| Деятельность Троицкой лавры. В минуту общего патриотического возбуждения, каким ознаменовался конец Смутного времени, высоким служением на благо родины заявили себя и многие русские монастыри. Некоторые из них щедро помогали из своих средств правительству. Иные обители не щадили даже драгоценностей из своей ризницы и церковной утвари, которые они вместе с деньгами приносили на алтарь отечества. Но особенно среди русских обителей прославилась своей высокополезной патриотическою деятельностью в Смутное время Троице-Сергиева лавра. В разное время она пожертвовала на нужды государства более 65.000 рублей (по тогдашнему счету), кроме драгоценностей из ризницы. Но еще более пользы она сделала для государства, потрясенного внешними и внутренними невзгодами, своим призывом, обращенным ко всей русской земле встать на защиту родины и для спасения Москвы от врагов. В Сергиевой лавре того времени собрались мужи, сильные духом и верою. Они-то сумели воодушевить простых иноков на самоотверженные подвиги и мужественную оборону обители от польских войск. Эти же сильные верою и духом мужи приняли деятельное участие в возбуждении того народного земского движения, которое привело к спасению отечества. Для возбуждения народного духа. и патриотического воодушевления, они пользовались грамотами, которые составлялись в лавре и рассылались из нее по разным областям и городам русского государства. Архимандрит Троице-Сергиевой лавры. Дионисий и келарь ее Авраамий Палицын особенно прославились своею деятельностью в это Смутное время. Они собрали около себя иноков-скорописцев и поручали им переписывать увещательные грамоты к русскому народу. Лавра доставляла эти грамоты в ближайшие к ней города. Там они читались, переписывались и пересылались дальше. Везде эти грамоты живо обсуждались народом, который и был подвигнут ими на защиту отечества и спасение Москвы. Минин и Пожарский. Какое сильное действие производили на русский народ призывные троицкие грамоты, можно судить по следующему примеру. В конце 1611 г. |
| Смоленск после отчаянной борьбы был, наконец, взят поляками, а Сигизмунд торжествовал победу на его развалинах. Шеина после допросов и пыток отправили в Литву и держали в заключении. Вся Польша ликовала. Совершались празднества, молебствия, процессии, пирушки всевозможные, увеселения. В Кракове трое суток с 30 июня днем и ночью гремела музыка... Выстрелы, потешные огни, представления, изображавшие взятие Смоленска, апофеозы языческих божеств, поражающих московское государство, сопровождали торжество. О событии, столь утешительном для католичества, радовались чрезвычайно и в Риме, когда дошло туда известие о побиении схизматиков, как называли католики православных христиан. XXVIII. Грамоты Троицко-Сергиевой лавры. Нижегородское ополчение К осени 1611 года положение Московского государства стало отчаянным. Поляки занимали Москву, и взяли Смоленск после двухлетней геройской защиты воеводы Шеина. Шведы захватили Новгород и Финское побережье. Земское ополчение распалось. Казаки грабили и своевольничали. Никакого правительства не существовало, и русские люди, не желавшие повиноваться ни полякам в Москве, ни казакам под Москвой, были предоставлены самим себе. Города, ожидавшие обыкновенно указаний из Москвы, теперь не знали что делать, и откуда ждать совета и приказа. Отчаяние русских людей было полное. Казалось, всему приходил конец. Прежде патриарх Гермоген призывал постоять за веру православную, теперь не слышно голоса его. Он посажен поляками в кремлевскую темницу. Между тем можно было ежечасно ожидать, что на помощь полякам, осажденным в Москве, придет польский король со своим войском. Войско поляков было усилено приходом из Польши отряда под начальством гетмана Ходкевича, который став в Красном Селе, осадил русское войско, находившееся там под начальством князя Дмитрия Трубецкого. Недостаток продовольствия, пороху и пуль, поставил это войско в безвыходное положение. В эту-то критическую минуту с особою энергиею начинают действовать архимандрит Дионисий и келарь Троицкого монастыря Авраамий Палицын, который был дружен с Трубецким и Заруцким. |
