| И тотчас стала перебирать струны лютни и, закинув, как всегда, головку, запела: Ах, когда б я пташкой Да летать умела, Я бы в Силезию К Ясю улетела. Сиротинкой бедной На плетень бы села: «Глянь же, мой соколик, Люба прилетела!..» Вдруг голос у нее пресекся, губы задрожали, и слезы брызнули из глаз и потекли по щекам. Минуту она пыталась успокоиться, но не смогла и расплакалась так же горько, как тогда, в краковской темнице, когда в последний раз пела эту песенку Збышку, думая, что завтра ему снесут голову с плеч. – Дануська, что с тобой, Дануська? – спрашивал Збышко. – Чего ты плачешь? Что это за свадьба? – воскликнула княгиня. – Ну, чего ты? – Не знаю, – рыдая, ответила Дануська, – так мне что-то тоскливо!.. Так жаль… Збышка и вас… Все встревожились и стали ее успокаивать, стали толковать ей, что уезжает она ненадолго, что еще на праздниках все они съедутся с Юрандом в Цеханове. Збышко снова обнял ее, прижимал ее к груди и осушал губами слезы у нее на глазах; и все же сердца у всех сжались в тревоге – и в тревоге текли для них эти ночные часы. Вдруг во дворе раздался такой неожиданный пронзительный скрип, что все вздрогнули. Вскочив со скамьи, княгиня воскликнула: – Боже мой! Это колодезные журавли! Поят коней! А ксендз Вышонек посмотрел в окно, в котором стеклянные шарики начали уже светлеть, и произнес: – Чуть брезжит заря, день занимается. Ave Maria, gratia plena. И вышел из горницы; вернувшись через некоторое время, он сказал: – Светает, но день будет хмурый. Это люди Юранда поят коней. Пора в дорогу, бедняжка!.. При этих словах княгиня и Дануся громко разрыдались и запричитали вместе со Збышком, как причитают при расставании простые люди; это был как бы обрядовый плач, и звучал он и как жалоба, и как песня, которая у простых душ льется так же естественно, как слезы льются из глаз. Ой, да не помочь плачем, слезами, Да когда ты расстаешься с нами, Да пришла наша година, Да горька наша судьбина, Ой, да прости-прощай! В последний раз привлек к себе Збышко Данусю и сжимал ее в объятиях, пока не захватило у него дух и пока княгиня не оторвала от него жену, чтобы одеть ее в дорогу. |
| — А ну, не пихайся! Полегче, полегче! Перепалка продолжалась еще какое-то время, потом все стихло. В сумерках из тюрьмы донеслась молитва: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго… Аминь» Голоса взмывали, истаивая в вечерней дымке. «И не введи нас во искушение»… Что-то пронзительно отчаянное почудилось священнику в этом хоре. Шевеля губами, он прочел вместе с узниками молитву. «Ты молчал все это время,- прошептал он. — Но Ты не станешь безмолвствовать вечно!..» На другой день он испросил позволения подойти к заключенным, трудившимся под неусыпным надзором стражей в тюремном дворе над грядками. Узники, вяло махавшие мотыгами, с удивлением обернулись к нему. И он подумал, что уже где-то видел не только их лица, но даже рваные, выцветшие крестьянские кимоно: Ну конечно! Он не сразу узнал их лишь потому, что в заточении у мужчин отросла борода, кожа приобрела землистый оттенок. Женщина ахнула. — Падре! Вот так встреча… Кто бы подумал… Да, это была она — крестьянка, угостившая его теплым, из-за пазухи, кабачком. Подле нее, добродушно скаля в улыбке кривые желтые зубы, стоял одноглазый. С этого дня Родригес, получив соизволение стражников, стал ежедневно ходить к христианам. И караульные не тревожились — понимали, что за проявленное снисхождение узники будут вести себя смирно. Без вина и хлеба он не мог служить мессу — и довольствовался тем, что исповедовал и читал с христианами «Credo», «Pater Noster» u «Ave