| Когда я объявила доктору о своем исцелении, он сказал, что это совершилось надо мною чудо, и что болезнь моя естественными средствами не могла быть излечена». Иногда старец Амвросий во избежание людской славы, по примеру своего предшественника старца Льва, придерживался несколько как бы полуюродства. Если кому что предсказывал, то нередко, как выше было упомянуто, в шутливом тоне, так что слушатели смеялись; если хотел подать помощь кому-либо в болезни, ударял, как по больному глазу мальчика, рукою или иногда палкой по больному месту, и болезнь проходила. Пришел например, к старцу один монах с ужасной зубной болью. Проходя мимо его, старец ударил его изо всей силы кулаком в зубы и еще весело спросил: «Ловко?» «Ловко, батюшка, – отвечал монах при общем смехе, – да уж больно очень». Но, выходя от старца, он ощутил, что боль его прошла, да и после уже не возвращалась 142 . Был еще подобный пример с вышеупомянутым монахом Памвою. «Однажды, – так рассказывал он, – у меня сильно разболелись зубы. Прихожу я к батюшке отцу Амвросию на его келейное бдение, как это и прежде нередко случалось, помогать читать и петь. Жалуюсь ему на свою зубную боль, которая была очень сильна. Батюшка ударил меня слегка по щеке. Братия, бывшие в келии старца, переглянулись и усмехнулись, думая, вероятно, что старец ударяет меня за какую-нибудь ошибку в пении или чтении. В ту же минуту я почувствовал, что зубная боль моя утихла. Подхожу к братиям и говорю: «Вам смешно, а для меня удивительно. Боль зубная у меня прошла». Таких примеров было множество, так что крестьянки, страдавшие головными болями, узнавши о подобных действиях старца, сами нередко подклоняли ему свои головы и говорили: «Батюшка Амвросий, побей меня, у меня голова болит». Были еще более удивительные случаи. Не выезжая никуда по болезненности из обители, старец Амвросий в тоже время являлся за сотни верст людям, которые никогда его не видали и даже не слыхали о нём: или предостерегал от какой-либо опасности, или давал больным наставление, как избавиться от болезни, или тут же исцелял. |
| 3. Несмотря на такие случаи, могущие каждого убедить в прозорливости старца, я все-таки не имела к нему довольно веры. Тогда батюшка отец Амвросий пожелал еще сильнее убедить меня в том, что все слова его основаны на истине, и утвердить меня в вере, что он говорит и действует по благодати, пребывающей в нём. Прожила я год в одном из женских монастырей. И вот посетили меня столичные гости, которые, побывав в Оптиной, намеревались отправиться через Тихонову пустынь в Москву и далее. Батюшка отец Амвросий благословляет меня сопровождать гостей в Тихонову пустынь. Я отказываюсь, потому что там никого не знаю и мне там нечего делать, а более потому, что не с кем мне ехать назад в Оптину. Старец говорит: «Так есть кому тебя проводить, – три купца вяземские, которые имеют сильное желание ко мне приехать и не решаются, в ожидании милости Божией, кто бы их наверное довел до меня; а ты будешь их путеводительницей». «Напишите им записку от себя, чтобы они поберегли меня», – возразила я. Батюшка же ответил при всех, присутствовавших в хибарке: «Да я их совсем не знаю и никогда не видал». Итак, я поехала с гостями петербургскими в Тихонову пустынь, смеясь и не веря словам старца. Как, в самом деле, возможно человеку, слабому, смертному, знать, что за 65 верст расстояния от него люди неизвестные, чужие ему, помышляют, чего желают и что намереваются делать! Однако все пророческие слова его исполнились точь-в-точь. Гости мои из Тихоновой пустыни уехали. Осталась я одна. Но перед моим возвращением оттуда не оказалось ни одного богомольца, даже и пешие все ушли, и ни одного экипажа. «Что делать, как быть? Вот что со мной сделали на чужой стороне; и не вернуться мне теперь в свою святую обитель», – прошептала я и в скорби заплакала. Подходит гостинник рясофорный отец Николай (ныне отец Нафанаил, иеромонах), расспрашивает о причине горьких моих слез, утешает, что тут есть