| В 1654 г. активную поддержку К. З. м. оказывал гетман Б. М. Хмельницкий , пожаловавший братии богатые имения в Левобережной Украине, в т. ч. с. Выгуровщина, со «ставами, сеножатми, озерами, полями и иншими всеми акциденциями», запретив казакам, чтобы «жебы в жадные наименьше провента не встручали ане жадными шинками не бывали» (к кон. XVII в. мон-рь значительно увеличил имение Выгуровщина, скупив соседние участки земли). Но оставшиеся в Правобережной Украине на территории Речи Посполитой владения К. З. м. после заключения Андрусовского перемирия в 1667 г. постепенно были отданы польск. шляхте. К кон. XVII в. в собственности обители находилось ок. 70 дворов в Глевахе, 2 двора на хуторе Вета, 25 дворов в Соколовке, Даниловке и Драновке, 6 дворов в Юровке, 5 дворов в Борщаговке, 18 дворов в Жерновке, 16 дворов в Заборье; в окрестностях Киева - сёла Даниловка, Крюковщина, Заборье, Княжичи, Блиставица, мельница на р. Красной. В 1708 г. еп. Переяславский Захария (Корнилович) основал Онуфриевский Даниловский Липянский (Липлянский) скит на землях Даниловки и Заборья. К мон-рю была приписана и Красногорская Троицкая пуст. (Киево-Златоверхо-Михайловский мон-рь. 1889. С. 63, 64, 119-129). Во 2-й пол. XVII - нач. XVIII в. крупные земельные приобретения экономически укрепили положение обители. Гетманы не только подтверждали прежние владения, но и дарили К. З. м. новые земли. Так, гетман И. И. Скоропадский передал мон-рю сёла Боденьки и Крехаев на р. Десне. Здесь же К. З. м. приобрел мельницу, двор с пекарней и «винницей». На пожертвования мон-рь купил мельницу в Переяславе, 11 дворов с полями, озерами, 2 мельницами в г. Остре. Среди щедрых благотворительниц упоминается Мария Гамалия, в нач. XVIII в. завещавшая с. Хрули (ныне Лохвицкого р-на Полтавской обл.) с 25 крестьянами, 2 мельницами на р. Суле, «дворцом», «винницею», хуторами Ведкаловка и Деркаловка, лесами и садами. Ее сын Иван пожаловал мон-рю с. Бодавка. Храмы и другие постройки До нач. XVIII в. все постройки К. З. м., кроме собора, оставались деревянными. На плане Киева Ивана Ушакова 1695 г. ( Алферова, Харламов. 1982) в зап. части монастырской территории изображены деревянные 2-ярусная колокольня и кельи, ограда. |
| 380-летию восстановления рос. государственности). Екат., 1993. С. 124-128; она же. «Уход в пустыню» в древнерус. и старообр. традиции: (На мат-ле севернорус. агиографии и старообр. сочинений)//Уральский сб.: История, культура, религия. Екат., 1998. Вып. 2. С. 198-215; она же. Старец Никодим, Хозьюгский пустынножитель и Кожеозерский чудотворец: (К вопросу о рус. старчестве в XVII в.)//Православие в судьбе Урала и России: История и современность. Екат., 2010. С. 261-264; она же. Б-ка Кожеозерского мон-ря: (Вопросы реконструкции)//Совр. проблемы археографии: Сб. ст./Сост.: М. В. Корогодина. СПб., 2011. C. 138-152; Белоброва О. А. Об источниках Жития Дионисия, архим. Троице-Сергиева мон-ря//ТОДРЛ. 2001. Т. 52. С. 667-674; Кольцова Т. М., Рягузова М. Л. Святые каргопольской земли: (Живопись, графика): Из собр. музеев Архангельской обл.: Кат. Архангельск, 2002; Рягузова М. Л. Подвижники Кожеозерского мон-ря//Святые и святыни северорус. земель: (По мат-лам VII науч. регион. конф.). Каргополь, 2002. С. 37-46; Кольцова Т. М. Иконы Сев. Поонежья. М., 2005; она же. Становление и развитие худож. центров в кон. XVI-XVIII вв.: Иконопись Архангельского края: АДД. М., 2009. С. 25, 31, 34. Рыжова Е. А. Жанр видений в севернорус. агиографии//Рус. агиография: Исслед., публ., полемика. СПб., 2005. С. 160-194; Панченко О. В. Книжники Соловецкого мон-ря XVII в. Ст. 1: 1620-е - нач. 1640-х гг.//ТОДРЛ. 2006. Т. 57. С. 779-785. Первые известные иконы с изображением Н. написаны во 2-й пол. XVII в. и бытовали в Каргопольском у., куда до кон. XVIII в. входил Кожеозерский мон-рь (позже принадлежал к Онежскому у.). Они имеют стилистические особенности иконописи сев. региона. Образ святого дважды встречается на страницах Сийского иконописного подлинника, который был собран и частично создан архим. Антониево-Сийского мон-ря Никодимом Сийским во 2-й пол. XVII - нач. XVIII в. Т. о., буд. архимандрит принимал участие в создании иконописного образа Н. ( Кольцова Т. М. Искусство Холмогор XVI-XVIII вв. М., 2009. |
