| «Это лекарство хуже болезни, и, конечно, мы его не употребим, – отвечал Репнин, – вам, другу России, обязанному ей престолом, не годится уничтожать общего дела; вы должны продолжать свою преданность к России, особенно когда видите, что все стараются свергнуть вас с престола, что и на Россию-то все сердятся за то, что мы поддерживаем вас на престоле». «Я бы охотно свое место оставил, – отвечал король, – если бы мог скоро успокоить свое отечество и доставить нации то, чего она так желает, т. е. уничтожения русской гарантии и диссидентского дела». В совете королевском громко раздавались враждебные России голоса. Маршал коронный, князь Любомирский и граф Замойский от своего имени и от имени Чарторыйских предложили, что войско правительства польского, назначенное под начальством молодого Браницкого действовать против конфедератов, должно немедленно распустить по непременным квартирам; иначе русские подговорят его на свою сторону и употребят против турок, а из этого султан может заключить, что Польша заодно с Россиею, против Турции. Любомирский с товарищами сильно восставали против последнего сенатского решения просить у России помощи против конфедератов. Браницкий противился распущению войска, говорил, что это произведет неудовольствие в народе и возбудит подозрение в русском правительстве; но Замойский продолжал настаивать на распущении войска и требовал, чтоб на будущее время принята была такая система: не отказывать прямо России в ее требованиях, но постоянно находить невозможности в их исполнении, льстить, но ничего не делать; королю нисколько не вмешиваться в настоящие волнения, нейти против нации, не вооружаться и против турок, но выжидать, какой оборот примут дела. Король все время молчал; совет Замойского приходился как нельзя больше ему по душе в главных своих чертах, но он был на стороне Браницкого насчет нераспущения войска. Наконец положили войска не распускать, но запретить ему приближаться к русским границам; позволено ему требовать русской помощи и соглашать с русскими войсками свои движения только против бунтующих крестьян, но вместе с русскими нигде не быть, не показывать, что польское правительство заодно с русским. |
| «Король, – писал Иосиф матери, – осыпал нас учтивостями и выражениями дружбы; это гений, говорит он чудесно, но в каждом слове проглядывает плут. В разговорах его высказывался страх пред русским могуществом, страх, который ему хотелось внушить и нам. Он мне говорил о наших греках в Венгрии (православных славянах), сказал, что наши купцы этой религии в Бреславле задали публичный праздник в честь русских побед; говорил, что надобно с ними хорошо обходиться, обнаруживать терпимость, чтоб они не привязались еще больше к России и не завели смуты. Он мне сказал: чтоб сдержать Россию, вся Европа принуждена будет вооружиться, ибо Россия овладеет всем. Государь, отвечал я ему, в случае всеобщей войны вы в авангарде, и потому нам можно спать спокойно. Будучи безопасны с нашей стороны, вы сделаете с русскими все, что вам угодно. Он с этим не согласился, признался, что боится русских и союз с ними ему необходим, хотя и тяжел». По словам Фридриха, Иосиф дал ему ловко заметить, что он не имеет столько влияния над матерью, чтоб мог исполнять свои желания, но не скроет, что при настоящем положении дел в Европе ни он, ни Мария-Терезия никогда не позволят, чтоб русские удержали за собою Молдавию и Валахию. В Петербург Сольмсу Фридрих писал о свидании: «Император очень любезен и необыкновенно учтив. Он меня уверял в самых сильных выражениях, что забыл навсегда о Силезии. Я принял уверения, как они того заслуживают. Я обратил его внимание на Россию; он мне признался, что русская императрица – великая женщина, gran cervello di regina, по его собственному выражению. Это человек, пожираемый честолюбием; он питает какое-нибудь великое намерение; теперь он сдерживается матерью и с нетерпением сносит иго; как скоро он от него освободится, то сделает какой-нибудь важный шаг. Мне было невозможно проникнуть, что он именно имеет в виду: Венецию, Баварию, Силезию или Лотарингию. Но можно безошибочно положить, что Европа будет в огне, как скоро он сделается независимым государем». Фридрих велел Сольмсу сообщить свое письмо Екатерине. |
