| — Какие принципы положены в основу курса? На что вы опирались, от чего отталкивались? — При формировании курса я попробовал встать на точку зрения родителей, делающих выбор, и поэтому решил, что наш курс будет посвящен христианской этике. Задача — не просто рассказать о тех или иных фактах культуры, обычаях, привычках, а пояснить мотивации человека, у которого есть православные убеждения. И поэтому многие темы в курсах светской этики и православной культуры будут пересекаться. Следующая особенность этого курса состоит в том, что вести его будут светские педагоги. Четвертый класс — это начальная школа, где одна и та же учительница ведет все уроки, кроме физкультуры. Из этого следует, что учебник «Основы православной культуры» должен быть интересен для самого педагога. В нем не должно быть ничего такого, что может вызвать недоумение или иронию у неверующего учителя, которого поставили вести этот предмет. Так, в нашем учебнике вы не встретите пересказ библейского сюжета о сотворении мира и жизни. Потому что на уровне четвертого класса библейские тексты можно пересказать, только сильно упрощая, без объяснения глубины, которая за ними стоит. А это может спровоцировать некоторых педагогов на восприятие библейского слова просто как некой древнееврейской сказки. По этой же причине не будет отдельной главы догмате Троицы. Потому что я не могу представить себе, как светский педагог, не чувствующий тайну нашей веры, будет это объяснять детям. Разговора о Литургии тоже не получится, чтобы не профанировать нашу святыню: как можно рассказать о том, что такое пить кровь Христа, неверующим детям, у которых нет церковного опыта причастия. Здесь я считаю важным вспомнить о такой практике Древней Церкви как disciplina arcana, оберегающая святость и величие христианских таинств. Важно подчеркнуть: мы участвуем в сложном и опасном эксперименте. Наши оппоненты говорят, что это клерикализация школы, но на самом деле — это секуляризация нашей церковной проповеди. Да, нам важно на светском языке уметь свидетельствовать и о нашей вере, и о нашем мире, но этот путь трудный. |
| VIII Существует еще несколько теорий и мнений по вопросу о сущности и происхождении «Тайноводственного учения» в Церкви; эти теории и мнения не представляются опасными и тенденциозными, подобно только что нами изложенному и разобранному, но представляют несомненный интерес и важность для всестороннего рассмотрения и разрешения самого вопроса. Из них наиболее разработанное, обоснованное и содержательное мнение принадлежит Цецшвитцу и поставляет происхождение «Тайноводственного учения» в непосредственную связь с системой оглашения в древней Церкви. Вот сущность этого мнения «...В третьем столетии (или около того), как и в первом, закрытою была только тайнодейственная часть богослужения, а гомилетическая была для всех открытою». 360 «Временами терпимости Церковь воспользовалась для целей миссионерских: Церковь широко раскрыла двери, призывая и приглашая к проповеди». 361 В этих обстоятельствах и было положено начало «Тайноводственному учению». В проповеди умалчивалось обо всем, что «для языческих ушей могло послужить к озлоблению или насмешке». От проповеди устной естественно перешли и к письменности и здесь начали соблюдать тайну относительно известных предметов учения. С другой стороны, народные массы, стремившиеся к двери Церкви, не могли сразу и во всем составе оказаться достойными Крещения и полного участия в жизни христианской Церкви. «Так как на этот счет и не обманывались, то в это время решились те пункты (христианского учения), чрез которые выражалась полная принадлежность к Церкви, сохранять (в тайне), как можно заботливее, и сделать их святыней (αδυτον – недоступным, святая святых), которой достигали только долго испытанные. Устроили узкий путь двухлетнего оглашения между широко раскрытыми дверями гомилетического богослужения и – в глубоком удалении стоящим алтарем таинств»... «На этом основываем мы, говорит Цецшвитц, наше утверждение, что выразившаяся в оглашении идея народного, при посредстве Церкви, воспитания (Massanpadagogik) и составляет существенный мотив «Disciplina arcana». 362 |