| практике, а культивировалось, вероятно, только в среде государевых, патриарших и архиерейских певчих дьяков; рядовым певчим этот стиль из-за его особой сложности был недоступен. История многоголосной традиции демества обрывается на рубеже XVII и XVIII вв., однако в составе партесных рукописей 1-й четв. XVIII в. еще можно встретить отдельные нотные переводы демественного многоголосия; позднее и они исчезают из певч. практики, а демественный распев продолжает бытовать в виде монодии. С кон. XVIII в. он становится постоянным компонентом старообрядческой певч. традиции, приобретая в ней устойчивость репертуара и широту распространения. В кон. XVIII в. появляются одноголосные старообрядческие Д. Вероятно, их составители, наследуя предшествующую певч. традицию, были еще осведомлены об истоках монодийного демественного распева и нотации, применяемой для его записи. Свидетельством тому служат заголовки рукописей кон. XVIII в., по типу совпадающие с заголовками более ранних рукописей, например: «Книга, глаголемая Демественник. Содержит бо собрание четверогласных вещей, иже нарицается демественное пение» (ГИМ. Син. певч. 501. Л. 1; 15. Л. 1). Впосл. это знание было утрачено и демество стало рассматриваться как монодийная традиция пения. В исследованиях, посвященных этому певч. стилю, не была выявлена полная зависимость старообрядческих Д. от многоголосных Д. нач. и сер. XVII в. как в составе песнопений и порядке их изложения, так и в использовании в них только одной из строк демественного многоголосия, а именно демества. В силу этого сформировалось ошибочное представление, что Д. кон. XVIII в. явились результатом развития демественного репертуара в старообрядческой среде. Старообрядческие Д. кон. XVIII-XX в. относятся ко 2-му этапу бытования этого типа певческой книги, который характеризуется обилием рукописных источников (сотни экземпляров), высоким художественным оформлением, красивым рисованным начертанием певч. знаков. На этом этапе по сравнению с 1-м изменился формат книги. |
| Е. литургии, начинают фиксироваться дробным знаменем ( Игошев. 1997. С. 6-7). Строки ектений. 3-й цикл. Пример по рукописи сер. XVIII в. (РГБ. Ф. 354. 144) (совр. набор) Строки ектений. 3-й цикл. Пример по рукописи сер. XVIII в. (РГБ. Ф. 354. 144) (совр. набор) Постепенно состав песнопений литургии расширяется до появления полной редакции в 1-й пол. XVII в., к-рая к середине века становится наиболее распространенной (РНБ. Q 1. 1408; Кир.-Бел. 681/938, 1605 г.; РГБ. Ф. 272. 322, 1-я пол. XVII в.; Ф. 228. 36, 1-я пол. XVII в.; Ф. 37. 138, 1613-1645 гг. и др.). Данные циклы Е. могли иметь варианты в нотации: во-первых, по-прежнему в разных списках могли не нотироваться нек-рые из повторяющихся строк, а во-вторых, графика строк могла иметь вариантные отличия. Раздельноречные источники сер. XVII в., в к-рых проставлены степенные пометы выговскими певчими (РГБ. Ф. 354. 144; ГА Тверской обл. Ф. 1409. Оп. 1. 1044), дают возможность прочитать циклы строк в рукописях с периода фиксации дробным знаменем (ГИМ. Единоверч. 