| Цель этого приготовления, как это ни странно, состоит, в конечном счете, в некоем «самоопустошении», ибо особая, исключительная «харизма» священника, пастыря, учителя в том, что он, помогая каждому найти себя, свое призвание, свой жизненный путь «во Христе», сам должен, совсем особым образом, потерять себя, захотеть стать прозрачным для Христа. Чтобы спасти нас, Христос истощил Себя, то есть опустошил, отдал всего Себя нам, и те, кто призван продолжать Его дело, могут быть успешными только в ту меру, в какую они тоже истощают себя, отдают себя всецело делу Христову. Для того чтобы каждый мог найти себя во Христе, один – тот, кто Христа «сообщает» людям, – должен сам отказаться от всякого искания своего и себя, и тут – сердцевина и содержание «пастырской духовности». Таким образом, духовная подготовка к священству включает в себя, с одной стороны, все то общее, что надлежит делать всем членам Церкви, – пост, молитву, все христианское «делание», а с другой стороны – внутреннее вхождение в суть священства как отождествления со Христом в Его жертвенной самоотдаче и истощании. Тут можно только отчасти перечислить отдельные стороны такого вхождения: углубление в жизнь Спасителя как именно Священника и Доброго Пастыря, в Его постоянную и всецелую обращенность к людям, к их страданию, слабостям, грехам и т. д.; постоянное внутреннее созерцание Церкви как Невесты Христовой, как объекта любви. «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее... чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» ( Еф.5:25–27 ). Между тем уже с семинарской скамьи нас подстерегает самая страшная опасность всей нашей священнической жизни. Уже тут мы начинаем все чаще обращать внимание на «пятна» и «пороки» Церкви, видим ее главным образом в ее «социологическом», земном, административном, консисторском обличии. И в нас постепенно ослабевает видение святой и непорочной Невесты Христовой, с которой во Христе мы венчаемся в день нашего рукоположения. |
| Внешне торжествуют смерть и зло: Праведника предают на Крест, Он умирает, оставленный всеми, позорной смертью, Он вкушает «ада». Но – и в этом весь смысл смерти Христовой – Тот, Кто умирает на Кресте, имеет жизнь в Себе, то есть имеет жизнь не как дар извне, а как Свою сущность, ибо Он Сам есть Жизнь и источник всей жизни: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» ( Ин.1:4 ). Умирает человек Иисус, но этот человек – Сын Божий. Как человек Он может реально вкусить смерти, но в Нем смерти прикасается, в царство смерти вступает Сам Бог, Жизнь и источник жизни. В этом единственность, ни с чем не соизмеримое значение смерти Христовой: в ней – умирающий человек есть Бог, или, еще точнее, Богочеловек. Бог есть Святой Бессмертный, и только в «неизменном, неслиянном, неразлучном и нераздельном» соединении Бога и человека во Христе может вкусить Бог человеческой смерти и ее изнутри разрушить и преодолеть. «Смертию смерть поправ...». Бог восхотел спасения человека не актом Своего всемогущества, не извне («Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» – Мф.26:53 ), не как насилие, хотя бы и спасительное, а в той любви, свободе и вольном отдании Себя Богу, для которых Он сотворил человека. Поэтому спасение совершается Богом в соединении с человеком – в Богочеловеке Иисусе. В Нем человек восстанавливает то послушание, ту любовь, ту полную самоотдачу Богу, которые были попраны в грехе. В Нем изживаются все зло, все грехи, все измены человека: «Он мучим был за грехи наши»; «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни...». И чтобы это спасение, это восстановление «образа неизреченныя Славы», каким создан был человек, было полным, нужно было, чтобы и смерть была не просто уничтожена Богом, но изжита и разрушена, преодолена изнутри, чтобы было воочию явлено, что она есть «жало греха, и чтобы это жало было разрушено и уничтожено человеком же. «Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых» ( 1Кор.15:21 ). |