Maria». «…He надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения. Выходит дух его, и он возвращается в землю свою: в тот день исчезают все помышления его. Блажен, кому помощник Бог Иаковлев, у кого надежда на Господа Бога его, сотворившего небо и землю, море и все, что в них…» Отца Родригеса слушали, затаив дыхание: никто даже не кашлянул, пока он читал псалом. Стражники тоже внимали в полном молчании. Много раз твердил он эти строки, но никогда еще прежде не вкладывал в них столько смысла — для слушателей и для себя самого. Вдохновенные, полные новым значением, слова переполняли душу. |
| — Твоя правда, — согласился Дон Кихот. Засим он достал из кармана платок и попросил Горевану как можно лучше завязать ему глаза; когда же она это сделала, он вдруг скинул повязку и сказал: — Если память мне не изменяет, я читал у Вергилия о троянском Палладиуме : то был деревянный конь, которого греки поднесли богине Палладе и внутри которого находились вооруженные воины, впоследствии не оставившие от Трои камня на камне, а потому не худо было бы прежде узнать, что у Клавиленьо в брюхе. — Узнавать незачем, — возразила Горевана. — Я за него ручаюсь и твердо знаю, что Злосмрад — не какой-нибудь вероломный предатель. Можете, сеньор Дон Кихот, без всяких опасений садиться на коня, — даю голову на отсечение, что ничего с вами не случится. Дон Кихот подумал, что забота о собственной безопасности может разрушить сложившееся о нем мнение, как о смельчаке, а потому он без дальних слов сел верхом на Клавиленьо и попробовал колок: оказалось, что колок поворачивается совершенно свободно; а как стремян не было, то ноги у Дон Кихота висели в воздухе, и в эту минуту он живо напоминал фигуру, нарисованную или, вернее вытканную на каком-нибудь фламандском ковре, изображающем римский триумф. Санчо влезал на коня медленно и неохотно, наконец расположился на крупе поудобнее, но все же нашел, что круп коня совсем не мягкий, а очень даже твердый и потому обратился к герцогу с просьбой, нельзя ли выдать ему какую ни на есть подушку — ну хотя бы из диванной комнаты сеньоры герцогини или же с кровати кого-нибудь из ее слуг, ибо круп этого коня скорее, дескать, можно назвать мраморным, нежели деревянным. На это Трифальди сказала, что Клавиленьо никакой упряжи и никакого убранства не своей спине не потерпит, — единственный, дескать, выход — это сесть на дамский манер, тогда ему будет мягче. Санчо так и сделал и, попрощавшись со всеми, позволил завязать себе глаза, но потом снова их развязал и, бросив умоляющий взгляд на всех, кто находился в саду, начал со слезами просить их не оставить его в этом испытании своими молитвами и прочитать несколько раз «Pater noster» и несколько раз «Ave Maria», а за это, мол, когда и на их долю выпадет подобное испытание, Господь пошлет им человека, который помолится за них. Но тут вмешался Дон Кихот: |
| Израильский исследователь и публицист Зеев Гейзель решил все же докопаться до истины. Оказалось, что Гребенщиков не был автором песни, но изменил текст – он поет «Под небом голубым», а в оригинале – «Над небом голубым», ведь в стихах был описан рай. Хвостенко песню тоже не писал, но был ее первым исполнителем. А текст композиции сочинил Андрей Волохонский на музыку Франческо да Милано. Однако когда Гейзель «погуглил» в Интернете, пытаясь отыскать ту самую канцону, именно этой композиции он и не смог найти. Оказалось, что эта музыка встречается всего один раз на пластинке 1972 года «Лютневая музыка XVI-XVII веков, исполнитель В. Вавилов. Похоже, эта канцона и была фальсификацией, — Франческо да Милано