| Св. Синод был фактически низведен на степень иерархического совещания при одном из департаментских отделений, – действительным главой и руководителем «синодального ведомства» оказывался министр духовных дел, – «все стихло, и дух монарха водворился в Синоде». Это было самым прочным достижением. Падение «духовного министерства», «сего ига египетского» над Церковью, как выражался Новгородский митрополит Серафим, удаление «слепотствующего министра», князя Голицына, – все это нисколько не изменило положения дел. Противники мистицизма продолжали дело своих врагов, продолжали осаду и пленение Церкви... С петровских времен пастырское действование Церкви было стеснено и сковано. Не только внешними преградами и ограничениями, но еще более внутренним обессиливанием духовенства. С петровских времен духовенство было мерами власти превращено в замкнутое сословие и оттеснено в социальные низы. При таких условиях творческое бессилие пастырей Церкви вполне понятно. . Филарет был вызван в Петербург для ученых целей, для преподавания в преобразованной Академии. Ему достался тяжкий и суровый искус, – «мне должно было преподавать, что не было мною преподано», – вспоминал он впоследствии. За короткий срок, с 1810 по 1817 г., ему пришлось прочесть почти полный курс богословских наук в самом широком объеме со включением не только библейской экзегетики и истории, но и канонического права («богословие правительственное», Theologia recmrix) и древностей церковных. Работать ему приходилось по первоисточникам, при слабом пособии инославной литературы. Плодом этой работы явились его знаменитые «Записки на книгу Бытия» (1816 г.) и «Начертание церковно-библейской истории» (1817). Устаревшие к нашему времени, обе книги знаменуют важный этап в становлении русской богословской науки. Филарету не удалось высказаться вполне, связно и систематически. Его богословское исповедание осталось незавершенным делом, – opus imperfectum. В лучшие и зрелые годы он мог богословствовать только по случаю, почти исключительно с церковного амвона, да еще в частных письмах. И тем не менее, и по отрывкам сразу восстанавливается именно целостная система богословского созерцания, четко расчлененная по основным началам. Три основных идеи определяют богословское дело Филарета. И первое, это – пафос богословской свободы и творчества. Второе – переход в богословии на русский склад, прежде всего, на русский язык; по тому времени это был трудный и важный шаг. И третье – богословствование по первоисточникам, прежде всего, на библейском основании, и в духе древних отцов. Филарет был только начинателем, конечно, не совсем без предшественников. А последователями его явились, в сущности, все русские богословы прошлого века. |
| Премудро создан я, могу на свет сослаться; Могу чихнуть, могу зевнуть; Я просыпаюсь, чтоб заснуть, И сплю, чтоб вечно просыпаться Вяземский неизменно следил за судьбой своего несчастного друга и, конечно, сознавал возможность глубокой связи между магией самодовлеющего творческого воображения и безумием, бесповоротно замыкающим человека в мире его внутренних представлений, оторванных от окружающей действительности. Такое внимание Вяземского могло подогреваться его собственной, нараставшей с течением лет разлаженностью душевной жизни. Он так же испытал уже не зависящее от его воли снятие границы между сном и явью, мучаясь многолетней бессонницей, и это состояние отразилось, например, в первых двух стихотворениях из «собрания» «Хандра с проблесками» (между 1874 и 1877). В 1817 году Вяземский начинает (и завершает в 1819-м) стихотворение «Первый снег». В исходном виде – это попытка изобразить не воображаемое, а осязательно чувственное срастание с прекрасной зимней природой, попытка обрести в ее красоте душевное успокоение, исцеление, а в итоге – счастье. Впрочем, эта попытка теснится, с одной стороны, трезвостью