| – Что же вы чувствует теперь? – спросил меня о. Серафим. – Необыкновенно хорошо, – сказал я. – Да как же хорошо? Что именно? Я отвечал: – Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу. – Это тот мир, – сказал о. Серафим, – про который Христос сказал своим ученикам: “Мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам....” ( Ин.14:27 ). Что же еще чувствуете вы? – Необыкновенную сладость, – отвечал я. И он продолжал: – От этой сладости наши сердца как будто тают, и мы оба исполнены такого блаженства, какое никаким языком выражено быть не может. Когда Дух Божий нисходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостью, ибо Дух Божий радостно творит все, к чему бы Он ни прикоснулся. Это та самая радость, про которую Господь говорит в Евангелии: “Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее, но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости”...» ( Ин.16:21 ). Эта запись Мотовилова с предельной ясностью вскрывает нам реальность религиозного опыта как основу веры и религиозного сознания. Еще раз: религия рождается не из умозаключений и доказательств, а из исканий, из духовной жажды и духовного голода всего существа человеческого. А про это искание раз и навсегда навеки сказано: «Ищущий находит, и стучащему отворят» ( Мф.7:8 ). О христианской любви 627 Мы так привыкли к словосочетанию «христианская любовь», мы столько раз слышали проповеди о ней и призывы к ней, что нам трудно бывает постичь вечную новизну, необычность того, что заключено в этих словах. На новизну эту указывает Сам Господь в Своей прощальной беседе с учениками: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» ( Ин.13:34 ). (Здесь и далее курсив в цитатах принадлежит автору.) Но ведь о любви, о ценности и высоте любви мир знал и до Христа, и разве не в Ветхом Завете находим мы те две заповеди – о любви к Богу ( Втор.6:5 ) и о любви к ближнему ( Лев.19:18 ), про которые Господь сказал, что на них утверждаются закон и пророки ( Мф.22:40 )? И в чем же тогда новизна этой заповеди, новизна, притом не только в момент произнесения этих слов Спасителем, но и для всех времен, для всех людей, новизна, которая никогда не перестает быть новизной? |
| Но за субботой наступит новый день нового творения – день первый. Тема воскресения начинается с прокимна: «Воскресни, Господи, помози нам и избави нас...». И читается 37-я глава Книги пророка Иезекииля, это удивительное пророчество о костях. Их было бесконечно много, и были они «сухи зело». Эго смерть, торжествующая в мире, в котором все приговорено к смерти, это человечество, обреченное на смерть. Но Бог говорит пророку, что эта обреченность не есть последняя судьба человечества. Сухие кости услышат слово Господне. Мертвые оживут. «Так говорит Господь Бог: от четырех ветров приди, дух, и дохни на этих убитых, и они оживут...»; «Вот, Я открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших... и вложу в вас дух Мой, и оживете...». И снова, во втором прокимне, тот же призыв, та же мольба: «Воскресни, Господи, Боже Мой, да вознесется рука Твоя, не забуди убогих Твоих до конца». Но как же это случится? На этот вопрос отвечает второе чтение – из посланий к коринфянам и к галатам апостола Павла ( 1Кор.5:6–8 ; Гал.3:13–14 ). Малая закваска квасит все тесто. Христос – наша Пасха – есть закваска воскресения всех. Как Его смерть разрушает силу смерти всех, так и Его Воскресение – залог воскресения всех. Крещенные в Его смерть, мы соединяемся с Его жизнью, мы получаем Его Духа, мы – тело Его – имеем пищу бессмертия. Его Воскресение воскресит нас. И уже совсем по-пасхальному звучат стихи аллилуария: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его... Яко исчезает дым, да исчезнут...». Пророчества закончены. Но это еще только пророчества. Мы еще в Великой Субботе, у живоносного гроба, и нам нужно прожить весь этот день, прежде чем в пасхальной ночи мы услышим: «Христос воскресе!» И утреня заканчивается не воскресным Евангелием, а снова рассказом о запечатанном гробе. Но здесь раскрывается последний смысл, дается последнее откровение об этом «среднем дне» – дне между Крестом и Пасхой. Христос воскрес, и Его Воскресение мы будем праздновать в пасхальную ночь. Но для нас, в этом мире живущих, наступила с Христом и как бы сквозь всю нашу жизнь продолжается Великая Суббота. |