богомольцы, и обнадеживает достать экипаж из соседней деревни. Успокоившись от воображаемой мною скорби, я начинаю спрашивать: «Кто же эти богомольцы, дворяне?» «Нет, – отвечает отец Николай, – простые купцы». Первая истина слов батюшки отца Амвросия. На мой вопрос: «Откуда они?» отвечает гостинник: эти купцы недалече от нас, вяземские. Вторая истина пророческих слов старца. – «Сколько их, 5 – 6 человек?» – «Нет, только трое». Третья истина, сказанная старцем. Я согласилась с ними ехать к святому, благодатному, прозорливому батюшке Оптинскому старцу отцу Амвросию и довести их до него, рассказавши им дорогой, как он духом провидел их благое намерение и наперед сказал о них всё то, о чём было выше упомянуто. Дивны дела Твои, Господи! «Когда настанет, – рассуждали купцы, – та счастливая минута, чтоб нам всем троим увидеть благодатного старца, насладиться его беседой и излить ему все скорби сердечные и невзгоды житейские!» После же беседы с ним они вышли от него утешенные и радостные. |
| И вот возвратившемуся с родины бывшему главному повару Герасиму, сверх его чаяния и ожидания, благословлено было старцами быть у него помощником. Заговорило самолюбие Герасима. Проходит день-другой, Герасим хмурится: придет на кухню, сядет на прилавке, болтает ногами и ничего не делает. «Что ж ты ничего но делаешь?» – спрашивает Александр Михайлович . «Я немирен», – отвечает смущенный Герасим. Нужно при сём заметить, что доколе страсть жива в человеке, она требует себе пищи; и если нет обстоятельств важных, она по необходимости обнаруживается в вещах маловажных или даже и совсем ничтожных. Тем не менее она сильно, властно, с тиранством борет человека, не приобретшего навыка отражать страсть взаимным противоборством. Дотоле веселый, общительный, покорный человек, по принятии лукавого помысла и по согласии с ним, становится скучным, задумчивым, унылым, непокорным, ничем не довольным, раздражительным. Вот в таких-то случаях, от которых не избавлен ни один человек в грешном мире сём, опытный в жизни духовной старец бывает для искушаемого неоценённым и незаменимым сокровищем. Приди только искушаемый брат к старцу с полной верой и со смирением, раскрой пред ним свою душу, скажи сущую правду – от каких именно помыслов смущается душа, старец отечески снисходительно выслушает, посочувствует, поболит об искушаемом, разъяснит – что требует разъяснения, научит – как бороться со страстью, как прогонять смущающие помыслы, кому и как молиться на них, и сам вознесет горячую молитву ко Господу Спасителю об искушаемом. Не говорим уже о том, что самое откровение смущающих помыслов, по замечанию опытных в жизни духовной людей, служит против них надежнейшим врачевством. И тотчас после сего духовного врачевания опять в душу брата возвращается прежний мир и спокойствие. Так было и с Герасимом. Объяснил он свое смущение старцу отцу Макарию, бывшему в то время скитоначальником и братским духовником, и вскоре по-прежнему стал весел, покоен, доволен своею должностью помощника повара и покорен новому повару, бывшему его помощником. |
| На кухонном послушании в скиту Александр Михайлович провел целый год. Наделенный от Господа богатыми умственными способностями, как мы видели выше, он в тоже время был человек дела (практик). Изучая собственным опытом науку жизни духовной, он не упускал из виду и дел внешних, так что то и другое у него было в полном согласии. Поставив себе задачей жить по заповедям Христовым, в полном подчинении своему внутреннему судии – совести, по указанию мудрых старцев, он не различал поручаемых ему дел – какие черные, какие белые, а в каждое дело старался вникать и исполнять его со всевозможным тщанием и усердием, как пред лицем Всевидящего Бога. Ибо то только у Господа дело и имеет цену, которое делается по совести. Потому во всяком деле Александр Михайлович был исправен; а по любознательности своей усвоил много и других знаний, которые усваивать не было для него необходимости. Будучи уже старцем и вспоминая