ее не писал. Кто же тогда сочинил музыку? После долгих исследований Гейзель предположил, что канцону написал сам исполнитель – Владимир Вавилов. Вопрос, почему он выдал ее за средневековое произведение? АЛЕКС ДУБАС: Интересно было бы узнать у него ответ. Может быть, нам поможет в этом его родственница? У нас есть возможность посмотреть фрагмент интервью с дочерью композитора Владимира Вавилова – Тамарой Вавиловой. ТАМАРА ВАВИЛОВА: У отца возник интерес к лютневой музыке. Точнее, к самому инструменту лютне. Аналогов такого инструмента в России у нас не было, поэтому необходимо было этот инструмент создать. И после этого возникла идея выпустить пластинку. Пластинка, когда вышла, получила очень большой резонанс среди музыкантов, да и просто любителей музыки. И некоторые мелодии стали очень, очень популярными. И только после его смерти появляется такое, и продолжает проявляться этот интерес к музыке, и возникают, например, у Гребенщикова, возникла такая ситуация, когда он воспользовался одним произведением с этой пластинки, которое приписывалось композитору Франческо да Милано, канцона. Некий Волохонский написал слова, а Хвостенко сложил эту ситуацию. То есть, были написаны стихи у Волохонского, Хвостенко соединил ее вот с этой музыкой с пластинки, — и так появилась песня, которую Гребенщиков взял на вооружение и исполнял в своих концертах. На этой же пластинке есть произведения, которые тоже пользовались большой популярностью и большим интересом, это, в частности, Ave Maria Каччини. |
| Но видимо, автор не знал латыни. Она начинает исполняться… мы не находим следов до шестидесятых, до конца шестидесятых годов ни одного исполнения. А потом она начинает исполняться, исполняться, исполняться… У Вавилова написано: неизвестный автор. Там никакого Каччини вообще нет. Каччини появляется потом. Видимо, музыкальные редакторы на других пластинках стали затыкать дыру и написали «Каччини». Как «Каччини» она исполняется до сегодняшнего дня. Никаких следов этого музыкального произведения у Каччини нет. Действительно, композитор выдающийся, это правда. Это просто замечательный пример того, как в эти советские годы все было нельзя – и все было возможно. Если человек был в духовном поиске, а музыка – это такой же духовный поиск, как и любой другой, — и он готов был отказаться от своего имени ради своего произведения. Это такой вообще средневековый путь существования художника. Он отказывался от имени в пользу произведения. И мы до сих пор слушаем Ave Maria, приписывая это Каччини. Слышал ли он какой-то, был ли какой-то музыкальный источник у Вавилова, мы этого не знаем. Может быть, и был, но музыка ведь не по письменным законам. В воздухе носятся мелодии, их улавливает композитор и отдаем дальше. Но это абсолютно церковный способ творчества. АЛЕКС ДУБАС: А я от Бориса Борисовича Гребенщикова опять перейду к тому времени, о котором вы снимали ваш фильм, и в частности, о котором ваша книга, отец Тихон. Это семидесятые-восьмидесятые, и не только. Я смотрел только первую серию «Жары» пока. АЛЕКСАНДР АРХАНГЕЛЬСКИЙ: И все-таки отметим, что очень важно, канал «Культура» задним числом вывешивает потом в Интернете на своем сайте эти серии. И тот, кто не мог посмотреть, может посмотреть их. А вот у православной среды просто часто не бывает телевизоров. Я надеюсь, что компьютеры-то есть, посмотрите, будет интересно. АЛЕКС ДУБАС: Я к тому, что только ли православие в вашем фильме присутствуют? Буддизм… АЛЕКСАНДР АРХАНГЕЛЬСКИЙ: Нет-нет, уже многие высказывали нам претензии. Я их принимаю, но только отчасти. |
