| Он, по-моему, напрасно поскромничал, что не пропустил последней рукописи доброй разумной госпожи Анастасии Ивановны относительно епископесс... Такой прямой правдивый практический суд женщины весьма бы кстати был для любящих читать подобные бредни, каковы толки о возможности епископам быть в своём звании с женами и семействами. Как видно по перу и всем взглядам и убеждениям г. Калечицкой, она бы сумела мастерски поставить дело в надлежащем свете; – преосв. Антонию же оставалось бы только повыправить, может быть, что-либо... Напечатать эту статью можно было бы не только в Домашней Беседе, но и в Духовной Беседе... Передайте от меня это преосв. Антонию; время ещё не ушло... Кстати: мы с нашим Владыкою Митроп. Арсением были доселе одинаково уверены, что автор А. К. есть какой-либо Архимандрит. «Да, – говорил я, – Его Высокопреосвященство изволил спрашивать меня и вместе высказать тоже, что и Вы... но я ему отвечал прямо об Анастасии Ив. Калечицкой и только. «Нет, напрасно поскромничали и Вы... нужно бы так же передать ему всё, как теперь мне... Впрочем, я не опущу случая к передаче всего, сказанного Вами, Митрополиту, при личном свидании с ним». Было ещё одно лицо в Смоленске же – любительница собирать сведения о лицах, делавшихся известными по добродетельной жизни, и о предметах и действиях, носящих явный характер священной знаменательности и назидательности. С такими своими материалами, и устно и письменно, обращалась она тоже к преосв. Антонию для проверки и самых данных и личных убеждений. Это была такая же госпожа, как и Анаст. Иван. – Смоленская помещица, глубокая старица, проживавшая при своей дочери родной – монахине Варваре, в Смоленском женском монастыре., – Екатерина Григорьевна Палицына, праправнучка, по мужней родовой линии, известного в истории героя-защитника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, Авраамия Палицына. Из её авторских трудов известен был при мне и читан мною лично, составленный ею небольшой очерк жизни одного Смоленского уроженца, известного своим юродством, называвшегося «Мишенькою» (Михаил Ив. |
| Приютом заведует графиня Анна Александровна Головина. Закону Божию учит протоиерей Шафрановский. 4) Учительская семинария принца Петра Ольденбургского. 101 5) Богадельня, основанная в 1797 г. Мариею Феодоровною, под именем «Церковного Инвалида». В 1811 г. в нем находились: один офицер-инвалид, 15 стариков и 5 вдов тех служащих города Павловска, которые служили долго и беспорочно. С призреваемыми жили их дети. Потом сюда стали помещаться по 10 мальчиков и по 10 девочек. 6) Госпиталь, пристроенный, в 1809 г. к богадельне, по воле Марии Феодоровны. В 1861 г., по соизволению Великого Князя Константина Николаевича, часть его отделена для квартир причта и фельдшеров. 7) «Собственный инвалид», основанный Мариею Феодоровною в память окончания войны 1812 года. В уставе «инвалида», между прочим сказано: «чтобы эта команда состояла из 24 унтер-офицеров и рядовых, без ограничения тех и других чинов, под названием «Собственные инвалиды». В эту команду принимать, по их собственному желанию, нижних чинов полков лейб-гвардии, получивших отставку за выслугу узаконенных лет, или уволенных за ранами, в сражениях, отличавшихся беспорочною службою, одобряемых за свое поведение начальством и, предпочтительно, имеющих знаки отличия. Инвалиды эти назначаются для надзора за благоустройством и исправностью тех мест, к которым будут определены директором Павловска, с утверждения Императрицы. Жалованье, в размере, определенном по штату, из собственной казны Государыни, выдается по третям года, вперед». Тогда же в эту команду поступил 21 гвардеец, из коих 11 помещены в Павловске, а 10 – в Гатчине. В 1817 г. для «Собственных инвалидов» построен «монмартр», состоящий из двух флигелей, для помещения, в каждом, по 6 семейств. В 1818 г. еще прибавлено 2 флигеля. Для семейных отведены огороды. Жизнь инвалидов спокойная, вполне обеспеченная; приветливые и ласковые слова, обращаемые к ним Августейшими особами во время прогулок по саду, доставляют им много утешения. 8) Дача действительного тайного советника Авраама Сергеевича Норова , известная под именем «Норовского пособия». |