| Сошествие Святого Духа означает все это, из «малого стада» оно делает Церковь . Это совершилось в Иерусалиме. Между тем из Евангелия мы знаем, что апостолы были галилеяне, то есть жители северной части Палестины, и что именно там они в первый раз увидели Воскресшего Господа. Но Лука особенно подчеркивает слова Спасителя: «Не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня» ( Деян. 1:4 ). Начало Церкви – таков смысл этих слов – должно быть положено в Иерусалиме, и для понимания церковной истории это важно отметить. Иерусалим был средоточием всех религиозно-национальных чаяний евреев, сердцем всей ветхозаветной истории. Овеянный золотой легендой Соломоновой славы, свидетель государственного взлета Израиля в прошлом, он в годы плена, унижения и рабства все яснее осознавался как мистический центр Израиля, как святой Сион, где в таинственный «день Господень» должен явиться Мессия, чтобы спасти народ Свой и восстановить его царство. И это «мессианское царство» – в видениях пророков – из узко национальной, политической реставрации преображалось в религиозное обновление мира, в торжество истины и справедливости, а Мессия – в Спасителя людей от греха и смерти. Поэтому когда в день Пятидесятницы на недоумение толпы Петр ответил словами пророка Иоиля: «И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть» ( Деян.2:17 ), когда в происшедшем он исповедал наступление «дня Господня великого и славного» ( Деян.2:20 ), которого ждал, в который верил каждый правоверный иудей, это означало, что для христиан Мессия пришел, что все обещания, все ожидания Ветхого Завета исполнены и «мессианское царство» наступило. Это означало, что слава Господня, обещанная Иерусалиму, спустилась на него и что в Церкви нашла свое завершение ветхозаветная история спасения. Таков смысл первых глав книги Деяний апостольских, этого пролога церковной истории. Неверующий может сомневаться в их «историчности», но и он должен признать, что не было дня, когда христиане не верили бы в это Божественное начало Церкви и что сама эта вера есть уже и основоположный факт ее истории, вне которого вряд ли можно понять все дальнейшее ее развитие. |
| Основная вина за грехи народа лежит на «пастырях Израилевых», которым Иезекииль посвящает отдельное пророчество. Вместо того чтобы заботиться об овцах, они лишь «пасли самих себя... ели тук... откормленных овец закалали, а стада не пасли» (Иез 34. 1-3). Те, кому поручено Богом укреплять слабых, врачевать больных и возвращать угнанных, покинули сынов Израилевых, которые «рассеялись... без пастыря и, рассеявшись, сделались пищею всякому зверю полевому» (Иез 34. 2-6). Бог накажет неверных пастырей - запретит им пасти овец и лишит их возможности «пасти самих себя» (Иез 34. 10). Он Сам соберет овец «из всех мест, в которые они были рассеяны в день облачный и мрачный», будет пасти и «покоить их» на тучных пажитях, «на горах Израилевых» (Иез 34. 11-16). Бог обещает поставить над овцами истинного пастыря, раба Своего Давида, заключить с ними «завет мира» и даровать им благословение (Иез 34. 23-26). Его овцы «не будут уже добычею для народов», они перестанут гибнуть от голода и диких зверей. Обращаясь к сынам Израилевым, Бог называет их овцами и обещает Свое покровительство: «И узнают, что Я, Господь Бог их, с ними... и что вы - овцы Мои, овцы паствы Моей...» (Иез 34. 28-31). По указанию Бога Иезекииль обращается к горе Сеир (по-видимому, речь идет о гористой местности, в к-рой жили идумеи; эта местность находилась восточнее долины Араба - Zimmerli. 1983. Vol. 2. P. 234). Бог отомстит горе Сеир за то, что ее жители враждовали с сынами Израилевыми и предавали их «мечу во время несчастья их» (Иез 35. 1-5). Он опустошит гору Сеир, сделает ее «пустою и безлюдною степью», пустыней, наполненной убитыми (Иез 35. 6-9). Ее жители радовались несчастьям «двух земель» (Израиля и Иуды), а потому и она будет наказана, «и вся Идумея вместе» с ней (Иез 35. 10-15). Пророчество о восстановлении нового Израиля Видение прор. Иезекииля. Роспись костницы Бачковского мон-ря, Болгария. 2-я пол. XII в. Видение прор. Иезекииля. Роспись костницы Бачковского мон-ря, Болгария. 2-я пол. XII в. От имени Бога Иезекииль обращается со словом утешения к сынам Израилевым. Чтобы вознаградить Свой народ, понесший «на себе посмеяние от народов» (Иез 36. 6), Бог призывает горы Израилевы: «...распустите ветви ваши и будете приносить плоды ваши народу Моему Израилю; ибо они скоро придут». Нынешнее опустошение сменится изобилием: Бог умножит «людей и скот, и они будут плодиться и размножаться», земли будут «возделываемы и засеваемы», «заселены будут города и застроены развалины» (Иез 36. 8-11). Земля, ставшая местом гибели для мн. людей, не будет «более слышать посмеяния от народов», потому что ее народ будет благоденствовать (Иез 36. 13-15). |
