| Первый арест митрополита Арсения произошел в Москве весной 1919 года, но через неделю без предъявления обвинения его освободили. В ноябре того же года он снова был арестован, а 5 января 1920 года выслан из Москвы в Новгород, где уже 20 января подвергся новому аресту без предъявления обвинения и заключен в тюрьму. Вместе с ним арестовали епископа Алексия (Симанского). Епархиальный совет организовал несколько многолюдных собраний, ходатайствовавших об их освобождении, 27 января преосвященного Арсения освободили, однако церковно-ликвидационный подотдел Новгородского губисполкома взял его деятельность под контроль, ограничив передвижение по епархии. Вынужденные уступать многочисленным просьбам верующего народа, власти периодически выдавали митрополиту Арсению удостоверения на посещение городов и сел епархии. В июне было конфисковано имущество Епархиального совета, помещение опечатано, а в сентябре Совет был упразднен. 1 ноября 1920 года владыка Арсений был привлечен в качестве свидетеля к судебному процессу по делу епископа Алексия (Симанского) и других священнослужителей, которые обвинялись в тайном освидетельствовании мощей. Епископа Алексия приговорили к пяти годам заключения, а остальные обвиняемые получили от двух до трех лет заключения. Однако, согласно постановлению ВЦИК от 6 ноября 1920 года, обвиняемых амнистировали. 11 февраля 1921 года в помещении бывшего Арсениевского дома начался новый судебный процесс по обвинению митрополита Арсения, епископа Алексия, протоиереев Яцковского, Вихрова, Соколова, мирян Финикова и Скородумова в «противодействии мероприятиям Советской власти, во внесении сим дезорганизации в гражданскую жизнь Новгородской губернии, в нарушении Декрета об отделении церкви от государства» 38 . Митрополит Арсений обвинялся в том, что он, несмотря на вступление в силу данного декрета, «утверждал журналы епархиального совета… рассылал указания касательно бракоразводного процесса, судопроизводства церковников» 39 . Против митрополита прозвучало обвинение в том, что изданные им указы о трудовых общинах способствовали сохранению собственности монахов, а поручение строительно-хозяйственных дел благочинным указывало на тот факт, что в епархии велось храмостроительство. |
| С конца апреля изъятие ценностей в губернии пошло полным ходом. Несмотря на предостережения митрополита Арсения, в ходе общей кампании по изъятию церковных ценностей в некоторых местах Новгородской губернии не обошлось без столкновений между отрядами милиции и верующими. Было возбуждено 14 следственных дел о противлении изъятию, по которым привлекалось к ответственности более 150 человек. 11–13 мая в Старой Руссе состоялась выездная сессия губернского ревтрибунала по поводу мартовских беспорядков в ходе изъятии церковных ценностей. Подсудимым священникам приписывалась организация широкого заговора с целью свержения советской власти. На суде звучали обвинения в адрес вызванного на процесс в качестве свидетеля митрополита Арсения в скрытом подстрекательстве к беспорядкам, выразившемся в том, что с его стороны не было дано разъяснений верующим, какие предметы подлежат сдаче. Преосвященный Арсений объяснил, что он не поддерживал каких-либо действий по сопротивлению властям, напротив, в своих воззваниях к пастве призывал избегать какого-либо насилия со стороны верующих. Трое подсудимых были приговорены к расстрелу (впоследствии двое из них – священники В. Пылаев и В. Орлов – были помилованы), остальные получили различные сроки заключения. Трибунал вынес и особое постановление о необходимости привлечения к уголовной ответственности патриарха Тихона (чье послание послужило, по мнению трибуна, основанием для противодействия декрету), митрополита Арсения и викария Новгородской епархии епископа Старорусского Димитрия (Сперовского). Материалы Новгородского ревтрибунала были переданы в Верховный трибунал при ВЦИК для предварительного следствия, который в конце мая вынес решение признать митрополита Арсения виновным в событиях, происшедших в Старой Руссе, и привлечь его к судебной ответственности по делу патриарха Тихона. Во время следствия по делу патриарха Тихона митрополит Арсений почти полгода прожил в Москве на квартире одного из знакомых. 17 февраля 1923 года заместитель начальника VI отделения секретного отдела ГПУ В.И. |
