| Вся разумная, духовная и телесная тварь имеет бытие от творческой Троицы и управляется Ею; все вместе и каждое существо в отдельности созданы Отцом чрез Сына по дару Духа Святого Сущность религии, которой мы должны следовать, составляют история и пророчество о божественном домостроительстве спасения человеческого рода, долженствующего быть преобразованным и приготовленным к вечной жизни. Коль скоро это будет предметом нашего верования, образ жизни, согласный с божественными заповедями, очистит ум наш и сделает его способным к познанию духовных предметов, которые суть предметы не прошедшие и не будущие, а вечно и одинаково пребывающие и не подверженные никакой изменяемости, т. е. к познанию Самого единого Бога Отца, Сына и Духа Святого. Познав сию Троицу, насколько знать это дано нам в настоящей жизни, мы, ни мало не колеблясь, признаем, что всякая разумная, духовная и телесная тварь, насколько она существует, свое бытие и свой вид имеет от этой творческой Троицы и управляется ею в совершеннейшем порядке; причем это не так нужно понимать, что одну часть творения создал Отец, другую Сын, а третью Дух Святой, а так, что и все вместе, и каждое существо в отдельности созданы Отцом через Сына по дару Духа Святого. Ибо всякая вещь, – назовем ли ее мы сущностью, или природою, или же другим каким-нибудь термином, – одновременно имеет в себе и то, и другое, и третье, так что представляет собою и нечто единое, и отличается от остальных своим видом, и не выступает из порядка вещей. Святые отцы и учители Церкви, из творений которых даны извлечения в четвертом выпуске Блаж. Августин, епископ Иппонский в Северной Африке, род. 13 ноября 354 г., † 28 августа 430 г. Св. Афанасий Великий , архиепископ Александрийский, род. ок. 295 г., † 2 мая 373 г. Св. Василий Великий , архиеписком Кесарии Каппадокийской, род. ок. 330 г., † 1 января 379 г. Св. Григорий Богослов , архиепископ Константинопольский, род. ок. 329 г., † ок. 390 г. Св. Дионисий Великий, епископ Александрийский, род. в конце II века, † в 265 г. |
| Athanasius is chiefly remembered for his contributions to Christology. Although, as we have seen, he contributed to several other key areas as well, he dedicated most of his considerable talent to defending the divinity of Christ. It was left to three of Athanasius " s younger contemporaries – Basil the Great (c. 330 – 1 Jan. 379), his brother Gregory of Nyssa (uncertain: c. 330 – c. 395) and their friend Gregory of Nazianzus (329/30–389/90) – to apply the same care and diligence to defending the Holy Spirit. The three hailed from Cappadocia in Asia Minor and, as Gregory of Nazianzus proudly claimed, «of all men in the world, [Cappadocians»] special qualities are firmness in the faith, and loyal devotion to the Trinity». 302 Motivated by this loyal devotion, these three Cappadocian Fathers contributed to the development of patristic theology " a full-scale doctrine of the Trinity, in which both the unity and the diversity could be precisely formulated within a systematic theory and with a technical terminology adequate to obviate misunderstanding or equivocation». 303 To appreciate this accomplishment, we need to consider the terminological problems that they faced. The divinity of the Father was axiomatic and, in AD 325, the council of Nicaea asserted the divinity of the Son. But the place of the Spirit was still obscure. Theologians such as Athanasius were happy to appeal to the Holy Spirit in their writings and even to offer analogies in support of the divinity of the Holy Spirit. He had also claimed that the Spirit must be God because the Spirit does what only God can do (namely, save humans). 304 But several basic questions about the Holy Spirit still awaited a satisfactory answer. In one of his orations, Gregory of Nazianzus runs through a long list of competing claims that could be made about the Spirit, even by Christians who were prepared to acknowledge the Spirit as God: these agree with us that there are Three Conceptions [tria ... nooumena]; but they have separated these from one another so completely as to make one of them [the Father] infinite both in essence and power, and the second [the Son] in power but not in essence, and the third [the Spirit] circumscribed in both; thus imitating in another way those who call them the Creator, the Co-operator, and the Minister, and consider that the same order and dignity which belongs to these names is also a sequence in the facts. 305 |