| Представителем протестантских ученых в настоящем случае является Бонвеч. 310 В основе его взгляда лежит та главная мысль, что тайна есть отличительный признак языческих мистерий. 311 Это дает ему повод делать тот вывод, что молчание всех последующих за Иустином и Иринеем церковных писателей относительно богослужебных действий в христианстве должно объяснять не иным чем, как тем, что и в христианстве явились мистерии, и, как неизбежная спутница их, – строгая тайна: «основание Disciplina arcana – во взглядах на христианские таинства, как на мистерии». 312 Но как возможно было перенесение в христианство языческих мистерий, когда они всегда так горячо были осуждаемы Отцами Церкви, когда противоположение всему языческому было столь сильно в христианской Церкви, – в особенности в то время? 313 Ответом на этот вопрос служит у Бонвеча указание на дух законности, унаследованный от иудейства и самого раннего времени начавший отражаться и в христианской Церкви, 314 – уже в «Послании Варнавы» и «Пастыре» Эрмы можно (будто бы) видеть проявление стремления к подзаконности. Но особенно сильно это направление сказалось в монтанизме. 315 Здесь же со всею силою сказалась и дуалистическая идея, лежавшая в основе языческих мистерий. 316 «Печать этой идеи выразительно носят на себе» отличительные признаки монтанизма: однократный брак, узаконенные им посты и пророчество, охранявшее строгость покаянной дисциплины. 317 Монтанизм «был отвергнут в Церкви, но все монтанистические элементы ни коим образом вместе с тем не были удалены». 318 «Такой же законченный дуализм» выразился теперь в епископской власти, благодаря которой в Церковь привзошло то же языческое, основанное на дуалистической идее, деление на классы, только в другом виде. Клир (особенно епископы) был тем же высшим классом, теми же «гностиками» – и притом еще с большим значением, – миряне же были низведены на степень «душевных» христиан. 319 Вместе с тем явился взгляд «на примирение (людей с Богом чрез Христа), как на не полное, но восполняемое чрез деяние человека» 320 (таинства). |
| Думают и иначе, будто там была действительная теология или догматическая система с твердыми фундаментальными принципами. Но необходимо согласиться, что это выводится лишь научным истолкованием и не было открытой ясной проповедью. 1720 Дидактический элемент, конечно, отсутствовал в существе и в практике мистеризма. Во всяком случае, ему отводилось слишком соподчиненное значение, когда символизируемая истина сообщалась без малейших доказательств, ибо не было формального наставления. В результате «языческие мистерии пробуждали в сердцах жажду избавления, но мистерические обряды не содержали общаемого», в моральном же отношении провозглашали и порождали апатию. Ими не требовалось нравственной расположенности, а только ритуальная чистота, которая напоминала скорее левитскую, чем христианскую практику и понималась дуалистическая. Жертвы не играли в них главной роли, когда момент жертвенности преобладает в апостольско – христианской концепции. По всем этим соображениям немыслимо вторжение преобразующих мистерических влияний в христианство, остающееся независимо оригинальным в эссенциальных пунктах теологии, – и мы лишаемся права видеть в христианских таинствах приспособление языческих мистерий, чуждых им по всему своему смыслу. При том же сам св. Павел и христиане апостольского века вообще питали отвращение ко всему языческому и всего менее были склонны к сознательным позаимствованиям, а в мистериях уже апологетами подмечена их языческая конкурентность христианству, поскольку они издавна признавались оплотом язычества со всеми его суевериями. Не предумышленные воздействия на св. Павла или Иоанна невероятны еще и потому, что они были слишком оригинальны. В новозаветной письменности могли быть лишь внешние соприкосновения в частных пунктах, послужившие случайными опорами для позднейших мистерических приражений, и их нельзя 1721 отрицать для disciplina arcana и церковно – языковой формировки; впрочем, и тут не должно допускать преувеличений, раз даже защитники элевзинских воздействий на христианский ритуал подчеркивают существенное отличие – в мистерическом пантеизме, а в культе Митры, проникнутом натуралистическим политеизмом, все основы были исключительно языческие и принципиально враждебные христианству. |