| Се же есть мое скудоумное о сем разсуждение, а ваше преосвященство имеете свое, Богом дарованное“. Отец Шпачинский не раз подчеркивает строгую законность, соблюдаемую Арсением Могилянским. Не спорим. Но позволим себе поставить вопрос: не облекалась ли иногда эта законность в дипломатическую форму и не напоминала ли нечто, именуемое балансированием? Из собственноручных писем Арсения Могилянского отметим благодарственное его письмо к игумену Антонию Почеке (тоже нам достаточно известному по доношениям на него острого характера) за присылку ему в подарок цуга лошадей (и, если не ошибаюсь, кареты; не помню). К сочинению отца Шпачинского приложено несколько документов; к сожалению, немного, всего одиннадцать. Рассматриваемое им время столь обильно документальными данными, что из них можно было сделать очень большой и ценный подбор. А какое значение имело бы такое издание, понятно без объяснений. – Что касается до приложенных нашим автором документов, то они изданы довольно удовлетворительно, хотя и видно, что в этом деле автор новичок (читает ia вместо я, кисалсия вместо кисялся, Eia jmbba вместо Ее Императорскго Величества и т. п.; но сие не суть важно.) Общее наше мнение о книге о. Шпачинского высказано нами выше (в начале рецензии). Не смотря на указанные недостатки, благодаря своей широкой документальности и вообще своду данных, она представляет явление очень желательное. Ученость автора скромная, но достаточно фундаментальная. По моему мнению, многолетний труд автора награждения премиею заслуживает. 1 Отец Шпачинский говорит, что митрополит Арсений не желал иметь Слонимского своим викарием; но он (что следует подчеркнуть) не желал иметь его и настоятелем Пустынно-Никольского монастыря, о чем свидетельствуют письма Арсения к синодальным членам: Гавриилу Кременецкому, архиепискому С.-Петербургскому (писал дважды), Димитрию Сеченову, митрополиту новгородскому, Афанасию Вольховскому, епископу Ростовскому, и архимандриту Троице-Сергиевой лавры Хоцятовскому („В академии моей Киевской – писал митрополит Арсений – имеются довольно в школьном учении трудившиися достойнии и угоднии в служение мне... точию по достоинству их в награждение за их труды нет им здесь места”). |
| Терновского – цит. соч. вып. 2-й, стр.172–4; Дьяконова М. Власть московских государей, стр. 70–71, примеч. Спб. 1889). Окончательно вопрос о времени происхождения повести и ее дальнейшей литературной судьбе может быть разрешен лишь после тщательного сравнительного изучения различных ее редакций, чего еще доселе не сделано исследователями. По общему смыслу памятника в настоящее время находят возможным относить его к началу XVI в. или даже к концу XV (Помяловский Н. К вопросу о московско-новгородских отношениях XV и XVI веков, – Ж.М.Н. Пр. 1898, янв., стр. 44). Что касается основных тенденций повести, а также причин, почему именно Новгород является в ней избранным городом, достойным унаследовать от Византии ее великую святыню, – то и об этом существует не малое разногласие: одни видят здесь отражение новгородской борьбы против Москвы за свою церковно – политическую свободу (Костомаров в примеч. к вышеуказ. изданию повести, Помяловский на стр. 45 цит. ст. и др.); другие, объясняя упоминание о Новгороде простым фактом исторического первенства новгородских владык пред московскими в ношении белого клобука, видят основную тенденцию повести в желании возвысить вообще церковный авторитет русской