| Петр Великий лично присутствовал при этом торжестве. 22 мая 1719 году, вблизи города новой Ладоги, в присутствии государя, отслужен молебен с водоосвящением, при стечении множества рабочих и народу из окрестных мест. По окроплении св. водой местности, Петр Великий взял лопату, которая и ныне хранится в селе Дубны в доме государя, наполнил три раза землей тачку, и с того места, где назначен был канал, отвез ее в сторону. Канал открыт был для судов в 1731 г. при императрице Анне Иоановне. Известно, как государь Петр Великий заботился о заведении богаделен. Он хотел настроить их по всему ведомству духовному: по монастырям и при церквях. На вопрос времени, касавшийся христианского милосердия, за медленным разрешением его путем администрации, в Санкт-Петербурге первые поспешили отозваться сестра государя и прихожанин Сампсониевской церкви, купеческий человек Емельян Яковлев Москвин. Почин принадлежал сестре императора, царевне Наталии Алексеевне, особе набожной в благочестивой, щедрой благотворительнице бедным и немощным. По переселении из Москвы в Санкт-Петербург, она в 1713 году устроила при своем дворце небольшую женскую богадельню, в которую собирала престарелых и убогих женщин, не имеющих пропитания, и содержала их здесь на собственный счет. Здесь же, при богадельне и одновременно с ней, царевна учредила бесплатную больницу для бедных. Небольшие деревянные избы, устроенные для помещения этих заведений, должны были находиться рядом с дворцом царевны по нынешнему Воскресенскому проспекту, на том самом месте, где в 1825–1826 году выстроен нынешний каменный трехэтажный конторский корпус, боковой стороной примыкающий к церковному дому. По имени дворцовой церкви, богадельня называлась Воскресенской. В 1716 году император повелел назначить из казны на содержание Воскресенской богадельни достаточное количество хлебного жалованья и деньгами по 1000 руб. ассигнациями в год. По кончине царевны в 1716 году, Петр I положил при богадельне основание воспитательному дому, повелев богаделенным женщинам воспитывать сирот, а главное – принимать подкидышей, чтобы сохранить их жизнь. |
| Уже через две недели Иван Мертвый подает в Губернскую канцелярию доношение, что «из… посланных с ним ямщиков в пути и из С.-Петербурга бежало и за болезнями оставлено и померло 57 человек, в остатке только 5 человек». С новыми прошениями он обращается к губернскому начальству 5 января и 9 марта 1716 года, сообщая, что за прошедшее время «Нижегородской губернии ямщикам на реке Тосне 17 квартир построены и те квартиры осматриваны». Но, как оказалось, жить в этих квартирах переселенцы не желали и не могли. В сознании ямщиков, оставивших на родине 81 дом на 17 вытей, не укладывалось, как они могут поместиться теперь в 17 небольших, хотя и двухэтажных домах. Ведь ямщиков, намеченных к переселению, только «мужеска пола» насчитывалось 272 человека, не считая женской половины! Русский народ, воспитанный в благочестии, в своей основной массе был застенчивым, понимал стыд и совесть, и «на людях» жить не умел. Семьи вели довольно замкнутый образ жизни, женщины с детьми появлялись в общественных местах лишь на церковных службах. А судя по вышеприведенному документу из Нижнего Новгорода на Тосну ехало 62 многодетные семьи (ямщиков посылали «семьянистых»). Получается, что власть предполагала поселить в одном доме в среднем 3-4 семьи! В официальных документах появилось слово «квартира»: «фатеры», «квартеры» называли переселенческие дома в своих челобитных ямщики. Вот так при Петре Первом в России заводились предшественницы советских коммуналок. Конечно, такое плотное заселение семей в те годы, когда на Руси еще был широко распространен обычай жить мужской и женской половиной, чтобы чужой глаз не наблюдал за семейной жизнью людей, особенно женщин и детей, не могло не вызывать в ямщиках протеста. Однако с их представлениями о том, как должен быть устроен быт, со сложившимся за целые века образом жизни ямщиков, уже никто не считался: царь Петр строил империю не по русскому, а по иноземному образцу. Раздраженные бегством нижегородских ямщиков сенаторы, 6 июня 1716 года вынесли приговор: «…О сыску и о высылке беглых ямщиков послать в Нижегородскую губернию указ…» Судя по всему, вернули на Тосненский Ям не многих. Здесь через три года после прибытия ямщиков насчитывалось всего 30 домов. По «скаске» первого Тосненского священника Леонтия Титова в 1720 г. в Тосненском приходе насчитывалось 61 человек мужского и женского пола, не считая младенцев до семи лет. |
