| P. 365). Несмотря на используемую терминологию, Молинос не говорил прямо о растворении души в Боге; т. о., речь у него идет не о сущностном уничтожении как о прекращении бытия, но об уничтожении как о прекращении всякой самостоятельности мышления и воления: оставаясь собой, душа более не действует сама, но пребывает в высшем покое и мире покорности Богу. В этом состоянии наивысшего совершенства «Бог живет в душе», делая ее «одухотворенной, преображенной и обоженной (deificada)» (Ibid. P. 363-364). Наиболее ранние выступления католич. богословов против трактата Молиноса были связаны не столько с содержавшимися в нем квиетистскими мотивами, сколько c пренебрежительным отношением к мистической медитации, вызвавшим возмущение у практиковавших ее иезуитов. Первая попытка выступить с критикой учения Молиноса была предпринята иезуитом Г. Беллуомо († 1690) в соч. «Значение и порядок обычных и мистических молитв» ( Belluomo G. Il pregio e l " ordine dell " orationi ordinarie e mistiche. Modena, 1678). Не называя в нем Молиноса по имени, автор нападал на учение квиетистов и подчеркивал необходимость поэтапного совершенствования в молитве и созерцании посредством медитаций; он заявлял, что «дарованное созерцание» в земной жизни является редчайшим и кратковременным даром Божиим, поэтому неверно рассуждать о нем как о чем-то, что может испытать каждый и что может длиться как некое непрерывное состояние ( Petrocchi. 1948. P. 91-92). Иезуит П. Сеньери (1624-1694) в написанном с одобрения руководства ордена соч. «Согласие между трудом и покоем в молитве» ( Segneri P. Concordia tra la fatica e la quiete nell " oratione. Venetia, 1680) привел с критическими комментариями представлявшиеся ему ошибочными отрывки из сочинений Молиноса и Малаваля; он защищал «средний путь» в молитвенных практиках и отмечал, что заявление квиетистов о возможности достижения «постоянного» благодатного созерцания без предшествующих ему стадий духовных трудов является соблазнительным новшеством ( Dudon. 1921. |
| Удачей дипломатии К. стал договор с иран. правителями из династии Сефевидов, к-рые отказывались признавать за османами Вост. Анатолию и территорию совр. Ирака. Противоречия между мусульм. державами, умело использованные императором, привели в 1532 г. к началу войны, к-рая в итоге создала более благоприятный фон для мирных переговоров К. и Сулеймана I. После поражения в Алжире императору удалось добиться перемирия (1542). В 40-х гг. XVI в., после смерти венг. кор. Яноша I Запольяи, возобновились военные действия на Балканах: в 1541 г. под предлогом защиты прав законного наследника, малолетнего Яноша II Жигмонда, турки захватили Буду и Пешт, в 1543 г.- Секешфехервар и др. крупные города. Командовавший имперскими войсками Фердинанд I не мог противостоять тур. армии, и султан, не желавший продолжения боевых действий на Балканах в условиях войны с Сефевидами, принудил К. и Фердинанда к перемирию. В подписанном 19 июня 1547 г. в Адрианополе (Эдирне) мирном договоре К. был назван «королем испанским», т. е. единственным императором признавался Сулейман I. Договор узаконил завоевания турок в Венгрии, кор. Фердинанд I сохранил лишь зап. комитаты королевства - от Хорватии до В. Венгрии (ныне территория Словакии) и обязался платить за них султану ежегодную дань. Последние годы жизни Недовольный неудачами своей политики и религиозными уступками, на которые он вынужден был пойти в Германии, еще осенью 1555 г. К. говорил о намерении сложить коронные регалии, но из политических соображений и по настоянию брата публично объявил свою волю в 1556 г.: 16 янв. он отрекся от испан. короны в пользу своего сына Филиппа II, 5-7 сент.- от имп. короны в пользу брата Фердинанда I. После отречения К. уединился в монастыре ордена иеронимитов Сан-Херонимо-де-Юсте в Эстремадуре. Он вел переписку по вопросам политики с Филиппом II, среди его приближенных был Луис де Авила-и-Суньига, главный командор ордена Алькантара и автор «Комментария о немецкой войне, которую вел Карл V, великий римский император, король Испании, в 1546 и 1547 годах» ( Á vila y Z úñ iga L., de. Comentario de la guerra de Alemania hecha por Carlos V, m á ximo emperador romano, rey de Espa ñ a, en el a ñ o de 1546 y 1547. Venetia, 1548 ). Как христианин, К. оставался верным католиком и был дисциплинирован в обрядовых вопросах. Смирение в отречении от власти, а также духовные поиски в последние годы жизни породили слухи о том, что он стал монахом ордена иеронимитов. