| В нач. XVIII в., при Петре I, получение подарков в России делегациями из КПЦ и др. Восточных Церквей было упорядочено. На нужды К-поля и др. Патриархатов теперь из российской казны регулярно выплачивались определенные суммы. В 1735 г. были установлены т. н. палестинские штаты, по которым раз в 5 лет КПЦ и др. Церквам выплачивалось по 500 р. Тем самым прежние контакты КПЦ с Россией были сохранены, но для русских они потеряли всякий политический и престижный смысл. Роль духовного ориентира, к-рую пыталась играть КПЦ для изолированной от европ. мира России, была утрачена. У К-польской Патриархии более не было перспектив установления личных и доверительных отношений с русскими монархами. Отношение к ним в Москве и С.-Петербурге от традиц. демонстрации почтения и церковно-политической значимости сменились взглядом на архиереев КПЦ как на обычных просителей. Внутреннее положение Патриархии КПЦ в XVIII в. существенно не улучшилось. Патриарший престол по-прежнему был очень нестабилен: за столетие смена предстоятеля КПЦ происходила 32 раза и многие из патриархов возводились на престол по неск. раз. В то же время неизбежным следствием бесконечной борьбы за Патриаршество, долгов и финансовых махинаций вокруг Патриархии стал фактический паралич системы управления Церковью. Европ. путешественники в XVII-XVIII вв. неоднократно отмечали крайнюю бедность греческих священников и провинциального епископата в противоположность Патриархии. Усилия по развитию образования среди клира КПЦ в XVI - нач. XVII в. фактически не дали положительных результатов. В XVII-XVIII вв. значительная часть священников были неграмотны; они наизусть заучивали тексты литургии и другого чинопоследования. Степень упадка клира была такова, что при патриархе Паисии II (1726-1733, 1740-1743, 1744-1748, 1751-1752) Синод вынес специальное определение о том, что священнический сан должны получать лишь лица образованные (грамотные) и отличающиеся нравственным поведением. Такое определение выглядело бы как бессмысленное в другие исторические эпохи, для XVIII в. было бесполезным, поскольку КПЦ в то время не могла набрать достаточно образованных кандидатов для рукоположения в священнический сан. |
| Арх.: РГАДА. Ф. 396 (Оружейная палата). Лит.: Забелин И. Е. Мат-лы для истории рус. иконописания. М., 1850; Викторов А. Е. Описание записных книг и бумаг старинных дворцовых приказов. СПб., 1877-1883. 2 вып.; Филимонов Г. Д., Яковлев Л. П., сост. Опись Московской Оружейной палаты. М., 1884-1893. 7 ч. в 10 т.; Ровинский. Обозрение иконописания; Успенский А. И. Царские иконописцы; он же. Столбцы бывш. архива Оружейной палаты. М., 1912-1914. 3 вып.; Грабарь И. Э. Симон Ушаков и его школа// Он же. История рус. искусства. М., 1913. Т. 6. С. 425-454; Гос. Оружейная палата Моск. Кремля: Сб. науч. тр. по мат-лам ГОП. М., 1954; Овчинникова Е. С. Портрет в рус. искусстве XVII в. М., 1955; она же. Иосиф Владимиров: Трактат об искусстве//ДРИ. 1964. [Вып.:] XVII в. С. 9-61; Молева Н. М. Цеховая организация художников в Москве XVII-XVIII вв.//ВИ. 1969. 11. С. 43-54; Брюсова В. Г. Рус. живопись XVII в. М., 1984; Павленко А. А. Организация живописного дела в Москве во 2-й пол. XVII - нач. XVIII в.: АКД. М., 1989; Бусева-Давыдова И. Л. О концепциях стиля рус. искусства XVII в. в отеч. искусствознании//Проблемы рус. средневек. худож. культуры. М., 1990. С. 107-117. (ГММК: Мат-лы и исслед.; 7); она же. Новые иконогр. источники рус. живописи XVII в.//Рус. искусство позднего Средневековья: Образ и смысл. М., 1993. С. 190-206; она же. Восток и Запад в рус. культуре XVII в.: К проблеме нац. самоидентификации//Рус. искусство между Западом и Востоком. М., 1997. С. 85-103; она же. О духовных основах поздней рус. иконы//Вопросы искусствознания. 1997. 1. С. 182-196; она же. «Свое» и «чужое» в рус. культуре XVII в.//Искусствознание. 1998. 2. С. 293-302; она же. Культура и искусство в эпоху перемен: Россия 17-го ст. М., 2008; она же. «Школа Оружейной палаты» и старообр. иконопись: К постановке проблемы//Коломенское: Мат-лы и исслед. М., 2011. Вып. 13. С. 255-271; Силаева Е. И. Произведения иконописцев Оружейной палаты Моск. Кремля из собр. Останкинского дворца-музея: Кат. М., 1992; Смирнова Э. С. |
