| В мае те же рекреации и тоже церковное торжество по случаю сретения иконы Боголюбской Божией Матери. Во второй половине июня и в первой июля частные экзамены, около 15-го числа торжественный акт с теми же атрибутами, как и в прошедшем году. На этом акте я получил в дар другой экземпляр тех же пиитических правил Байбакова. На другой день нам объявлены разрядные списки: я переведён в числе первых учеников в среднее отделение. За тем отпуск по домам. Во время вакации я познакомился в Горицах с купеческим сыном, Владимиром Александровичем Борисовым. Борисов – личность, в своём роде, очень примечательная. Сообщу здесь о нём некоторые биографические сведения. Он родился в 1809 году в селе Нижнем-Ландехе, Гороховского уезда; по смерти отца, в 1811 —109— 1836 г. году, мать его, уроженка села Гориц. из купеческого дома Барановых, переехала с своим семейством на свою родину. Десяти лет его отдали учиться грамоте причетнику, у коего он успел выучить только азбуку. В 1820 году в селе Дунилове открыто было приходское училище, куда его перевели для дальнейшего образования. Здесь он изучил Часослов и Псалтирь и научился писать, – тем и окончилось его образование. „К счастью, – буду продолжать далее словами самого Борисова, – в это время я отыскал у себя в доме краткую старинную географию. от которой был в восторге и никогда с ней не расставался; потом нашёл некоторые и другие книги и в 6-ти частях собрание путешествий Циммермана, от чего и получил охоту к чтению, а брат мои старший Пётр, привёз из Москвы и подарил мне пространную всеобщую географию, только что тогда вышедшую, составленную Кряжовым (См. Расписание книгам Смирдина 3592)… Этими книгами я для себя открыл, казалось, новый неведомый мир и стал читать путешествия, особливо любил из них: „Путешествие в Хиву капитана Муравьева“ и „Плен Головина в Японии“. После лёгкого чтения стал приучать себя к более серьёзному, для каковой цели выписывал в 1826 и 1827 годах Московские Ведомости, в которых печатались тогда протоколы Московского общества истории и древностей российских, – что и возбудило во мне первую охоту к занятию древностями... В 1832 году познакомился я с известным Нерехотским историком и археологом, священником М.Я. Диевым 1019 . С этого времени начал я уже вести некоторые заметки о Шуйских древностях... Статьи же собственного сочинения начал я печатать с 1837 года, сначала в Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду и Москвитянине... В письменных занятиях много обязан я наставлениями и поправками бывшему учителю Шуйского уездного училища В. А. Беляеву , с которым познакомился в Шуе в 1838 году, куда я переехал жить из Гориц в 1836 году“. |
| С одной стороны, поляки и латинское духовенство сеяли всюду ковы и противодействие, а с другой стороны и православное духовенство, продолжая частные обращения униатов, иногда неразборчивыми средствами, ставило себя во враждебные отношения к ним. В таком положении униатское дело находилось к концу 1836 года. Это неопределенное положение униатского дела вывело, наконец, преосвященного Иосифа из терпения, несмотря на всю благосклонность к нему высшего начальства, вызвало с его стороны намерение присоединиться к православной церкви, и в Сентябре 1836 г. он обратился с просьбой о том к митрополиту Серафиму, с приложением того самого прошения, которое он безуспешно хотел подать еще в 1834 году. По воле Государя Императора, новый обер-прокурор св. Синода Протасов, потребовал у него объяснение причин, по которым он хотел присоединиться. В ответ на это Иосиф подал записку, в которой указал ход униатского дела с 1827 года и те колебания и неустойчивость, какие оно с того времени испытало от разных случайностей, – неправильных действий православного духовенства, раздражающего униатов, на смелость поляков и католического духовенства, которое, пользуясь обстоятельствами, совращало униатов в католицизм, отнимало у них церкви, а между тем все жалобы на них гражданскому начальству оставались безуспешными. В виду всего этого, заключает преосвященный Иосиф свою записку, он, не находя себе твердой опоры и будучи вынужден бороться с многочисленными и трудными противниками, не может быть полезным униатскому делу при таком положении. Как на единственный выход из этого положения, он указывает на подчинение униатской церкви, если не прямо Синоду, то по крайней мере обер-прокурору его, с подчинением ему униатов вместо министра внутренних дел, который, по самому своему положению, не мог достаточно обращать внимание на религиозную сторону дела 36 . Совет преосвященного Иосифа был принят, и в начале 1837 года состоялась передача дел по униатской церкви из ведомства министра внутренних дел в ведомство обер-прокурора св. |