| На протяжении мн. веков и вплоть до наст. времени Литургия св. Василия была и остается в коптской традиции основным евхаристическим чинопоследованием. Этим обусловлено большое количество копт. рукописей Литургии св. Василия, которые, как и рукописи правосл. Л. В. В., было бы крайне затруднительно перечислить в каком-то едином перечне с учетом рассеяния рукописей по всему миру и их копирования даже в эпоху книгопечатания. В научный оборот переводы коптских литургий были введены еще в XVII в. ( Scialach. 1604; см. также: Rodwell. 1870). Первое печатное издание оригинального копт. Евхология, включая чин Литургии св. Василия, было сделано копт. католич. еп. Рафаилом Туки в Риме в 1736 г. (обзор истории копт. литургического книгопечатания см. в ст.: Malak H. Les livres liturgiques de l " Église copte//Mélanges E. Tisserant. Vat., 1964. Vol. 3. P. 1-35). Текст литургии в коптских изданиях приводится на бохайрском диалекте (часто в сопровождении араб. перевода). Сохранившиеся в рукописях саидские версии Литургии св. Василия отражают более раннюю стадию развития текста. Древнейшие из них представляют собой отдельные фрагменты VII в.: это папирус Bodl. copt. f. 1, а также 4 пергаменных листа, обнаруженные в Лувене (Лёвене), а затем вновь утерянные (изд.: Doresse, Lanne. 1960). К копт. традиции относится и ряд греко-коптских и греко-копто-араб. рукописей, содержащих греч. текст копт. Литургии св. Василия, в целом соответствующий бохайрской версии. Копты длительное время сохраняли греч. язык в богослужении, что и обусловило существование греч. версии копт. литургии. Древнейшие рукописи греч. версии копт. Литургии св. Василия - Paris. gr. 325 (изд.: Renaudot. 1716. T. 1. P. 57-89; см.: Brakmann. 1999), Cair. Mus. Inv. 20 (изд.: Renaudot. 1716. T. 1. P. 200-213) и кодекс из коллекции Ф. Качмарчика (изд. греч. текста Л. В. В.: Macomber. 1977; араб. текста: Samir. 1978) - датируются XIV в. В монографии Будде приводятся подробные сведения о 10 саидских, 12 греческих и 28 бохайрских рукописях коптской Литургии св. Василия ( Budde. 2004. S. 72-140) и предлагается научное издание египетской редакции анафоры свт. Василия (без проч. частей литургии), отдельно каждой из 3 языковых версий (Ibid. S. 141-203), сопровождаемое детальным комментарием (Ibid. S. 205-544). |
| 2001. S. 1040-1042; Antognazza. 2009. P. 498-503). Помимо завершенных сочинений, а также задуманных произведений, для к-рых Л. составлял многочисленные планы и наброски, важным средством обсуждения и популяризации философских идей в кон. XVII - нач. XVIII в. для Л. оставалась переписка. К этому периоду относятся неск. крупных серий писем, принципиально важных для корректной интерпретации поздней метафизики Л.: 1) переписка 1698-1706 гг. с картезианцем Б. де Волдером (1643-1709), в которой благодаря проницательным вопросам Волдера наглядно был выявлен идеалистический характер метафизики Л. (опубл. с англ. переводом: Lodge. 2012); 2) переписка 1706-1716 гг. с членом ордена иезуитов теологом Б. де Боссом (1668-1738), в к-рой Л. подробно излагал учение о «субстанциальной связке» (vinculum substantiale) и обсуждал теологические следствия своей метафизики (опубл. с англ. переводом: Look, Rutherford. 2007; с нем. переводом: Zehetner. 2007); 3) переписка 1704-1716 гг. с герм. философом Х. Вольфом (1679-1754), в которой Л. разъяснял связь между метафизическими и этическими проблемами, а также обсуждал философские аспекты динамики как абстрактной теории движения (опубл.: Gerhardt. 1860). В 1715 г. Л. вступил в переписку с английским философом и теологом С. Кларком (1675-1729), последователем и другом Ньютона (текст писем см.: Alexander. 1956; рус. перевод: Лейбниц. Соч. Т. 1. С. 430-528). Л. и Кларк обменялись 9 письмами (5 писем Кларка и 4 письма Л.); переписка оборвалась вслед. кончины Л. Тематику переписки определяли 2 фундаментальных метафизических вопроса: вопрос о способе связи Бога с материальным миром, предполагавший философское осмысление природы пространства и времени, и вопрос о характере промыслительного действия Бога по отношению к творению, требовавший интерпретации понятий «свобода» и «необходимость» (подробный анализ содержания переписки и библиографию см. в ст. Кларк , Сэмюэл). Научная деятельность Л. в ганноверский период из-за множества обязанностей и постоянных разъездов носила прерывистый и несистематичный характер, однако оставалась крайне интенсивной. |