| язык и сохранить его чистоту, поднять уровень нравственности среди современников. Они создали выдающиеся произведения грузинской художественной и исторической лит-ры, памятники груз. законодательства. Также они занимались восстановлением разрушенных завоевателями церквей и мон-рей. Мцхета с мон-рем Самтавро и собором Светицховели. Общий вид. Фотография. Кон. XIX — нач. ХХ в. Мцхета с мон-рем Самтавро и собором Светицховели. Общий вид. Фотография. Кон. XIX — нач. ХХ в. В результате распада единого гос-ва и невозможности противостоять внешней угрозе из юрисдикции ГПЦ постепенно вышли Зап. Грузия (XV в.) - Абхазский (Западногрузинский) Католикосат ; омусульманившийся после набегов Тамерлана Сев. Кавказ; Ахалцихский пашалык (XVII в.); Вост. Кахети (Элису и Чар-Белакани), а также юго-вост. часть Квемо-Картли (земли восточнее р. Дебеда, провинции Казахи и Шамшадило). В 1639 г. пров. Тори (Хеоба, Садгери, Гуджарети), входившая до этого в состав Самцхе и принадлежавшая Ацкурской епархии, отошла К. 1723-1747 годы стали наиболее тяжелыми в истории К. Политика османов и персов, набеги дагестанцев (лекианоба) и осетин (осианоба) опустошили край. Население К. и Кахети вымирало: оно было обложено большой данью, разорялись целые области, жителей тысячами уводили в плен. Современник событий Вахушти Багратиони так писал об этом: «Не осталось жителей в Мухрани, Картли и Сацициано и местами также в Сабаратиано-Сомхити, кроме как в крепостях» ( Вахушти Багратиони. 1976. С. 118; КЦ. 1973. Т. 4. С. 512). «Демографическая ведомость» от 5 апр. 1770 г. свидетельствует о катастрофической ситуации, сложившейся в Квемо-Картли в кон. XVIII в.: Ташири, Триалети и Каикули (Абоци) являлись полностью «разоренными и обезлюдевшими»; в Сомхити население сократилось до 5%, в Сабараташвило - до 1% (Межкавк. полит. и торг. связи. 1980. Т. 1. С. 34). В К. стали переселяться армяне, осетины и тюрк. племена. Из-за сокращения правосл. паствы К. епархии стали укрупняться, образовывались Манглисская и Тбилисская (XV в.), Тбилисская и Цалкская (XVII в.), Тбилисская и Болнисская (XVIII в.), Самтаврская и Болнисская (XVIII в.), Манглисская и Болнисская (XVIII в.), Тбилисская, Манглисская и Болнисская (нач. |
| Слабые яванские княжества оказались в полной зависимости от Нидерландской Ост-Индской компании, к-рая в сер. XVIII в. стала полновластной хозяйкой острова, за исключением крайней вост. его части, покоренной в 70-х гг. XVIII в. Экономика захваченных территорий была подчинена производству культур, к-рые находили сбыт у европ. торговцев, голландцы положили начало превращению ЮВА в район производства товаров для мирового рынка. С кон. XVII в., когда центр интересов компании окончательно переместился на Яву, основой колониальной системы на архипелаге стала не столько торговая монополия, сколько эксплуатация крестьянства, вначале косвенная, а затем и прямая. На территориях, попавших под их контроль, голландцы создали институт леверенсий - принудительных поставок интересовавших их продуктов (пряностей, олова, золота). Голл. администрация не вмешивалась во внутренние дела княжеств, пока выполнялись леверенсии и не нарушалась торговая монополия. На Яве колонизаторы контролировали местных феодалов, превращая их в агентов компании, оставляя им доходы лишь при условии выполнения всех поставок и распоряжений властей. С нач. XVIII в. компания приступила к принудительному внедрению