| На сие граф Н. И. Панин читал декларацию, посланную в Польшу проектом для восстановления тишины, на которую ожидает ответа; и на все вышеописанное происходили разные политические рассуждения». Екатерина поддержала Панина. Не могла она уступить раздражению, явившемуся вследствие малодушия, робости при первом неблагоприятном обстоятельстве, и выдать человека, который действовал с полного ее согласия; не могла она признать, что политическая система ее царствования оказалась несостоятельною, признать превосходство системы предшествовавшей. Но, поддержав Панина, она уступила относительно человека, действовавшего в Варшаве, она пожертвовала Репниным, на которого приходили жалобы, что он поступал слишком круто, раздражал поляков. Решено было отозвать Репнина, заменив его человеком более мягким; сделана была уступка полякам. Мы видели, что сам Репнин просил Панина отозвать его из Польши, сравнивая свое положение с положением каторжника. С одной стороны, он был недоволен военными распоряжениями в Петербурге, с другой – его сильно раздражало то, что поляки вследствие турецкой войны подняли головы и стали требовать, чтоб он разделал то дело, которое он устроил с такими усилиями. А тут еще на него возлагается новое трудное поручение. Для успешного ведения войны с Портою, для недопущения турок ворваться в Польшу для соединения с конфедератами, для русского войска важно было занять две польские крепости, Замосць и Каменец-Подольский, особенно последний. В Совете 8 декабря было сделано предложение о Каменце, что если эту крепость взять основанием кампании, то надобно употребить средство к ее занятию. Гр. Орлов представил, что, сколько известно, Каменец так укреплен природою, что силою взять его нельзя, 50000 человек ничего не в состоянии сделать, если бы даже в крепости было только 1000 человек гарнизона. Граф Петр Панин говорил, что если эту крепость силою взять нельзя, то надобно стараться получить ее военною стратагемою; и наконец решено было «всевозможные иметь старания о занятии оной крепости». |
| Понятно, что военная коллегия не находила никакого резона обижать военных начальников из-за какого-нибудь попа, а между тем по закону все жалобы на военных людей должны были представляться в нее. Не защищая духовенства от обид, она, однако, довольно энергично вступалась в дело, когда приходилось защищать самих военных людей по жалобам духовенства св. Синоду. В 1782 г. один священник сибирского пехотного полка поднял дело о том, что в полку его держали под караулом наряду с другими колодниками. Полковник подал в военную коллегию объяснение, что у него в полку и колодницкой не бывало, а сажал он попа под присмотром солдат в канцелярии, чтобы протрезвить его от запоя, и что он сам просит теперь у военной коллегии «от облыжного прошения» того попа защиты. Коллегия тотчас же потребовала у св. Синода смены означенного священника. Св. Синод, разумеется, взглянул на это дело иначе; в коллегию был послан указ, в котором, поставив ей на вид, что она выслушала оправдание лишь одного полковника, а не обеих тяжущихся сторон, и что сам же полковник сознался в держании священника под караулом в канцелярии, св. Синод рекомендовал ей распорядиться, чтобы полковые начальства священнослужителей ни за какие провинности сами не штрафовали, а доносили об них для нужных распоряжений духовному начальству 672 . С церковнослужителями при полках обращались еще бесцеремоннее. В 1769 г. возникло наприм. такое дело между начальством ингерманландского полка и новгородской консисторией. Года за три до этого времени, по требованию полкового начальства, из епархии было послано для занятия праздных церковнических мест при полковой церкви двое сверхштатных церковников, в том числе один священнический сын Борис Игнатьев, исключенный из семинарии «за непонятием наук». В 1768 г. консистория потребовала его опять к себе по случаю разбора церковников, но он уже давно записан был своим полковником в рядовые солдаты. Консистория заявила претензии на то, что это совершилось без всякого ее ведома и согласия и завязала с полковой канцелярией любопытную переписку. |