земли (Терновский и Дьяконов в указ. сочинениях), при чем указанию на Новгород не усвояется особого тенденциозного значения. Мы склоняемся больше к этому последнему мнению; во всяком случае, в умах читателей повести в XVI и XVII в., после соборного определения 1554 г., она не могла вызвать никаких мыслей о противопоставлении Новгорода Москве. Во второй половине XVII в. старец Арсений Суханов в своем споре с греками (см. С. Белокурова – Арсений Суханов , ч. 2 вып. 1, стр. 96–99) и затем – первые расколоучители: протопоп Аввакум и дьякон Феодор прямо ссылаются на повесть в оправдание своих заявлений, «яко изсяче у грек благочестие» (Русск. Вестн., май 1862 г., цит. ст., стр. 370). 34 В др. редакциях повести патриарх константинопольский назван Ювеналием; в действительности ни Ювеналий, ни Филофей не были современниками новгор. |
| С Валаамским монастырем тесно соединена легенда о Магнусе, короле шведском. Она не имеет никакого фактического основания, кроме того, что Магнус, когда воевал против Новгородцев, был разбит. Легенда эта говорит, будто шведский король Магнус, преследуемый Богом за свою гордыню, навлек небесный гнев на свое государство, и подданные засадили его в тюрьму. Тут, действительно, есть историческое основание; потому что Магнус точно был лишен престола, и дело новгородской войны было, между прочим, поводом к неудовольствию против него. Магнус – говорит легенда – был освобожден из темницы своим сыном, прибывшим из Мурманской Земли. Сын хотел его перевезти из Швеции в Мурманскую Землю на корабле; на море постигла их буря; три дня качались они по волнам. Наконец, буря занесла их в Полную реку – к монастырю св. Спаса, и Магнус дал рукописание, в котором изложил свою печальную судьбу, признавал свои бедствия Божиим наказанием за то, что покушался на Новгород, и завещал своим потомкам и преемникам никогда не трогать войною Русских. Легенда эта есть плод национального чувства Новгородцев, одержавших победу над Шведами. Понятно, как она составилась. Магнус, в порыве своего рыцарского благочестия, вызвал Новгородцев на войну за веру: чья вера одержит победу, на стороне того и справедливость. Очень логически было заставить Магнуса исполнить договор, принять православие и осудить себя на монашеское покаяние за прежнюю дерзость. В конце XIV-ro века, Сергиева Валаамская обитель дала происхождение другим трем монастырям, имевшим важное значение: – Коневскому, Свирскому и Соловецкому. Арсений, родом Новгородец, ремеслом медник, сначала поселился на Лисьей-Горке; потом сделался паломником и прожил три года на Афонской горе. Захотелось ему снова на родину. На Афоне, прозорливый муж игумен – провидел, что русский пришелец будет основателем иноческой обители в своем отечестве, и благословил его иконою Владычицы на одной, а Нерукотворного Образа – на другой стороне, и отпустил его восвояси. Прибывши в Новгород, странник получил от архиепископа Ионна благословение на заведение обители. Арсений поселился сначала на Валааме, потом стал искать уединения и безмолвия и поселился на острове Коневском, где соседние язычники имели свою святыню. Это – был огромный камень, называемый Конем; на этом камне приносили в жертву лошадей невидимому духу, который за то охранял скот. Жертвоприношения это совершались так, что приводившие коня, оставляли его на пустой скале. Конь исчезал, и все были уверены, что божество его принимало и пожирало. Арсений покропит камень св. водою, и духи, в виде воронов, разлетелись на рыбарский берег и поселились в заливе, который потом стал называться Чортова-Лахта. Освященное место делалось предметом христианского религиозного уважения. |