на Яве культуры кофе. Местные феодалы заставляли крестьян сокращать посевы продовольственных культур и заниматься исключительно выращиванием кофейных деревьев. Урожай кофе по низким ценам сдавался компании. Голландцы в ту эпоху не только не предпринимали попыток принудительной христианизации, но даже не поощряли миссионерской деятельности, чтобы не нарушить тем самым сложившейся религиозно-культурной общности основных районов архипелага. Местная знать превращалась в звено колониальной администрации, но яванское общество сохраняло в основном традиц. социальную структуру, только в нек-рых районах, непосредственно управлявшихся компанией, земля стала сдаваться в аренду. Еще меньшее влияние оказала голл. колониальная система XVII-XVIII вв. на районы И., управлявшиеся местными феодалами. Там социально-политическая система осталась практически неизменной. Преимущество голландцев перед англичанами стало исчезать со 2-й пол. XVII в., когда между ними вновь начались торговые войны. Несмотря на сохранение и даже расширение своих владений, Голландия утрачивала колониальную, морскую и торговую гегемонию. В 3 англо-голл. войнах 2-й пол. XVII в. колониальное и морское преимущество Голландии было сломлено, а 4-я война (1780-1784) закрепила уже англ. превосходство. И. в кон. XVIII-XIX в. |
| В XVII в. территория Марийского края входила в состав Казанской земли и включала части Казанского, Уржумского, Яранского, Царёвосанчурского, Кокшайского, Козьмодемьянского уездов и полностью Царёвококшайский у. Управление краем осуществлял Приказ Казанского дворца, из Москвы в уездные города направлялись воеводы. В XVII в. в крае существовали государственная (ясачные, посадские и казенные земли), помещичья, дворцовая и церковно-монастырская формы собственности на землю. Ведущее место занимала государственная собственность. Более 9/10 населения составляли ясачные люди, остальную часть - дворцовые, монастырские, помещичьи крестьяне, а также служилые, посадские люди и др. Основная масса монастырских крестьян размещалась на правобережье, дворцовых - в среднем течении М. Кокшаги, помещичьих - в Поветлужье, ясачных - по притокам р. Вятки. В XVII-XVIII вв. население края участвовало в событиях Смутного времени , в восстаниях С. Т. Разина (1670-1671) и Е. И. Пугачёва (1773-1775). В 1708-1920 гг. основная территория М. Э. входила в Казанскую губ. В результате губ. реформы 1775 г. имп. Екатерины II Алексеевны почти 2/3 территории Марийского края вошло в Царёвококшайский, Козьмодемьянский, Чебоксарский и Казанский уезды Казанской губ. (в 1781-1796 Казанское наместничество), ок. 1/3 - в Царёвосанчурский (упразднен в 1796), Уржумский и Яранский уезды Вятской губ. (1780-1920; до 1796 Вятское наместничество), остальные земли - в Васильсурский и Макарьевский уезды Нижегородской губ. (1779-1920; до 1796 Нижегородское наместничество). Города Козьмодемьянск, Царёвококшайск и Кокшайск в XVIII в. были немноголюдными, их население в основном составляли русские. В кон. XVII - нач. XVIII в. ясачных марийцев направляли на сооружение каналов, строительство С.-Петербурга, крепостей в вост. части Казанского у., а также на Симбирские селитренные заводы. С 1705 г. они обязаны были выполнять рекрутскую и ряд других повинностей. В 1724 г. ясачные люди Ср. Поволжья были переведены в разряд гос. крестьян и начали выплачивать подушную подать. Кроме подушных и оброчных денег с 1737 г. с государственных крестьян собирали натуральный хлебный налог и различные виды косвенных налогов. В 1732-1737 гг. гос. крестьян направляли на строительство 2-й Закамской оборонительной линии, на ремонт крепостных сооружений Азова, в период русско-тур. войны 1768-1774 гг.- на работы по укреплению юж. крепостей. В XVIII в. в Марийском крае появилась промышленность - стекловаренные, купоросные, полотняные, кожевенные и поташные мануфактуры, к кон. столетия действовали 20 лесопильных предприятий. Главным земельным собственником в Марийском крае в XVIII в. продолжало оставаться гос-во, владевшее более 90% всех земель. В сельском хозяйстве ведущая роль принадлежала земледелию, крестьяне занимались также животноводством, бортничеством, охотой, рыболовством. Часть сельского населения была занята на заготовке и сплаве леса, работала на лесопильных заводах, пополняла ряды работных людей уральских заводов. |