| 5-6). Не вызывает сомнений, что этот апокриф был известен современникам Спасителя, чем объясняются лексические совпадения со словами из евангельской притчи о Страшном Суде: «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф 25. 35-36). На эту параллель не раз указывали как на свидетельство лит. зависимости и тесной связи, к-рая существовала между иудейской дохрист. апокрифической лит-рой и новозаветной лит-рой ( Амусин И. Д. Кумранская община. М., 1983. С. 216). Но если не ограничиваться только фиксацией очевидных словесных совпадений, то несложно заметить, что трогательные и полные благодарности Господу слова Иосифа вполне естественны и понятны: праведник испытывает скорбь, и Господь не оставляет его, но поддерживает его и помогает ему, слова же Христа вызывают недоумение. При внешнем сходстве выражений обнаруживается разительный контраст: по Е., оказывается, что не Бог, а человек питает, поит, одевает, посещает своего Господа. В притче недоумение выражают не только грешники, но и праведники: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили?» (Мф 25. 37). И Господь отвечает им: «Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф 25. 40). Так нередко в Евангелиях из «ветхой» темы возникает неожиданное и парадоксальное по форме «новое» евангельское наставление. Пониманию евангельского богословия способствует знание иудейской богословской и экзегетической традиций, которые нашли отражение в таргумах . Напр., слова Иисуса Христа Нафанаилу: «Отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (Ин 1. 51) - содержат явную аллюзию на Быт 28. 12 (видение лествицы Иаковом). Во Фрагментарном таргуме это место объясняется следующим образом: ангелы сошли посмотреть на Иакова именно потому, что его образ был на престоле Божием на небесах. |
| виде; при формировании канона в него вошли оба текста - Послание Иуды и переработанное Второе Послание ап. Петра. Второе Послание ап. Петра и Послания ап. Павла Автор Второго Послания Петра знаком с корпусом Посланий ап. Павла (ср.: «Итак, возлюбленные, ожидая сего, потщитесь явиться пред Ним неоскверненными и непорочными в мире; и долготерпение Господа нашего почитайте спасением, как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости, написал вам, как он говорит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания» (2 Петр 3. 14-16). На основании этого текста нередко делается вывод о позднем происхождении Второго Послания ( Callan. 2012. P. 216). Требовалось, как полагают, значительное время, чтобы корпус Посланий ап. Павла получил такое распространение, при к-ром на него можно было бы ссылаться как на «Писания» (термин, традиционно зарезервированный для книг ВЗ). Однако термин «Писания» не обязательно должен указывать на полностью сформировавшийся канон Свящ. Писания, содержащий Новый Завет наряду с Ветхим: «Включение посланий Павла в эту категорию безусловно означает, что они рассматриваются как вдохновенные, авторитетные сочинения, стоящие в одном ряду с книгами Ветхого Завета и, возможно, с другими книгами... Вероятно, имеется в виду, что они подходят для чтения за христианским богослужением. Но это вовсе не ведет к заключению, что автор Второго Послания Петра знал канон Нового Завета. Писания апостолов должны были считаться авторитетными и подходящими для чтения за христианским богослужением задолго до того, как сформировался новозаветный канон» ( Bauckham. 1983. P. 333). К тому же Петр мог знать не все Послания Павла, а только нек-рые. В данном случае, ссылаясь на них, он имеет в виду прежде всего 2 Послания Павла к Фессалоникийцам, поскольку именно в них затрагивалась тема близости пришествия Господня (ср.: 1 Фес 4. 15-17). В раннехрист. Церкви бытовало мнение о том, что пришествие Христа наступит очень скоро - возможно, еще при жизни апостолов. Это настроение отражено во мн. др. новозаветных текстах (ср.: Иак 5. 8; 1 Петр 4. 7; Евр 10. 37). Отчасти такое понимание было основано на букв. толковании слов Христа (ср.: Мф 24. 34). Реагируя на те же самые настроения, автор Второго Послания Петра пишет: «Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают то медлением; но долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию» (2 Петр 3. 9; ср.: 2 Фес 2. 1-9). И далее, подчеркнув внезапность и неожиданность пришествия Господня, ссылается на Послания Павла, отвергая их извращенное понимание. |