37, 3-я четв. XVI в.; Епарх. певч. 110; Син. певч. 1148; Щук. 622, посл. четв. XVI в.) и выявить наличие циклов вариантной повторности в чинопоследовании. С сер. XVII в. строки Е. литургии унифицируются по графике и в таком виде закрепляются в старообрядческих рукописях ветковской, а затем и гуслицкой традиций XVIII-XX вв. Дореформенная нотация Е. литургии более соответствует практике многогласия (связующие знаки между строками и т. д.). Почти совсем не встречается самостоятельный конечный знак «крыж», вместо него на концах строк часто присутствуют связующие знаки: «переводка», «голубчик», «два в челну». С переходом на единогласие за неск. десятилетий со 2-й пол. XVII в. до нач. XVIII в. произошли естественные изменения не только в нотации (появились «крыжи», исчезли связующие знаки), но и в протяженности напева. Так, значительно сократились строки «Тебе, Господи» в малых Е., наполовину сокращена строка «Тебе, Господи» в просительных Е. литургии верных, уже не образующих точной повторности с Е. |
| В близких, но не идентичных 2 иллюстративных циклах Апокалипсисов из ГИМ (Муз. 4146 и Щук. 22) соединены иконографии рукописи из РНБ (Q. I. 1138) с вариантом «Филаретовско-Чудовской» редакции, схожим со списком из ГИМ (Хлуд. 7д) и РНБ (Солов. 58). Уже в 1-й пол. XVII в. пытались копировать как иллюстрации, так и неординарный, с тератологическими элементами, декор кодекса из РНБ (Q. I. 1138). Так выполнены, но менее искусно, чем Буслаевский оригинал, лицевые Апокалипсисы из собраний А. Д. Черткова (ГИМ. Чертк. 264. 4°, 1639 г.) и И. Е. Забелина (ГИМ. Забел. 17. 4°, 30-40-е гг. XVII в.; в составе сборника-конволюта). Предположительно оба списка созданы на Холмогорской земле. В кон. XVII в. на Русском Севере были созданы памятники, в к-рых повторениями редакции лицевого Апокалипсиса из РНБ (Q. I. 1138) были или все миниатюры (ГИМ. Муз. 3444. 1°. Л. 1-161), или отдельные композиции (ИРЛИ (ПД). Карельское собр. 247. 1°. Л. 25 и др.). Послание ангелу Лаодикийской церкви. Миниатюра из Апокалипсиса с толкованиями Андрея Кесарийского. Холмогоры. Кон. XVI - нач. XVII в., до 1602 г. (РГБ. Ф. 98. 1591. Л. 37 об.) Послание ангелу Лаодикийской церкви. Миниатюра из Апокалипсиса с толкованиями Андрея Кесарийского. Холмогоры. Кон. XVI - нач. XVII в., до 1602 г. (РГБ. Ф. 98. 1591. Л. 37 об.) Самая ранняя «холмогорская» редакция миниатюр к Апокалипсису (Буслаевский список) во многом повлияла на книжную культуру Ярославля. Повторениями этой редакции являются иллюстративные циклы 3 ярославских рукописей, над которыми трудился один изограф: РНБ (Q. I. 1139, 1705 г.); РГБ (Ф. 98. 1612. 1°, нач. XVIII в.); ПИАМ 7. 1°, 1720 г.). Проблема формирования иконографии древнерус. Толкового Апокалипсиса еще недостаточно изучена. Не вполне ясна степень влияния на древнерус. традицию визант. и западноевроп. архетипов. Со времен создания Трирского Апокалипсиса, т. е. с рубежа VIII и IX вв., и до XV в. на западе Европы был накоплен богатейший опыт иллюстрирования И. Б. О. с толкованиями и без таковых, сохранилось много иллюминированных кодексов. Аналогичные греко-визант. памятники этого периода неизвестны. Однако ряд ключевых сцен и деталей в миниатюрах древнерус. Апокалипсисов связан с иконографией, имеющей глубокие византийские корни,- с композицией «Страшный Суд», к которой в рукописях восходят изображения Престола уготованного, Сидящего на престоле, престолов святых, моря и земли, отдающих мертвых. |