| Tweet Нравится Three Guiding Lights of True Faith Fr. Stephen Rogers Synaxis of the Three Holy Hierarchs. As the month of January draws to a close, the Church calls us on the 30th to celebrate the Feast of the Three Holy Hierarchs: St. Basil the Great, St. Gregory the Theologian and St. John Chrysostom. In celebrating these three great teachers of the Church, the Church in its hymnody refers to them as “harps of the Spirit,” “rays of light,” “scented flowers of Paradise,” “instruments of grace.” The Gospel read at Divine Liturgy is that of the Good Shepherd (John 10:9-16). This gospel, always appointed to be read on feast days of canonized bishops, speaks to us of the God-given role of the episcopacy to watch over our souls. In these three great shepherds of the Church, we see both a commonality and differences that can enlighten us in how we lead our lives as Christians. Honored as supreme representatives of both the Church’s doctrinal and pastoral ministries, these men give us true examples of what it means to be Orthodox. St. Basil the Great (330-379), though known throughout Orthodoxy because of the Divine Liturgy that bears his name, was perhaps first and foremost a man of charity and compassion. Known as a protector of the weak and defender of the poor, St. Basil built hospitals, organized charities, cared for orphans and widows and emphasized acts of mercy on the part of all Christians. A great defender of the faith in powerful writings and homilies, and known as an organizer and reformer of monasteries, St. Basil more than anything else burned with a heart of compassion, living out the words of Christ, “Inasmuch as you do it unto one of these little ones, you do it unto me.” St. Gregory the Theologian (329-389), a friend and classmate of St. Basil, was made a bishop against his wishes. Facing many challenges in the see of Constantinople, St. Gregory spent the final years of his life in retreat. Out of his meditations on God came beautiful poetry and some of the most powerful defense of the doctrine of the Holy Trinity ever written. While active as a powerful and compassionate bishop in the world, St. Gregory never lost sight of “the kingdom of God within you.” A man of prayer, inward spirituality and meditation, St. Gregory produced the fruit of the “hidden life in Christ” which each of us must develop within our own hearts. |
| Святые отцы и учители Церкви, из творений которых даны извлечения в первом выпуске Блаж. Августин, епископ Иппонский в Северной Африке, род. 13 ноября 354 г., † 28 августа 430 г. Св. Афанасий Великий , архиепископ Александрийский, род. ок. 295 г., † 2 мая 373 г. Св. Василий Великий , архиеписком Кесарии Каппадокийской, род. ок. 330 г., † 1 января 379 г. Св. Григорий Богослов , архиепископ Константинопольский, род. ок. 329 г., † ок. 390 г. Св. Григорий, епископ Нисский, род. ок. 335 г., † ок. 394 г. Св. Епифаний, епископ Саламина на о. Кипре, род. ок. 315 г., † 403 г. Св. Иоанн Дамаскин , род. в конце VII в., † ок. половины VIII в. Св. Иоанн Златоуст , архиепископ Константинопольский, род. ок. 347 г., † 14 сентября 407 г. Св. Кирилл, епископ Иерусалимский, род. ок. 313 г., † в 386 г. Св. Максим Исповедник , род. ок. 580 г., † в 662 г. Тертуллиан , пресвитер Карфагенский, род. ок. 160 г., † после 220 г. Блаж. Феодорит , епископ Киррский, род. ок. 393 г., † в 457 г. И я не то говорю, будто бы не всегда должно памятовать о Боге (да не нападают на нас за это люди на все готовые и скорые!). Памятовать о Боге необходимее, нежели дышать, и, если можно так выразиться, не должно и делать ничего иного. И я один из одобряющих слово, которое повелевает поучаться день и ночь ( Пс. 1:2 ), вечер и заутра и полудне поведать ( Пс. 54:18 ), и благословлять Господа на всякое время ( Пс. 33:2 ). А если нужно присовокупить и сказанное Моисеем, то лежа, и востая, и идый путем ( Втор. 6:7 ), и исправляющий другие дела должен памятовать о Боге, и сим памятованием возводить себя к чистоте. Таким образом, запрещаю не памятовать о Боге, но богословствовать непрестанно; даже запрещаю не богословствование, как бы оно было делом не благочестивым, но безвременность, и не