| О «кормилице» и «кормиличиче» Краткой редакции Русской Правды. – КСИЭ, вып. 35, 1960, стр. 38 – 48; он же. «Дядьки» древней Руси. – ИЗ, т. 71, 1961, стр. 236 – 250. О кормильцах см. также: ПСРЛ, т. II, стб. 546 (1171 г.), 609 (1179 г. – Борис Захарьич назначен кормильцем по духовной Мстислава Ростиславича: «Се приказываю детя свое Володимера Борисови Захарьичю и с сим даю братоу Рюрикови и Давыдови с волостью на роуце, а что о мне, бог промыслить»). Ср. А. Е. Пресняков. Княжое право в древней Руси. СПб., 1909, стр. 234 – 238. Насколько устойчивы были пережитки патриархальщины в княжеской среде, см. В. Л. Комарович. Культ рода и земли в княжеской среде XI – XIII bb. – ТОДРЛ, т. XVI. М. – Л., 1960, стр. 84 – 104. 242 См. очень интересную работу: Е. А. Василевская. Терминология местничества и родства. – «Труды Московского госуд. историко-архивного института», т. 2. М., 1946, стр. 155 исл. 246 Там же, стб. 422 (1151 г.). Ср. требование, обращенное к Владимиру Володаревичу: «Изяслава тися не отлучати до живота «своего, доколе же еси жив, но с ним ти быти на всих местех» (ПСРЛ, т. II, стб. 453 – 454); Изяслав с венгерским королем «съехавшаяся по месту» (стб. 454). 253 Там же, стб. 789 (боярин Доброслав Судьич – «попов внук»; ср. Е. А. Василевская. Указ. соч., стр. 174(«псарев внук» и т.п.); наряду с этим фиксировалось и родовитое боярство: Мирослав, Хиличвнук, – стб. 325 (1146 г.); Ивор Гюргевич, Мирославль внук, – стб. 327 (1146 г.); Ольстин Олексич, Прохоров внук, – стб. 638 (1185 г.). 259 ПСРЛ, т. II, стб. 311 (1142 г.); ср. другой пример, когда вассал решается «припрашивати» волость, – там же, стб. 543 (1171 г.). 267 Там же, стб. 684 – 685 (1195 г.); ср. т. XX, ч. 1, стр. 140 (1196 г.: «или цену во что судна»). 269 Смоленско-новгородский князь Мстислав Ростиславич, предпринимая в 1178 г. поход на Полоцк, ссылался на то, что тамошний князь в 1067 г. захватил один новгородский погост (ПСРЛ, т. II, стб. 608). 271 Житие Авраамия смоленского – «Памятники древнерусской литературы», вып. |
| Нельзя, однако, уничтожить потребность народа в эстетическом. Возникнув в глубокой древности, она стала столь же необходима человеку, как пища и воздух, как потребность в труде и в мышлении. Уничтожить эстетическую потребность в человеке можно только с уничтожением самого человечества. Не находя достаточного выхода в сферах внешнего, конкретно-чувственного выражения, в частности в произведениях искусства, в предметах бытового окружения, она уходит в сферы чистой духо-вности-активизирует игру духовных сил человека, возбуждает фантазию, обостряет религиозные чувства, стимулирует развитие мистицизма, визионерства и им подобных феноменов. В Средние века, в частности, легенды о всевозможных чудесах, видениях и знамениях, порожденные религиозной потребностью общества, выступали одновременно одной из важных форм удовлетворения и эстетической потребности человека того времени, особенно в периоды вынужденной приостановки художественной деятельности. Русь времен татаро-монгольского нашествия подтверждает эту закономерность. Русские книжники, очень серьезно относившиеся ко всем бытовавшим в их время сообщениям о сверхъестественных явлениях и видениях, облекли многие из них в высокохудожественную форму, что усилило их эмоционально-эстетическое воздействие, придало им особую убедительность в глазах средневекового читателя. Автор «Жития Авраамия Смоленского» Ефрем начинает свое повествование с описания видения одной блаженной инокини, в котором предопределяется судьба будущего святого, находящегося еще во чреве матери. Инокине привиделось, как она была призвана в дом новорожденного. «И вшедшу ми в дом к матери его, яко отроча мыяху мнози же святители священнолепно, яко крещением благодати освящающи, и некая жена вельми пресветла сияющи, предстоящи и одежу белу, яко подобну снегу белеиши, дръжащи. И слугам прашающим: «Кому, госпоже, дати отроча се?» -и повеле им к собе принести. Она же светлою оною ризою яко светом одеже и дасть матери его» (ПЛДР 3,68). Атмосфера света, святости и торжественности, которой пронизано это видение, задает возвышенно-эстетический тон всему последующему повествованию. |
