| Закрылась в сердце грусть, – и смутно Я вспомнил о старине: Тогда все было так уютно И люди жили как во сне. А нынче мир весь как распался: Все кверху дном, все сбились с ног, – Господь Бог на небе скончался, И в аде сатана издох. Живут как нехотя на свете, Везде брюзга, везде раскол, – Не будь крохи любви в предмете, Давно б из мира вон ушел. В наше время эсхатологический и этический аспекты взаимосвязи науки, философии и религии сблизились настолько, что этот вопрос следует рассмотреть особо как характерный феномен современного состояния человечества. Технологии пришли к неизбежному взаимодействию с философскими и религиозными учениями в связи с эсхатологическим характером экологической проблемы. Без привлечения философского и религиозного мировоззрения призывы к сохранению природы и жизни на Земле не находят убедительных обоснований с «чисто научной», или позитивистской, точки зрения. Несмотря на предостережения Ницше, Тютчева, Ортеги-и-Гассета, Бердяева и многих других мыслителей, мы можем сказать, что наука, философия и богословие, или теология, не утратили своей сакральной связи (здесь «наука» берется в узком смысле, поскольку философия и теология также обладают признаками науки). XXI век – итоги наших дней. Реконструируем общую картину взаимосвязи научных, философских и религиозных учений в интеллектуальной истории человечества. В истории европейской культуры можно увидеть волнообразное сближение и расхождение религиозных учений по отношению к философии и науке. Первое сближение: древнегреческие мифы и теогонии, или сказания о происхождении богов и мира, до VIII—VII вв. до Р.Х. в синкретическом мифологическом знании. Первое расхождение : отделение философии от языческой мифологии в Древней Греции и Древнем Риме в период от VII—VI вв. до Р.Х. по III—IV вв. Второе сближение : христианская и арабо-мусульманская религиозная философия в период от II—III и VII—VIII вв. до XIV—XV вв. Второе расхождение : все большее разделение религиозных учений с ренессансной наукой и философией в период от XV—XVI до XIX—XX вв. |
| Получившие известность «остраконы из Ирунья-Велея», якобы найденные Э. Хилем при раскопках рим. г. Велея (ныне Ирунья-де-Ока близ г. Витория-Гастейс, пров. Алава) и содержавшие одно из первых (III в.) изображений Распятия с 3 крестами, надписи на баскском языке лат. шрифтом, а также изображения егип. божеств и иероглифы, оказались поддельными. Вестготская археология (VI-VII вв.) Вотивная корона короля г. Рекесвинта. Гуаррасар. 2-я пол. VII в. (Национальный археологический музей, Мадрид) Вотивная корона короля г. Рекесвинта. Гуаррасар. 2-я пол. VII в. (Национальный археологический музей, Мадрид) Эпохе вестготов в археологии (VII в.) придавали особое значение еще в XIX в., т. к. с этим периодом связана часть «большого нарратива» истории И. Ее воспринимали как время политического и культурного единства, мощи и формирования основ национальной идентичности (Hispanidad): это период могущества Церкви и разработки законодательства. Считалось, что культуру вестготов отличает 3 элемента: тип некрополя, архитектурный стиль, виды металлических и керамических изделий. Вестготы, управляя И. более 250 лет, составляли небольшую часть населения и быстро подпали под влияние местной римско-испан. культуры, внутри к-рой их особый стиль не развился. Поэтому термин «вестготский» используют сейчас в археологии И. как хронологический (VI в.- 711 г.), не связанный с собственно гот. вещами или искусством. Культуру элиты вестготов отчасти характеризуют вещевые клады (крупнейший найден в Гуаррасаре под Толедо в 1858-1861) и отдельные гробницы, напр. мраморный саркофаг (2×0,5 м) в Эль-Туруньюэло (близ Медельина, пров. Бадахос; ок. 600), в к-ром сохранились украшения из золота, в т. ч. круглая брошь (диаметр 5 см) с изображением сцены «Поклонение волхвов» и 4-строчной греческой надписью (Национальный археологический музей, Мадрид). Открытые в кон. XIX в. кладбища и храмы VI-VII вв. активно исследуют с 20-х гг. ХХ в. ( Zeiss. 1934). В последние 50 лет археологические раскопки затронули города и сельские поселения вестгот. |