| Русское правительство, как мы видели, давно пыталось раздвинуть южные и юго-восточные границы своих сибирских владений, построив в 1595 г. г. Тару на среднем течении Иртыша и выдвинув далеко по Оби г. Томск, построенный в 1604 г. Однако русское колонизационное движение в нынешней Западной Сибири приняло более или менее твердый характер лишь после того, как томские воеводы, чтобы удержать в подчинении кузнецких татар, построили в 1618 г. Кузнецкий острог при впадении р. Кондомы в Томь. Через два года около него уже существовало несколько заимок пашенных крестьян. Для упрочения связи Кузнецкого острога с Томском в 1657 г., ниже по р. Томи, поставлены два острога: Мунгатский и Верхне-Томский. После этого надолго остановилось русское колонизационное движение юго-востоку. К концу XVII в. здесь основан был Уртамский острог (в 1668 году, по другим сведениям – в 1692 г.) к западу от Томска при впадении р. Уртамки в Обь; его населили переведенцы из дворцовых крестьян. В продолжение всего XVII столетия Томский край, кроме казачьих поселений, колонизовался не одними крестьянами «переведенцами», т. е. переведенными из других мест России и Сибири на государеву пашню и получившими название государевых крестьян, но также гулящими людьми и беглыми, среди которых было много раскольников, и, наконец, людьми ссыльными. Все-таки к началу XVIII в. край был населен скудно. На обширном пространстве Томско-Кузнецкого района насчитывалось около 90 русских селений, в большинстве небольших. Сел, т. е. поселений с церквами, насчитывалось не более 11. Сюда относились села: Спасское на Томи, Спасское около р. Яи, Сосновский острог, Кулаково, Верхотомский острог, Богородское и Уртамский острог на Оби (осн. в 1692 г.), Зеледеево, Никольское, Иктаринское, Ильинское или Красный Яр близ Кузнецка. 388 В начале XVIII в. колонизация возобновилась, причем были поставлены на р. Оби остроги Умревинский, Чаусский (в 1713 г. – ныне заштатный город Колывань при р. Чаусе) и Белоярский. Колонизация Томского края в начале XVIII в. много обязана беглецам. Недовольные Петровской реформой из западных областей бросились, главным образом, за «свейский и польский рубеж», из-под Москвы бежали в Новороссийское понизовье. Беглецы с Поволжья и в особенности из северо-восточных частей России устремились к Камню и за Камень, т. е. к Уралу и за него, в Башкирию, т. е. в земли по среднему и южному протяжению Уральского хребта. Сюда беглецы являлись, толпами и тысячами укрывались на Демидовских заводах. Многие из многочисленных деревень нынешнего Барнаульского округа, в XVIII в. составлявших проходы Белоярский, Малышевский, Чингизский, Бердский, Легостаевский, были застроены беглецами Петровского времени. Нынешний Мариинский округ Томской губ. в XVII и нач. XVIII в. почти пустовал русскими селениями. |
| В заголовке «Строки кокизныя всех осми гласов», содержащемся в Кокизнике рубежа XVII и XVIII вв. РГБ. Ф. 379. 20 (Л. 189 об.), термин «кокизныя» в сочетании с термином «строка», по-видимому, является тавтологией. Термин «кокиза» фигурирует также в заголовках казанско-столповых Согласников (см. ст. Казанская нотация ): «Какизы, сиречь ключ столповому и казанскому знамени» (РГБ. Ф. 37. 93. Л. 644), «Книга глаголемая кокизы сиречь ключ столповому и казанскому знамени» (СаратГУ. ЗНБ. ОРКиР. 1126. Л. 248, 20-30-е гг. XVII в.). Поскольку содержание данного типа руководств составляют попевки, а не отдельные знаки знаменного и путевого распевов, а также в силу существования граней - особого типа руководств, в которых сопоставляются отдельные знаки знаменной и путевой нотаций, термин «кокиза» в данном случае равнозначен термину «попевка». Старообрядческая Азбука. Сер. XVIII в. (Рига. Община старообрядцев-поморцев. Частное собрание. Л. 44 об.) Старообрядческая Азбука. Сер. XVIII в. (Рига. Община старообрядцев-поморцев. Частное собрание. Л. 44 об.) Без упоминания «казанского знамени» те же заголовки предпосланы отдельным столповым Кокизникам: «Кокиза сиречь ключ столповому знамени» (РГБ. Ф. 299. 