| Вязьма……..2-4 августа; Ярцево……4-7 августа; Смоленск …7-10 августа; Рославль….10-13 августа 41 . Проведение указанной выставки вызвало интерес в обществе и нашло отклик в сердцах жителей провинции. На наш взгляд, вклад священнослужителей в проведение выставки очевиден, т.к. они были в селах зачастую первыми информаторами о государственных мероприятиях, оповещая о них с церковных амвонов, а также имели непосредственное общение со своей паствой, побуждая верующих, как личным примером, так и словами проповедей к нравственному исправлению. В 1914 г. по епархии вновь стали появляться общества трезвости. Так, Гжатское отделение братства преподобного Авраамия Смоленского постановило открыть во всех приходах Гжатского уезда обществ трезвости. Епископ Феодосий благословил духовенство уезда «вести борьбу со страшным народным бедствием – пьянством» 42 . В с. Климов Завод Юхновского уезда крестьяне составили приговор о закрытии трактиров в районе их прихода. Интересно то, что борьба между желающими закрыть трактиры и их противников велась несколько месяцев. И лишь благодаря активным действиям священника, наконец, удалось найти 2/3 необходимых голосов, имеющих право открыть сход и обсуждать дело о ликвидации питейных заведений. Приговор крестьян был препровожден на утверждение губернатору 43 . Такая же борьба развернулась и в с. Каспле Поречского уезда. За закрытие трактира было подано 11 прошений за подписями 404 человек. Кроме того, о ликвидации трактира хлопотал сам епископ Феодосий, к содействию которого обратились прихожане, Поречский Комитет Попечительства о народной трезвости и участковый земский начальник Шейков. Благодаря личному участию владыки трактир был закрыт 12 июля 1914 г. 44 Духовенство, в дополнение к приговорам крестьян, обычно составляло прошение и от имени причта. В нем священники описывали происшествия, происходившие в трактирах на глазах прихожан и учащихся местных школ, которые они метко называли «пьяными вакханалиями» 45 . К 1915 г. священнослужители Смоленщины неоднократно проводили собрания, главной повесткой которых являлись предложения, связанные с улучшением работы обществ трезвости. Собрания наметили целый ряд мер для устранения алкоголизма. Одним из полезных начинаний, которые уже показали свою эффективность в предыдущие годы, священники считали разумное заполнение досуга прихожан путем устройства библиотек-читален для народных чтений, демонстраций туманных картин, чтения лекций, организация спектаклей, концертов и т.п. 46 Многие священники добровольно вызывались читать лекции в волостных правлениях и земских учебных заведениях. В основном, это сельские пастыри, наиболее часто соприкасавшиеся с нетрезвой жизнью прихожан. Среди них имена священников Ф. Дьяконова, Н. Юденича, Д. Федоткова (Ельнинский уезд), Н. Волочкова (Поречский уезд) 47 . |
| Этому тревожному и смутному расположению умов соответствует в византийской литературе Житие Василия Нового († 944), писанное учеником и последователем его, Мнихом Григорием. Это сочинение, очень пространное, немного предлагая сведений о самом Василии, все состоит из двух половин: в первой половине Мних Григорий передает рассказ умершей Феодоры, кормилицы Василия, о том, как она ходила по мытарствам; а во второй половине, по случаю своих сомнений в вере, возникших под влиянием жидовского лжеучения, Григорий повествует, как он, при пособии Св. Василия Нового, удостоился в видении узреть Страшный Суд, и как потом исцелился от своих гибельных для души сомнений. Понятно, что сочинение это, имеющее предметом господствовавшие в средние века идеи о загробной жизни, о мытарствах и Страшном Суде, должно было особенно распространиться между читателями древней Руси, о чем свидетельствует множество списков этого сочинения, рассеянных по всем концам нашего отечества. Не только в XVII, но даже в XVIII и XIX в. оно переписывалось и украшалось множеством миниатюр. О влиянии этого жития на Авраамия Смоленского и вообще на русских писателей XII в. было упомянуто выше. Оно же, как увидим теперь, оставило свои явственные следы в русском изображении Страшного Суда, и таким образом к древне-христианской символике присовокупило новый элемент влияния византийского, элемент литературного характера. В величественной, всеобъемлющей картине Страшного Суда, с замечательным поэтическим дарованием изложенной Мнихом Григорием, остановимся только на тех эпизодах, которые нужны для нашей цели. Отлучая грешников из великого множества стоящего народа, отделил Господь ошую иных многих. Были они смешены – говорит Григорий: иноки и простая чадь. Лица их были черны, иногда усрамлялись, иногда же просветлевали; от правых рук капало масло чистое, яко злато, от левых же, яко сурова смола. Эти несчастные представляли нечто обоюдное: были они грешники, но заключалась в них и частица благодати. Однако Господь не благоволил взглянуть на них, и тотчас же суровые ангелы повлекли их грозно; но они часто оборачивались назад, взывая к Господу: «Пощади нас, Боже милостивый!» – И смотря на них, Господь и милосердовал, и гневался. |