| профессор Михаил Измайлович Богословский (09.11.1807–16.01.1884) профессор Михаил Измайлович Богословский Профессор богословия, духовный писатель; Главный священник армии и флота; протопресвитер большого Успенского собора. Биография Родился в семье пономаря владимирской Богословской церкви. При поступлении во Владимирское духовное училище получил фамилию Богословский. В 1822—1827 годах учился во Владимирской духовной семинарии и в 1827 году был направлен в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую окончил со степенью магистра богословия в 1831 года лучшим по успеваемости студентом на курсе. Оставлен в академии бакалавром греческого языка и преподавал до 1840 года. В это же время он начал литературную деятельность: его переводы с греческого без подписи помещались в «Христианском чтении». В 1833 году женился на Вещезоровой Софии Тимофеевне — дочери петербургского кафедрального протоиерея (имел двух сыновей и четырёх дочерей). В этом же году был определён митрополитом Серафимом священником к Благовещенской Василеостровской церкви. В 1835 году при основании училища правоведения, попечитель училища принц Пётр Георгиевич Ольденбургский пригласил Богословского руководить религиозным и нравственным направлением, поручив ему, кроме обязанностей священника в училищной Екатерининской церкви и преподавания Закона Божия, с 1836 года — чтение лекций по логике и психологии. В своих воспоминаниях выпускники училища К. К Арсеньев и И. А. Тютчев дали высокую оценку личности Богословского: Это был человек большого ума и твердого характера, импонировавший не только нам, но и начальству училища. Его влияние на нас было велико уже потому, что ничем не уравновешивалось и не перевешивалось; он был (1849—1855) единственный их всех наставников и воспитателей, старавшийся узнать каждого из нас и до известной степени в этом успевавший. В его преподавании было много схоластического: он любил, чтобы ему отвечали буквально по его запискам, не вдавался в подробные объяснения — но все-таки заставлял нас думать, будил наше сознание и совесть. Его не столько любили, сколько боялись; но эта боязнь была смешана с искренним уважением, чего нельзя сказать о страхе, который мы чувствовали пред многими другими. У него были и крупные недостатки, напр. властолюбие, вспыльчивость… |
| В положении той же невыясненности, неопределенности и несогласованности действующих распоряжений вопрос о раскольнической семье оставался первоначально и при императоре Николае I. В своем принципиальном воззрении на раскольнический брак Николаевское правительство с самого же начала заявило о своей полной солидарности с церковной отрицательной точкой зрения. В сенатском указе 19 июля 1827 года распубликовано было «для единообразного и повсеместного исполнения» одно из прежних синодских распоряжений, по которому браки, венчанные «вне церкви, в домах и часовнях и неизвестными бродягами.... не могут признаны быть за браки законные, а за сопряжения любодейные» и, как «таковые преступления», «подлежат суду гражданскому» 320 . Переводя этот взгляд в свои распоряжения, правительство отрицает за раскольниками право на формальный развод. На возбужденное отставным канцеляристом Карташевым дело о разводе его с женою, венчанною с ним, «по обряду поморской секты», 16 мая 1836 года последовало такое Высочайшее повеление: «дело оставить без дальнейшего производства, ибо когда не было правильного брака, то нет места рассуждать и о разводе» 321 . Если один из супругов-раскольников присоединялся к церкви, а другой оставался в расколе и не желал освятить супружество «венчанием в церкви по чиноположению», то присоединившемуся церковной властью разрешалось вступить в новый законный брак с православным беспрепятственным лицом 322 , и