| Vol. 1. P. 215-227; eadem. Reliefs on Georgian Stelae within the System of Early Byzantine Arts//Acts: 18th Intern. Congr. of Byzantine Studies: Select. Papers. Moscou, 1991. Shepherdstown (WV), 1996. Vol. 3: Art History, Architecture, Music. P. 171-179; eadem. Stèles géorgiennes en pierre. Lugano, 1997; она же. Каменные кресты Грузии. Тбилиси, 1998; eadem. Early Medieval Stelae in Georgia in the Contexte of East Christian Art//Ancient Christianity in the Caucasus. Richmond, 1998. P. 83-96. (Iberica Caucasica; 1); eadem. Remarques sur l " iconographie de la Crucifixion sur les stèles géorgiennes du Haut Moyen-Âge//Byz. 2000. T. 70. Fasc. 1. P. 91-104; она же. Фрагмент стелы из селения Сацхениси//ПКНО, 2000. М., 2001. С. 167-177. К. Мачабели Фрагмент мозаики пола церкви в Бичвинте. IV–V вв. Традиция украшения церковного интерьера изображениями известна в Грузии с раннехрист. периода. Один из древнейших образцов - мозаики V в. пола кафедрального собора в Бичвинте (совр. Пицунда), обнаруженные при археологических раскопках. Подобно совр. им памятникам христ. Востока, на этих мозаиках представлены в основном символические образы и орнаментальные мотивы. Первые образцы христ. монументальной живописи - настенные мозаики и фрески - известны с VI-VII вв. Монументальный декор Джвари (586/87-604), Цроми (30-е гг. VII в.), Тетри-Удабно (VII-VIII вв.) органически сочетался со строгим, классическим стилем раннесредневек. зодчества. До кон. Х в. живопись украшала только главные части интерьера груз. храмов, алтарь и купол, др. части оставались без декора. Искусная каменная кладка с чередованием горизонтальных и вертикальных рядов, теплый цвет камня в сочетании с монументальной живописью составляли единое художественное целое. С раннего периода сложились 2 вида декора: т. н. аниконический, включавший только символические образы, орнаментальные мотивы и надписи (напр., 1-й слой декора Атени Сиони, VII в.), и фигуративный, с образами святых. В выборе изображений и богословской программы груз. раннесредневек. росписи в значительной мере восходят к монументальному искусству Св. земли. Одна из главных идей, воплощенных в мозаиках и фресках той эпохи,- это непреходящее величие Иисуса Христа. Важнейшей частью монументального декора было помещаемое в сфере купола рельефное изображение креста, нередко покрытое росписью. Иконоборческое движение, охватившее в VIII-IX вв. большую часть восточнохрист. мира, не коснулось Грузии, где устойчивость традиции поклонения иконам ярко выражена в непрерывном развитии художественного творчества раннего средневековья. Фактически неизменными остались те древнейшие темы и образы христ. искусства, большинство к-рых оказались забытыми в этот и последующие периоды в Византии. Распятие. Роспись церкви мон-ря Саберееби. IX–X вв. |
| В рукописи Кекел. A 86, кон. X в., изданной прот. К. Кекелидзе ( Кекелидзе. Литургические груз. памятники. С. 1-32; он же. Древнегруз. Архиератикон. 1912), сохранились древние иерусалимские чины хиротоний и хиротесий (чины поставления чтеца, иподиакона, диакониссы, диакона и архидиакона, пресвитера, хорепископа, епископа и католикоса; кроме Кекел. А 86 нек-рые из этих чинов встречаются и в поздних списках - Кекел. A 450 и А 420, XVI в.; Кут. 12, XVII в.), имеющие параллели в литургико-канонических памятниках IV-V вв. (в «Апостольских постановлениях» и в «Завещании Господа нашего Иисуса Христа») и сир. источниках (см.: Brakmann. 