| Вхождение священника с диаконом в алтарь пред началом ее не есть обычай изначальный; в древней церкви первая часть ее, рассчитанная, подобно вечерни и утрени, на присутствие за ней вместе с верными неполноправных членов христианской общины, до малого входа или лучше сказать, до времени удаления последних из храма, совершалась не возле престола, а вне алтаря, среди церкви, вслух всех присутствовавших, сидя слушавших на ней ветхозаветные писания, пение псалмов Давидовых и чтение Апостола, как садятся и теперь на последнем все священнослужители и один только епископ во время антифонов. Вход священника в алтарь соединялся тогда с открытием алтарной завесы и святых дверей, вследствие чего решительно вся внутренность святилища делалась доступной взору народа. Но в период полного развития катыхумената и учения о неоглашаемости тайн веры и культа пред непосвященными (disciplinae arcanae) разные классы оглашенных были лишаемы права видеть престол – Святое Святых христианского храма. Даже после того, как совсем ослабел институт оглашенных и совершенно изменилась disciplina arcana, в позднейшей Византии, например по большим праздникам, когда литургии предшествовала лития, вся первая часть ее, как не заключавшая в себе ничего специально-евхаристического, сливалась, как бы сказать, с последней отправлялась иногда не только вне алтаря, но и вне храма. Малый вход, начинавший в таких случаях собой литургию, не только был первым входом священнослужителей в алтарь, но и первым появлением пред церковным собранием Константинопольского патриарха, не всегда участвовавшего в крестном ходе, но обыкновенно одновременно с ним входившего в храм и алтарь. Следы этого старого порядка можно примечать даже и в теперешней обстановке малого входа, бывшего в древности, надобно заметить, ничем иным, как выносом евангелия на средину церкви, когда наступало время его проповедывать, но не от престола, как это делается теперь, а из особого, не составлявшего тогда одного целого с алтарем бокового отделения. |
| Ответы о.Андрея Кураева на вопросы читателей Правмира. Часть 1. : «Если учебник будет удачным – его век будет недолог » Протодиакон Андрей Кураев отвечает на вопросы онлайн конференции Правмира: Почему Церковь настаивает на введении ОПК? Почему именно вас благословили писать этот учебник? Дети, которые учат ОПК, не будут ли чувствовать себя изгоями? Как быть с кадрами? А если атеист будет преподавать ОПК? С чем связано ваше нежелание идти на диалог с комиссией разработчиков курса в Минобрнауке РФ? 28 декабря, 2009 Протодиакон Андрей Кураев отвечает на вопросы онлайн конференции Правмира: Почему Церковь настаивает на введении ОПК? Почему именно вас благословили писать этот учебник? Дети, которые учат ОПК, не будут ли чувствовать себя изгоями? Как быть с кадрами? А если атеист будет преподавать ОПК? С чем связано ваше нежелание идти на диалог с комиссией разработчиков курса в Минобрнауке РФ? На портале «Правмир» проходит встреча с протодиаконом Андреем Кураевым . Мы публикуем первую часть ответов на вопросы, заданных отцу протодиакону читателями и редакцией Правмира. Вопросы первого блока посвящены работе отца Андрея над учебником «Основы православной культуры» . — Чем оправдано введение вместо ОПК православной этики, а не Христова учения? — А разве этика не часть Христова Учения? Разве Христово учение аморально? Предлагать же детям курс догматики для такого возраста и в таком исполнении было бы не очень умно. Не стоит забывать, что пока Министерство образования не предполагает, что Церковь будет допущена к процессу переподготовки педагогов, ведущих ОПК. Так что о православии нецерковным детям будут рассказывать нецерковные педагоги. Вы точно хотите услышать изложение церковных таинств и догматов именно в их исполнении? В этих условиях мы решили вспомнить о древнецерковной disciplina arcana (дисциплина тайны). И отказались от трех сюжетов: Во-первых, после определенных дискуссий и обсуждений мы (то есть Редколлегия учебника) пришли к выводу, что надо исключить из учебника уже написанную главу о православной литургии. Сами подумайте, как маловерующий нецерковный человек сможет рассказать совсем нецерковным детям о таинстве Причастия — «Сия есть Кровь Моя, Сие есть Тело Мое»? |