преподавание учения, но несоблюдение меры. Мед, несмотря на то, что он мед, если принят в излишестве и до пресыщения, производит рвоту. И время всякой вещи, как рассуждаю с Соломоном ( Еккл. 3:1 ). Даже прекрасное не прекрасно, если произведено вне порядка; как, например, совершенно не приличны цветы зимою, мужской наряд на женщине и женский на мужчине, геометрия во время плача и слезы на пиру. Ужели ни во что будем ставить время единственно там, где всего более надобно уважать благовременность? Нет, друзья и братия! Не так будем рассуждать, не побежим далее цели, как горячие и неудержимые кони, сбросив с себя всадника – разум, и отринув добрую узду – благоговение, но станем любомудрствовать, не выступая из назначенных христианину пределов, не будем переселяться в Египет, не дадим увлекать себя к ассириянам, не воспоем песнь Господню на земли чуждей ( Пс. 136:4 ), то есть. в слух всякому, и стороннему и нашему, и врагу и другу, и благонамеренному и злонамеренному, который чрез меру тщательно наблюдает за нами, и желал бы, чтобы в нас каждая искра худого обратилась в пламя, сам тайно ее возжигает, раздувает, воздымает своим дыханием к небу, выше попаляющего все окрест себя вавилонского пламени. |
| Среди других христианских мыслителей, признававших возможность достижения праведности и наличие элементов истины в языческих религиях, особенно в учении философов, можно назвать Климента Александрийского (150–215), Оригена (184–253), Василия Великого (329–379), Григория Назианзина (329–390) и Августина (354–430) . В раннем христианстве было распространено и критическое восприятие других религий, ставшее следствием негативного отношения к языческому идолопоклонству, характерному как для Ветхого, так и для Нового Завета. Наиболее консервативным представителем ранней христианской мысли является Тертуллиан, рассматривавший другие религии исключительно как плод действия демонов, а точнее, считавший, что языческие боги — и есть демоны. В своей Апологии Тертуллиан демонстрирует своему языческому адресату , что языческие боги и демоны являются одними и теми же существами, скрывающимися под различными именами, и «что природа (qualitas) обоих терминов одинакова» (Tertullian 1950, 23.4). Тертуллиан предполагает, что если бы христианин допрашивал человека, одержимого злым духом, и человека, который считается находящимся под влиянием языческого божества (например, жрицу Кибелы), то оба признались бы, что в них сидит дьявол (Tertullian 1950, II. 23.4–6). Для него это является очевидным доказательством необоснованности претензии демонов на божественный статус, поскольку даже если признание духов лживо, это показывает, что «ваша [т. е. языческая] божественность стала подчиняться христианам», и, следовательно, не является истинной божественностью (Tertullian 1950, 23.8). Если бы языческие представления о божестве были истинными, демоны никогда не узурпировали бы ее, и боги не отрицали бы ее, когда их допрашивали христианине (Tertullian 1950, I.23.10). Тертуллиан заключает, что, поскольку он доказал, что существа, которым поклоняются язычники, не являются богами, его собеседник должен согласиться с их демоническим происхождением (Tertullian 1950, I.23). Тертуллиан признает также, что некоторые философы открыто нападают на языческие суеверия и имеют те же учения о нравственности и добродетели, что и христиане. Тем не менее, он критикует таких философов как Сократ за искажение истины — предложение жертвы ложным богам и поставление демонов в один ряд с богами. По словам Тертуллиана, учение философов в Римской Империи считается допустимым благодаря тому, что они искажают истину, тогда как христиане, которые отстаивают истину во всех отношениях, подвергаются преследованиям (Tertullian 1950, l.46). |