2004), а также чин освящения антиминса (здесь - переносного престола; см. ст. Освящение храма ). II. Иерусалимский Лекционарий, т. е. указатель библейских чтений и отдельных песнопений на весь год согласно древней иерусалимской богослужебной практике, сохранился только в арм. и груз. переводах, из к-рых арм. отражает более раннюю (примерно V в.), а груз.- более позднюю (примерно V-VII вв.) стадии развития богослужения Св. града. В ГПЦ иерусалимский Лекционарий вплоть до кон. X в. исполнял функцию Типикона, регулируя литургическую жизнь в течение всего церковного года. Фрагменты первоначальной груз. редакции этого памятника содержатся в т. н. ханметных текстах (ркп. Graz. geo. 2058/1), датированных VII в. и отражающих практику сер. V в. Грацская рукопись включает евангельские чтения вечерни Великой субботы, утрени и вечерни Пасхи, вечерни Антипасхи, а также чтения Кресту (см.: Шанидзе А. 1944). В нижнем слое палимпсестных листов рукописи Кекел. Н 999 Л. Каджая обнаружила ханметные фрагменты Лекционария VI-VII вв. с чтениями на Великий вторник и среду. Эти фрагменты указывают на возможность существования груз. Ханметного Лекционария в полном виде, на основе к-рого в результате прибавлений и изменений на рубеже VII и VIII вв. сформировалась пространная версия Лекционария. Ап. Лука. Миниатюра из Гелатского Четвероевангелия. XI–XII вв. (Кекел. Q 908) |
| X. Указ. соч. – С. 246). Аналогичный случай демонстрирует склеп (4), к востоку от офицерских флигилей у херсонесского шоссе (Лепер P. X. Указ. соч. – С. 250). Кувшины «белого лака», вероятно, поливы, были найдены среди массы костей, смешанных с землей, в склепе (26) у северо-восточной подошвы Девичьей горы, который действовал с позднеримского времени (Лепер P. X. Указ. соч. – С. 225). «Большим количеством костей, перемешанных с землей», был заполнен склеп обычной трапецевидной формы с монетами II–III вв., Валентиниана I, Василия I и Романа I (920–944). Склеп с подпорным столбом по центру камеры использовался под массовые захоронения, но единственная найденная здесь византийская монета точнее не определена. Склеп 2293, также с подпорным столбом и с тремя нишами лежанками, содержал метровый слой костей, среди которых оказалось 300 черепов. Им сопутствовали вещи VII–IX вв. (часть поясной бронзовой пряжки в форме креста, бронзовая серьга в виде кольца с шариком, 6 серег в виде гладких колечек, проволочный детский браслет с концами в виде крючков), а также две монеты Василия I, одна – Льва VI (886–912), одна – Романа I и три – Романа II (959–963). Подобная картина наблюдалась в склепе и в склепе 1662, где был слой костей толщиной метр (сверху лежало известняковое надгробие IX–X вв. в виде креста в круге на постаменте с упоминанием имени Георгия Мамсиа, а среди материала – украшения, бижутерия, светильники II–III, III–IV вв., бальзамарии, монеты II–III вв., одна позднебоспорская монета, 5 монет римских императоров IV в.) (Косцюшко-Вапюжинич К. К. Отчет о раскопках ...в 1905 году. – С. 75–77) В склепе (раскопки 1914 г.) оказались 10 стеклянных бус, бронзовое колечко, три характерные византийские крестовидные пряжки и две монеты Льва V Армянина (813–820), что указывает на функционирование комплекса с конца VI–VII вв. до IX в. включительно (Якобсон А. Л. Указ. соч. – С. 275, рис. 140; ср.: Айбабин А. И. Хронология могильников Крыма позднеримского и раннесредневекового времени. |