| Но если должны были увеличивать налоги, то прежде всего должны были постараться добрать старые подати и отвратить явления, вредившие финансовым мерам. В начале 1769 года Сенат принужден был признаться, что хотя сбор подушных денег и взыскание доимки преимущественно возложены на попечение губернаторов, но, сколько со стороны комиссариата и Военной коллегии старания ни было и сколько Сенат ни посылал подтверждений, все осталось без действия: не только прежних лет доимка не выбрана, но и вновь от одного нерадения накопляется; так что комиссариат по 1768 год считает всей доимки 644000 рублей; к тому же и донесений комиссариат в свое время не получает, напротив, еще оказывается упрямство и ослушание, как то доказывает поступок Московской губернской канцелярии секретаря и канцелярских служителей, которые, будучи комиссариатом задержаны в канцелярии, осмелились отбивать часового, поставленного у дверей. Сенат приказал опять подтвердить губернаторам, чтоб старались взыскивать доимку. Разумеется, гораздо легче было взыскать казенные деньги с одного или нескольких известных лиц. Оказалось, что бывший казанский губернатор Квашнин-Самарин купил у сенатора графа Ив. Ларион. Воронцова в казну вино по превосходным ценам и в такое время, когда его вовсе не нужно было покупать, и оттого произошел казенный убыток на 31511 рублей. Для вознаграждения этого убытка взыскано с откупщика Шемякина 9675 рублей да определено еще взыскать с него же и с другого откупщика Белавина 5084 рубля, а остальные 16740 рублей взыскать с Квашнина-Самарина. Сенат приказал взыскать с Воронцова и Квашнина-Самарина. Жаловались на контрабанду, и гр. Миних подал императрице проект для ее прекращения: купцы в таможнях должны получать ярлыки за руками всех таможенных служителей, с прописанием звания и количества товаров и сколько к ящикам или тюкам приложится печатей, дабы никто из купцов в дороге, не доехав до учрежденного места, не отважился распечатать, вынуть и распродавать под страхом конфискации всех товаров. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла БОРТНЯНСКИЙ Дмитрий Степанович (1751, г. Глухов Нежинского полка, ныне Сумской обл., Украина - 28.09.1825, С.-Петербург), рус. композитор. Творчество Б. ознаменовало собой наступление классического этапа в отечественной церковной музыке. Б. начал свое муз. образование в глуховской певч. школе, к-рая готовила малолетних певчих для Придворной певческой капеллы . Затем 8-летний мальчик был перевезен в С.-Петербург и определен в штат Капеллы, с к-рой была связана вся его дальнейшая жизнь. Обучение малолетних певчих в Капелле «производилось больше по слуху и подражанию, нежели по правилам. Учитель пения и его помощники учили и больших и малолетних певчих со скрипкой в руках и таким образом направляли слух и голос каждого» (из рапорта министру Императорского двора - РГИА. Ф. 1109 (А. В. Преображенского). Оп. 1. 59: Документы по истории церковного пения и Придворной певческой капеллы из ее архива и общего архива Министерства императорского двора. Пункт 2). Д. С. Бортнянский. Фототипия с портрета худож. М. И. Бельского (РГБ) Д. С. Бортнянский. Фототипия с портрета худож. М. И. Бельского (РГБ) Один из первых биографов Б., его дальний родственник Д. Долгов, рассказывает историю из детства композитора: «В одну заутреню на Светлое Христово Воскресение маленький Бортнянский, утомленный продолжительным церковным богослужением, заснул на клиросе. Императрица заметила это, и по окончании службы приказала отнести его на свою половину и осторожно положить в постель» ( Долгов. С. 18). Первый успех пришел к Б. в 13-летнем возрасте: он исполнил главную партию Адмета в опере «Альцеста» Г. Ф. Раупаха на либретто А. П. Сумарокова . В кон. 1768 - нач. 1769 г. благодаря содействию своего учителя, итал. композитора Б. Галуппи , Б. за успехи в композиции был направлен пенсионером в Италию. В этот период Б. сочинил 3 оперы в традициях жанра onepы-seria: «Creonte» (Креонт; 1776, Венеция), «Alcides» (Алкид; 1778, Венеция), «Quinto Fabio» (Квинт Фабий; 1779, Модена). Первые две были поставлены в родном городе Галуппи Венеции, вероятно по его протекции. В Италии Б. изучал зап. церковную музыку (произведения Г. Аллегри, А. Скарлатти, Н. Йоммелли), знакомился с сочинениями Г. Ф. Генделя, В. А. Моцарта и создал ряд духовных произведений на лат. («Gloria», «Ave Maria», «Salve Regina») и нем. протестант. («Немецкая обедня») религ. тексты. |