| В первый день на диспуте председательствовал архиепископ Новгородский Арсений. Заслушать успели только отзыв одного Флоренского, поэтому продолжение коллоквиума было перенесено на другой день, когда Арсений уже уехал. – Владыка полагал, – говорил мне потом Глаголев, – что диспут “провернут быстро”, в четыре-пять часов, как бывало раньше”. Но автономная Академия решила показать, что у нее “не иссяк порох в пороховницах”, и затеяла такое словопрение, какого не помнят не только академические старожилы, но и ее летописи... Сам я запомнил из первого дня только, что Флоренский упрекал Туберовского в несколько поверхностном понимании мистицизма, в сухом, чисто профессорском (на немецкий лад) подходе к проблеме, в недостаточном использовании мистики восточной, особенно православной, что делало его труд, по замечанию Флоренского, похожим на “Многообразие религиозного опыта” У. Джемса. Последний тщательно изучил субъективный религиозный опыт даже незначительных сектантских деятелей, однако совершенно не затронул тех богатств, которые имеются в “Добротолюбии” и вообще в святоотеческой письменности. Второй день начался выступлением М. М. Тареева . Здесь надо отметить одну деталь, понятную каждому, кто знал об отношении рецензентов друг к другу, но которая уже с первого момента как бы предопределила развитие дальнейших событий. Обычно на таких коллоквиумах оба рецензента садились рядом за маленький столик возле старинной кафельной печи елизаветинского времени, напротив соискателя, который возвышался перед ними на кафедре. Однако уже в первый день Флоренский находился за этим столиком в одиночестве: Тареев сидел за большим столом вместе с остальными профессорами. Теперь они поменялись местами. Председательствовал недавно избранный в ректоры и уже рукоположенный в протоиереи А. П. Орлов. Тареев начал свой отзыв с указания положений и разделов диссертации, которые считал ошибочными. Таких, к общему удивлению, оказалось немало, хотя все считали Туберовского его единомышленником. Затем рецензент перешел к обсуждению принципиальных проблем и заговорил вообще о характере современного русского богословия, отмечая его достоинства и недостатки. В основном он повторил те мысли, которые высказал в своей статье “Новое богословие”, где обвинил Флоренского в нехристианстве “Столпа”, утверждая, что это не православная, а “спиритическая” философия”. Теперь же, говоря о развитии русского богословия за истекшее столетие, он ставил в заслугу последнему стремление к предельной ясности, использование методов критического мышления, уклонение от модных в последние годы псевдомистических течений, вроде теософии и антропософии. |
| митрополит Арсений (Стадницкий) (22.01.1862–10.02.1936) Воспоминания История Поместных Православных Церквей Слова и речи митрополит Арсений (Стадницкий) Митрополит Ташкентский и Туркестанский, ранее епископ Новгородский. Богослов, проповедник, преподаватель. На Всероссийском Поместном Соборе был одним из трех кандидатов в патриархи. Биография Родился в селе Комарово Хотинского уезда Кишиневской губернии в семье сельского священника. Родом был молдаванин. В 1880 году окончил Кишиневскую духовную семинарию и был назначен учителем Единецкого духовного училища. Высшее образование получил в Киевской духовной академии, которую окончил в 1885 году со степенью кандидата богословия и со званием магистранта. В 1885 году дважды посетил Афон. Впечатления о своих поездках он изложил в «Дневнике студента - паломника на Афон», изданном в «Трудах Киевской духовной академии» 6-8, 1886 г.). Впоследствии «Дневник» был издан отдельной книгой и удостоен Макарьевской премии. По окончании академии назначен в Кишиневскую духовную семинарию преподавателем греческого языка, затем - церковного пения (он считался одним из лучших его знатоков) и (бесплатно) гражданской истории. В 1887-1895 годах был редактором «Кишиневских епархиальных ведомостей». Проф. И. В. Корсунский впоследствии писал, что А. Стадницкий «был не только редактором епархиальной газеты, но и самым деятельным и плодовитым сотрудником ее». В 1887 и 1891 годах участвовал