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание ДУХОВНАЯ МУЗЫКА муз. произведения христ. содержания, не предназначенные для исполнения за богослужением. Д. м. часто противопоставляют светской и в таком понимании к данной области иногда относят чрезвычайно широкий спектр явлений - от богослужебной музыки различных религ. традиций до авторских концертных произведений, написанных на религ. темы или сюжеты; в этом случае в качестве синонимов используются также выражения «сакральная музыка» и «религиозная музыка». Тем не менее в европ. христ. традиции следует отделять Д. м. от музыки собственно церковной. Западная Европа Внелитургическая Д. м.- феномен, уходящий корнями в эпоху средневековья; к нему можно отнести, напр., бытовавшие в устной традиции песнопения христианского содержания, отражающие специфику «народной веры» (нем. народные песни о Деве Марии - Marienlieder), репертуар латиноязычных песенников («Кембриджские песни», «Алая книга» (Libre Vermell)), церемониальные мотеты , а также многотекстовые мотеты позднего средневековья, в к-рых одновременно вокализировались светские стихи на народных языках и духовные лат. тексты, испан. «Песнопения во славу Девы Марии» (Cantigas), приписываемые кор. Кастилии и Леона Альфонсу X Мудрому (1252-1284), и т. д. Однако до эпохи Реформации и католич. Контрреформации нет оснований противопоставлять собственно церковную музыку религиозному искусству за пределами богослужения и храмового пространства; более того, далеко не всегда (как, напр., в случае с произведениями позднесредневекового духовного театра: литургическими драмами , мистериями, мираклями) можно точно определить, где именно и при каких обстоятельствах исполнялась та или иная музыка. Более плодотворным представляется использовать понятие «Д. м.» по отношению к сочинениям религ. характера в рамках европ. концертной практики Нового времени, созданным в условиях свободы религ. мысли. XVII - нач. XIX в. Св. Филипп Нери. Гравюра из кн.: Bacci P. G. Vita del B. Filippo Neri. Venetia, 1645 |
| И вдруг среди такой сгущенной атмосферы воссияло Христианство со своим универсалистическим пониманием и богочеловеческим осуществлением библейских предначертаний. Как должны были фанатичные законники реагировать против этой живой и неотрицаемой реальности, которая опрокидывала все их дело и саму религиозную доктрину? В первом отношении они ответили убийством ненавистного им «мятежника», стараясь изгладить самое имя его ( Деян. 4, 17–18; 5, 28 ), а воплощенную им истину личного божественного Избавителя Библии подменили националистической идеей о мессианизме всего Израиля, как народа Божия и страждущего искупителя за весь грешный, отверженный мир гоев. Библейский текст не мог противоречить этому деспотическому активизму, но обязывался санкционировать его в качестве богоустановленной нормы, и, следовательно, должен быть вполне соответственным сему по всему содержанию. Так у масоретов оно и есть фактически до столь близкого согласия, что это не может не казаться тенденциозным. И если греческая интерпретация LXX вносила дисгармонию, то ее искусственно дискредитировали измышленными диффамациями и ослабляли созданием и поощрением новых греческих переводов, неудовлетворительных и грубых, но более пригодных для иудейского националистического строительства, буквалистически – тупо поддерживавших его библейскую основу. Даже самый традиционный распорядок библейских синагогальных чтений претерпел некоторые антихристианские модификации (см. Ludwig Venetianer. Ursprung und Bedeutung der Propheten- Lektionen. Leipzig, 1909), ибо он допускал персонально- мессианические применения и ограждения, как видно на примерах Христа Спасителя в Назаретской Синагоге ( Лк. 4, 16 и след.) и апостола Павла в Антиохии Писидийской ( Деян. 13, 14 и след.). Все должно подражать и подчиняться стереотипному шаблону под строжайшей цензурой иудейских законников. И нам известно из предания, что духовный возродитель иудейства после Римского разгрома, рабби Акиба, уничтожил все библейские манускрипты, легализовав лишь один текстуальный тип, который размножался и распространялся только в удостоверенных копиях по рассмотрении и разрешении их избранными номистическими вершителями, как и ныне все подлинные Библии еврейского издательства до точности совпадают между собой не просто по тексту, но и в самом распределении его по страницам, строкам, слогам и даже буквам. |