солидарная с нею гражданская власть с своей стороны вполне разделяла справедливость таких распоряжений 323 . Но, с другой стороны, среди действующих распоряжений первого времени мы видим и такие, которые с отрицательным взглядом на раскольнический брак, как «любодейное сопряжение» уже вовсе не гармонировали. На вопрос, возбужденный московским губернским правлением: следует-ли обнародованный 19 июля 1827 года синодальный указ непризнавании раскольнических браков за законные распространять на прошедшее время?» Государственный Совет Высочайше утвержденным мнением разъяснил, что указ «не простирается на раскольнические браки вообще» 324 . И когда в 1834 году в донской войсковой канцелярии возникло затруднение, как считать детей свободной казачки и крепостного крестьянина, венчанных «в простом доме неизвестным иргизским попом» – свободными или крепостными, то комитет министров, выходя, между прочим, из данного разъяснения, Высочайше утвержденным мнением положил: «дети должны оставаться крепкими помещику по отце», т. е. раскольнический брак признан был действительным, так как рожденные от него дети приобретали права отца 325 . При 8-й народной переписи в 1833 году как жены поповцев, так равно и «сожительницы раскольников беспоповщинской секты, даже федосеевской показаны были в семействах мужей своих женами их» 326 . Разрешение беглым попам вести метрические книги внесено было в свод законов 1832 г. (т. XIV, ст. 51), получив, таким образом, значение коренного государственного закона. |
| 115 А именно: правителю канцелярии до 1000 р., двум столоначальникам до 600 р. каждому, регистратору и архивариусу до 500 каждому, на канцелярских служителей до 1200 р. и на канцелярские расходы до 300 р., т. е. ходатайство главного священника армии и флотов не было удовлетворено во всех его частях; при чем должности служащих в канцелярии относительно классов и разрядов оставлены на прежнем положении Высочайше утвержденного штата 1 апр. 1817 г. (Дело арх. канцел. главн. свящ. армии и флотов 1869 г. 130). 118 В доказательство необходимости сего Музовский указал во первых на то, что хотя число дел по канцелярии обер–священника главного штаба не так обширно, как по канцелярии обер–священника армии и флотов, однако это число заметно умножилось с 1816 г. по 1827 г., вследствие того, что некоторые из полков и военных команд поступили в составь гвардейского корпуса; во вторых на то, что канцелярские чиновники обер–священника армии и флотов могут пользоваться казенною квартирою и отоплением, тогда как для чиновников канцелярии обер–священника главного штаба подобного вспомоществования не имеется. На основании сих доводов Музовский ходатайствовал о расширении штата состоящей при нем канцелярии таким образом: исправляющему обязанности секретаря вместо 1200 р., как бы следовало соразмерно с. содержанием секретаря канцелярии обер-священника армии и флотов, назначить только 900 р.; с тем, чтобы определить первому помощника па жалованью 600 р., с званием регистратора, оставив писца с жалованьем 400 р., и весь штат по канцелярии, с присовокуплением 600 р. на канцелярские расходы и на наем квартиры, исчислить вместо прежних 1000 в 2500 р., на 1450 менее штата для канцелярии обер–священника армии и флотов. 119 Дело арх. Св. Синода 1827 г. 939. На прибавленные 500 р. учреждена должность еще одного писца с жалованьем 300 р. С подчинением управлению обер–священника главного штаба в 1836 г. и придворного духовенства содержание песцам увеличено на 100 р., прибавленных за придворное ведомство. В 1841 г. одновременно с подчинением обер–священнику главного штаба гренадерского корпуса и по сему случаю положено определить в его канцелярию помощника секретаря с жалованьем по 200 р. сер. в год и с причислением должности его к XII классу. При этом в означенную канцелярию отчислен и один сторож из инвалидов, находившихся при канцелярии обер–священника армии и флотов. С соединением в лице обер–священника главного штаба управления и придворным духовенством составь его канцелярии не изменился. |
