. P. 174.5–20; In sextum Ps.//GNO. V. P. 187 и др.; См. также Daniélou. 1944. P. 309–326. 415 C. Eun. I.1.683.4–11; ср. C. Eun. II.1.67–71; II.1.89; II.1.582; III.5.53–54; In Cant. VI//GNO. VI. P. 180.15–181.16–182.2; De beat. VI//PG 44. Col. 1268BC; Ref. conf. Eun. 15.1–3; 16.3–4; Ad Abl.//GNO. III.1. P. 43–44; 52–53; V. Moys. II.164; 236; 238. 418 In Cant. XII//GNO. VI. P. 339.6–8; cp. XI//P. 334.5–335.1; P. 335.13–336.1; 339.6–16; De beat. VI//PG 44. Col. 1268CD; C. Eun. I.1.571–573; II.1.149.4–150.3; II.1.353; II.1.476). |
| А чтобы нагляднее представлять себе, в чем и при каких случаях выражаются указанные качества историка, приведем примеры из его истории, более или менее подтверждающие справедливость вышеприведенных отзывов. Таких примеров у Сократа можно находить не мало. Начнем с его суждений и характеристик лиц царственных описываемого им времени и их отношений к церкви. Одним из лучших доказательств умеренности и правдивости в суждениях и характеристиках Сократа может служить, например, его очень сдержанный отзыв об императоре Юлиане Отступнике. Христианские симпатии автора не заставляют его преувеличивать преступности и нечестия язычествующего императора; он отнюдь не восхваляет Юлиана, но и не считает его Декием христианского времени. Сократ очень рассудительно отличает в Юлиане личность человека от личности правителя, и, отзываясь о нем с уважением, как о человеке, воздает ему должное и как правителю, не переступая однако ж и в этом случае пределов исторического беспристрастия. Посмотрим, как же именно судит он о Юлиане. «Намереваясь говорить о царе Юлиане, муже красноречивом – пишет Сократ – просим всех лиц, к нему дружественных, не требовать от нас нарядных выражений, как будто бы рассказ непременно должен равняться с достоинствами того, о ком идет речь» (III, 1). Он хвалит его образцовую ревность к произнесению речей в сенате (III, 1 fin.), сочувствует его воздержанию, умеренности и простоте его жизни (ibid.). II при одном случае он же выражает мысль, что он не станет прекословить тем, что захотел бы хвалить Юлиана, как человека, но его возмущает в Юлиане то, что он был писателем, порицавшим христианство (III, 22). Рассматривая его даже как правителя, занесшего руку на христианство, он однако ж не все меры Юлиана, касавшиеся христиан, признает злонамеренными. Так он не усматривает ничего особенно злобного в том распоряжении, которое сделал Юлиан при начале своего царствования и которым возвращались из ссылки все христиане, какого бы то ни было вероисповедания. Сократ видит в этом не более как политическую хитрость, чрез которую Юлиан хотел умиротворить умы (III, 1 fin.). |
|
|