| Беспокоились в Москве; сильно беспокоились и за границей. 21 октября Петр получил от курьера известие, что царевич едет к нему, и после того никакого слуха. 4 декабря царица Екатерина писала Меншикову из Шверина: «О государе царевиче Алексее Петровиче никакой ведомости по се время не имеем, где его высочество ныне обретается, и о сем мы немало сожалеем». От 10 декабря другое письмо: «С немалым удивлением принуждена вашей светлости объявить, что о его высочестве государе царевиче Алексее Петровиче ни малой ведомости по се время не имеем, где его высочество ныне обретается, и о сем мы немало сожалеем». Екатерина жалела; Петр действовал: дал приказание стоявшему в Мекленбурге с войском генералу Вейде разыскивать; резиденту своему в Вене Абраму Веселовскому поручил тайно разведывать о месте пребывания царевича и дал об этом знать императору Карлу VI собственноручным письмом, прося, что если Алексей находится в императорских владениях, то приказать отправить его с Веселовским, придав для безопасности несколько офицеров, «дабы мы его отечески исправить для его благосостояния могли». Поручение, данное Веселовскому, и письмо к императору доказывают, что Петр догадывался, куда скрылся сын. Распоряжения были сделаны в конце 1716 года; в начале 1717 начали приходить указания на следы беглеца; следы сходились к Вене и здесь исчезали. По рассказу известного нам императорского вице-канцлера графа Шёнборна, царевич явился к нему поздно вечером 10 ноября 1716 года и стал говорить ему с сильными жестикуляциями, с ужасом озираясь во все стороны и бегая из угла в угол: «Я прихожу сюда просить цесаря, своего свояка, о протекции, чтоб он спас мне жизнь: меня хотят погубить; хотят у меня и у моих бедных детей отнять корону. Цесарь должен спасти мою жизнь, обеспечить мне и моим детям сукцессию; отец хочет отнять у меня жизнь и корону, а я ни в чем не виноват, ни в чем не прогневил отца, не делал ему зла; если я слабый человек, то Меншиков меня так воспитал, пьянством расстроили мое здоровье; теперь отец говорит, что я не гожусь ни к войне, ни к управлению, но у меня довольно ума для управления. |
| В обер-офицерские чины производились в войске по свидетельству штаб – и обер-офицеров полка, в штаб-офицеры – по свидетельству всей дивизии генералитета и штаб-офицеров. Относительно увольнения от военной службы Петр дал указ Сенату в марте 1716 года: «Которые офицеры служили в армии и за старостию и за ранами отставлены, таких велите употреблять в гарнизоны или к другим каким делам, по губерниям в ландраты, а особливо бедных, ибо не без греха есть в том, что такие, которые много служили, позабыты и скитаются, а которые нигде не служили, тунеядцы многие, по прихотям губернаторским в губерниях взысканы чинами и получают жалованье довольное. А которые к делам не годятся за дряхлостию и увечьем, тем давать некоторое жалованье из денег, которые собираются на гошпиталь со всех чинов». В 1716 году был издан воинский устав. Если заботились об офицерах, то надобно было позаботиться и о солдатах, о рекрутах, которых обыкновенно не доводили до назначенных мест в полном числе вследствие дурного содержания и побегов. В сентябре 1719 года Военная коллегия приговорила: «Сделать в Сенат предложение, что так как рекруты до сего времени из губерний очень непорядочно приводятся, и главная тому причина худое пропитание в пути, от чего многие померли и с дороги побежали, как то явилось из нынешних приводов: поэтому надобно, чтоб вперед не бегали и имели полное довольство в пути, давать им полное против солдат жалованье с обыкновенным вычетом с того времени, как в рекруты приверстаны будут; от этого им вначале будет охотно к солдатству, не будут склонны к побегу и немного будет больных. Хотя неоднократно в губернии были посланы и публикованы указы о порядочном сборе и приводе рекрут, однако эти указы по большей части не исполняются, от чего происходит не малое государству разорение и в полках неисправность, а именно: 1) когда в губерниях рекрут сберут, то сначала из домов их ведут, скованных, и, приведши в города, держат в великой тесноте по тюрьмам и острогам немалое время, и, таким образом еще на месте изнурив, отправят, не рассуждая по числу людей и далекости пути, с одним, и то негодным, офицером или дворянином, при недостаточном пропитании; к тому же поведут, упустив удобное время, жестокою распутицею, от чего в дороге приключаются многие болезни и помирают безвременно, а всего хуже, что многие и без покаяния, другие же, не стерпя такой великой нужды, бегут и пристают к воровским компаниям, из чего злейшее государству приключается разорение, потому что от такого худого распорядка ни крестьяне, ни солдаты, но разорители государства становятся; всякий может рассудить, отчего такие великие умножились воровские вооруженные компании? Оттого, что беглые обращаются в разбойников. |