свое прошлое, он обыкновенно говаривал: «Я прекрасно стряпал в кухне. Я тогда и хлеб и просфоры научился печь. Я, помню, учил просфорников, как узнавать, готовы ли агнчии просфоры, а то у них всё сырые выходили. Надо воткнуть лучинку в просфору, и если к лучинке тесто не пристает, то, значит, просфоры готовы; а если пристает, то сыры.» Просфорником Александр Михайлович, может быть, и не был, однако так хорошо ознакомился с этим делом, что и других мог учить. Впоследствии он был хорошим знатоком строительного искусства; сам чертил планы для постройки келий, и построенные по этим планам кельи оказывались самыми удобными для жилья. Узнал прекрасно печное мастерство, так что своим знанием и указаниями удивлял искусных печных мастеров. Проходя поварское послушание, Александр Михайлович имел возможность очень часто посещать старца отца Макария, к которому теперь привязался он всей своей любящей душой. Всегда, даже и в последние годы своей жизни, он с особенной любовью вспоминал об этих посещениях, считая это великой милостью Божией к себе. «Как в то время, – высказывался он, – Господь ко мне был милостив! К старцу приходилось мне по послушанию ходить каждый день, да и в день-то побываешь не один раз: то сходишь (как к начальнику скита) благословиться насчет кушаний, то ударят к трапезе» 45 . |
| Ибо Он учил их, как власть имеющий. ( Мф.7:29 ) Вышеизложенное о старце Амвросии ясно показывает, что он за свою добродетельную жизнь наделен был от Господа высокими духовными дарованиями. Самое слово его, растворенное солью благодати Божией, имело особую силу и было могуче-действенно. Не говорим уже о том, что все, с верою обращавшиеся к старцу, смиренно преклоняли пред ним свои выи с готовностью исполнять всякое его слово; много было и из нерасположенных, по неведению, к нему людей, при первом с ним знакомстве переменявших свой свирепый нрав в агнчую кротость 144 . До знакомства со старцем Амвросием некоторые относились к нему подозрительно. Иным даже казалось странным, когда им советовали поехать в Оптину. «Что у нас с ним может быть общего? Наверное, какой-нибудь лицемер, который ищет славы. Знакомая удочка, да только попадут на нее одни простецы», так некоторые рассуждали и не хотели ехать в Оптину, а для успокоения своей совести старались не верить тому, что рассказывали о старце. Кто же из таковых по любопытству заезжал в Оптину, начинал большей частью с осуждения. В Оптиной принято между монахами ради смирения становиться перед старцем на колена. По доброй воле поступали так и некоторые миряне. Сам же старец незнакомых, из высшего круга, мирских посетителей всегда приглашал садиться против него на стул; иногда даже упрашивал не стоять перед ним на коленях. А сколько насчет этого бывало нехороших речей! «С какой стати мне пред всяким монахом на колени становиться! Вот где их смирение». Точно кому-то было досадно, что люди идут к старцу, и кто-то старался сеять смуту. И когда приходила минута первого свидания, некоторые смотрели на него с недовольным сердцем и с желанием разоблачить старого монаха. Но иногда это недоверие разом рассеивалось и уступало место самому теплому чувству. У старца в летний день множество народу. Одна молодая женщина, которую уговорили посетить батюшку, находится в раздраженном состоянии, что ее заставляют ждать. Вдруг дверь широко отворяется. Старец с ясным лицом появляется на пороге и громко говорит: «Кто здесь нетерпеливые, пойдите ко мне». Приближается к молодой женщине и ведет ее к себе. После беседы с ним она становится частой гостьей Оптиной и посетительницей батюшки отца Амвросия. |