| Лит.: Чистович И. А. Феофан Прокопович и его время. СПб., 1868; Петров Н. И. Археологические заметки: Древнейшие руководства по философии в Киевской Академии//ТКДА. 1887. 1. С. 301-139; 2. С. 298-312; 5. С. 64-94; 7. C. 412-429; 9. С. 122-145; 1888. 1. С. 256-307; он же. Рукописи Иркутской ДС южнорус. происхождения//ТКДА. 1892. Т. 3. 10. С. 305-312; Харлампович К. В. Западно-рус. правосл. школы XVI и нач. XVII в., отношение их к инославию, религиозное обучение в них и заслуги в деле защиты православной веры и Церкви. Каз., 1898; Jab onowski A. Akademia Kijowsko-Mohilaska: Zarys historyczny na tle rozwoju ogólnego cywilizacyi zachodniej na Rusi. Kraków, 1899/1900; Бобров Е. А. Философия в России: Мат-лы, исслед. и заметки. Каз., 1902. Вып. 6; Вишневский Д. К. Киевская Академия в 1-й пол. XVII ст. К., 1903; Голубцов А. П. К вопросу о старых академических тезисах и их значении для археологии//БВ. 1903. Т. 2. 7/8. С. 414-430; Линчевский М. З. Педагогия древних братских школ и преимущественно древней Киевской Академии// Он же. ПСС: В 2 т. К., 1906. Т. 1. С. 46-180; Щурат В. Ykpaïhcьki джерела до icmopiï фiльocoфiï: Icmopuko-фiлoc. начерк. Льbib, 1908; Титов Ф., прот. Киевская академия в эпоху реформ (1796-1819). К., 1910-1915. 5 вып.; он же. Стара вища ocbima в Kuïbcьkiй Ykpaïhi XVI - поч. XIX в. К., 1924; Пелех П. М. Психология в Киево-Могилянской коллегии XVII в.: Дис. К., 1949; Нариси з icmopiï bimчuзhяhoï ncuxoлoriï (XVII-XVIII ст.). К., 1952; Ломонос-Ровна Г. З icmopiï фiлocoфiï в koлeriï: («Niдpyчhuk лoriku» Й. Кононовича-Горбацького)//Haykobi зап./Ih-m фiлocoфiï АН УРСР. К., 1961. Т. 7. С. 24-39; Табачников I. А. З icmopiï фiлocoфcьkoï думки в akaдeмiï 1-й пол. XVIII ст.: (Стефан Яворський i Феофан Прокопович)//З icmopiï фiлocoфcьkoï думки на Ykpaïhi. К., 1963. С. 3-33; Nлeчkaйmic Р. М. Укр. фiлocoфcьki рукописи XVII-XVIII ст. у Лumbi//Фiлocoфcьka думка. 1971. 1. С. 110-116; Biд Вишенського до Сковороди: З icmopiï фiлocoфcьkoï думки на Ykpaïhi XVI-XVII ст. К., 1972; Hiчuk В. |
| Лит.: Модест (Стрельбицкий), еп. О церковном Октоихе. Екатеринбург, 18782. С. 82-88; Борзецовский С. , диак. [впосл. иером. Серафим]. Объяснение догматиков восьми гласов. М., 18792; Σωφρνιος ( Εστρατιδης ), μητρ. Ο γιος Ιωννης Δαμασκινς κα τ ποιητικ ατο ργα//Να Σιν. Ιεροσλυμα, 1932. Τ. 27 . Σ. 28-44, 111-123, 165-177, 216-224, 329-353, 415-472, 704-711; Tillyard H. J. W. The Hymns of the Octoechus. Copenhagen, 1949. Pt. 2. P. XIV, 105-162. (MMB; 5); Θεοδρου Α. Τα δογματικ Θεοτοκα της Παρακλητικς. Αθναι, 1992. Диак. Михаил Желтов В певческой традиции Напевы Д. сохранились в нотированных Октоихах с XV в., в посл. трети к-рого была зафиксирована относительно устойчивая традиция невменной записи песнопений столпового знаменного распева на 8 гласов (см.: РГБ. Ф. 304. 408. Л. 138 об.- 148, 2-я пол. XV в., и др.). Все последующие варианты Д. знаменного распева (ТСЛ. П И-82. Л. 164-240, XVII в.; РГБ. Ф. 379. 36, 3-я четв. XVII в.; РНБ. Ф. 550. Q.I.504, XVIII в.; Октоих нотного пения. СПб., 1900; Обиход нотного пения Соловецкого мон-ря. СПб., 1912. Ч. 1 и др.) сохраняли связь с этой основной традицией вплоть до варианта, используемого в совр. практике старообрядцев (Октай поморский. М., 1911; Октай. М.