| Первые три области в политическом отношении зависели от praefectus Orientis, как и области Египта и Антиохии, четвертая зависела от praefectus Italiae и составляла особый vicariatus Italiae наряду с vicariatus Romae, о котором мы уже говорили. Пятая область была с самостоятельным проконсульским управлением. Проконсульская Азия составляла особую провинцию с главным городом Ефесом, и в этом же городе находилась резиденция главного митрополита азиатской области. Понт состоял из шести провинций с главным городом Кесарией Каппадокийской, где была и резиденция главного областного митрополита. В этой же области (Понта), в главном городе Вифинии - Никее также был митрополит, но имевший лишь титул, без обычных митрополичьих прав. Фракия состояла из пяти провинций с главным городом Ираклией ( " ε, Heraclea) и своим особым митрополитом. Италия, состоявшая из семи провинций (Liguria, Aemilia, Flaminia seu Picenum annonarium, Venetia, Alpes Cottiae et utraque Rhetia) с главным городом Миланом (Mediolanum) представляла особый vicariatus, находившийся в зависимости от praefectus Italiae Наконец проконсульская Африка была разделена на четыре области (Africa propria, Numidia, Mauritania Caesarensis et Mauritania Sitifensis) с главным городом Карфагеном. Карфагенский митрополит был примасом для всей проконсульской Африки (primas universae Africae); кроме этого был еще один митрополит, местопребывание которого было непостоянно, так как этим митрополитом бывал всегда старейший из епископов, поэтому и митрополичья резиденция бывала в том городе, где находился старший по летам епископ Эти митрополиты (Ефеса, Кесарии каппадокийской, Ираклии, Милана и Карфагена) во время Никейского собора были вполне самостоятельны, независимы и пользовались теми же правами и преимуществами, что и епископы римский, александрийский и антиохийский. Утвердив таким образом права первенствующих церквей, отцы Никейского Собора, чтобы окончательно воспрепятствовать беспорядкам, вызванным Мелетием, благодаря его самовольному поставлению епископов, возобновляют данным своим правилом то, что уже в главных чертах было изложено в четвертом правиле, повелевая, чтобы эти предписания соблюдались безусловно каждым без исключения и были у всех как бы перед глазами (ου ε ο εεο). |
| Вот и все, что я написал тебе в защиту правильности своей веры. Если где-нибудь здесь есть ошибки, то я не настолько самолюбив, чтобы отстаивать любой вздор только потому, что я его однажды изрек, даже против более правильного мнения. Ведь от нас самих не происходит никакого блага, и потому нам незачем любить наши собственные мнения. Все блага – от Того, Кто один только благ, и потому нам следует скорее почитать благом то, что предписывает нам эта неизменная Благость и причина всех благ. Теологические трактаты Перевод богословских трактатов Боэция выполнен Т. Ю. Бородай и Г. Г. Майоровым по изданию: Boethius. The Theological Tractates... Ed. by H. F. Stewart and E.K. Rand. L., 1956 6. (I. ed. 1918). Первое издание трактатов: A. M. S. Boethii opera omnia///Ed. John. et Greg. de Gregoriis. Venetiae, 1491 – 92. Первое критическое издание: Philosophiae consolationis libri V. Accedunt ejusdem atque incertorum opuscula sacra/Ed. R. Peiper. Lipsiae; Teubner, 1871. Перевод: в издании, с которого сделан настоящий перевод помещен английский перевод издателей текста Х. Ф. Стюарта и Э. К. Рэнда; другие переводы нам неизвестны. Комментарии: для настоящего перевода были использованы комментарии Фомы Аквинского к трактату «О Троице» (Sancti Thomae de Aquino expositio super librum Boethii de Trinitate. Rec. B. Decker. Leiden, 1955) и Гильбета из Порре к трактату «О благости субстанций» (Gilberti Porretae commentaria in librum Quomodo substantiae bonae sint/Ed. J.–P. Migne. Partologiae cursus completus. Series latina (далее – PL), t.64, coll. 1313–1334). Примечания Т. Ю. Бородай. 44 Евтихии – ересиарх монофизитов; пресвитер, игумен небольшого монастыря в Константинополе. В 428 году вместе с Евсевием Дорилейским выступил против учения Нестория. В 448 году Евсевий выступил уже против Евтихия перед патриархом Флавианом, так как Евтихий стал отрицать уже и наличие двух природ во Христе. Евтихий был осужден, обратился за поддержкой к александрийскому патриарху Диоскуру, и через год, на так наз. «Разбойничьем соборе» в Эфесе Флавиан и Евсевий были смещены. Однако в 451 году на Халкедонском соборе учение Евсевия было второй раз и окончательно осуждено. Но дело его жило еще долго – монофизитство и близкие к нему ереси еще на протяжении столетий продолжали оспаривать статус истинно христианского учения. |