| Отец Георгий имел в виду труды митрополита Антония (Храповицкого) , но сказанное им полностью относится и к епископу Михаилу, соратником и отчасти учеником которого был Антоний. С указанной позиции, как ни обозначай ее («антропологическое раскрытие догмата», «нравственный монизм»), раскрываются в лекциях епископа Михаила основные моменты учения Православной Церкви о Боге, мире и человеке. Из материала апологетических лекций («О Боге», «О Троичности») вырастает проблематика основной философской работы епископа Михаила – его магистерской диссертации «Истина бытия Божия». Любопытно, что Михаил не хотел писать, а особенно заканчивать свою магистерскую диссертацию. Друзьям и коллегам по Академии стоило немалого труда убедить его в необходимости этого вполне и очевидно для всех формального этапа научного самоутверждения. В плане творческой истории единственной его научной монографии и прояснения его личного отношения к дилемме внутреннего и внешнего, хотя бы даже речь шла о научно-богословском делании, крайне поучительны некоторые из его писем к архимандриту Антонию (Храповицкому) . Антоний был одним из тех, кто настаивал (и настоял) на завершении диссертации и ее защите – из соображений последующего роста авторитета и влияния автора на церковную жизнь России. Очевидно, как можно понять из намеков в ответных письмах отца Михаила, речь шла о тех широких планах реформы Церкви, о которых владыка Антоний расскажет лишь много лет спустя в статье «Discipline arcana». Отец Михаил отвечал на его убеждения: «Вы знаете, что я всегда желал бы руководствоваться только своим душевным настроением в согласии со своей совестью, Христом и Церковью . Рост моей души и рост других душ для меня главное. Всякие частные, хотя бы и грандиозные, практические цели для меня важны постольку, поскольку они вытекают органически из возвышенного настроения, являются необходимым продуктом внутреннего роста в Боге. Я не стану даже называть это своим теоретическим взглядом. Это – просто требование моего духа. |
| Путь этот труден. Но на этом пути у человека есть могущественные помощники (наряду с Богом и Таинствами) из числа членов Церкви небесной: Палама особо останавливается на вопросе о почитании святых. Как оно должно совершаться? Палама сам ставит перед слушателями этот вопрос: «Почтим же и мы, братие, святых Божиих, А как почтим? – Если в подражание им ( κατ μμησιν κενων) будем очищать себя „от всякия скверны плоти и духа“ и в продолжение настоящей жизни ( τως) отойдем ( ποστμεν) от пороков, благодаря воздержанию ( τς ποχς) от них будучи ведомы к святости ( πρς γιοσνην φερμενοι)...» (329С). Итак, человек, живущий в подражание святым, способен обрести святость. Вот еще более глубокое (и принадлежащее к наиболее сокровенному слою того, что в Древней Церкви называли disciplina arcana) оправдание христианского образа жизни. Святые (и Сам Господь) споспешествуют тем, кто мужественно претерпевает невзгоды; руководствуясь таким пониманием разбираемого отрывка, пассивное причастие φερμενοι в нем следует отнести именно к этому – божественному, но совершаемому через посредство святых (ибо, как Палама прекрасно знал и сам учил, «общая и единая слава, Царство и сие сияние у Бога и святых Его» 897 (448А)) – руководству жизнью борца за веру, того γωνιστς, о котором говорит в цитировавшемся выше отрывке св. Феолипт. Перед нами одна из давних тем монашеской литературы: устремление к святости как возвращение в изначальное состояние человека, существовавшее до грехопадения. (Специфика Паламы в том, что он учил о грядущем блаженстве праведных как о превосходящем состояние Адама, о чем см. § 7.) В качестве примера можно привести «Слово аскетическое» блаж. Стефана Фиваидского, монаха египетской пустыни, в вопросах антропологии примыкавшего к традиции Макария Египетского . Св. Стефан дает своему послушнику такой совет: «...борись, чадо, чтобы всегда пребывать в святости глаз твоих и сердца и вернуться в свое изначальное состояние ( ες τν ρχν σου) малых детей, о которых Бог сказал: „Таковых есть Царство Небесное“ ( Мф.19:14 )» 898 . |