| Во всяком случае это столкновение было вполне в стиле дальнейшей жизни Неронова и символически освещает его будущую деятельность. К сожалению, сведения о ранних годах жизни Неронова не могут быть проверены, так как единственным материалом, характеризующим жизнь этого времени, является его Только около полуночи Иван пришел в себя после избиения и затем ушел в Устюг, где научился грамоте, но там он долго не задержался и отправился дальше, на Волгу, где временно и осел в селе Никольском-Соболеве. Здесь он женился на Евдокии, дочери местного священника Ивана, и затем вскоре стал причетником одной из местных Для простого и малоученого вологодца это было уже удачным началом карьеры, но не успех житейский и деньги интересовали его. Он чувствовал себя обязанным служить делу церкви. Он не мог перенести расхождения между словом Христа и образом жизни тех, кто называли себя Его последователями и служителями. Развратная жизнь и особенно пьянство местного населения и духовенства глубоко возмущали его, и поэтому этот молодой причетник, бывший на самой низшей ступени церковной иерархии, начал обличать мирян и священство, их “пьянства ради и многого бесчиния”. Совершенно естественно, ни священники, ни клир, ни прихожане церквей Никольского-Соболева не захотели переносить эти обличения и в свою очередь выступили против него. В результате резких столкновений юному моралисту пришлось уйти или даже бежать из Постоянная связь Никольского с Троице-Сергиевой лаврой подсказала Неронову, куда ему можно было бы обратиться за помощью и советом, и, конечно, он не ошибся, отправившись в обитель архимандрита Дионисия. В начале XVII века Троице-Сергиева лавра являлась не только самым значительным религиозным центром России, но и одним из важнейших мест развития русской культуры и литературы. Некоторые историки литературы даже говорят о поэтической школе Троице-Сергиевой лавры в 20-х годах того века. Авраам Палицын, бывший сотрудником архимандрита в годы Смуты и талантливый автор уже упомянутого “Сказания”, как раз писал это произведение в лавре в 20-е годы. Князь Иван Хворостинин, создатель первого значительного русского поэтического произведения — богословской поэмы в более чем три тысячи рифмованных строк — доживал там свою жизнь и, видимо, писал там ряд других своих работ. Среди других писателей лаврской литературной школы тех лет необходимо отметить Ивана Наседку — друга Дионисия, апологета православия и способного поэта, и Симона Азарьина, написавшего житие архимандрита Дионисия и несколько других прозаических и поэтических Все они были зачинателями русской поэзии и представителями интеллектуальной элиты Московской Руси того времени. |
| Так или иначе, решено было призвать на царство Владислава. Видя, что всякое сопротивление далее бесполезно, Гермоген вынужден был согласиться на этот исход, чтобы скорее принять все предупредительные меры и всячески обезопасить неприкосновенность православия. Он объявил боярам неотменное решение свое: „если королевич оставит веру латинскую и примет веру греческую, да будет тако, и мы на сие подаем свое благословение. Иначе же мы сие избрание вам не позволяем, и вы не точно благословение, а и клятву от нас будете носити“. Благодаря такому образу действий патриарха, в договор об избрании королевича включен был боярами главный пункт, что православная вера должна остаться в России неприкосновенною и „да крестится государь Владислав в веру греческую». Не мало хлопот доставил Гермогену и даже самый выбор послов из России к Сигизмунду с договором об избрании его сына. По настойчивому указанию и требованию Гермогена, избраны были люди действительно надежные, „разумные и крепкие, чтобы впрямь стояли за веру христианскую». Таковы между прочим были: известные своею ревностью религиозною и патриотизмом, Филарет, митрополит Ростовский, и не менее тем же известный – Авраам Палицын. Им дана была точная инструкция действий и переговоров, в выработке которой самое горячее и деятельное участие принимал неутомимый патриарх. Но и всем этим он не ограничился: он отправил с посольством к Сигизмунду от себя еще отдельное письмо, в котором умолял его отпустить сына в греческую веру. Особую грамоту послал Гермоген также и самому Владиславу, в которой, указывая будущему царю на величие православной России, склонял его не противиться принятию греческого закона. Напутствуя посольство своими внушениями, наказами и благословениями, Гермоген, растроганный, буквально обливаясь слезами, умолял и „укреплял послов на подвиг», убеждал твердо отстаивать все оговоренные условия – „даже до смерти, не щадити живота своего, ради венцов небесных за таковые подвиги». „Идите», заключил свои напутствия Гермоген: „Бог с вами и Пречистая Богородица и великие чудотворцы, иже в России просиявшие, наши заступники и хранители!» Осторожность, предусмотрительность и все вот эти действия Гермогена в таком, действительно, чрезвычайно важном деле, обнаруживают пред нами не только великую, святую его ревность и пламенный патриотизм, но и обширный ум, мудрую дальновидность и непоколебимую твердость характера, не покидавшие святителя и в самые тяжкие, бедственные минуты. |