рассудка, который видит, как молодость «и жить торопится, и чувствовать спешит», а в итоге сгорает до «пепла хладного»; с другой же стороны, душа поэта вновь пытается обрести ускользающее «зимнее» счастье с помощью неосязаемого воображения – «воспоминанья тайного» о нем. В «Прощании с халатом» (21 сентября 1817) впервые появляется образ «халата» как некоего одевающего всю человеческую жизнь мечтания, как оболочки внутреннего мира, совпадающего с миром вообще. К этому образу поэт вернется и потом – в своей лебединой песне «Жизнь наша в старости – изношенный халат…» (между 1874 и 1877). За пределами «халатной» жизни предполагается некое внешнее призрачно-хаотичное полубытие, еще не определенное творческим усилием поэта, и он решает искуситься выходом в этот невнятный внешний мир, на испытание своих творческих сил в борьбе с косным противодействием неисследованных внешних стихий: |
| В дек. 1904 г. в КДА был создан студенческий проповеднический кружок, который преследовал 2 цели: «разработку теоретических вопросов в области гомилетики и проповедывание слова Божия в церквах г. Киева» (Речь и отчет о состоянии КДА за 1909-1910 уч. г. К., 1910. С. 75). Члены кружка собирались на еженедельные встречи (как правило, по пятницам), на к-рых студенты, готовившиеся к произнесению проповеди в ближайший воскресный день, обсуждали их содержание. Кроме того, зачитывались и обсуждались доклады по теории и практике церковной проповеди. Руководили работой кружка преподаватели гомилетики (до 1910 прот. Н. Гроссу, с 1910 - архим. Тихон (Лященко)). В 1915 г. в состав кружка входило 52 студента. В течение 1914/15 уч. г. они произнесли 154 проповеди в различных храмах Киева. В 1910 г. была создана небольшая б-ка кружка, в которой хранились сборники проповедей лучших российских и зарубежных проповедников. Библиотека формировалась из книг, подаренных ректором и профессорами КДА, а также приобретенных на добровольные пожертвования членов кружка. В 1912 г. в б-ке кружка числилось 45 экземпляров (24 наименования) книг (Отчет о состоянии КДА за 1911-1912 уч. г.//ТКДА. 1913. 1. С. 70). Библиотека КДА унаследовала богатое книжное собрание Киево-Могилянской коллегии и академии. После закрытия старой академии в 1817 г. ее б-ка была передана в КДС. При этом она располагалась в прежнем помещении - на чердаке Свято-Духовской ц. Братского мон-ря. Обязанности библиотекаря КДС исполнял иером. Кирилл (Куницкий), последний библиотекарь Киево-Могилянской академии. В 1817-1819 гг. б-ка пополнялась лишь учебными пособиями и периодическими изданиями. В 1819 г. она была передана в новооткрытую КДА (инвентаризация б-ки не проводилась). О состоянии академической б-ки на рубеже XVIII и XIX вв. можно судить по каталогу, составленному еп. Иринеем (Фальковским) . В нем зафиксированы 6272 книги, более половины которых были светского содержания. По мнению укр. исследователя И. И. Корнейчука, структура каталога еп. |
| Перешел в Троицкую семинарию на класс поэзии из московской академии в апреле 1801 г. Был в певческом хоре. Но окончание курса в 1808 г. отправлен в петербургскую академию и в 1814 г., полу- чив степень магистра, назначен бакалавром церковной словесности при академии, в 1817 г. опредлен ректором Киевской академии и здесь получил степень доктора богословия; в 1823 г. хиротонисан во епископа старорусского, викария новгородской митрополии; После того был епископом в Вологде и Саратове. Скончался в 1834 г. в сан архиепископа, экзарха Грузии. Озерецковский Николай Яковлевич, дмитровского уезда, села Озерецкого священников сын. Родился в 1750 г. Принят в семинарию Троицкую 17 генваря 1758 года. В 1767 г. вмест с Η. П. Соколовым, будучи студентом философии, послан в петербургскую академию наук. Окончив курс в академической гимназии, послан для довершения образования за границу и слушал лекции преимущественно по естественным