| В средние века базилика Сан-Марко получила роскошное убранство, о к-ром с восхищением писали многочисленные паломники. Однако после 1094 г. гробница евангелиста была недоступна для поклонения. В сказаниях о чудесах и в описаниях церемоний говорится только об алтаре М., но не о его мощах. Отсутствие мощей святого вызывало у паломников недоумение. Так, Греффен Аффагар считал базилику Сан-Марко «самой богатой церковью из всех, какие сейчас есть в мире... что касается роскоши, ей нет равных». Он описал убранство и реликвии храма, но о главной святыне не узнал ничего определенного: «Говорят, что в этой церкви находится тело господина св. Марка. Хотя его не показывают, в это можно поверить, так как нет другого места, где бы его показывали» ( Affagart G. Relation de Terre sainte (1533-1534)/Éd. J. Chavanon. P., 1902. P. 12-15). Другие паломники сомневались в том, что мощи М. действительно были в храме (напр.: Felix Fabri (circa 1480-1483 A. D.)/Transl. A. Stewart. L., 1896. Vol. 1. Pt. 1. P. 102-103). При этом в базилике находились многочисленные изображения евангелиста. Так, Мартин да Каналь, повествуя о перенесении мощей М. в Венецию, ссылался на мозаичные сцены в «прекрасной церкви господина св. Марка» (la bele yglise de monsignor saint Marc en Venise... que est escrit tote ceste estoire tot enci con je la vos ai contee). Т. о., у посетителей храма создавалось впечатление, что «тело св. Марка было вездесущим и в то же время неуловимым» ( Munk A. The Art of Relic Cults in Trecento Venice: «Corpi Sancti» as a Pictorial Motif and Artistic Motivation//Radovi Instituta za Povijest Umjetnosti. Zagreb, 2006. Vol. 30. P. 87-88). По словам Андреа Дандоло, после 1094 г. о местонахождении мощей знали только дож, примицерий и прокуратор храма, но они были обязаны хранить тайну. Дандоло впервые увидел гробницу М., когда был назначен прокуратором базилики ( Andreae Danduli Chronica. 1938. P. 219). Впосл. неподтвержденные данные о гробнице получили огласку: мощи М. хранились в крипте под главным алтарем (in mezzo dell " altare di sopra quello che sottoconfessione, come verissimamente si stima - Sansovino F. Delle cose notabili, che sono in Venetia. Venezia, 1570). |
| В истории русского богословствования были и встречаются по настоящему вопросу увлечения в том и другом направлении (ср. у проф. И. Н. Корсунского в «Прибавлениях к Творениям св. Отцов», 1890 г. Ч. XLV). Одни решительно превозносили текст еврейский, сводя все разности LXX преимущественно к недоразумениям и перетолкованиям греческих переводчиков (проф. П. И. Горский-Платонов ). Другие не менее восхваляли греческую интерпретацию, считая масоретскую рецензию тенденциозно испорченной (епископ Феофан Говоров). Тем не менее, оба эти научные течения никогда не достигали в русском богословии взаимоисключающей крайности и содержали бесспорные научные элементы. Так, последнему мнению никоим образом нельзя отказать в объективной основательности, если мы будем твердо помнить и серьезно соображать, что главнейшие «богословские» разногласия еврейского и греческого текстов касаются собственно мессианского содержания. Конечно, евреи хранили и чтут Библию с величайшей скрупулезностью, религиозно обязывались к обеспечению ее неповрежденности и, обладая достаточными средствами, не могли прямо и произвольно искажать библейскую истину. При всем том осуществление мессианской библейской идеи Господом Спасителем и христианское понимание библейских предвозвещений оказались совершенно неприемлемыми для еврейства и были устранены с догматической бесповоротностью, а потому перед ним возникла роковая дилемма: или признать свою преступную неправоту, если христианство библейски вполне основательно, или оправдать себя библейским авторитетом, приспособив его к своему противохристианскому настроению, издавна воспитанному раввинизмом и простиравшемуся до того, что в самом распорядке своих богослужебных чтений синагога обнаруживала антихристианские тенденции (см. Ludwig Venetianer. Ursprung und Bedeutung der Propheten-Lektionen. Leipzig, 1909). С христианской точки зрения, трудно спорить и с вероятием второй возможности, поскольку отвергнувшие Христа естественно вынуждались к отрицанию «христианских» текстов Библии своей фразировкой их в духе раввинистической догматики. Это совершалось частью даже без особого грубого насилия, ибо еврейские корифеи необходимо разумели и читали Библию соответственно раввинским доктринам, традиционно освященным и закрепленным за ней, а способы начертания еврейских букв и самого письма, при отсутствии пунктуации и вокализации, открывали широкие удобства к тому, что этот процесс раввинистического рецензирования библейского текста совершился с научной благовидностью и религиозной беспрепятственностью. |