| Но что могла сделать ревность одного человека, когда пожар охватил всю страну, да особенно при тогдашнем недостатке средств сообщения, при обнаружившемся разъединении областей, городов?! Удивительно ли, что и эта великая сила духовная долго не могла сдержать бурного потока всяких насилий физических. Тем не менее Гермоген честно и самоотверженно начал кипучую деятельность, проявил всемерные усилия спасти, поддержать погибавшее отечество. Располагая средствами только духовными, он назначил по всем церквам всенародные моления о даровании победы над мятежниками; он предавал анафеме главных злодеев отечества и т.д.; он собирал пожертвования на защитников Москвы и престола; он рассылал во все концы предписания духовенству и воззвания к народу, в которых требовал, приказывал, умолял: собирать ратников, снаряжать защитников, присылать их в Москву; предписывал монашествующим самим вооружаться на спасение России, обязывал монастыри присылать в Москву жизненные припасы, и т.д. и т.д. А между тем монастыри-то пуще всего привлекали внимание хищников, так как в монастырях последние чуяли себе наиболее обильную поживу. И многие монастыри тогда были ими жестоко и беспощадно разграблены, в конец разорены. Тогда между прочим начата была правильная осада мятежниками Троицкой лавры. „Доколе будут мешать нам эти вороны чёрные, возгнездившиеся в этом каменном гробе?» – говорили поляки самозванцу, указывая на лавру: „эти старцы вредят нам, они все города развращают, учат служить царю Шуйскому». Действительно, лавра Троицкая много вредила и мешала злодеям: келарем лавры был тогда известный Авраам Палицын, по происхождению казанец, монах Свияжского монастыря, и еще по Казани ученик и верный, преданный послушник и единомышленник Гермогена. Воодушевляемая достойным учеником великого учителя, лавра Троицкая обнаружила в то страшное время, действительно, необычайную силу патриотизма, высокую геройскую доблесть и непоколебимое мужество. Сам Гермоген из Москвы зорко следил за состоянием осажденной обители и всеми мерами поддерживал стойкость духа в несчастных сидельцах-иноках; между прочим, по его настоянию, царь Шуйский послал туда на помощь несколько десятков вооруженных ратников и запас пороху. |
| По России всюду шатались польские шайки, жгли селения, убивали и мучили жителей; также поступали и многочисленные шайки разбойников. Разоренные жители умирали от голода, зимой замерзали по дорогам и полям. Псков признал нового самозванца, какого – то дьякона – Исидора; Новгород был взят шведами и признал царем королевича Карла – Филиппа. Тяжело было русской земле в это «лихолетье»! Троице – Сергиева обитель и здесь выступила во всем блеске своего патриотизма. По приказанию архимандрита Дионисия монахи и слуги разъезжали по окрестностям, собирали и привозили раненых, голодных и мертвых; первых лечили, одевали и кормили в монастыре и его селах, последних предавали земле; в монастыре и монастырских селах были построены больницы и странноприимные дома. Дионисий сам надсматривал за всем и не знал покоя ни днем, ни ночью. Этого мало. Он старался снова поднять русскую землю на защиту Москвы и очищение отечества. Для этого по прежнему составлял воззвания, посадил у себя в келье писцов, чтобы они списывали эти и прежние подобные же воззвания, всюду рассылал гонцов и побуждал ратных людей к мужеству. В этом помогал ему вернувшийся из – под Смоленска келарь Авраамий Палицын. Патр. Гермоген нашел возможным из своего заточения отправить в Нижний – Новгород грамоту, побуждая «крепко стоять за веру, унимать грабеж, сохранять братство» и спасать Москву (в августе 1611 г.). Это было последним делом патриарха – патриота. 17 января 1612 г. он скончался насильственною смертью 197 . Впрочем пред смертью ему суждено было возрадоваться духом при виде того, что зарождалось в Руси, и умирать с надеждою на обновление и очищение дорогой ему России. Воззвания его и Дионисия Троицкого произвели свое действие. Русь стала каяться; наложенный трехдневный пост очищал ее и подготовлял к обновлению. Воззвания читались и одушевляли народ. Земский староста Козьма Минин поднял Нижний – Новгород на защиту Москвы и очищение отечества; за ним восстала вся русская земля. Составилось второе земское ополчение под начальством князя Пожарского. |