| 1) потребовать от попов росписи неисповедовавшимся и раскольникам за 1716–1717 гг.; попам давалось полгода срока для предъявления сделанной ими утайки, но по прошествии полугода наказывать; 2) указом 1720 г. предписывалось всем раскольникам без всякого сомнения и страха записываться «в Приказе церковных Дел», а ежели кто, ведая сей указ... за раскол в платеже двойного оклада к записке не явится, а в том от кого изобличён будет, и тому преслушнику учинено будет жестокое гражданское наказание 279 . Эти распоряжения Петра исполнялись гораздо строже, чем предшествовавшие указы 1714 и 1716 гг., хотя и не в полной силе, как бы следовало. Итак, вопрос об исчислении раскольников озабочивал гражданскую власть гораздо ранее учреждения Св. Синода, но предпринятые меры не имели успеха по причинам, состоявшим в том, что последователи раскола опасались через запись подвергнуться каким-либо наказаниям по примеру прежнего времени, и особенно (опасались) попасть в число слуг антихриста; официальная запись в раскол считалась своего рода печатью антихриста. Однако и из неудачных опытов по исчислению последователей раскола можно было убедиться как в цели, к которой стремилось правительство через приведение в известность числа раскольников, так и в трудности достижения её. Ясно было, что через обложение раскольников двойным окладом достигалась цель экономическая, получалась новая статья прихода на государственные нужды, – получалась не даром, но в вознаграждение лишения тех услуг, какие могли бы привести государству раскольники, будучи полноправными гражданами, какими они не были в действительности. Говорим: ясна была экономическая цель при обложении двойным окладом и штрафами, хотя церковная власть неоднократно заявляла, что оклады с раскольников положены не для прибыли какой, но ради понуждательства раскольников к обращению 280 . Дела о приведении в известность численности раскольников, бывшие до сих пор в ведении гражданского начальства, с 1721 г. перешли в духовное ведомство, в ведение Святейшего Синода. Переход этот совершился в силу указа Петра от 16 февраля 1721 г. 281 ; с большой неохотой и недовольством уступила светская власть духовному ведомству сбор денег, продолжая и после, вопреки указу, вмешиваться в эти сборы, в ущерб делу и к взаимным неудовольствиям между духовными и гражданскими учреждениями. Если смотреть с внешней хронологической стороны на эту передачу, то дело может представиться в том смысле, что церковной власти было удобнее заняться делом счисления раскольников посредством записи во время исповеди. Принимая на себя такое дело, церковная власть должна была его исполнять, и таким образом помочь правительству в новом, важном и трудном деле. |
| Но Петр радовался понапрасну. Бернсторф, как доносил Веселовский, дал ему знать конфиденциально, что хотя при нынешних обстоятельствах нужно было бы войти в соглашение с северными союзниками, однако, пока русские войска не выйдут из империи, английский король ничего не постановит с северными союзниками; впрочем, король очень склонен содержать крепкую дружбу с царем, а что дела мекленбургские служат препятствием к соглашению, на то нельзя сердиться, ибо эти дела касаются интереса и обязанностей королевских. Скоро Веселовский дал знать, что кроме мекленбургских дел явилось новое препятствие к соглашению: в найденных письмах у Гиллемборга упоминается о русском дворе, именно о царском медике Арескине, приверженце Стюартов. Веселовский просил наставления, как ему действовать, чтоб уничтожить всякое подозрение, хотя никто из министров еще не высказывал ему этого подозрения. Подозрение было возбуждено следующими строками в письме Гёрца к барону Шпарре из Гаги от 11 ноября 1716 года: «Для примирения с царем действовать посредством Франции нам неудобно, потому что Франция ласкается к Англии и не захочет ничего сделать без согласия с последнею. Другие каналы также неудобны по медленности. Думаю, что можно поддерживать доброе расположение царя посредством доверенного