| Новый государь послал свои царские грамоты (от 18 марта 1614 г.) к донскому и волжскому казачьим войскам, убеждая их помогать его воеводам, отправляться против Заруцкого, писал также к самому Заруцкому, приглашая его покориться законной власти и обещая ему прощение. В тот же день послали свои грамоты и к обоим казачьим войскам, донскому и волжскому, и к Заруцкому наши архипастыри со всем освященным Собором и старались склонить их к исполнению воли государевой своими духовными увещаниями и угрозою анафемы. На севере России, в пределах Новгородских, хозяйничали шведы, осаждали и разоряли города, и государь по решению всего освященного Собора, бояр и других чинов отправлял (4 сентября 1614 г.) Суздальского архиепископа Герасима и чудовского архимандрита Авраамия с двумя светскими лицами в Ярославль, чтобы убеждать находившихся там казаков и их атаманов к походу на Тихвин для освобождения его от шведского войска. Под Смоленском и вообще на западной окраине России продолжалась борьба между русскими войсками и польскими. А так как в рядах польских воинов находилось немало и униатов, бывших прежде православными и живших в областях, которые принадлежали некогда Московскому государству, то наши митрополиты, архиепископы и епископы со всем освященным Собором послали в те области одно за другим два свои воззвания. Здесь, напоминая жителям Западнорусского края об их русском происхождении и о той вере, в которой они родились и которой теперь изменили, о дорогих сердцу русскому угодниках Божиих, просиявших в России, святителях Петре, Алексии, Ионе, князе черниговском Михаиле и боярине его Феодоре, преподобном Сергии, Варлааме и других, умоляли этих жителей покаяться и снова обратиться к истинной христианской вере, данной от Бога, и к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу, давали обещание разрешить им грех отступничества и исходатайствовать им щедрые милости от государя. Для жалованья ратным людям, которых необходимо было содержать тогда в большом количестве, правительство крайне нуждалось в материальных средствах. |
| Потом литературная форма жития получила дальнейшее развитие. В начале и конце биографии появились части, содержание и цель которых составляло не воспроизведение исторического явления: перед биографическим рассказом явилось ораторское предисловие; прежняя краткая похвала в конце проложного жития расширилась в пространное похвальное слово и отделилась от биографии в виде особой статьи; чудеса сделались существенной и необходимой частью жития; в самом биографическом рассказе развились именно те типические черты, которые обобщали историческое местное и индивидуальное явление, приближая его к общему христианскому идеалу. Церковно-ораторские элементы жития стали на первом плане, закрыв собой элементы историографические. Житие превратилось в стройное и сложное архитектурное здание, в однообразные формы которого стремились облекать разнообразные исторические явления. Трудно обозначить с точностью время, когда литературная форма житий получила такое развитие. Как произведения местные, они подчинялись в этом отношении развитию местных литературных сил, которое в разных пунктах древней России было неодинаково. В одно время встречаем жития, принадлежащие по своему строю к разным эпохам в литературной истории древнерусской агиобиографии. В Ростове в конце XII и в XIII веке сказания о святых получали простую неразвитую обработку; в житии епископа Игнатия, которое можно относить к половине XIV века, впервые встречаем робкую попытку предпослать рассказу краткое предисловие. Напротив, смоленская письменность уже в XIII веке имела житие местного святого, ни в чем не уступающее искусственным житиям XV-XVI веков, вооруженное витиеватым предисловием, частыми риторическими отступлениями в рассказе и не менее красноречивым похвальным словом в виде авторского послесловия. Это, как мы видели в разборе жития Авраамия Смоленского, объясняется ближайшим влиянием киевской письменности, происходившим отсюда большим знакомством с литературными образцами, которое раньше возлагало на составителя жития более сложные требования. В более отдаленных городах, при меньших литературных средствах, дольше ограничивались более простой проложной формой жития. |