| Объявление об индульгенции на фасаде базилики Сан-Джованни ин Латерано в Риме Для получения полной И. помимо выполнения определенных условий необходимо участие в таинствах Покаяния и Евхаристии, а также молитва «в интенции папы» (oratio ad mentem Summi Pontificis, т. е. о чем молится Римский папа в этот месяц); достаточным признается прочтение молитв «Pater noster» и «Ave Maria» в день получения И. (EInd. 20 § 5. Aliae concessiones. 5). Привязанность к легким грехам не препятствует получению частичной И. (EInd. 20 § 4), однако для нее необходимо сердечное сокрушение (contritio cordis) (EInd. 4) и выполнение предписанных требований. Получение И. во многом зависит от осознанного намерения верующего получить И. и усердия, с к-рым он выполняет предписанные требования. В 1-м издании «Enchiridion Indulgentiarum» (1967) перечислялись 4 главных условия, выполнение любого из к-рых давало частичную И.,- смирение и упование на Бога в повседневной жизни, сопряженное хотя бы с краткими молитвами (invocatio); служение милосердия (opera caritatis seu misericordiae); добровольное воздержание (a re licita et sibi grata); свидетельство веры (apertum testimonium fidei), т. е. явление веры перед др. людьми в повседневной жизни (в т. ч. совершение крестного знамения в общественном месте; см.: EInd. I-IV). В 3-м (1986) и 4-м (1999) изданиях «Enchiridion Indulgentiarum» к этим условиям был добавлен список дополнительных действий, за исполнение любого из которых предоставляется частичная И. (EInd. 8 § 2, 17 § 2, 18-22, 26 § 2, 28 § 2). Начиная с 3-го издания в «Enchiridion Indulgentiarum» включены молитвы Восточных католических Церквей (EInd. 23), которые также можно читать для получения И. Для получения полной И. в любой день года (1 раз в день) помимо исповеди, причащения и молитвы «в интенции папы», а также нахождения в «состоянии благодати» устанавливается список действий, благочестивое выполнение одного из к-рых дает верующему полную И. (EInd. Aliae concessiones. 5), напр.: поклонение Св. |
| Духовно-муз. наследие Винченцо Беллини (1801-1835) сравнительно невелико и малоизвестно: из ок. 40 сохранившихся произведений (4 мессы, 9 «Tantum orgo», 2 «Te Deum», 2 «Salve Regina» и др.) издано только 12. Дж. Пачини. Гравюра. XIX в. Дж. Пачини. Гравюра. XIX в. Саверио Меркаданте (1795-1870) был первым выдающимся музыкантом XIX в., состоявшим на службе в церковном учреждении. На пике популярности в качестве оперного композитора в 1833 г. он сменил Пьетро Дженерали в должности капельмейстера кафедрального собора Новары и исполнял свои обязанности до 1840 г. Меркаданте принадлежит свыше 20 полных месс, 23 цикла композиций для вечерни, множество небольших произведений на лат. и итал. языках в сопровождении оркестра - для торжеств и в сопровождении органа - для др. праздников. Особенно ценились его произведения на тексты псалмов «Miserere» и «De profundis», а также простая композиция «Ave Maria» на итальянский стихотворный текст. Оратория «Семь слов Спасителя Господа Нашего на кресте» для 4 голосов, хора, 2 альтов, виолончели и контрабаса получила высокую оценку Пуччини, она также упоминается в романе Дж. Джойса «Улисс». С. Меркаданте. Гравюра. 1-я пол. XIX в. С. Меркаданте. Гравюра. 1-я пол. XIX в. Множество менее крупных композиторов писали музыку для церкви, почти все они состояли на службе в качестве капельмейстеров. Они не ограничивались перенесением в церковную музыку оперного стиля, но часто создавали сочинения большого масштаба, в которых обнаруживается серьезное знание контрапункта, свобода обращения с голосами. Высокий профессиональный уровень этих композиторов объясняется тем, что большинство из них учились в консерватории Неаполя у наиболее авторитетных контрапунктистов, таких как Николо Дзингарелли (1752-1837), Джованни Фурно (1748-1837), Пьетро Раймонди (1786-1853), Феделе Фенароли (1730-1818), Джакомо Тритто (1733-1824); в Милане также были крупные специалисты по контрапункту, напр. Бонифацио Азиоли (1769-1832). Из авторов 1-й пол. XIX в. выделяется композитор Франческо Базили (1767-1850), с 1837 г. |