| Описанные правила всегда были у старца с более или менее продолжительными остановками. Прослушав, например, половину утреннего правила и чувствуя ослабление сил, он отпускал от себя келейных и, отдохнувши немного, звал опять и дослушивал правило. Также было и во время часов. Может быть, и другие, более важные причины заставляли старца делать эти перерывы, именно – упражнение наедине в умной молитве, о чём можно предполагать с вероятностью. Выслушав положенные молитвословия, старец начинал умываться. Кто-нибудь из келейников ставил возле его койки медный таз на табуретку и начинал понемногу лить на руки ему тепловатую воду из большого чайника; а он на коленах, нагнувшись над тазом, умывался всегда без мыла и затем утирался. Во время этого действия со стороны келейников начинались вопросы: батюшка, вот тот-то в таких-то обстоятельствах находится, что ему благословите делать? Или: вот та-то просит благословение на такое-то дело, благословите или нет? И прочее, и прочее. Старец и свое дело делал, и вместе отвечал на вопросы. Кстати, нелишне упомянуть здесь, что он никогда не мылся в бане, а вместо этого, по совету доктора Бабушкина, принимал ванну не более одного раза в год. Изредка еще мыл голову теплой водой. После умывания старец подкреплялся чаем и в это время диктовал письма и затем выходил к посетителям, порой даже до вечера. Впрочем, так было до семидесятых годов, когда силы старца были покрепче, а после, при умножавшемся год от году числе посетителей, вследствие крайнего переутомления, он и на правило утреннее вставал позже, часов в пять, и по выслушании часов, с каноном и акафистом, нередко ложился на койку для кратковременного отдыха. Случалось иногда и так, что келейники будили болезненного старца и против воли подымали его. Вставая, он, бывало, промолвит: «Ох! Всё больно»... В зимнее время он весьма часто простужался. Встанет с опухшим лицом, с лихорадочным ознобом или ревматическими болями в теле, умоется, начнет растираться спиртом или какой-либо мазью. Келейники же все-таки задают вопросы, а старец едва слышным голосом отвечает. Вместе с тем начнутся у старца переодевания и переобувания, которые в продолжение дня повторялись много раз. О своем нездоровье он и в письмах к близким лицам неоднократно писал в следующем роде: «О себе скажу, что я по утрам ощущаю большую тяжесть, как бы пуды на мне висят» 99 . Или: «На этих днях мне прихворнулось паче обычного. От приходящих простудил лицо в испарине. Простуда перешла на больную внутренность, и сделалось в роде желудочной лихорадки и теперь еще не совсем прошло» 100 . Или так: «Слабость и болезненность усиливаются, и переодевания и переобувания утроились; жáра и холода равно не выношу. В меру только один семнадцатый градус тепла, а выше и ниже дурно влияет. Вот тут и умудряйся около одного градуса вертеться, и как один этот градус удержать, когда постоянно подходят натуральные печки и своими толками умножают жар» 101 . |
| Одна сестра из большой помещичьей семьи, часто бывавшая у старца, долго умоляла свою любимую сестру с очень живым и нетерпеливым характером поехать вместе с ней в Оптину. Та наконец соглашается, чтобы доставить удовольствие сестре, но всю дорогу громко ворчит, а пришедши к старцу и сидя в приемной, чем-то возмущается: «Я не стану на колени, к чему это унижение?» Она быстро ходит по комнате из угла в угол. Отворяется дверь, так что ее совсем закрывает в ее углу. Все опускаются на колени. Старец подходит прямо к двери, откидывает ее и весело спрашивает: «Что это за великан тут стоит?» И затем шепотом говорит молодой девушке: «Это – Вера, пришла смотреть лицемера». Знакомство сделано. Вера выходит замуж, вдовеет и возвращается под крылышко батюшки в Шамордино. Он часто напоминал ей, как Вера пришла к лицемеру, и еще другую ее мысль в первые дни их знакомства, именно: бывши тогда молодой девушкой, она зашла в монастырскую лавку купить портрет старца. Ей сказали, что можно купить за 20 копеек. «Боже мой, – подумала она, – как мало! Я бы и много рублей дала. Какой батюшка дешевый!» В тот же день, на общем благословении, старец, проходя мимо нее, ласково взглянул, погладил по голове и тихонько промолвил: «Так батюшка дешевый, дешевый!» Одна молодая девушка с хорошим образованием случайно попала к старцу Амвросию, была им поражена и умолила его принять ее в Шамордино. Ее мать