наукам в страсбурском и лейденском университетах, где получил степень доктора медицины. По возвращении в Россию состоял при академии наук и в 1785 г. получил звание академика по кафедре естествениых наук. Университеты и многия ученые общества избрали его своим членом. Скончался в чини действительного статского советника 28 Февраля 1827 года. Из сочинений его известны в печати: обозрение мест от Санктпетербурга до Старой Русы и на обратном пути (Спб. 1808 г ); описание Колы и Астрахани (Спб. 1804 г.): путешествие по озерам ладожскому и онежскому (Спб. 1792.): путешествие на озеро Селигер (Спб. 1817.); начальный основания естественной истории 7 книг (Спб. 1791–1794.). Из них Озерецковскому принадлежат первые две книги (царство животных) составленный по немецкому руководству Леске; кроме сих сочинений Озерецковскому принадлежат: собрание сочинений, выбранных из месяцословов на разные годы, 10 частей (Спб. 1785–1793) и периодическое сочинение о успехах народного просвещения с 1803 по 1818 г. 43 книжки (Спб. 1803–1818.). Переводы его: наставление народу в Рассуждении его здоровья, соч. |
| Кроме указанных лиц, известны своею миссионерскою деятельностью против раскола; иеромонах Исаакий, основатель Саровской пустыни (Тамбов, г.), много и с пользой потрудившийся в обращении раскольников заволжских, Иосиф Решилов, действовавший в Стародубье, и некоторые другие. Из числа полемистов известны: Стефан Яворский , митр, рязанский, написавший «Знамения пришествия антихриста»; крестьянин Посошков, составивший «Зеркало очевидное», которое привело св. Димитрия Ростовского в восторг, как «великое раскольникам обличение и постыждение»; Василий Фролов, обратившийся из раскола в православие и написавший «Обличение на раскольников», которое для позднейших полемистов служило хорошим пособием; протоиерей Алексеи Иродионов, тоже из обратившихся раскольников, составивший несколько сочинений против раскола, напр. «Беседословие о расколе», «Послание к даниловским раскольникам» и др., отличающихся основательностью суждений, твёрдым знанием Св. Писания, учения Церкви и раскола, искусной диалектикой и прекрасным, по тому времени, изложением, и некоторые другие. 3) Духовные мероприятия против раскола во второй половине XVIII и первой четверти XIX ст. Во второй половине XVIII ст., а особенно в первой четверти XIX деятельность против раскола старообрядчества значительно ослабела. В это время не только низшее духовенство, но и высшая духовная власть не обращала на раскольников особенного внимания. С 1801 по 1817 г. Св. Синодом издано одно только распоряжение, прямо направленное к ослаблению раскола, а именно: «об определении к церквам г. Уральска надежнейших священников»; вообще же он ограничивался слабым напоминанием священникам о вразумлении заблуждающихся. Его противораскольническая деятельность была направлена в это время не к ослаблению раскола, а к защите прав православной Церкви от нарушения со стороны раскольников. Для достижения этой цели им издан целый ряд разъяснений и постановлений ограничительного характера, напр., об издании старопечатных богослужебных книг, о смешанных браках между православными и раскольниками и т. п. Некоторая перемена в отношениях духовной власти к расколу замечается с 1817 г. В 1821 г. Св. Синод, в виду сильного размножения беглых попов, издал постановление «об отбирании у священно и церковно-служителей, удалённых, по подсудности, от своих должностей, и от священно-служителей, низведённых на причётническую должность, ставленных грамот и других видов на звание их». Кроме того, в видах усиления духовно-нравственного воздействия на раскольников, предписал епархиальным архиереям обращать особенное внимание на священников в приходах, заражённых расколом, и ставить туда таких, которые отличались бы благочестивою жизнью, благоразумием и кротостью и способны были обращать «на стезю истинной веры совратившихся по невежеству». Случаев специальной миссии было мало. Впрочем, и теперь некоторые лица деятельно боролись с расколом и оставили после себя несколько хороших сочинений. |