| Рассматривая взгляды Тютчева, калининградский исследователь уделяет особое внимание его противостоянию с бюрократами вроде Нессельроде (с. 334-337, 349-360), а также его борьбе за отмену цензуры (притом, что поэт сам был цензором). Потерпев поражение в борьбе за прямое влияние на власть, Тютчев одним из первых (наряду со славянофилами К.С. Аксаковым и Ю.Ф. Самариным) предсказал революционные потрясения и цареубийства как следствие политики российской космополитической элиты. Специально В.Н. Шульгин рассматривает учение Тютчева об Империи, доказывая, что оно представляло собой традиционное православное учение о Царстве, соединённое с критикой папства, повинного в каролингской узурпации. В монографии обрисовывается политический идеал Тютчева: православный император в Константинополе, православный папа в Риме, симфония властей и воссоединение Церквей. В то же время мыслитель предвидел и опасность гибельного экуменизма (с. 329-333). Поэтому, отвергая спекуляции о якобы не вполне христианском мировоззрении Тютчева, В.Н. Шульгин справедливо делает вывод: « Он был определённо верующим христианином, но не церковным человеком » (с. 295-315). Особый раздел главы о Тютчеве посвящён взаимоотношениям поэта с другими консерваторами: Карамзиным (с. 254-256), Пушкиным (с. 259-269), Вяземским (с. 269, 272-275), Жуковским (с. 270-272), Чаадаевым (с. 275-282), А.С. Хомяковым, М.П. Погодиным, А.С. Норовым, А.Ф. Гильфердингом (с. 281-287, 293-295), А.Н. Майковым и А.А. Фетом (с. 287-292). Ценность такого подхода не подлежит сомнению. Если с чем здесь и можно поспорить, так это с утверждением историка о том, что в юношеском стихотворении Тютчева «Урания» под «гением просвещенья» якобы имеется в виду Пушкин . В целом же вклад В.Н. Шульгина в изучение наследия Тютчева по-настоящему значителен. Последняя глава монографии В.Н. Шульгина посвящена князю П.А. Вяземскому, который проделал наиболее резкую эволюцию от крайнего либерала-западника до умеренного, но убеждённого консерватора. Рассмотрев историографию о Вяземском (с. 361-373) и его взаимоотношения с Карамзиным, Пушкиным, Жуковским (с. 373-379), историк переходит к анализу взглядов мыслителя. На широко известном либеральном периоде, который длился у Вяземского до сорока лет, В.Н. Шульгин подробно не останавливается (с. 390-400), зато детально прослеживает вехи консервативного поворота князя. Он начался с осуждения реформ Сперанского и неприятия воинствующего демократизма 30-х годов XIX века, но ещё долго Вяземский оставался приверженцем европейского конституционализма и критиком славянофилов (с. 380-385, 410-412, 415-417, 423-429). После революций 1848 года Вяземский превращается в апологета российской самобытности и противостояния с Европой, а в 60-е - 70-е годы XIX века резко критикует нигилистов: «Свободной мысли коноводы восточным деспотам сродни» (с. 418-421, 434-442). |
| Он понимает его так же, как и оба его друга 74 . В одном из своих рассуждений он выражается о свете следующим образом: «когда Бог благоволил произвести этот мир, состоящий из вещей видимых и невидимых, – мир, который является как бы провозвестником Его изумительного величия, Он не дает тому, что вечно, другого света, кроме себя, потому, что мог ли быть тот, кто наслаждается самым источником света, нуждаться в его отражениях? Только для низших существ и для того, что окружает нас, Он впервые произвел этот свет. Этому великому Свету благоугодно было начать свое дело сотворением света, чтобы разогнать тьму, смешение и беспорядок, царствовавшие повсюду. Но сначала Он не сотворил по моему мнению, света органического и солнечного: Он сотворил свет бестелесный, а не солнечный, который Он лишь позже дал солнцу, чтобы освещать мир, между тем как для других вещей Он создал сначала материи и потом облек их в свои формы, предоставляя им свое место, и придавая им свой образ и свои размеры; чтобы сделать чудо еще более изумительным, Он создал форму раньше материи, потому что свет есть форма солнца; потом Он создал материю, то есть, солнце, которое есть око дня. Поэтому то среди дней и читают первый, второй, третий, и т.д. до седьмого дня и до прекращения дел (божественных); вследствие этого все, что сотворено, упорядочено и устроено непреходящими словами, различается и разделяется; произведено, не все сразу, словом всемогущим, для которого достаточно одной мысли или одного слова, чтобы дело совершилось» 75 . Григорий Назианзин , впрочем, нигде в своих творениях не излагает подробно того, как он понимал первую главу книги Бытия. Напротив, его друг Василий долго изучал шестидневное творение. Так называемый Шестоднев Василия Великого (329–379) есть самое известное творение, какое только произвела древность в этом отношении 76 . Св. Амвросий, сам объясняя верующим медиоланцам творческое дело, пользовался им в самых широких размерах и часто даже просто ограничивался переводом творения своего предшественника, «с которым он соединен был сердцем, хотя и разделен пространством» 77 . |