212. Л. 134 об.), «Книга глаголемая кокизы, сий речь ключ столповому знамени» (ГИМ. Син. певч. 219. Л. 386, ок. 1670 г.). Термин «кокиза» несет в них тот же смысл; представляется, что данные заголовки производны от названий Согласников. Заглавия старообрядческих учебных руководств отражают иное понимание термина «кокиза». Для певческих руководств старообрядцев-поморцев типичен заголовок «Посем знамя по согласию. Проучка первая по какизам» (напр.: РНБ. О. 22. Л. 2, 1-я треть XVIII в.; Ф. 272. 429. Л. 1, нач. XVIII в.- см. ил.). Далее следуют упражнения на овладение обиходным звукорядом , изложенные крюковой нотацией. Приведенный заголовок ставит акцент именно на крюковой, а не к.-л. иной записи упражнений, поэтому в данном контексте термин «кокиза» имеет значение «певческий знак». Особенно наглядно данное значение подтверждается заголовком раздела «проучек» в руководстве из собрания Музея истории и культуры Пустозерска (г. Нарьян-Мар; Л. 3, нач. XIX в.): «Посем по какизам, сиречь по столповому знамени». Т. о., в старообрядческий период значение термина «кокиза» изменяется. |
| распева//Там же. 1973. 9. С. 100–103; Древнейший памятник укр. нотолинейного письма — Супрасльский Ирмологион 1598–1601 гг.//ПКНО, 1974. М., 1975. С. 285–294; Структура Супрасльского Ирмологиона 1598–1601 гг.— древнейшего памятника укр. нотолинейного письма//MAAS. 1975. T. 4. S. 521–533; Об одном муз.-палеографическом признаке «царского» Ирмология 1680 г.//Ibid. 1978. T. 5. S. 531–541; О нек-рых принципах прочтения рус. нотолинейных рукописей XVI–XVII вв.//Теоретические наблюдения над историей музыки: Сб. ст./Сост.: Ю. К. Евдокимова и др. М., 1978. С. 200–226; Супрасльский Ирмологий 1638–1639 гг.//ПКНО, 1980. Л., 1981. С. 233–240; О «странных голосах» двоезнаменного муз.-теорет. руководства кон. XVII в.//Проблемы истории и теории древнерус. музыки: Сб. ст./Ред.: А. Н. Кручинина, А. С. Белоненко. Л., 1979. С. 160–172; Особенности атрибутации болг. и др. местных распевов в практике укр. певч. искусства XVI–XVII вв.//Бълг. музикознание. София, 1981. Год 6. Кн. 1. С. 92–105. (Докл./Първи междунар. конгр. по българистика); К проблеме происхождения и исполнительского воспроизведения строчного пения//MAAS. 1982. T. 6. S. 777–790; Реформа рус. церковнопевч. искусства и феномен «строчных» партитур (на мат-ле певч. рукописей XV — нач. XVIII в.)//Старинная музыка и современность: Межресп. конф., Шяуляй: Тез. докл. Вильнюс, 1983. С. 6–9; Строчное пение в контексте Чиновников Русской Церкви XVII в.//MAAS. 1985. T. 7. S. 667–678; Новый памятник рус. муз.-теоретической мысли XVIII в.//Musica antiqua. Folia musica. 1986. T. 4. N 2; Болгарский распев в невменных партитурах XVII в.//Втори междунар. конгрес по българистика, София, 1986: Докл. София, 1987. Т. 17: Театър и кино. Музика. С. 185–208; Вологодские певч. строки//ПКНО, 1985. М., 1987. С. 165–170; Особенности инверсирования гетерофонии народнопесенного склада в рус. церковном пении XVII в.//Старинная музыка и современность: III Межресп. конф., Шяуляй, 13–14 марта 1987: Тез. докл. Вильнюс. 1987. С. 4–6; «Мусикия» Коренева о звуковысотной орг-ции и стилевой ориентации строчного многоголосия XVII в.//Musica aniqua. |
| их часто записывали крюками (очень редко также и партесное многоголосие; см.: Герасимова-Персидская. 1991. С. 60). На ранние формы К. н. югозападнорус. монодийного пения исследователи обращали меньше внимания, поскольку в Московию было привезено мало Ирмологионов 1-й пол. XVII в. и они были почти неизвестны. Лишь нек-рые ученые отмечали, что К. н. применялась «первоначально для записи одноголосных старых распевов» ( Преображенский А. В. Культовая музыка в России. Л., 1924. С. 43), тогда как 2 разновидности К. н., предназначенные для монодийного и партесного пения, возникли в Юго-Зап. Руси в кон. XVI в. почти одновременно. Двознаменная азбука. Кон. XVII — нач. XVIII в. (РНБ. Q.1.1052. Л. 18 об.) Двознаменная азбука. Кон. XVII — нач. XVIII в. (РНБ. Q.1.1052. Л. 18 