| Отечественная война словно была предупреждением Божиим России о зле «галломании», охватившей русское общество с XVIII столетия. Колоссальный рост национального самосознания требовал возвращения к историческим ценностям. Главное же, что в те годы национальная идея благодарственного храма уже требовала и воплощения в национальных формах архитектуры. Это стало причиной победы архитектора Константина Тона на конкурсе: Николаю I была близка его идея традиционности и величественности, лежавшая в основе замысла храма. И место для него выбрали символическое, по словам одного современника, «где случилось решение Бога быть России». В 1612 году здесь находился штаб князя Пожарского: отсюда он с воинами переправился в Замоскворечье и там бился насмерть с гетманом Ходкевичем, стремясь не допустить его армию на помощь к осажденным в Кремле польским интервентам. А знаменитый келарь Троице-Сергиевой Лавры Авраамий Палицын совершил тут молебствие «о побеждении на враги». Храм Христа Спасителя по проекту Константина Тона был не только воплощением национального зодчества, но и истинным символом русской национальной идеи. Архитектора при жизни называли отцом национального русско-византийского (или как тогда говорили, «византийского») стиля, в котором был построен московский храм. Пятиглавый исполин с огромными золотыми куполами, похожими на корону, напоминавший москвичам пасхальный кулич, оказался необыкновенно органичен духу старой Москвы. Интересно, что, несмотря на столь долголетнее строительство, проект ни разу не претерпел никаких изменений. Множество критики обрушилось на этот храм. Тона осуждали за неудачный проект, за «патриархальный» византийский стиль, за воплощение казенной теории официальной народности. Говорили, что храм похож то ли на самовар, у которого чаевничает какой-нибудь замосквореченский купец, то ли на гриб, то ли на чернильницу — эпитеты менялись в зависимости от времени критики. Художественной ценности не представляет — таков был вывод-причина его разрушения. Всем памятны и недавние споры о «новоделе» и его целесообразности, с апелляцией к тем самым доводам об отсутствии художественной ценности. |
| Таким образом, как в Москве, при п. Никоне , так и повсюду в епархиях, восстание низшего духовенства и уклонение его в раскол проистекало из клерикально-демократического стремления освободиться от высшей иерархической власти и, главным образом, от суда и тяжких пошлин и даней архиерейских. Наконец, весьма много содействовала распространению раскола в духовенстве сильно укоренившаяся между духовными привычка жить невоздержно, по влечению своих страстей и похотей, а не по духу веры и христианской нравственности. Самою важною болезнью в духовенстве нашем в XVII столетии были два порока: корыстолюбие и пьянство. Недостойные священники, недуговавшие иудиным сребролюбием, за деньги продавали таинства, преподавали Тело и кровь Христову недостойным, «мзду некую получив», за деньги совершали незаконные браки, воровски утаивали казенный доход 272 . Священники и дьяконы «неподобного ради приобретения» владели иногда двумя церквами и также зачисляли за собою причетнические места 273 . Заботясь только о прибытках и богатстве, попы, дьяконы и причетники занимались разными неприличными пастырям церкви промыслами, например, винокурением 274 , даже чернокнижием и воровством. Но особенно страшную заразу нашего духовенства в XVII столетии и после составляло пьянство. Маржерет, бывший в России в 1600 – 1606 г., писал: «духовенство русское в пороке пьянства самого неумеренного не уступает мирянам, если еще не превосходит их» 275 . «Видим в простых человецех, писал митрополит ростовский Иона в 1652 году, но и паче же в духовых чинех укоренилась злоба сатанинская безмерного хмельна упиванья и таковое сатанинское ухищрение многих человек отлучает от Бога» 276 . В монастырях, даже некогда самых знаменитых, прославленных святостью их основателей и подвижников, много было иноков, преданных пьянству, плотоугодию, сребролюбию. «Егда мало отдохнуша от великих бед, – с глубокою горестью писал Авраамий Палицын 277 об иноках троицко-сергиевой лавры, тогда забыта спасающего их, часто вхождаху утешатися сладкими меды, от них же породишася блудныя беды, от повседневных же вылазок всех, приходящих победах и по крови «пьянством утешахуся, от того же вся страсти телесныя возрастаху... |