приехала, по ее словам, вырвать из «этого ужасного монашеского мира» свою дочь. С негодованием и упреками вошла она к батюшке. Старец предложил ей стул. Прошло несколько минут разговора, и раздраженная мать невольно, не понимая сама, что с нею делается, встает со стула и опускается около старца на колени. Беседа длится. В скором времени с дочерью-монахинею соединяется и мать-монахиня. Вот старец ходит по скиту, опираясь на свою палку; много мужчин подходят к нему. Несколько сзади идет келейник. Один иеромонах подводит к батюшке двух молодых людей. Они очень хорошо одеты и имеют очень воспитанный вид. Но старший совершенно равнодушен относительно веры в Бога, а другой довольно верующий. |
| Говорил и еще старец Амвросий в назидание своим ученицам о смирении: «Пришел было к настоятелю отцу архимандриту Моисею один посетитель, но, не застав его дома, отправился к его родному брату, упомянутому выше о. игумену Антонию. Среди разговора гость и спросил отца игумена: скажите, батюшка, какого вы держитесь правила? Отец Антоний отвечал: «Много было у меня правил; жил я в пустыни и по монастырям, и всё разные были правила; а теперь осталось одно мытарево: Боже милостив буди мне грешному!..» При этом батюшка еще рассказал, как одна всё хотела странствовать туда и сюда – и в Киев, и в Задонск, а старец один и говорит ей: всё это тебе не на пользу, а сиди-ка лучше дома и твори мытареву молитву. «Лишь только смирится человек, – говаривал старец, – как тотчас же смирение поставляет его в преддверии Царства Небесного», которое, прибавим к сему апостольские слова, не пища и не питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе ( Рим.14:17 ). «Царствие Божие, – говорил еще старец, – не в словах, а в силе; нужно меньше толковать, больше молчать, никого не осуждать, и всем мое почтение». О терпении: «Когда тебе досаждают, никогда не спрашивай – зачем и почему. В Писании этого нигде нет. Так, напротив, сказано: если кто ударит тебя в десную ланиту, обрати ему и другую. В десную ланиту на самом деле ударить неудобно, а это разуметь нужно так: если кто будет на тебя клеветать или безвинно чем-нибудь досаждать, – это будет означать ударение в десную ланиту. Не ропщи, а перенеси удар этот терпеливо, подставив при сём левую ланиту, т.е. вспомнив свои неправые дела. И если, может быть, ты теперь невинен, то прежде много грешил; и тем убедишься, что достоин наказания». «Батюшка! Научите меня терпению», – сказала одна сестра. «Учись, – ответил старец, – и начинай с терпения находящих и встречающихся неприятностей». – «Не могу понять, как можно не возмущаться обидами и несправедливостями». Ответ Старца: «Будь сама справедлива и не обижай никого». Если кто-либо из братии, по малодушию и нетерпеливости, скорбел о том, что его нескоро представляют к мантии, или к иеродиаконству и иеромонашеству, старец имел обыкновение так говорить в назидание: «Это, брат, всё придет в свое время, – все дадут; добрых дел никто не даст». |
| Но вот скоро обстоятельства монастырские изменились. Через два года, именно 16 июня 1862 года, скончался почтенный оптинский настоятель, после которого, по чиноположению общежительных монастырей, братия должна была избрать из среды своей нового настоятеля. Приехавший на погребение отца архимандрита Моисея калужский преосвященный Григорий II, предав тело покойного земле, благословил братии немедленно приступить к избранию нового настоятеля, под ведением благочинного калужских монастырей архимандрита Герасима, бывшего в то время ректором Калужской семинарии (впоследствии епископа Астраханского). Старцу Амвросию, конечно, давно уже было известно, что преемником отца архимандрита Моисея должен быть скитский иеромонах отец Исаакий Антимонов. Но сей последний, знавший также о грозившей ему участи, со слезами на глазах умолял старца Амвросия избавить его от тяжкого креста, которым считал настоятельство, и потому старец счел за лучшее до времени помолчать о нём. А может быть, он еще думал, что