[: Калашников], 1909) (с небольшими эволюционными изменениями в нотации). В совр. старообрядческой богослужебной практике Д. всегда исполняются «в розвод», т. е. столповым знаменным распевом. С XVII в. распространяются Д. большого распева , имеющего мелизматическую стилистику (РГБ. Ф. 379. 4. Л. 92 об.- 122 об., посл. четв. XVII в. ( Феодора Христианина ); РНБ. Q. I. 537, 1-я четв. XVIII в. (Д. 2-го гласа с указанием: «...в святую неделю вечера и ныне, болшой роспев за еже кадити иерею множество народа и того ради поем косно и с протяжением»); РНБ. Кир.-Бел. 772/1029, кон. XVII - нач. XVIII в.; ГИМ. Син. певч. 105, кон. XVII в.). Как было установлено, Д. распевались также по модели евангельских стихир большого распева (см.: Тюрина О. В. Большой роспев: проблема происхождения и стилистика: Дипл. работа/МГК. М., 2006. С. 105-118. Ркп.). |
| Уже одно это разнообразие невольно вызывало к деятельности по упорядочению и однообразному изложению устава исповеди. Такая необходимость тем настойчивее давала себя чувствовать, если принять во внимание, что при беспорядочности этого устава в нем, со стороны дополнительных статей, оказывалось немало излишнего балласта. Попытки и попытки энергичные к такому упорядочению, по крайней мере со стороны дополнительных статей, сказались еще у русских переписчиков исповедных уставов конца XVI и нач. XVII в. 1251 Но, предпринимаемые частными лицами, они и могли иметь значение только для этих самых предпринимателей. Всеобщего значения в этом случае можно было достигнуть только печатным изданием устава исповеди, когда за упорядочение и однообразное изложение его кроме частных лиц, должны были взяться и имевшие к тому большую возможность представители власти Русской церкви. Что же сделала в этом случае печать и какова была историческая судьба печатного русского устава исповеди? Это будет предметом дальнейшего нашего исследования. Глава VI. Устав исповеди в Русской церкви со времени появления его в печати Общие условия разнообразия печатного устава исповеди в Русской церкви XVII в. Юго-западные издания чина исповеди за XVII в. Острожское издание 1606 г. и его отношение к чину исповеди по рукописям. Виленское издание 1618 года и его значение в последующее время. Обозрение и анализ устава исповеди по требнику митр. Петра Могилы . Сводные печатные издания чина исповеди на юго-западе. Киевское издание 1620 г. и его судьба на юго-западе Русской церкви. Историческое обозрение печатного чина исповеди в северо-восточной Русской церкви до времени Никона. История чина исповеди там-же во второй половине XVII века. Чин исповеди по русским требникам и нарочитым официальным изданиям за XVIII и XIX вв. Рукописные исповедные чины в русской практике XVII – XVII вв., – обзор наиболее важных их редакций и условия появления их. Специальные (оригинальные и переводные) практические руководства для совершения самой исповеди в Русской церкви на XVII и XVIII вв. Подобные же официальные и частные руководства в текущем столетии. Несколько замечаний о современной практике в деле совершения исповеди. |
| В. Е. Адодуров и В. К. Тредиаковский для обозначения взрывного Г предлагали ввести в рус. азбуку букву («га», усеченное от «гамма»). Активным противником этого нововведения был Ломоносов, в ходе полемики написавший стихотворение «О сомнительном произношении буквы Г в российском языке» (1748-1754). Буква начертание к-рой восходит к курсивному или декоративному начертанию греч. буквы «гамма», известна на Руси с XIV в. (напр., в надписях на хранящейся в ГТГ иконе вмц. Варвары из Углича, кон. XIV в.). Данная буква была кодифицирована в «Грамматике церковнославянского языка» Мелетия (Смотрицкого) 1619 г. (исключена из московского издания 1648 г.) для написания слов, заимствованных из греч. и лат. языков: , , , . («гамма», «кгамма») вошла в букварную традицию Юго-Зап. Руси для обозначения