| Номоканон Б-ки гр. Уварова 559 (329) л. 30 об. – 40. Эта статья читается и в Сборнике Вол. Б-ки 566 л. 118–119. 285 Начало послания в незванных сборниках. «Желаю любимиче спасения твоего, тем же и благословение свое даю ти»... Текст его в обоих сборниках очень близок и, вероятно, здесь имело место заимствование послания из одного в другой. Мы его читали по Измарагду XVI в. М. L. Ак. 46 и Син. Б-ки 230 (765). 1518 г., по Златоусту Рум. Муз. 1555 г. 182, Сии. Б-ки 231 (220), XVII в. и по рукоп. того же века, принадлежащей K. М. Попову. 286 Мы его читали по сборникам XVIII в. Б-ки гр. Уварова, 1959 (606) (458); 2048 (236); 2068 (263). 287 Из Пролога его перепечатали Духовный Вестник, 1873 г., 44 и Влад. Епарх. Ведомости 1873 г. 23, часть неофициальная. 341 приб. а иж святый климент реч всяк муж работэи ес ярости. а ума тощ. язык велми простирает и всуе гласит (?) а не еж было волею изглаголал горе бо ес упивающемус нач же ес гедеон рече егда сядеши первую (первую) чашу спиеши здравію. б-ю веселію. г-ю сытости. д-ю безумею . є-ю бесвоню (беснованью?). горц смерти. з-ю же не будет конца мучению» Примечание. Это окончание «наказания» несомненно заимствовано из других памятников и приставлено после. Мы не знаем, откуда взяты слова Климента, но что касается изречения Гедеона о чашах, оно встречается отдельно и приписывается другому лицу. «Слово о пьянстве». Нач. «Принесоша чашю вина по любви отцу Сысою и приим 1-ю исии и 2-ю и 3-ю исии и четвертую же принесения не прият». В объяснение этого Сысой и дает вышеприведенное изречение. Яковлев, к литературной истории древнерусских сборников, стр. 295–296. 379 прибавл. а в петрово говение не яж млека и в среду и в пятки о опрична говениа честно држи развее о реченных праздниках. Богу нашему слава ныне и присно, и в веки веком I. 390 На поле киноварью написано: «и ино послание иосифово о велможах пис. (писано) преж. грамоты прощалныя иосифа митрополита киевскаго». Действительно, впереди грамоты м. Иосифа (на л. 288–290 об.) помещено послание «о вельможах», начало которого мы печатаем, – четвертое послание об епитемиях. |
| Аминь! 10–ая беседа. Первая о сотворении человека «по образу…» Это творение святого Василия Великого (329–379 гг.) сохранилось в древних греческих списках и представляет собой завершение его «Шестоднева». До сих пор оно приписывалось его брату — святому Григорию Нисскому. Данная Беседа 1 имеет в оригинальном тексте, опубликованном в «Sources chretiennes», t. 160. Papis, 1970, с. 166–220. такое надписание: Περι της του ανθρωπου γενεσεως λογος Α " εις το κατ " εικονα. Перевод сделан с этого издания. 1. Я приступаю к тому, чтобы сполна уплатить старый долг, возврат его я задержал не по злому умыслу, а из–за телесной немощи. Долг же этот в высшей степени необходим и важен для вашего просвещения. Было бы несправедливо, получив сведения о животных, о тех, кто плавает, пасется, летает, о небе и о том, что к нему относится, о земле и о том, что на ней, в то же время не быть просвещенным — через Богодухновенное Писание — в вопросе о нашем происхождении. Подобно тому, как паши глаза смотрят во внешний мир и не видят самих себя, если не встречают чего–либо гладкого и твердого, когда отраженный там взор, будто при отливе, позволяет видеть то, что находится на дне, так и наш разум не может созерцать себя, если не обратится к Писанию. Отраженный там свет побуждает каждого из нас к самопознанию. Если наш разум неразвит, если мы не вдумываемся в строение своего существа, то мы не знаем, кто мы и почему существуем. Мы относимся к самим себе с величайшим пренебрежением, не имея представления о том, что доступно познанию, не зная того, самого малого, что заключено в нас. 2. Многие труды с превеликим усердием написаны о нашем теле, теле человеческом. Если ты заинтересуешься медициной, то обнаружишь, как много говорит она о действии того, что (заключено) в нас; сколько скрытых путей в нашем организме она обнаружила при анатомических опытах! Она выявила невидимые протоки, согласованность органов тела в процессе дыхания, дыхательные пути, кровеносные сосуды, протяженность вдоха, очаг тепла у сердца, непрерывное дыхательное движение в околосердечной области. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
|
|