| Когда-то Адамович написал о Мережковском, и эти слова его, расставаясь с ним и вспоминая все то, чем Адамович был и что он значил для нас, я обращаю к нему. За что наша к нему благодарность? «За пример органического и музыкального восприятия литературы и жизни. За стойкость в защите музыки. За постоянный безмолвный упрек обыденщине и обывательщине. За внимание к тому, что одно только и достойно внимания, за интерес к тому, чем только и стоит интересоваться. За рассеянность к пустякам... За грусть, наконец, которая чище и прекраснее веселья и все собой облагораживает». Памяти Николая Сергеевича Арсеньева 693 Свыше двадцати пяти лет довелось мне проработать с Николаем Сергеевичем в Св.-Владимирской духовной академии. Но знал я о нем раньше, книги же его читал еще в юношестве. И теперь, оглядываясь на это длительное знакомство, сотрудничество и, прибавлю, дружбу, что я могу сказать о нем в дни, когда провожаем мы его в «путь всея земли»? Кто-то, кажется, Бергсон, сказал, что у каждого подлинного мыслителя есть, в сущности, только одна мысль, одно прозрение, одна основная интуиция, вокруг которых растет и развивается его творчество, отражая некий главный, все собою пронизывающий и озаряющий путь. Думаю, что это полностью приложимо к Николаю Сергеевичу. О чем бы он ни писал, а писал он о многом – о раннем христианстве и христианском Средневековье, о России, о Западе, о Востоке, о русской культуре, все эти писания в конечном счете суть свидетельства одной и той же глубины, все они светятся присутствующим в них, но их и трансцендирующим светом. Это – свет радостной и, употреблю одно из любимых слов Николая Сергеевича, превозмогающей веры во Христа Сына Божия. Николай Сергеевич никогда не уставал повторять слова св. Иоанна Богослова: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, – ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам» ( 1Ин.1:1–2 ). Всю свою длинную жизнь Николай Сергеевич вглядывался, вслушивался, вживался в этот единственный, ни с каким другим не сравнимый и не соизмеримый опыт. Все его творчество – об опыте, а также и из опыта, ибо если не устает он все снова и снова возвращаться к нему, находить его и радоваться ему, то потому, конечно, что это – и его опыт, его радостное свидетельство о своей вере и в ней даруемой «преизбыточествующей жизни». |
| 9 Не могу не засвидетельствовать совсем особенной его любви к духовной школе и вообще к церковному просвещению. Как он сиял, как он радовался, когда освящал новый дом Академии в Крествуде! А до этого не было недели, чтобы не пришло от него книг для библиотеки или какого-нибудь «предложения академической корпорации». Много лет преподавал он пастырское богословие, и когда уже не мог приезжать, то вызывал весь класс к себе в собор. Сам «богословствовал», не был, ни в коей мере, рутинером, начетчиком, гасителем духа во имя буквы. Все хотел закончить сочинение о пророке Иезекииле и «подать в Академию», скорбел, что немощи не позволяют ему преподавать древнееврейский язык. После выхода каждого номера нашего академического журнала неизменно присылал записочку с благодарностью и «подписку», так что подписывался он не менее четырех раз в году. Сам воспитанник Киевской духовной академии, высоко ценил академические традиции и воплощал их в себе – в свойственной прежней Русской Церкви широте духовного и умственного горизонта (в отличие от того мракобесия, в которое так любят наряжать ее самозваные носители и защитники русского православия), в уважении к творчеству, в любви к духовной свободе «чад Божиих»... 10 Великий пост 1964 года. В греческом соборе в Нью-Йорке кончается торжественное моление о всех гонимых за православную веру. В конце службы митрополит Леонтий приближается к архиепископу Иакову, чтобы от имени Митрополии поблагодарить его. И происходит нечто необычное: «великодержавный» греческий иерарх склоняется перед белым старцем, целует ему руку и говорит: «У Вас великая душа...». 11 Заканчивая эти краткие заметки, вспомнил о любви митрополита Леонтия к пророку Иезекиилю и открыл его книгу в Библии. И вот текст, первым попавшийся на глаза: «И сказал мне: сын человеческий! все слова Мои, которые буду говорить тебе, прими сердцем твоим и выслушай ушами твоими; встань и пойди к переселенным, к сынам народа твоего, и говори к ним, и скажи им: “так говорит Господь Бог!” будут ли они слушать, или не будут» ( Иез.3:10–11 ). |
|
|