взрывного звука [г]. Ранее, начиная с XIV в., в деловой письменности Юго-Зап. Руси для обозначения взрывного Г (в основном в иностранных именах и заимствованных словах) использовалось сочетание «гк» (напр., «Скиригкаило» в договорной грамоте 1386 г. смоленского кн. Юрия Святославича с польск. кор. Владиславом (Ягайло) . В совр. укр. языке обозначает взрывной звук, фрикативный звук передается буквой Г. Начертание буквы в кириллице восходит к унциальному варианту греч. буквы «гамма» (Г), к-рая по рисунку и названию представляет собой видоизменение финик. знака «гимель» (верблюд) . В уставных и полууставных почерках на протяжении всего периода их существования начертание буквы отличается исключительной устойчивостью. В южнослав. рукописях нач. XIII в. ( Вуканово Евангелие , Боянское Евангелие ) встречается особое начертание в форме лат. F - «двойное» или «с молоточком» ( Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография. Л., 1928. С. 183). Начертание печатной буквы в XVIII в. воспроизводило рукописный полуустав. Совр. вариант рукописных начертаний оформился на основе нового московского письма (канцелярского курсива) кон. XVII - нач. XVIII в. и ренессансного шрифта «антиква» и вошел в широкий обиход в нач. XVIII в., после реформы гражданского алфавита. Отличающиеся друг от друга рукописные начертания строчной и прописной буквы - восходят к скорописи XVIII в., воспринявшей нек-рые начерки юго-западнорус. (киевской) скорописи XVII в., в частности для Г - . |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АСПИД [Аспида; греч. σπις, οπδα], ядовитая змея, упоминаемая в Свящ. Писании (Быт 49. 17; Втор. 32. 33; Иов 20. 14; Пс 57. 5-6, 90. 13, 139. 4; Ис 11.8, 14.29, 30.6; Притч 23. 32; Рим. 3. 13). Развитию образа А. в христ. книжности послужил фрагмент из 57-го псалма: « » (5-6). «Физиолог» визант. редакции описывает А. как существо, «имающи лепоту дивну», но наделенное кровожадным нравом: самка во время совокупления убивает самца, а рождающиеся дети прогрызают чрево матери; в нек-рых списках упоминаются также смертоносный взгляд А. (ср.: василиск, Горгона) и его дыхание, сжигающее все вокруг. Чтобы поймать А., охотники используют ветки омелы и одежду из пропитанной уксусом травы, бросают перед ним воловий навоз (испытывая к нему пристрастие, А. открывает уши и становится уязвим), произносят заклинания. В древнерус. азбуковниках А.- мифическая крылатая змея, с птичьим носом и раздвоенным хвостом, не переносящая звука трубы. Ловцы изматывают А. беспрестанной игрой на трубах, а потом хватают его раскаленными железными клещами. В «Собрании о неких собствах естества животных» Дамаскина Студита (рус. списки известны с XVII в.) об А. говорится, что это двуногий ядовитый змей, он не любит звука муз. инструментов и охотники ловят его при помощи органов. Аспид. Миниатюра из " Собрания о неких собствах естества животных " Дамаскина Студита. XVIII в. (РГБ. Унд. 688. Л. 69 об.) Аспид. Миниатюра из " Собрания о неких собствах естества животных " Дамаскина Студита. XVIII в. (РГБ. Унд. 688. Л. 69 об.) В более поздних памятниках (напр., «Книге естествословной», приписываемой Николаю Спафарию , кон. XVII - нач. XVIII в.) появляются нек-рые подробности описания А.: «звериные» уши, крылья, подобные крыльям летучей мыши, тело и хвост покрыты твердой и красивой чешуей, яд содержится не только «в устех», но и в хвосте; «летает прытко» и «велегласно свищет», убивая людей и животных ядовитым дыханием (РНБ. Q.V. 3. Л. 64-64 об., XVIII в.). В сборниках смешанного содержания кон. XVII - нач. XVIII в. А. представлен как мифическое существо, совмещающее в себе черты змеи, человека, василиска и птицы (РГБ. Унд. 628. Л. 416об.; РГБ. Рум. 364. Л. 387об.), как летающий змей (БАН. 33.9.1. Л. 80об.), как водное животное (РГБ. Поп. 74. Л. 33об.). |
|
|