| Ее свод поддерживали 336 колонн; находилась в центральной части города, недалеко от Св. Софии и Халкопратии. Баил (балби) – наместник, управитель в Латинской Романии. Бакиртзис (Bakirtzis) Харлампос – известный греческий византинист последней трети ХХ – начала XXI вв., специалист в области византийской архитектуры, знаток памятников Фессалоники, хранитель византийских древностей, профессор византийской археологии в Университете Аристотеля (Фессалоника, Греция). Бакла – один из «пещерных» городов V-XIII вв., расположенный в 2 км к востоку от с. Скалистое Бахчисарайского района Автономной республики Крым и в 18 км от Симферополя. Здесь находятся более 100 вырубленных в скале пещер-крипт, христианских церковно-погребальных комплексов, зерновые ямы, тарапны-винодавильни и т. д. Фортификационное строительство велось на Б. с участием Византии во второй половине VI – первой половине VII вв. и в середине IX в. Основное число усадеб относится к VI-X вв., некоторые из них просуществовали до последней четверти XIII в., когда город погиб от набега монголо-татар. Систематические раскопки проводятся с 1961 г. Балаклава – городок, расположенный в 17 км южнее Севастополя. До 1957 г. – самостоятельный город, затем часть Балаклавского района Севастополя. Название в переводе с турецкого означает «Рыбье гнездо». Расположена на берегу изогнутой живописной бухты, окруженной горами. В VII-VI вв. в Б. находились поселения тавров, позднее – древних греков, которые называли бухту Симболон Лимен – «Залив предзнаменований (символов)». Во II-III вв. здесь размещался римский военный лагерь, а в ранневизантийское время, возможно, существовало укрепление. В 1357 г. на берегах бухты обосновались генуэзцы, возведшие укрепления на Восточном мысе (Крепостной горе) над входом в гавань и назвавшие поселение Чембало. В 1433 г. оно было захвачено владетелем княжества Феодоро Алексеем I (Старшим). В 1434 г. генуэзская экспедиция на 20 кораблях с пушками и 6000 наемниками под командованием рыцаря Карло Ломеллини отвоевало Чембало, заодно захватив Каламиту и разорив часть селений и укреплений Готии. В 1475 г. крепость была захвачена турками-османами и перестроена, город и порт разрушены. |
| На изготовление склепа (2403) в ранневизантийский период указывает кладка его передней стены из типичной плоской плинфы на цемянке, но в самой камере оказались «кости от многих остовов в беспорядке», которым сопутствовали светильник III–IV вв., четыре раннесредневековые бронзовые серьги в виде гладких колечек, серьга VII–VIII вв. с остроконечной подвеской и медная монета Василия I, указывающие на использование добротно сделанной, оштукатуренной цемянкой усыпальницы вплоть до X в. 1517 . В том же районе кладбища, в 15 м к юго-востоку от башни Зинона в 1908 г. Н. И. Репниковым был вскрыт большой склеп исключительно своеобразного, сложного, «пещерообразного» устройства (общая ширина – 8,9 м, а длина с дромосом – 6,2 м), какой принято относить к ранним вариантам склепов. Над его входным отверстием (1,10 х 0,80 х 0,50 м) в скале была высечена крупная, но сравнительно мелкая, не глубокая ниша-аркосолий (1,64 х 1,30 х 0,39 м), возможно, для установки иконы или плоского надгробного памятника, стелы, а в полу склепа вырублено для погребений восемь отдельных ящиковидных могил (рис. 417). Он был заполнен до верха сильно истлевшими костяками более тысячи покойников, среди которых оказалась найдена золотая монета Тиверия Маврикия, а также семь бронзовых поясных пряжек типичных византийских типов VII–VIII вв., указывающие приблизительно на время функционирования этой, вероятно, общественной усыпальницы раннесредневекового Херсона 1518 . Там же, в 40 м от башни Зинона находился склеп с пятью нишами-лежанками, прямоугольный вход в который остался заложен грубо отесанной известняковой плитой (рис. 418) 1519 . В нем тоже хоронили, очевидно, в течение долгого времени, поскольку во всех нишах истлевшие костяки лежали мощными слоями, достигавшими толщины 0,19–0,36 м. Находка золотой сережки типа, встречающегося в раннем слое могильника Суук-Су VI–IX вв., трех медных проволочных сережек-колечек, очень популярных в силу своей дешевизны, бронзового браслета с заходящими друг на друга концами, двуручного кувшина, который по форме сближается с раннесредневековыми амфорами, а также херсонской монеты Василия I свидетельствует в пользу того, что усыпальницу если не регулярно, то периодически могли использовать c VI–VII вв. |