| Г. П. Павский, священнический сын из Павского погоста (лугского уезда с.-петербургской губернии), по окончании курса в с.-петербургской духовной академии, с 1814 г. бакалавр, с 1818 профессор еврейского языка в спб. академии, с 1819 по 1827 профессор богословия в с.-петербургском университете, в 1821 г. возведен в степень доктора богословия; с 1826 по 1835 г. законоучитель Наследника престола и великих княжен Марии, Ольги и Александры Николаевен; с 1836 г., по увольнении от должностей законоучителя и проф. академии, прот. таврического дворца; сконч. в 1863 г. Участвуя в Христианском Чтении, с самого основания этого духовного журнала, он поместил в нем следующие статьи: О религии, из университетских уроков (1821 г.); ряд статей о богословии св. Григория Богослова : 1, предварительные замечания; 2, учение о Боге и опровержение Евномия и его последователей; 3, учение о св. Троице; учение о соединении в Иисусе Христе божеского и человеческого существа и опровержение аполлинаристов; 5, о человеке и спасении человека; 6, о мире и ангелах; о бессмертии и судьбе по смерти (Христ. Чт. 1828 г. См. о сих статьях в Чтениях в Общ. Истории и Древн. Росс. 1869 г. ч. I, стр. 57); – о таинственной вечери Иисуса Христа у христиан при апостолах и после апостолов (1830 г.); о цели говения и порядке благоговейных занятий христианина, приготовляющегося к св. приобщен (1833 г.); изъяснение притчей: о талантах (1835 г.), о пшенице и плевелах, о гостях званных на вечерю (1836 г.), о брачном пире и званных на пир, о виноградарях (1837 г.) и о смоковнице (1841 г.). – В Летописи факультетов на 1835 г. (изд. Галичем и Плаксиным) помещена его статья: О состоянии Российской церкви под управлением патриархов. В 1-м томе Известий 2-го отделения Академии наук, 1852 г., Записка о новом издании русского словаря – Отдельно изданы: Обозрение книги псалмов. Спб. 1814 г. – Еврейская грамматика. Спб. – 1822 г. – Еврейская христоматия. Филологические наблюдения над составом русского языка. Спб. 1841 – 1842. Академия наук увенчала это сочинение Демидовской премией в 1843 г. Второе издание в 1850 г. – В небольшом количестве экземпляров напечатаны: Беседа с Государем Наследником Цесаревичем накануне принесения Е. И. В. присяги по случаю совершеннолетия; Христианское учение в краткой системе и Начертание церковной истории. Объяснения его на примечания против сих книжек покойного м. м. Филарета напечатаны в Чтениях в Общ. Истории и Древн. Российских 1870 г. кн. 2, стр. 175 – 208. Совместный труд его с другими студентами – товарищами составляет перевод „Эстетических рассуждений, Ансильйона. Спб. 1813 г. Примечания его на мистическую книгу: Божественная философия, соч. Дю-туа, в рукописи. |
| Г. Орбелиани (1804-1883) происходил из аристократического рода. Учился в Тифлисском благородном и Артиллерийском уч-щах. Участвовал в русско-персид. и русско-тур. войнах, в заговоре 1832 г., за что был арестован и отправлен в ссылку. Вернувшись в полк, 20 лет воевал в Дагестане с имамами Шамиля. В течение неск. лет выполнял обязанности главноуправляющего Кавказом, был ген.-губернатором Тифлиса. Поэзия Г. Орбелиани проникнута высоким чувством патриотизма («Заздравный тост, или Пир после Эриванской битвы» (1827-1870), «К Ярали» (1832), «Моей сестре Ефемии» (1835), «Вечер разлуки» (1841) и др.). Лит. наследие Орбелиани включает также дневники в прозе «Мое путешествие из Тифлиса в Петербург» (1831). Поэт переводил на груз. язык лирику А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова и басни И. А. Крылова. Вершиной груз. романтизма является творчество Н. Бараташвили (1817-1845). Его учителем в Тифлисской 1-й гимназии был груз. просветитель и писатель С. Додашвили. Из-за банкротства отца Бараташвили лишился средств для получения высшего образования. Природная хромота не дала осуществиться его мечте поступить на военную службу, и он был рядовым служащим в канцелярии. Главное в содержании его поэзии - это изображение внутреннего мира человека, его духовных исканий. Уже раннее стихотворение «Сумерки на Мтацминде» (1833-1836) проникнуто романтическим стремлением уйти от земных тягот, желанием приобщиться к тайным силам природы. Одна из основных черт лирики поэта - роковое несоответствие высоких идеалов личности, пробудившейся для новой жизни, суровым реалиям окружающей действительности. Результатом этого несоответствия является духовное одиночество (стихотворения «Таинственный