в работе Всероссийских миссионерских съездов в Москве. Свои впечатления об этих съездах он изложил в статье «Деятельность первого и второго миссионерского съезда в Москве», которая опубликована им в «Кишиневских епархиальных ведомостях». В Кишиневской епархии являлся членом комитета по наблюдению за деятельностью миссионеров. В 1895 году за свою диссертацию на тему: " Гавриил Бонуласк-Бодони, экзарх Молдовлахийский и митрополит Кишиневский " , утвержден в степени магистра богословия. В этом же 1895 году назначен инспектором Новгородской духовной семинарии и, по принятии монашества 30 декабря, рукоположен 31 декабря во иеродиакона. |
| С точки зрения своей программы брошюра от 17 ноября 1742 г. представляла собой значительно более умеренный вариант первой записки тех же авторов: проблема патриаршества была на этот раз едва затронута. Дело ограничилось указанием на то, что «Духовный регламент», отвергая патриаршество, не содержит никаких формальных препятствий для восстановления Московской епархии. Второй главной темой была критика Коллегии экономии. Императрица пошла в общем навстречу этим пожеланиям: указом от 15 июля 1744 г. управление церковными вотчинами было из ведения Коллегии экономии передано Святейшему Синоду 528 ; в июле 1742 г. Иосиф Волчанский был поставлен архиепископом Московским (1742–1745), а 1 сентября того же года Никодим Сребницкий (1742–1745) стал первым епископом новоучрежденной Петербургской епархии 529 . При жизни Амвросия, пользовавшегося особым доверием императрицы Елизаветы, его влияние на церковные дела было прочным, как явствует уже из самого выбора кандидатов для посвящения в епископский сан и назначений на епархии 530 . После смерти в 1745 г. своего единомышленника Арсений остался в одиночестве. Из-за властного характера он нажил в своей епархии и в Петербурге немало врагов. Да и его успешная борьба против Коллегии экономии не доставила ему сторонников среди бюрократии 531 . Преемником Амвросия в Святейшем Синоде стал сначала мало чем замечательный архиепископ Стефан Калиновский, который в связи с назначением был переведен из Псковской епархии на Новгородскую. После его смерти (1753) первоприсутствующим в Святейшем Синоде стал Московский архиепископ Платон Малиновский, а за ним – Петербургский архиепископ Сильвестр Кулябка. В 1757 г. его место занял Димитрий Сеченов, который, как обнаружилось в правление Екатерины II, и лично, и по существу дела не сходился с Арсением 532 . При Елизавете планам Арсения противостоял также обер-прокурор князь Я. П. Шаховской, ставивший государственные интересы выше церковных дел. Его церковная политика нашла себе последователей, и ее направление осталось неизменным даже после того, как императрица по просьбе епископов сместила его с поста, который он занимал в течение 10 лет 533 . Несмотря на то, что Арсений был малороссом, у него не было сторонников среди епископов украинского происхождения. Не сумел он наладить отношений и с влиятельным графом А. Г. Разумовским , который вообще-то покровительствовал епископам из малороссиян 534 . Не числился среди его друзей также духовник императрицы Елизаветы протоиерей Ф. Я. Дубянский, пользовавшийся доверием государыни в столь высокой степени, что она, случалось, передавала с ним Синоду свои повеления. И в 1763 г., будучи уже духовником Екатерины II, он снова не оправдал надежд, которые возлагал на него Арсений. В этот критический период Арсения поддерживал, по-видимому, только канцлер граф А. П. Бестужев-Рюмин, заступавшийся за него перед императрицей 535 . |