об.) В Московской Руси стилевой спектр древнерус. пения, нотированного «киевским знаменем», был значительно расширен. Мн. певч. книги знаменного распева были представлены либо в виде двознаменников , либо со временем только с К. н. Нотами были записаны киевский, греческий, болгарский распевы, демественное пение ; в Ирмологионах XVIII в., составленных в России,- авторские распевы (напр., герасимовский напев ). Многораспевный контекст рус. одноголосного пения был расширен благодаря укр. и белорус. образцам, распространявшимся в нотолинейной записи. Кроме этого, во 2-й пол. XVII в. с помощью К. н. были составлены «партитуры» многоголосных обработок разных монодийных напевов (см. иллюстрации в ст. Киевский распев ), строчного пения . В старообрядческой среде линейная нотация, как правило, не использовалась; исключением можно считать знакомство с ней нек-рых мастеропевцев Выга и наличие ее элементов в певч. книгах и азбуках (см. в ст. Выголексинское общежительство , разд. «Певческое искусство»). Отдельное стилевое направление составили партесные концерты и гармонизации, зафиксированные К. н. Издание певч. книг с К. н. в России осуществлялось с 1772 г. Последней публикацией перед революционными событиями 1917 г. было 3-е изд. |
| Басменный угольник Евангелия с изображением ап. Марка. 2-я пол. XVII в. (ЯИАМЗ) Басменный угольник Евангелия с изображением ап. Марка. 2-я пол. XVII в. (ЯИАМЗ) В узоре серебряной Б. на протяжении XV-XVII вв. заметны ярко выраженные вост. мотивы. Большое влияние на орнаментацию рус. тиснения оказали привозные иран., тур. ткани XV-XVI вв. с пышным красочным растительным орнаментом. В XV - 1-й пол. XVI в. наиболее часто встречающийся тип Б. плетенка, имевшая новгородские истоки. Такой серебряный басменный орнамент из ремневидных сдвоенных стеблей, закрученных в спирали на гладком фоне, украшал «свет» икон праздничного ряда, а также нимбы Деисусного ряда Софийского собора в Новгороде (1-я пол. XVI в.). Для композиции рус. серебряной Б. XV-XVII вв. характерна симметрия, не строго геометрическая, а основанная на общем эстетическом впечатлении равновесия, согласованности различных частей. Ручное тиснение по фольге получило широкое распространение во всем правосл. мире, в России имело непрерывное развитие вплоть до кон. XVIII в., однако в последний период произошло заметное снижение художественного и технического уровня. Многообразие иконографических сюжетов, богатство и разнообразие орнаментации, особенности стиля и своеобразие технологии изготовления Б. тесно взаимосвязаны со временем создания произведения. Однако широкое распространение аналогичных образцов тиснения, простота перевоза матриц и легкость изготовления затрудняют ее атрибуцию и связь с тем или иным художественным центром Др. Руси. В XIX в. Б. вытесняет штамповка, более производительная и дешевая по себестоимости техника. Отдельные мастера, близкие к старообрядчеству, работали в технике ручного тиснения вплоть до нач. XX в. Были попытки возродить технику Б. и у отдельных ювелирных фирм в XIX - нач. XX в., напр. «Т-во П. И. Оловянишников С-вья». Лит.: Постникова-Лосева М. М. , Платонова Н. Г. , Ульянова Б. Л. Золотое и серебряное дело XV-XX вв. М., 1983; Гордиенко Э. А. , Трифонова А. Н. Каталог серебряных окладов новгородского музея-заповедника//Музей 6. М., 1986. С. 209-261; Игошев В. В. Символика окладов икон XV-XVII веков//Искусство христианского мира. М., 1999. Вып. 3. С. 113, 118-119; он же. Опыт атрибуции серебряной и золотой басмы XV-XVII вв.//Экспертиза и атрибуция произведений изобразительного и декоративно-прикладного искусства: Мат-лы 4 науч. конф. ГТГ. М., 2000. С. 30-39; Стерлигова И. А. Драгоценный убор древнерусских икон XI-XIV вв. М., 2000. С. 132, 198, 221-223. |
|
|