голос» (1836), «Раздумья на берегу Куры» (1837), «Одинокая душа» (1839)). В основе поэмы «Судьба Грузии» (1839) лежит историческое событие - разорение Тбилиси во время нашествия Аги Мухаммад-хана в 1795 г. Однако в поэме речь идет не столько о прошлом страны, сколько в иносказательной форме решается вопрос о ее будущем. Поэт осознает неизбежность присоединения Г. к России и не исключает опасности потери национальной самобытности. Бескомпромиссная борьба творческого духа и свободной воли с силами слепой необходимости как оправдание и истинный смысл истории человечества - такова основная идея «Мерани» (1842). Стихотворения Бараташвили распространялись в рукописном виде и впервые были опубликованы в 1852 г. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла КОПИТАР Титульный лист кн.: Jernej Kopitar. Glagolita Clozianus. Cacolum Gerold, 1836 Титульный лист кн.: Jernej Kopitar. Glagolita Clozianus. Cacolum Gerold, 1836 [Kopitar] Варфоломей (Ерней) Бартол (21(23?).08.1780, Репне, совр. Словения - 11.08.1844, Вена), словенский филолог-славист, один из основоположников славистики. Род. в крестьянской семье, начальное образование получил в деревенской школе. В 1790-1800 гг. учился в гимназии в Любляне. В 1799 г. поступил в дом барона З. Цойса как домашний учитель, позже был личным секретарем, библиотекарем и хранителем минералогического кабинета. За 8 лет работы в доме Цойса, к-рый являлся центром интеллектуальной жизни Любляны, К. изучал естественные науки, философию, античную культуру, языки (итальянский, французский, английский, древне- и новогреческий), историю слав. народов, научился читать кириллические и глаголические рукописи. В 1808 г. при поддержке Цойса переехал в Вену для изучения юриспруденции, но через 2 года посвятил себя филологической деятельности. Был редактором научно-лит. изданий «Летопись австрийской литературы и искусства» (Annalen der österreichischen Literatur und Kunst), «Отечественный журнал» (Vaterländische Blätter), «Венская литературная газета» (Wiener allgemeine Literaturzeitung), «Ежегодник по литературе» (Jahrbuch der Literatur) и др., в которых публиковал статьи по проблемам славистики, палеославистики, германистики и классической филологии. В 1810 г. был назначен цензором слав. и греч. книг, оставался им до смерти. В том же году стал скриптором Венской придворной б-ки, в 1821 г.- 4-м хранителем б-ки, в 1827 г.- 2-м, а в 1844 г.- 1-м и получил чин придворного советника. Первой работой К. в области славистики стала «Грамматика славянского языка Крайны, Каринтии и Штирии» (Grammatik der slavischen Sprachen in Krain, Kärnten und Steyermark. Laibach, 1808) с описанием норм словен. лит. языка и критическим обзором словен. лит-ры. В 1808 г. К. направил письмо слависту Й. Добровскому, к-рое стало началом плодотворной переписки, продолжавшейся более 20 лет (опубл. И. В. Ягичем). В 1820-1821 гг. К. участвовал в создании Добровским грамматики старослав. языка «Грамматика языка славянского по древнему наречию» (Institutiones linguae slavicae dialecti veteris. W., 1822 (рус. пер.: СПб., 1833-1834. 3 ч.)). |
| В 1823-1825 гг. в Москве К. вместе с В. Ф. Одоевским издавал альманах «Мнемозина». В ст. «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824) К. выступил с критикой интимной элегической лирики, противопоставив ей оду, в к-рой «поэт бескорыстен» («он не ничтожным событиям собственной жизни радуется, не об них сетует; он вещает правду и суд Промысла, торжествует о величии родимого края, мещет перуны в сопостатов, блажит праведника, клянет изверга»). К. призвал к созданию «поэзии истинно русской», «лучшими» источниками к-рой будут «вера праотцев, нравы отечественные, летописи, песни и сказания народные» (в этом К. явился продолжателем дела «славенофила» А. С. Шишкова ; подобно ему, К. также пропагандировал творчество С. А. Ширинского-Шихматова (см. ст. Аникита )). Баллады («саги»), написанные на древнерус. сюжеты, «Святополк Окаянный» и «Рогдаевы псы» (обе 1824) отражают взгляды К. этого периода. Молодой К. пользовался репутацией отчаянного либерала и эмоционально неуравновешенного человека (он один из прототипов Чацкого в комедии «Горе от ума»); в декабристские организации не входил. Только в 1819 г. недолго был членом близкой к декабристам масонской ложи «Избранного Михаила», в которую был принят Ф. Н. Глинкой . В кон. нояб. 1825 г., случайно оказавшись в С.