| Но в этом законе есть и новые постановления, вскрывающие закулисную игру господствующих классов насчет свободного труда. Рядом с кабальными тогда существовали вольные слуги, служившие без кабал, как вольнонаемная прислуга, или " добровольные холопы " , как называют их документы. Иные служили так лет по 10 и больше, не желая давать на себя кабал своим хозяевам и сохраняя за собой право, признанное указом 1555 г., отойти от них, когда захотят. Апрельский закон 1597 г. назначил срок для такой добровольной службы - меньше полугода: прослуживший полгода или больше обязан был давать на себя кабалу государю, который его " кормил, одевал и обувал " . Карамзин вполне верно оценил это постановление, назвав его законом, " недостойным сего имени своею явною несправедливостью " , изданным " единственно в угодность знатному дворянству " . Однако это стеснение вольной службы не обошлось без законодательных колебаний: боярский царь Василий Шуйский воротился было к закону 1555 г., но Боярская дума восстановила полугодовой срок добровольной службы, а Уложение сократило и этот короткий срок наполовину. В указе 1597 г. есть и другое постановление, показывающее, чьи интересы брали верх при слабом царе Федоре. Закон 1560 г., противодействуя расширению полного холопства, как я уже говорил, запретил несостоятельным кабальным людям продаваться в полные и докладные холопы своим заимодавцам; по закону 1597 г. беглым кабальным, пойманным их господами, разрешено было переходить в более тяжкую неволю к своим господам, если сами того пожелают. Апрельский указ скорее отягчил, чем облегчил крепостную неволю. Наблюдательный монах, келарь Авраамий Палицын, помогает объяснить такое направление законодательства. По его словам, при царе Федоре вельможами, особенно родней и сторонниками всесильного правителя Годунова, как и большим дворянством, обуяла страсть порабощать кого только было можно: завлекали в неволю всячески, ласками, подарками, вымогали " написание служивое " , служилую кабалу, силою и муками; иных зазывали к себе " винца токмо испить " ; выпьет неосторожный гость три-четыре чарочки - и холоп готов: " О трех или четырех чарочках достоверен неволею раб бываше тем " . |
| 12 июня 1604 г. был принят соборный приговор о сборе служилых людей для борьбы с объявившимся в Речи Посполитой Лжедмитрием I и об установлении новых норм службы. В принятии решения участвовали И., церковная иерархия и высшее духовенство. Особо оговаривалось, что высшее духовенство и мон-ри обязаны выставить на службу «холопей годных». При невозможности послать «холопей» предусматривались денежные выплаты на содержание служилых людей в военное время: «по гривне за четверть». За уклонение от этой повинности назначались большие штрафы - по 15 р. Во исполнение приговора патриаршие дети боярские вошли в «большой полк» армии, направленной против Лжедмитрия I во главе с Ф. И. Мстиславским (Законодательные акты Рус. гос-ва 2-й пол. XVI - 1-й пол. XVII в.: Тексты. Л., 1986. С. 72-73, 53). На Соборе было проведено расследование с участием свидетелей, установившее, что Лжедмитрием называл себя беглый монах Чудова мон-ря Григорий Отрепьев. Лжедмитрия и его сторонников «прокляли соборне и всенародне», «и вперед кто учинит на то прельщатися и ему верити, соборне и всенародне прокляли и ныне проклинати велели» (ААЭ. Т. 2. С. 78-84, 28, 29). В произведениях Смутного времени и в более поздних текстах содержатся сведения о том, что И. знал Отрепьева до бегства последнего в Речь Посполиту. В «Ином сказании» сообщается, что Отрепьев был рукоположен во диакона И. (РИБ. Т. 13. Стб. 18, 155; ср.: Стб. 568). Троицкий келарь Авраамий (Палицын) писал, что буд. самозванец «у патриарха Иова боле года во дворе был, служа писмом» (Сказание Авраамия Палицына/Подгот. текста, коммент.: О. А. Державина, Е. В. Колосова. М.; Л., 1955. С. 112; РИБ. Т. 13. Стб. 493; ср.: ДАИ. Т. 1. С. 255, 151). В «Новом летописце» говорится, что И., «слышав про нево (Лжедмитрия.- Авт.), что изучен бысть грамоте, и взят его к себе х книжному писму. Он же живяше у патриярха и начат сотворяти каноны святым. Ростовский ж митрополит Иона виде его у патриярха и возвести патриярху, яко сий чернец дияволу сосуд будет. Патриярх же не поверя ему» (ПСРЛ. Т. 14. С. 59). |
|
|