| Ср. в Ев. Ин. 1 „И свет во тьме светит, и тьма не объяла его“. Таково пророческое значение читаемого нами стиха 2-го этой главы Исаии. Мрак язычества густел до пришествия Господа, не смотря на то, что великие монархии Месопотамии были разрушены. Но пока не пришел „Свет“ и не осветил перед духовными очами человека его бессилие и грехи, и не указал ему пути к счастию, пути воздержания и трудов и любви-единственного пути ведущего к Богу и вечному покою, -дотоле человек оставался поклонником идолов, каким бы именем ни назывался этот культ. Не одни фетиши и истуканы были предметами идолопоклонства; после погорма монархий, кланявшихся Ваалу, Астарте и др. богам, более чистый культ древних Персов пошел однакоже по тому же пути суеверий и лжи и поклонения злому началу, по которому шли древнейшие народы, жившие вне откровения; а во многих частях Азии и Африки древние жестокие и цинические культы не только не исчезли, но практиковались с особенным развитием жестокости. И среди более культурных племен Европы, как то Арийцев Греции и Аппенинского полуострова, язычество держалось упорно, как политическое учреждение, не смотря на развитость ума этих племен. У большей же части лучших людей Греции и Рима, культ богов был заменен культом своего „я“, отрицанием Божества и поклонением уму человеческому; и в немногих только высших умах древности мы видим проблесками убеждение в существовании Вечного Разума, создавшего вселенную и управляющего ею. Прибавим к этому, что и эти отголоски первого откровения возникли не в уме мудреца, а повидимому получены с востока из сокровищницы еврейских преданий и откровений. Но и среди Евреев мрак густел, и тьма покрывала их все более и более, как мы видим из самой книги Исаии 1768 . И они кланялись не Богу, а себе; и они полагали надежду свою не на Творца мира и Бога завета, а на свой ум; а самая бессодержательность их обряда, в которой упрекает их Исаия (ср. и Евангелие), доказывает, какой мрак безверия окружал душу их. Но Господь превратит мрак этот в свет: „и свет во тьме светит и тьма его не объят“ ( Ин. 1:5 ). Вот на горе Господней ( Ис. 2:2–3 ) засветился свет, и пошли к свету этому народы и цари. Все верующие называются Господом Иисусом сынами света ( Ин. 12:36 ) 1769 и они идут в свету, который привлекает эти сердца, ищущие царствия Божия. Образно в ст. 4 рисует пророк это типическое переселение из страны мрака в страну света, как бы уподобляя его переселению Авраама в землю обетования: идут старцы и юноши, несут на руках слабых чтобы достигнуть обители света и покоя и чистоты и радости, оставляя далеко за собой мир материальный и плотский, столь утомляющий свободный дух человеческий. |
| Звезды Наполеона Екатерина Великая, во время правления Которой в 1768 г. Франция при Короле Людовике XV аннексировала принадлежавшую Генуэзской республике Корсику, поневоле сочувствовала повстанцам, боровшимся за независимость острова. Имея в виду возглавлявшего инсургентов генерала Паскуале Паоли, Государыня писала одному из Своих корреспондентов: " Я нынче всякое утро молюсь: Спаси, Господи, Корсиканца из рук нечестивых французов " v. Любопытно, что как раз в это время (15 августа 1769 г.) в Аяччо, главном городе присоединенного к Франции острова появился на свет другой, впоследствии еще более известный, нежели генерал Паоли, корсиканец - Наполеон Бонапарт, роль которого (не зная о нем самом) мудрейшая наша Императрица весьма точно предсказала. " ...Никогда не известно, - писала Она 13 января 1791 г. одному из Своих корреспондентов, - живы ли вы среди убийц, резни и смятений притона бандитов, которые завладели правительством Франции и которые превращают ее в Галлию времен Цезаря. Но Цезарь их усмирит! Когда придет этот Цезарь? О, он придет, не сомневайтесь. Он явится " vi. " Если Франция, - писала, развивая те же мысли, Государыня через три года, - выйдет из этого падения, она будет более могучей, чем когда-либо. Она будет покорной и нежной, как агнец; но ей нужен человек великий, умелый, отважный, превосходящий современников и, может быть, сам век; родился ли он или нет, придет ли он? Всё зависит от этого; если он явится, он поставит стопу перед будущим падением и оно остановится там, где он сыщется: во Франции или в другом месте " vii. Как писал поэт: И обновленного народа Ты буйность юную смирил, Новорожденная свобода, Вдруг онемев, лишилась сил...2 И три года спустя: Мятежной вольности наследник и убийца, Сей хладный кровопийца, Сей царь, исчезнувший, как сон, как тень зари3 А четырьмя годами раньше: И се - злодейская порфира На галлах скованных лежит4. В опубликованных в 1796 г. в Гамбурге политических письмах французский публицист, убежденный монархист Жак Малле дю Пан (17491800) прочертил всю логику французской (впрочем, как и всякой другой) революции: " вслед за разгулом анархии приходит всемогущество санкюлотов, потом кинжалы их мятежных шаек, потом деспотизм их демагогов - деспотизм, который равным образом гнетет и палачей и жертв до тех пор, пока некий тиран не захватывает власть и не водворяет порядок, удушая всякую свободу " viii. |