-Петербурге, К. был принят К. Ф. Рылеевым в Северное общество декабристов и стал одним из активных участников восстания 14 дек. 1825 г. на Сенатской пл.: целился из пистолета в вел. кн. Михаила Павловича и ген. А. Л. Воинова (оба раза осечка). После восстания пытался бежать за границу, был пойман в Варшаве, доставлен в Петропавловскую крепость. Осужден по 1-му разряду к смертной казни, к-рую заменили на 15 лет одиночного заключения (позднее срок сократили до 10 лет) и пожизненную ссылку в Сибирь. С июля 1826 г. отбывал наказание в тюрьмах Шлиссельбурга (до окт. 1827), Динабурга (до апр. 1831), Ревеля (до окт. 1831) и Свеаборга (до освобождения в дек. 1835). С янв. 1836 г. жил в г. Баргузин Иркутской губ., где отбывал ссылку его брат Михаил; осенью 1836 г. женился на дочери местного почтмейстера Дросиде Ивановне Артеновой (1817-1886). В 1839 г. переехал с семейством в Акшу, в 1844 - в г. Курган. В 1845 г. ослеп. Последние полгода жизни провел в Тобольске. В ссылке К. регулярно посещал правосл. богослужения, часто общался с духовенством; жена и нек-рые сибирские знакомые называли его Василием. Дети К. воспитывались в Православии. |
| Конференции и цензора при здешнем Комитете в продолжение трех сроков (1818 – 1827 г.); с 1826 г. имел счастье быть законоучителем Е. И. Высочества, Наследника Престола (царствующего ныне Государя Императора) и Великой Княгини Марии Николаевны; в феврале 1835 г., с Высочайшего соизволения, уволен от службы при академии. Протоиерей И. Иванов , с 5 марта 1835 г., исправлял должность профессора, а 15 октября утвержден в звании профессора. В настоящее время еврейскому языку обучает, с званием профессора, доктор Моисеева закона, раввин, принявший православную веру, В. А. Левисон. Он обучался сперва в иудейском университете в Франкфурте и потом в христианских – в Геттингене и Вирцбурге; после окончания курса выдержал экзамен в науках иуд. богословия, и от общества раввинов в Ленгефельде объявлен способным к званию раввина при всякой иудейской церкви, с правом о предметах иудейской религии произносить решительный суд: вследствие чего позволено ему называться великим раввином и доктором Моисеева богословия (1829 г.); в 1839 г. из Веймара, где был проповедником, прибыл в С.-Петербург и, по принятии православной веры, в сент. 1840 г. определен в академию преподавателем еврейского языка, с званием экстраордин. профессора, а в ноябре того же года наименован и ординарным профессором. В 1842 г. ему же поручено преподавание немецкого языка. Хозяйственная часть академии Мы представили выше штат С.-Петербургской Духовной Академии, Высочайше утвержденный, по докладу бывшего Комитета о усовершении дух. училищ, в 26-й день июня 1808 г. Так как он составлен был применительно к тогдашним обстоятельствам: то, с переменой их, вследствие распространения учебной части и возвышения цен на жизненные потребности, сделались необходимыми изменения в нем, также как в штате прочих духовно-учебных заведений. Комиссия духовных училищ ограничивалась первоначально частными дополнениями штатов; но в 1820 г., составив новые училищные штаты, сообразно с своими внутренними способами, исходатайствовала на них Высочайшее утверждение Государя Императора, которое последовало в 22-й день мая 1820 года. В 1836 году, с увеличением потребностей, при оказавшемся решительном несоответствии в жалованье духовных наставников с светскими, произведен снова пересмотр духовно-училищных штатов; при чем положено было: 1) оклады жалованья повысить вообще на половину против прежнего, с небольшими изменениями, по ближайшему приспособлению к обстоятельствам мест и должностей; 2) оклады ректорам академий и семинарий, вновь определенные, производить вполне, если они не пользуются жалованьем или доходами от управляемых монастырей; а когда будут им поручаемы в управление монастыри, тогда от одной трети до половины ректорского оклада, по усмотрению и с утверждения Комиссии духовных училищ, обращать в экономию училища: на предположения Комиссии духовных училищ последовало Высочайшее утверждение 23 мая 1836 года. |
|
|