| Ф.) Чтобы судить о количестве напечатанных Колычевым книг, достаточно упомянуть, что типография его существовала двенадцать лет (1805–1817), и что он сам дал показание графу Холоневскому, производившему в 1817 г. над ним следствие, что «книги из типографии Яновской отпускаемы им были в год четыре раза, количеством по одной тысяче всякой отправки, в Москву, к доверителю его Федорову». Стало быть, Колычевым переслано из Янова к московским старообрядцам во все время существования Яновской типографии около сорока восьми тысяч экземпляров. Колычев не ограничивался, впрочем, печатанием одних книг для старообрядцев, он печатал венчики и разрешительные молитвы как старообрядцам, так и по заказам православных священников, например, яновского протоиерея Степана Левицкого. Кроме того Колычев печатал книги и для католиков, на польском языке: «Zloty Oltarzyk», «Oficyuszki», «Elementarz», «Hrabia Olgorusky», словари польско-латинский и русско-польский. Печатал также и другие книги на латинском, французском и немецком языках. Все этого рода книги печатаемы были им с цензурного разрешения от виленского университета. Типография Колычева в июле 1817 года была запечатана; тогда он переехал из Янова в селение Майдан-Почапинецкий и здесь снова завел тайную типографию с одним станком для печатания старообрядских книг; она сгорела 25-го октября 1821 года. После того Колычев стал заниматься больше лечением, собирать травы и делать лекарства, которых при обыске в 1822 году нашлось у него несколько шкапов. Но не мог он расстаться с полюбившимся ему печатным делом: в 1822 г. в третий раз завел тайную типографию и в том же году отправил в Москву с купцом Избушкиным тысячу книг и шесть тысяч букварей. В 1823 году, согласно с мнением московского архиепископа Филарета и тогдашнего министра духовных дел и народного просвещения князя А. Н. Голицына, все типографские принадлежности и старообрядские книги, отобранные у Колычева в Майдане-Почапинецком как и прежде того в Янове, были истреблены. Гражданские книги, составлявшие библиотеку Колычева, и медикаменты, в которых не найдено ничего недозволенного, — ему возвращены. |
| —394— и неуспешность в науках воспитанники наказывались, «трехдневной реколекцией (приготовлением к исповеди) на хлебе и воде», лишением пищи в столовой, стоянием на коленях посреди церкви во время обедни. Таким наказаниям подвергались взрослые юноши и даже почтенные мужи, иногда носившие сан диакона. II. Холмская Семинария под властью русского правительства С 1817 года начинается новая эпоха в жизни холмской семинарии. За этот период времени она постепенно очищала все стороны своей жизни от иноземных наслоений, от порядков иезуитских школ и все более приближалась к общему типу русской православной духовной семинарии. Много испытаний и тяжелой ломки всего своего строя пришлось пережить семинарии за этот период времени, много самых неожиданных перемен и превратностей, зависевших от хода той политической борьбы, которую вела Россия с Польшей, выпало на ее долю, пока она не стала той русской духовной школой, какой мы ее видим в настоящее время. В 1817 году Холмская семинария была подчинена ведению Правительственной Комиссии внутренних и духовных дел, учрежденной в Варшаве. Это событие на первых порах не отразилось ничем существенно важным на внутреннем строе семинарии. Весь склад ее внутренней жизни и весь строй ее учебных занятий были оставлены без перемен. Комиссия только настояла, на том, что воспитанники стали приниматься теперь не иначе, как с ее утверждения по представлению Холмского епископа или Духовной Консистории. Для получения высшего богословского образования лучшие из них стали