| В 1742 по распоряжению императрицы Елизаветы Петровны переведён в Ярославль . Хотя прежние тяжелые условия его жизни здесь и были несколько облегчены, но тем не менее и новая обстановка не подняла его угнетенного морального состояния, еще осложненного постоянным нездоровьем, сюда присоединились еще вечные ссоры с приставленным к нему офицером Дурново, перешедшие потом в явную вражду, и бегство и переход в Православие его дочери. После воцарения Петра III освобождён и восстановлен в чинах. В 1763 императрица Екатерина II возвратила ему Курляндское герцогство. В конце 1769 Эрнст Иоганн передал управление Курляндским герцогством своему сыну Петру. От брака с Бенигной Готлиб Тротта фон Трейден Эрнст Иоганн имел трёх детей - сыновей Петра и Карла и дочь Ядвигу. В 1768 Бирон купил в Силезии имение Саган, которое прусский король Фридрих Вильгельм возвёл в герцогство; ещё ранее Бирон купил в округе Бреслау (Силезия) баронское поместье Вартенберг. Скончался 17 декабря 1772 в Митаве . Время правления Бирона заклеймено в истории именем " Бироновщины " . Почти все современники Бирона и большинство позднейших историков считали и считают время правления Анны Иоанновны вследствие господства Бирона самым бедственным временем для русского государства. Несомненно, конечно, что личность Бирона при его жестоком и надменном характере, разнузданном монаршим благоволением, не могла не возбудить к себе ненависти придворных, которым приходилось преклоняться и трепетать перед всесильным фаворитом. Тяжело, конечно, было русским боярам, роды которых терялись в глубокой древности, сносить надменную волю " выскочки-иностранца " (как тогда называли Бирона), нередко оскорблявшего даже в лучшем их чувстве — любви ко всему родному. Тяжела была для них и борьба с его все более и более возраставшим влиянием у императрицы, а после казни Артемия Волынского и невозможна. Но тем сильнее росла ненависть к Бирону, перешедшая затем в отвращение, которое, однако, нужно было тщательно скрывать: всякое неосторожное проявление даже малейшего недовольства возбуждало со стороны Бирона жестокое преследование, начинавшееся нередко по одному подозрению или наговору. |
| крещение кабард. кн. Кургока Кончокин с подданными, возвели рус. крепость Моздок. Часть кабардинцев требовала прекратить возведение крепости, правительство ответило отказом, начались военные действия. Новая война, начатая Османской империей под влиянием Франции в 1768 г., закончилась в 1774 г. разгромом турок и окончательно изменила расстановку сил в регионе в пользу России. По условиям Кючюк-Кайнарджийского мира (1774) Османская империя признала Б. Кабарду частью Российской империи. К тому времени царское правительство вводило в Кабарде новую административно-судебную систему, первым приставом Кабарды (представителем Российской империи) в 1769 г. стал Д. Таганов. После 1774 г. оживились связи с Россией северокавказских народов, находившихся в вассальной зависимости от кабард. князей. В подданство России стремились перейти связанные с кабард. князьями балкарские таубии (князья) и осет. алдары (правители областей). По сведениям П. С. Палласа, балкарцы «ищут способы прийти под русское покровительство, чему черкесы всеми силами стараются препятствовать и поэтому никого из них не пропускают на линию» (Кабардино-русские отношения. 1957. Т. 2. С. 462). В марте 1787 г. балкарские таубии Исса, Мисост и др. подали ген. П. С. Потёмкину прошение о принятии их в подданство России и о защите от кабард. князей (балкарские общества платили кабардинцам подати за пользование пастбищами на равнине и в предгорье). С такой же просьбой балкарцы обратились в дек. 1794 г. Часть балкарцев (Черекское общество) вместе с представителями 47 дигорских (осет.) селений приняла рус. подданство в 1781 г. Поскольку не все балкарцы признали власть российского императора, балкарские ущелья служили убежищем для отрядов кабардинцев и др. кавказцев, не желавших подчиниться русским. Строительство российской укрепленной линии (приграничных казачьих поселений) продолжилось от крепости Моздок на запад, вплоть до Азова. При слиянии рек Малка и Терек в сент. 1777 г. заложили крепость во имя св. Екатерины (ныне ст-ца Екатериноградская). |
|
|