| Ведь едва Дон Кихот увидел, что каторжники освободились от цепи, он созвал их и, сообщив, что «люди благородные всегда бывают признательны своим благодетелям, ибо ни один грех не гневит Господа больше, чем неблагодарность», повелел им снова возложить на плечи цепь и предстать перед сеньорой Дульсинеей Тобосской. За несчастных, боявшихся, как бы снова не попасться в лапы Санта Эрмандад, ответил Хинес де Пасамонте, объяснив, что им никак невозможно сделать то, что Дон Кихот приказывает, и попросив заменить посещение сеньоры Дульсинеи определенным количеством молитв «Ave Maria» и «Credo». Наглость Пасамонте разозлила запальчивого Рыцаря, и ответ его был резок. Тогда Пасамонте подмигнул своим товарищам, «все они отошли в сторону, и тут на Дон Кихота посыпался такой град камней, что (…) он свалился на землю». Тут один из галерников избил Рыцаря, а другие сняли с него полукафтанье и с Санчо — плащ. Из сего нам нужно сделать следующий вывод: долг наш — освобождать галерников именно по той причине, что они нам на это благодарностью не ответят; ведь если бы мы заранее рассчитывали на благодарность, наш подвиг утратил бы всякую ценность. Если бы мы творили добрые дела лишь в расчете на благодарность за оные, какой от них был бы нам прок в вечности? Добро нужно творить не только вопреки тому обстоятельству, что на том свете нам за него добром не отплатят, но именно потому, что нам за добро добром не отплатят. Бесконечная ценность добрых дел в том и состоит, что в жизни они не вознаграждаются, а потому жизнетворны. Жизнь — благодеяние слишком скудное для тех благих деяний, которые в ней нужно вершить. Но тут начинается другая глава, и начало у нее столь же грустное, сколь прекрасное, ибо, показывая нам телесную немощь Рыцаря, оно показывает в то же время, что был он существом телесным, как и мы, и, подобно нам, был подвластен невзгодам человеческим. Глава XXIII о том, что произошло со знаменитым Дон Кихотом в Сьерра–Морене, иначе говоря, об одном из самых редкостных приключений, о которых рассказывается в этой правдивой истории Увидев себя в столь плачевном состоянии, Дон Кихот сказал своему оруженосцу: «Много раз я слышал, Санчо, что делать добро людям подлого звания все равно что лить воду в море. |
| Новости Репортажи Мониторинг СМИ Интервью Документы Фотогалереи Статьи Анонсы Анонсы Выставка «Кижи. Небесное послание». Москва Выставка «Тайны храмов эпохи Ивана Грозного». Москва Выставка «Сотворение мира. Произведения религиозного искусства XV – начала XX века». Москва Фестиваль «Весна духовная. На пути к Пасхе». Москва Выставка «Праздник Благовещения». Москва Выставка «Ars Sacra nova. От мифа к символу. Русская история и евангельские мотивы в творчестве художников модерна России и русского зарубежья 1900-1940-е гг.». Москва Концерты фонда «Искусство добра» в Соборе на Малой Грузинской и на других площадках Открытие конференции «Люди и судьбы русского зарубежья». Москва Коммюнотарные и соборные начала в общественных и церковных объединениях России. VI Международная научно-практическая конференция «Православные братства в истории России». Кострома