высылаться на богословский факультет Варшавского университета. В этом же году Комиссия делает распоряжение, чтобы в семинарии производился экзамен «z rusz cz yz пу», под чем подразумевалась группа руско-славянских предметов, как-то: чтение по церковно-славянски, церковное пение и учение о церковных обрядах. В 1818 году еп. Цехановский в своем циркуляре епар- —395— хиальному духовенству внушает священникам, чтобы они еще дома подготовляли своих детей к духовному сану, учили бы их славянскому языку и церковному пению. В силу этого распоряжения изучение церковного пения с церковным уставом делается обязательным для воспитанников семинарии, для их преподавания назначается особый учитель, хотя само преподавание ведется еще на польском языке. |
| 28 Высокопр. Филарет в 1814 г., когда оканчивал свое образование Кирилл в С.-Петербургской духовной Академии, был Инспектором в этой Академии. В 1819 г. Кирилл занял место Ректора Московской духовной Академии, где Ректором был прежде него Филарет, переведенный в 1819 г. в Калугу Епископом. Вот с какого времени началось близкое знакомство и дружба этих Архипастырей. Переписка между ними началась еще с 1817 г. К сожалению писем преосв. Кирилла к Филарету мы не имеем; письма же последнего (в числе 38-ми) присланы бывшим Ректором Московской духовной Академии Протоиереем Александром Васильевичем Горским к высокопр. Казанскому Антонию, как материал для биографии Высокопреосв. Филарета, Митрополита Киевского. Письма эти начинаются 1817 годом, но весь интерес заключается собственно в тех письмах, которые адресовались в Вятку, когда там был Епископом Кирилл. Интерес этих писем миссионерский. 29 Знакомство, впрочем, личное между ними было. В то время, когда Филарет был Ректором Московской Академии – Евгений был Ректором Московской Семинарии; затем Евгений был преемником Филарета по Рязанской кафедре (в 1831–1837 г.) и, наконец, преемствовал Филарету по Ярославской кафедре в 1837 г., когда последний был назначен в Митрополиты Киевские. В Тобольской епархии преосв. Евгений был с 1825 по 1831 г. 30 Письмо от 8 Октября 1828 г. – следов. спустя полгода после вступления его на Казанскую кафедру. 31 Кажется, здесь разумеется протоиерей г. Глазова Иосиф Стефанов. Он был миссионером у Вотяков и допускал, будто бы, какие-то злоупотребления. Было дело об этих злоупотреблениях и тянулось довольно долго. 34 Таких донесений нами прочитано в делах Консистории весьма много. Для примера приводим здесь в точных копиях, с соблюдением орфографии, три донесения – одно от о. Благочинного, и два от священников чувашских приходов. В этих донесениях содержатся весьма интересные сведения о состоянии и верованиях инородцев и об образе действий священноцерковнослужителей и благодатной силе Христовой Веры на души заблуждших. |
| Не смотря на всю эту подготовку, издание «Истории российской иерархии, сообщал Евгений Анастасевичу 11 ноября 1814 г., не может быть скоро, а развес половины будущего года (1815), ибо издатель занят другими трудами, столь же полезными, а именно изданием описания новгородского Софийского собора и уставов российских монастыре начальников» (стр. 859) 127 . Но не началось оно и с половины 1815 г., почему не известно, может быть по той же самой причине, по которой Амвросий не брался за издание даже и в 1817 г. «Преосвященный старорусский (каковым он состоял с 1816 г.), хотя и жалуется на недосуги и множество дел, a мне, пишет Евгений Анастасевичу 8 апреля 1817 г., они в Новгороде не мешали; но скажу вам истину, что он изленился. Описание Софийского собора (новгородского), по моему плану начатое покойным протопопом и по моему же плану и с моими дополнениями порученное от митрополита преосвященному старорусскому, едва ли кончится. От меня же сообщен ему и план древнего Новгорода для приложения к описанию. Вот вам и изъяснение на ваш вопрос о сей книге (т. е. описании); тоже гадаю я и о новом издании 1-ой ч. «Истории иерархии», хотя и я многократно уже его побуждал. Но наконец и я перестал уже твердить ему» (стр. 625). Перестав твердить своему «изленившемуся» сотруднику о необходимости скорейшего переиздания 1-ой ч. «Истории российской иерархии», наш ученый исследователь не переставал, между тем, питать надежду издать не только одну 1-ю ч., но и остальные 5 частей, убежденный в том, что «долго еще надобно дополнять» эту книгу (письмо к Анастасевичу от 22 апреля 1819 г). 