| К тому же литературному типу относятся проповеди Кирилла Туровского... О самостоятельности этих писателей говорить не приходится. Они находятся под определяющим влиянием Византийской письменности, повторяют чужие темы и достаточно известный материал. Но именно это важно и показательно для историка. Кирилл Туровский и сам напоминал, что учит он и пишет “не от себя, но от книг.” И как умело и как свободно пишет он “от книг,” — риторическая изысканность не подавляет живого сердечного чувства, в проповедях Кирилла много драматизма. Конечно, это только компиляция, — но компиляция вдохновенная и живая. Нужно назвать еще Климента Смолятича, — “бысть книжник и философ так, якоже в Русской земли не бяшет,” отзывается о нем Летопись; писал “от Омира, от Аристотеля и от Платона...” Еще преподобного Авраамия Смоленского... Все они принадлежали к меньшинству, конечно. Это была церковная интеллигенция, если угодно. Богословов не было в ее рядах, в эти ранние века. Но были люди подлинной церковной культурности и культуры... Это были первые побеги русского эллинизма. 4. Апокалиптические мотивы в русском богословии XIV-XV веков. Взгляд в сторону Запада Татарское нашествие было народным бедствием и государственной катастрофой. “Погибель земли русской,” по выражению современника, — “навождение поган.” “Приде на ны язык немилостив, попустившу Богу, и землю нашу пусту створиша.” И не следует смягчать красок в изображении этого разгрома и разрухи. Однако, в истории русской культуры Татарское иго не было разделом эпох. Не наблюдаем ни рабочого перерыва, ни перелома творческих настроений и стремлений. Культура сдвигается или смещаетется к северу, это верно. Развиваются новые центры, а старые запустевают. Но это было именно разрастанием уже ранее образовавшихся и сложившихся очагов, а не тем “переносом просвещения” с культурного Киевского юга на полудикий Северо-восток, о котором еще не так давно любили говорить историки. Север давно уже не был диким и девственным. Суздальская земля вовсе не была захолустьем, — напротив, лежала на перекрестке путей ... |
| Однако и доселе они ещё не совсем перевелись и дают возможность наглядно составить себе понятие об их древних и старых предшественниках. Является в каком-нибудь монастыре учительный благочестивый старец, распространяется о нём слух, и народ из ближних и дальних мест начинает стекаться к нему толпами, а его келья превращается в непрестанно полную аудиторию. Как есть в настоящее время, так было и в древнее. Пример монаха – народного учителя из периода до-монгольского мы имеем в лице преподобного Авраамия Смоленского, который был именно одним из тех книжных монахов, которые принимали на себя учительство как нарочитую профессию или нарочитый труд. Весь Смоленск, по словам его биографа, стекался к нему, ища слова назидания, и он поучал день и нощь, никогда не смыкая уст своих и преподавая наставления всем – малым и великим, рабам и свободным, бедным и богатым. Другого подобного народного учителя представляет Патерик Печерский в лице затворника Никиты (у Поликарпа сказание 1). Мы не имеем или не знаем прямых свидетельств, насколько монахи до-монгольского периода подвизались в деле народного учительства. Но со всей вероятностью следует думать, что те из них, которые были способны к этому учительству, смотрели на него, как на свою прямую обязанность и стремились упражняться в нём по мере сил со всем усердием. Мы уже говорили выше, что в Греции в позднейшее время установился обычай, чтобы духовниками делаемы были исключительно монахи, т. е. иеромонахи, и что из Греции обычай, не в тамошней исключительности, перешёл и к нам. Нет сомнения, что назначения в духовники монахов не всегда совершались у нас, так же как и в Греции, со строгим разбором и что далеко не все монахи, шедшие в духовники, способны были не только слушать исповедующихся, но и поучать их. Однако, не предполагая ни лучшего ни худшего, вероятно думать, что довольно значительная часть мест духовнических занимаема была именно монахами, способными и наклонными к учительству. Таким образом, этот обычай назначать в духовники монахов вёл к тому, что способные между ними к роли народных учителей в более или менее значительной степени размещались в среде самого народа. |
|
|