| Another Muscovite printer, a colleague of Ivan Fedorov, Peter Mstislavets, who fled with him to Lithuania, established himself in Vilno and organized the afterwards well known Vilnian press of Mamonich. The sojourn of the press in Striatin was remarkable, besides other publications, because of the issue of a new type of church book: this was the great Complete Liturgicon of 1604, which had been corrected in accordance with the Venetian Greek edition. Hence, with the production of this Liturgicon begins the history of the “correction” of the Russian liturgical books; here action was first taken to correct the books. The publishers explained what difficulty they had in choosing the original for the printed edition. The manuscript books did not agree with one another, and it was difficult to choose from among them that which, by rights, might be called the best. They had to turn to the Greek edition and make a new translation. The correction was done according to the Venetian edition. It is possible that the Venetian text of the Liturgicon preserved that form of the order of the liturgy which the famous liturgist and churchman Philotheos, Patriarch of Constantinople, gave it in the 14th century. The Striatin edition was in fact on the highest level. The explanatory directions first given in it for the actions of the celebrants have remained almost without alteration until the present day. Thus, a principle was established: instead of local manuscripts that did not agree with one another, the text of the Venetian Greek edition was to be given in the publication of liturgical books. When the work of publishing liturgical books developed in Kiev under metropolitans Job Boretsky and Peter Moghila in the first half of the 16th century, there were no variations in the choice of text: translating committees were organized, and books – horologia, the Octoechos, the sequential Psalter, the Lenten Triodion and the Pentecostarion, etc. – were reproduced according to the Greek printed edition. |
| The Christian Parthenon contained a wealth of church treasures. From records of 1390, we know that the relics of St. Macarius the Great and St. Helen’s own copy of the Gospels were enshrined here. Other medieval travelers recorded the presence of an icon of the Mother of God painted by St. Luke the Evangelist, and a miraculous lamp whose oil never ran out. In the mid-fourteenth century, Pedro IV of Aragon described the Parthenon as “the most precious jewel that exists in the world, and such that all the kings in Christendom could in vain imitate.” Athens was eventually occupied by the Turks, and in 1460 they turned the Parthenon Church into a mosque, and the Erechtheum into the Turkish commander’s harem. The Acropolis garrison held out for two years after the defeat of the Florentine duchy and the fall of lower Athens in 1456, and it was only in 1458 that Sultan Mehmed (Mohammed) II was able to make his triumphal entry into the captured city. He fully understood its classical, Byzantine and Orthodox signicance, and wanting to placate the Greeks as allies against the West, put the Parthenon Church—the plum of classical Athens—back into Orthodox hands for the rst time in 250 years. It was quickly reestablished as the seat of the Metropolitan of Athens. Unfortunately, a few years later many of the city’s leading Greeks were implicated in an abortive attempt to restore the duchy, and Ottoman toleration came to an end. The altar was ripped out, mosaics plastered over and the Parthenon became a mosque. The ruins of the Parthenon, “Panagia Atheniotissa”. Photo: Wikimedia Commons. Sadly, during the Venetian siege of Athens in 1687, a shell hit a Turkish supply of gunpowder stored in the Parthenon and it was extensively damaged. Ironically, German Field Marshal Koenigsmarck, the Venetian commander whose troops shelled the Parthenon, had, as a student, written a Latin thesis lamenting the subjection of Athens by the barbarian Ottomans. His own philhellenism, however, did not stop him from ordering the mortar barrage that detonated the Turkish powder magazine. “The resultant explosion shattered the twenty-eight columns, blew out the wall of the cella, brought down the massive architraves together with a large section of the frieze and distributed most of them...over the surrounding countryside...The re raged for two days and the Turkish garrison nally surrendered.” By a kind of supreme irony, the minaret added by the Turks remained untouched by the explosion. The Greeks did not regain what was left of the Acropolis until the 1822 War of Independence. |
|
|