| М.Я.Сюзюмов Скачать epub pdf Византийское общество Византийское общество второй половины X в. относительно хорошо изучено. К этому времени рабский труд уже давно перестал служить основой общественного производства; с VII в центральной фигурой в производстве и в деревне, и в городе стал трудящийся, самостоятельно ведущий свое мелкое хозяйство. В деревне VII-IX вв. это было мелкое частнособственническое хозяйство пахарей, виноградарей, скотоводов, объединенных в крепкие общины, внутренняя жизнь которых регулировалась деревенским обычаем, а также сложившимся в конце VII в. Земледельческим законом. Кроме того, на эти же хозяйства распространялось действие норм общегосударственного гражданского, уголовного и церковного канонического права. Домохозяева платили государственные налоги и выполняли государственные повинности. Крестьяне общины были тесно связаны хозяйственными интересами – они стремились сохранить земли общины от перехода во владение посторонних лиц (Новелла XIX Льва VI. Ц.-Л., III, 220–221). Время VII-IX вв. – период подъема крестьянского хозяйства и вместе с тем время относительного упадка крупного землевладения и ослабления тех элементов феодальной эксплуатации, которые уже пробивали себе дорогу в Позднеримской империи. Вполне закономерным с точки зрения развития классового общества было стремление господствующих кругов подчинить трудовое крестьянство. Эта тенденция отчетливо проявилась уже в начале IX в., ответом на нее были народные движения (участие народных масс в восстании Фомы Славянина и в павликианском движении). К концу IX в., когда ускорилось развитие товарного обращения в городах и когда главные очаги народных движений были подавлены, наступление на крестьянство стало усиливаться, упрочивались новые формы эксплуатации: с одной стороны, ремесленно-торговой и ростовщической верхушки города, с другой – крупных землевладельцев в деревне. Лев VI реципировал римское право Юстиниана, а вместе с этим и те установления, которые легализовали элементы феодализации в Позднеримской империи. Таким образом эти нормы проникли в действующее право X в. – «Василики». Все виды эксплуатации трудящихся со стороны крупных землевладельцев стали полностью законными в новой обстановке (см.: Вас. 55, 1). Именно эту рецепцию позднеримского законодательства успешно использовали в своих интересах феодализирующиеся круги византийской знати (см.: Сюзюмов. 1953, 72–87). Отметим, что и в самом деревенском управлении нормы Земледельческого закона с течением времени стали применяться и к зависимой общине, если в первоначальной редакции Закона речь шла только о свободном крестьянстве, то в более поздних редакциях к Закону был добавлен эдикт Зотика 512 г. (префекта претория при Анастасии) о принудительном возврате беглых в деревню, что совершенно не соответствовало положениям Земледельческого закона ранних редакций VII-X вв. (см. Цахариэ, 1894; 251, 258; Георгеску, 1969). |