128 Так, по крайней мере, можно заключить из следующих его слов в письме к тому же корреспонденту от 16 января 1822 г. Сообщившему об отсылке своей статьи о Пекинском монастыре редактору «Сибирского Вестника» (1818–1825 г) Григорию Ивановичу Спасскому, Евгений говорит: «Григорий Иванович, может быть, в истории о сей миссии и от себя что-нибудь прибавит. Тогда и нам все сие годится во 2-е приуготовленное издание «Истории российской иерархии» (Древняя и Новая Россия 1881 г., февраль стр. |
| Певч. книги поступали как вклады от приходящих на жительство и от жертвователей, но в большом количестве писались и в мон-рях. Существование собственной традиции создания певческих книг на Иргизе подтверждается как записями их создателей - иером. Трефилия (ОРКиР Зональной науч. б-ки Саратовского гос. ун-та. 2812. Л. VIII, 178, 227 об., Кон. XVIII в.), инока и головщика Гаврилы и подголовщика Иуды Иванова Аверина (БАН. Т. П. 625: Азбука, Октоих, Обиход. Воскресенский мон-рь, 1797 г. Л. 179 об.), инока Исаакия Донского (Пугачёвский краеведческий музей. 2398: Демественник. Спасо-Преображенский мон-рь, 1816 г. Л. 44), инока Антония (ОРКиР Зональной науч. б-ки Саратовского гос. ун-та. 139. Л. 84 об., 1817 г.), так и свидетельствами историков - Н. С. Соколова («Так называемые певчия книги, или ноты, писались большей частью в самих монастырях,- это искусство было довольно сильно развито на Иргизе, и в круг монастырского обучения входили между прочим уроки писанья крюков для певчих косым пером» - Соколов. 1888. С. 249; схожие сообщения оставили Н. С. Попов и Д. Н. Дубакин), П. И. Мельников (А. Печерский) («Наряду с слободскими рукописями стоят московские и иргизские, т. е. писанные в прежде бывших саратовских раскольничьих скитах» - цит. по изд.: Бобков Е. А., Бобков А. Е. Певческие рукописи с Ветки и Стародубья//ТОДРЛ. 1989. Т. 42. С. 448-451), М. Н. Тихомиров («Особенно охотно переписываются певчие книги - Октоих, Обиход, Праздники… Большинство рукописей такого содержания написано на Иргизе» - Тихомиров М. Н. Описание рукописей Иргизских монастырей: Ркп. Л. 5//ОР Самарской обл. универсальной науч. б-ки). С др. поповскими старообрядческими общинами наблюдается совпадение не только в догматических вопросах и чинопоследовании, но и в особенностях книгописания и книжного оформления. Большинство певческих книг предназначалось для частого употребления и имело скромное оформление - киноварную вязь и инициалы с травными элементами. Наиболее украшенными являются книги, предназначенные для литургии и праздничного богослужения. Стиль украшений не отличается особым изяществом, характерный прием - штриховка. Отдельные певческие рукописи имеют «старопечатный» стиль украшений чернилами без раскраски. В целом, как и для ветковских книг, здесь нетипично применение золота. Отдельные экземпляры пышно иллюминированы (ОРКиР Зональной науч. б-ки Саратовского гос. ун-та. 139: Обиход, 1817 г.; 2843: Ирмологий, 2-я пол.- кон. XVIII в.) в темной, густой и контрастной цветовой гамме. Крюковая нотация в иргизских книгах, как это типично для поповских старообрядческих толков, имеет пометы и признаки . Характерной чертой является более крупное письмо демественной нотации по сравнению со столповой. Текст песнопений истинноречный, что также характерно для практики старообрядцев, признающих священство. |
|
|