Все » Новости Андреа Бочелли дал пасхальный концерт в пустом соборе Милана 14.04.2020 00:03 Версия для печати Милан, 13 апреля, Благовест-инфо. Знаменитый тенор Андреа Бочелли спел вечером 12 апреля пасхальный концерт в пустом кафедральном соборе Милана, сообщает Christian Today . Концерт, доступный в сервисе YouTube, был просмотрен в Интернете огромным количеством пользователей Всемирной сети. Архипреситвер собора монс. Джанантонио Боргоново и мэр Милана Джузеппе Сала предоставили певцу эксклюзивное право войти в храм, который еще в конце февраля был закрыт для посещений в связи с пандемией коронавируса. По данным на 13 апреля в Италии было почти 160 000 подтвержденных случаев заражения COVID-19, более 20 000 жителей страны скончалось. В сопровождении органа, на котором играл Эммануэле Вианелли, слепой певец исполнил ряд христианских песнопений, в том числе Panis Angelicus, Ave Maria и классический английский гимн Amazing Grace. «В день, когда мы провозглашаем нашу веру во всепобеждающую жизнь, я с радостью принимаю приглашение города и собора Милана, – сказал Бочелли пред началом концерта. – Я верю в силу совместной молитвы; я верю в христианскую Пасху, вселенский символ возрождения, в котором сегодня нуждаются все – как верующие, так и неверующие». |
| «Он сознательно размежевался с Красовым, противопоставив его религиозно-сентиментальному оптимизу свое революционное отрицание» – утверждалось в одном из подобных исследований. Так лермонтовская молитва «За все, за все Тебя благодарю я» оказалась в числе богоборческих, а благодарственные молитвы Красова и Евдокии Ростопчиной разделили участь всей русской молитвенной поэзии. Молитва Хвала Тебе, Творец, хвала, благодаренье! Ты сердце пламенное дал! Как я любил Твое прекрасное творенье, С какой слезой Тебя благословлял! Я плачу: слезы эти святы; То дань Творцу от сердца моего За радости мои, за горе и утраты. По гласу вечному закона Твоего Как я любил в твоем прекрасном мире, Какие чувства испытал! Я ликовал на светлом жизни пире, Тебя, незримого, в твореньи созерцал; И падал я, знал слезы и волненья... Плоть бренна; но душой парю! К Тебе любовь моя, к Тебе мои моленья. Благодарю, Творец, за все благодарю. Ave Maria 103 Коленопреклонен, с смятенным сердцем я Приветствую Тебя, Владычица моя! К святым отшельникам в печальные пустыни Являлась, Матерь, Ты во время их кончины; И схимник в трепете блаженства умирал, И мертвый лик его неведомым сиял. Небес Владычица! Услышь мое моленье: Да загорит и мне звезда преображенья, Да духом скорбным я восстану, укреплюсь, Да пред Тобою вновь и плачу и молюсь, Вдали от пристани, средь новых треволнений, Я сердце сохраню от ран и заблуждений. Приветствую Тебя – на светлых небесах, С душой измученной, с слезами на очах! С дарами чаша предо мной сияла, А на глазах моих слеза дрожала; А к чаше той смиренно приступал, Украшенный звездами генерал; Шли набожно – и пышная графиня, И в рубище одетая рабыня, Калека-нищий, чуть живой старик, Богач-купец и сильный временщик. И чаша та недаром же сияла, Слеза недаром на очах дрожала; Все были тут любовней и дружней, И с умиленьем я пред чашей сей Прочел в вельможе и в рабе убогом, Что братья мы, что все равны пред Богом. Одно из поздних стихотворений, которые Василий Красов называл своими «молитвами» Читать далее Источник: Молитвы русских поэтов. XI - XIX : антология/Всемирный русский народный собор ; [сост. В. И. Калугина]. - Москва : Вече, 2010. - 799 с. : ил., портр.; 29 см. - (Тысячелетие русской поэзии).; ISBN 978-5-9533-3023-7 Поделиться ссылкой на выделенное |
|
|