| Собственно текст Л. П. Д. согласно к-польской традиции сохранился в рукописях с кон. VIII в. и далее, а тексты палестинской Л. П. Д. ап. Иакова и сир. чинов Преждеосвященной литургии - в рукописях начиная с X в. Впрочем, сами эти тексты явно датируются более ранним временем, чем древнейшие содержащие их списки,- напр., груз. перевод Л. П. Д. ап. Иакова, по мнению С. Верхельста, был выполнен в VII или даже VI в. Действительно, из процитированных выше свидетельств хорошо видно, что уже к нач. VII в. Л. П. Д. практиковалась немалое время, поскольку она упоминается в качестве вполне обычного последования. С др. стороны, в достаточно подробных описаниях иерусалимского богослужения IV-V вв.- «Паломничестве» Эгерии и арм. версии древнего иерусалимского Лекционария - никаких упоминаний о Л. П. Д. в разделах о Великом посте и Страстной седмице не содержится, так что в Палестине она появилась не ранее сер. V в. (скорее, в VI в.). В груз. версию древнего иерусалимского Лекционария, отражающую практику VI-VII вв., Л. П. Д. уже включена. В свою очередь в сиро-яковитской традиции установление Л. П. Д. приписывается Севиру Антиохийскому, что не обязательно соответствует действительности, но все же является еще одним указанием на VI в. как на вероятное время появления Л. П. Д. на Востоке. На лат. Западе «месса Преждеосвященных» в конце службы чтений Великой пятницы впервые описывается в древней редакции Геласия Сакраментария , сохранившейся в рукописи Vat. Reg. Christin. lat. 316, ок. 750 г., но сформировавшейся примерно за полвека до того. Впрочем, нек-рые лат. монашеские уставы уже в VI в. предписывали братии ежедневно причащаться Преждеосвященными Дарами ( Alexopoulos . The Presanctified Liturgy. 2009. P. 124-126), но их указания, к-рые подробнее будут рассмотрены ниже, не получили продолжения в последующей традиции. В древнейших лат. источниках причащение Преждеосвященными Дарами предваряется простым «Отче наш» (с обычными вступлением и завершением) и совершается в молчании, т. е. к.-л. чина, подобного восточным, по сути, нет. |
| д.), имела блестящее развитие в странах Закавказья в VII в. Искусство этих стран почти никогда не включают в историю визант. архитектуры, объясняя их местонахождением за пределами В. и. и особым положением Армянской Апостольской Церкви. Архитектурные памятники VI-VII вв. чаще всего рассматривают в связи с их влиянием на формирование типологии средневизант. храмов ( Krautheimer. 1986. P. 321-330). Но в IV-VI вв. зодчество стран Закавказья было целостным явлением и частью ранневизант. архитектуры, до кон. VII в. развивалось в тесном контакте с ней. Несмотря на раннее строительство центричных и крестово-купольных храмов (Эчмиадзин, Текор), основными типами церквей до кон. VI в. были 1-нефные постройки и базилики. Они не имели атриев и нартексов, но многие были снабжены внешними галереями (Сион в Болниси, кон. V в.). Апсида могла фланкироваться 2 помещениями, а снаружи была скрыта за стеной вост. фасада или выступала граненым объемом. Особенности кладки с бетонной сердцевиной конструкций, разделение нефов аркадами на столпах способствовали быстрому переходу на сводчатые перекрытия. Связи этого искусства по преимуществу с юго-вост. областями М. Азии, а также с Сирией и Месопотамией заметны в нек-рых планировочных решениях и системе декора. Расположение вокруг Чёрного м. определяло архитектурные связи между К-полем и вост. частью Балкан, севером М. Азии, Крымом, Вост. Причерноморьем. Варианты планов и структур визант. архитектуры на Балканах встречаются и в Вост. Причерноморье (Колхиде), где наряду с базиликами, разделенными на нефы квадратными, близко поставленными столпами, напр. в Цандрипше (VI в.), 3 в Питиунте (не ранее 2-й пол. V в.), встречаются храмы с продольно вытянутыми опорами, длина к-рых превосходит пролеты соединяющих их арок, напр. церкви в Алахадзы (кон. V - нач. VI в.); центричные структуры, напр. октагон в Сухуми (древний Севастополис) (IV-V вв.?), план к-рого имел форму развитого креста, все рукава, в т. ч. восточный,- прямоугольные, под сенью центрального шатра (купола?), опиравшегося на 8 столпов, располагалась небольшая постройка с входом на западе и полукружием на востоке, имевшая сиденья вдоль стен ( Хрушкова. |
|
|