| Ребров составил заключение по делу патриарха Тихона (Беллавина), архиепископа Крутицкого Никандра (Феноменова), П. В. Гурьева и митрополита Арсения (Стадницкого) . Дело для дальнейшего производства было передано в Верховный Суд РСФСР. Через два дня, 20 февраля, особоуполномоченный ГПУ Я.С. Агранов вызвал преосвященного Арсения на первый допрос. Затем последовали допросы 24 и 26 февраля. Следователя интересовало, как Владыка получил воззвание Патриарха и каково его отношение к данному воззванию, считает ли он изъятие церковных ценностей святотатством и как проходило изъятие церковных ценностей в Новгородской епархии и особенно в Старой Руссе. На допросе 24 февраля митрополит показал следующее: «После получения мною послания патриарха Тихона, направленного против декрета об изъятии церковных ценностей и эксцессов, имевших место при изъятии церковных ценностей в Старой Руссе, я составил с ведома местной советской власти (председателя губпомгола Новгородской губернии Терешкова) послание по епархии, которое было опубликовано в новгородской газете «Звезда»... В этом послании я призывал всех к добровольным пожертвованиям ценностей в пользу голодающих и оговорил только, что, согласно посланию патриарха Тихона, изъятие из храмов богослужебных предметов является святотатством… Через месяц после этого... по ознакомлении с церковными канонами, на которые ссылался Патриарх, я увидел, что ссылка на них Патриарха была неправильна и что изъятие священных сосудов на дело милосердия вовсе не является святотатством. Тогда я понял свою ошибку и определенно сознал свою вину… В середине апреля м[еся]ца 1922 г. я издал другое послание... Я признаю, что мое вышеупомянутое послание от 21-го марта 1922 г., составленное на основании послания Патриарха, было направлено против декрета центральной советской власти об изъятии всех без исключения церковных ценностей на дело помощи голодающим» 45 . 22 марта 1923 года был подписан ордер на арест митрополита Арсения. После тщательного обыска, при котором были изъяты письма, документы и деньги, его препроводили в Бутырскую тюрьму. |
| Начались окрики конвойных и щелканье затворов, и этап двинулся. Пользуясь тем, что этап шел по трамвайной линии «Б», провожающие, когда конвойные уж очень ругались и грозили арестовать, садились на трамвай, проезжали одну остановку, и опять встречали этап. Когда линия «Б» кончилась, то, опытные в тюремных делах, мы поспешили скорее встать около той платформы, где сажают заключенных в тюремные вагоны, и стали ждать прибытия этапа. Когда митрополиты стали подниматься на платформу, мы смогли их разглядеть. Бледные особой тюремной бледностью в подрясниках и скуфьях они несли каждый свои вещи в двух мешках на перевес через плечо. Но лица у них были радостные. И мы не плакали, провожая их, а громко, сколько было сил, крикнули: – Христос Воскресе! И услышали ответ не только от них, но и от близ их стоящих заключенных: – Воистину Воскресе! Позже, в ответ на посылаемые посылки митрополитам, я и другие сестры получали очень интересные письма, но из-за постоянных обысков мы не могли их хранить. Была у нас только тетрадь, которая называлась «Слова и изречения достопамятного старца Димитрия Борисо-Глебской пустыни», но куда делась эта тетрадь, существует ли или сожжена от страха теми, кто хранил ее, или руками ГПУ, – не знаю. А много было в ней назидательного. Через много лет мне удалось, не совсем легально, приехать, по поручению церковному, в Москву. В то время московским правящим архиереем был архиепископ Питирим, отбывший, так же как и я, срок в Соловецком лагере. Решить дело, по которому я приехала, мог только Блаженнейший митрополит Сергий, а Владыка Питирим жил в том же доме. Радостно встретившись с Владыкой Питиримом, я просила как можно скорее доложить обо мне Блаженнейшему, т.к. мне долго оставаться в Москве было нельзя. Владыка Питирим пошел обо мне докладывать и, придя, сказал: – Сейчас у Блаженнейшего есть посетитель, а Вы побеседуйте со старцами. Вы их рады будете видеть. Они у нас живут. Старцами оказались приехавшие на сессию Синода митрополит Арсений, теперь уже не Новгородский, а Ташкентский, и митрополит Анатолий Одесский. |
|
|