так как устами покойного старца Макария изъявлена воля Божия о преемнике отца архимандрита Моисея, то обстоятельства, устрояемые Промыслом Божиим, сами собой должны были сложиться в пользу избрания на настоятельство отца Исаакия. Но дела приняли другой оборот. Голоса братий на выборах разделились. Большая часть пожелала избрать старейшего иеромонаха отца Пафнутия, который был немалое время скитоначальником и братским духовником. Меньшая, состоявшая из более почетных и уважаемых по жизни и значению в обители лиц, высказались за отца Исаакия. Между этими последними первый подал за него голос один из самых близких к старцу Макарию учеников его – иеромонах Иларион, впоследствии скитоначальник и духовник всего оптинского братства, назначенный покойным старцем, совместно с иеросхимонахом Амвросием, проходить труд духовного окормления душ, ищущих спасения, или, короче сказать, старчествовать. Вместе с ним избирателями отца Исаакия были: иеромонах Леонид Кавелин , бывший после архимандритом, наместником Троицкой Сергиевой лавры, иеромонах Флавиан, впоследствии казначей Оптиной пустыни, иеромонах Гавриил и другие. |
| Повернув налево, чрез маленькую переднюю, я прошел в узенькую дверь и очутился в каморке аршина четыре в длину и около трех в ширину, с довольно низким потолком. Прямо против двери было небольшое окно, и под ним маленький столик с выдвижным ящиком и шкафчиком; правой стороны я не помню, ибо левая сторона каморки привлекла всё мое внимание. На постели, аршин двух с половиною длины и четверти три ширины, сделанной из досок, покрытых тонким, дюйма в два, ковром или матрасом (не разглядел), полулежал на левом боку в черном поношенном подряснике и такой же скуфейке, облокотясь левою рукой на ситцевую подушку и перебирая правою зерна четок, маленький старичок, с небольшой клинообразной бородкой, с проницательными добрыми глазами и чрезвычайно симпатичным лицом, – решительный контраст старцу, рисовавшемуся в моем воображении! Я остановился, ожидая приглашения приблизиться. Старичок внимательно и не шевелясь вглядывался в меня с минуту. Наконец он немного приподнялся, улыбнулся и сделал мне знак рукой подойти. Я подошел и поневоле должен был опуститься на колено, чтобы принять его благословение. Благословив меня, отец Амвросий взял мою руку, еще пристально посмотрел мне в глаза и мягким и веселым голосом произнес: «Так вот он какой, этот свирепый защитник своего счастья!» Я пробормотал что-то в роде извинения, но он остановил меня и, указав на лежащее на столе мое письмо, продолжал: «Нечего извиняться! Я очень доволен этим письмом, чему доказательством служит мое желание вас видеть. Какая это на вас форма?» Я ответил, что я командую Южно-Болгарской дружиной, и что это форма Восточно-румелийских войск. «Первое название хорошо, а второму и быть бы не следовало!» – серьезно произнес он. «Мне очень приятно, батюшка, слышать, что вы совершенно согласны в вашем взгляде с покойным Скобелевым и со всеми истинно русскими!» – ответил я с почтительным поклоном. «Вы ведь были и в Сербии добровольцем, как мне говорила С.? Кстати, как ее здоровье? Я слышал, что она была больна после поездки в Петербург». «Слава Богу, поправилась, – сказал я. Старец опять улыбнулся и сказал: «Я вас не удерживаю более; вы видели, сколько людей ожидают слова утешения. Ступайте, мы потом поговорим. Да, вы надолго приехали сюда?» – «Я думаю еще съездить взглянуть на ваш знаменитый город Козельск и выехать из Оптиной в четверг». – «Вот и прекрасно! Значит, вы можете и отговеть здесь.» «Отец Амвросий! Сегодня вторник, когда же я успею отговеть? Четверг послезавтра!» – возразил я немного удивленным тоном. «Для истинного покаяния нужны не годы и не дни, а одно мгновение», – заметил он серьезно, почти строго. – «Сегодня вы будете у вечерней службы, завтра у заутрени и преждеосвященной обедни, а после вечерни придете ко мне на исповедь; в четверг 146 приобщитесь Святых Таин и вечером можете выехать в Москву». |
|
|