| В своих мыслях, любви, ненависти человек может быть свободен при любых обстоятельствах Свобода за церковной оградой — Вам не кажется, что в нашей Церкви наблюдается зависимость от определенных культурных форм, чего пытаются избегать, скажем, католики? — В России Церковь более традиционная. А на Западе более возможны эксперименты. Я бы не сказал, что последнее мне по душе. Мне нравится, когда во время мессы играют на органе, но странно, когда играют на гитаре. У католиков очень богатая богослужебная традиция, которую, мне кажется, им стоило бы поддерживать. Ведь в тех храмах, где она сохраняется, причем не по инерции, а осознанно, очень много прихожан. А приходы, которые пытаются что-то оригинальное выдумывать, не слишком преуспевают. Во всем должна быть мера. У нас, наверное, какие-то перемены возможны, но они должны быть очень аккуратны. Церковная музыка, например, может развиваться, но в этом должен быть вкус. А вкус — это прежде всего тонкое понимание традиции. То же самое касается убранства храма, церковной архитектуры. Должно быть органичное развитие. Это проблема, потому что естественная жизнь Церкви была прервана, а то, что сохранилось, существует в очень окостенелом виде. Мы живем дореволюционными формами. А общество-то ведь уже другое. — Западная Церковь свободнее в принятии новых членов? — Изначально христианство было более открыто. Проповедь была обращена ко всему миру в отличие от иудаизма, который был замкнут в своей национальной капсуле. С другой стороны, была определенная disciplina arcana («тайная практика»). Многое из происходящего в Церкви не выносилось на всеобщее обозрение. Это было сделано для того, чтобы вырабатывалось «качество» христиан. Новичок, прежде чем стать христианином, проходил определенное научение: не только интеллектуальное, но и духовно-опытное. Только потом он входил в общину. Поэтому та степень открытости, которая есть у католиков, вызывает удивление. Например, кое-где есть так называемое «богословие гостеприимства»: любой приходящий (будь то протестант или православный) может причаститься за Литургией. Отсутствует понимание того, что у Церкви есть границы. |
| 758 Лекции по апологетике, прочитанные отцом Михаилом в СПбДА в 1884–1886 гг., будут опубликованы лишь после его кончины в журнале Казанской ДА, которую возглавлял тогда архимандрит Антоний (Храповицкий) : Михаил (Грибановский). еп. Лекции по введению в круг богословских наук//Православный собеседник. 1899. 1. С. 74–90; 2. С. 140–167; 3. С. 294–309; 4. С. 399–424; 5. С. 535–553; 6. С. 671–700; 7–8. С. 68–89; 9. С. 207–218; 10. С. 356–363; 11. С. 468–488; 12. С. 667–686. В качестве предисловия к публикации Антоний перепечатал свое слово, сказанное в Симферополе над гробом друга: Антоний (Храповицкий), еп. Слово при погребении преосвященного Михаила//Православный собеседник. 1899. 1. С. 68–73. Затем лекции вышли отдельным оттиском (Казань, 1899). – Ред. 761 Речь шла об идее создания тайного братства типа ордена, ставящего целью подготовку условий для радикальных преобразований в Русской Церкви (восстановление патриаршества и т. п.). Даже много лет спустя владыка Антоний говорил об этом лишь многозначительными намеками: Антоний (Храповицкий), архиеп. Discipline arcana//ПСС. Т. 3. С. – Ред. 762 Иванов Михаил поступил на I курс Академии в 1882 г., был уволен по болезни со II курса, в 1884 г. оставлен на II курсе на второй год. – Ред. 763 Речь идет о неудавшемся покушении на императора Александра III 1 марта 1887 г. При проезде императора из Аничкова дворца в Исаакиевский собор на панихиду по его отцу Александру II террористы-народовольцы планировали произвести несколько взрывов на Невском проспекте. Бомбы, начиненные свинцовыми и отравленными стрихнином пулями, изготовили И. Д. Лукашевич и А. И. Ульянов. Профессорский стипендиат СПбДА Новорусский (о нем см. прим. 2, с. 545) хранил часть боеприпасов у себя на квартире. 26, 27 и 28 февраля террористы выходили на Невский проспект, но в эти дни царь не выезжал. Полиции показались подозрительными ежедневные пятичасовые прогулки нескольких лиц, к тому же имеющих при себе тяжелые предметы, и террористов арестовали 1 марта 1887 г. Несколько позднее в соответствии с показаниями допрошенных удалось обезвредить всю преступную группу. – Ред. |
|
|