медика, если это расположение действительно таково, как об нем дано знать. В случае если царь приедет сюда и будет возможность переговорить с конфидентом, то мы далеко поведем дела, опять в предположении, как я сказал, что все написанное конфидентом основательно». Более подробное содержание сообщений конфидента находится в письме Густава Гиллемборга к графу Гиллемборгу из Гаги от 17 ноября 1716 года: «У милорда Мара есть родственник, по имени Ерскин, который служит медиком и тайным советником у царя. Этот конфидент пишет к Мару, что царь не предпримет ничего более против короля шведского, что он поссорился с своими союзниками, что он не может никогда сблизиться с королем Георгом, которого смертельно ненавидит, что он убежден в правах претендента, что он больше всего желает иметь случай восстановить его на английском престоле; что царь, будучи победителем, не может первый сделать предложения королю шведскому; но если Карл XII согласится сделать хотя малейший шаг, то немедленно все будет улажено между ними». |
| Упомянутая книжка нам попалась в руки. Она издана в Лейпциге в 1805 г. неким «православным ревнителем». Из нее открывается, что после чудесного избавления города от Турецкого нападения, случившегося 11 Августа 1716 года, тогдашний правитель острова Андрей Пизани, в общем увлечении чувством благодарности к св. Спиридону, которому приписано было случившееся, умыслил поставить в его храме Латинский алтарь, так-как сам принадлежал к Римской церкви, чтобы там совершалась и Латинская служба. Какой-то «богослов», которого он почитал и слушался, поддерживал его в этом намерении. Дан был приказ приготовить весь, нужный для постройки алтаря, материал. Священники церкви протестовали против сего нововведения, но Пизани отозвался, что он верховный начальник тут, и что захочет, то и сделает. В ту же ночь ему явился во сне один монах и сказал: «что ты меня беспокоишь? И зачем смущаешь детей моих? Знай, что затеянное тобой тебе не полезно». Утром опять у правителя совещание с богословом. Маньяк, конечно, настаивал на своем и называл сон наваждением вражеским. На следующую ночь тот же монах снова приснился Пизани и грозно говорил ему: знай верно что, если затронешь дом мой святый, будешь раскаиваться, но уже без пользы. Тот в испуге немедленно зовет своего богослова, но и еще раз поддается его наветам. На завтра, 11 Ноября 1716 г., он сам с инженером и свитою отправился в храм св. Спиридона и взял меры будущего алтаря. На протест Сакеллария из фамилии Булгари, властитель погрозил ему тюрьмой в Венеции. Духовенство, видя свою беспомощность, отслужило молебен угоднику, по уходе Пизани, которого замысл просило его разрушить. В ту же ночь поднялась страшная буря, во время которой часовой (из Венециан, конечно), стоявший у арсенала, вдруг видит, что какой-то монах с зажженой лучиной в руке идет к нему. Он спрашивает безвременного путника и, не получая ответа, хочет выстрелить в него. Тогда монах говорит ему: я Спиридон, и схватив его за руку, швыряет из крепости на городскую площадь (Спьянату) цела и не вредима, стоящего, как был, с ружьем в руке! Вслед за тем, загорается арсенал, а от него пламень переходит и на другие постройки, и на дворец правителя, которого нашли мертвым, сдавленным двумя бревнами. |
| В ней среди прочего Л. обсуждал идеи англ. философа Дж. Беркли (1685-1753), отмечая, что при всей близости их систем он не готов согласиться с Беркли в учении о том, что материя является лишь иллюзией, не существующей в реальности (Ibid. P. 539). В нач. нояб. 1716 г. состояние здоровья Л. резко ухудшилось из-за усиления и ранее мучавших его подагры и артрита. Попытки докторов подобрать курс лечения не имели успеха и после неск. дней тяжелой болезни Л. мирно скончался во сне. Из-за необходимости соблюдения связанных с похоронной церемонией и наследством формальностей похороны Л. состоялись лишь 14 дек. 1716 г. Погребение было весьма скромным; из офиц. лиц присутствовал лишь секретарь Л. Экхардт (см.: Ibid. P. 543-545). По распоряжению кор. Георга I Экхардт вскоре после смерти Л. опечатал все его книги и бумаги, к-рые затем были переданы в б-ку Ганновера. Это решение спасло обширный корпус рукописей Л. от уничтожения; в наст. время они хранятся в гос. б-ке земли Н. Саксония в Ганновере, носящей имя Л. (Gottfried Wilhelm Leibniz Bibliothek - Niedersachsische Landesbibliothek). При разработке собственной философской системы Л. использовал множество источников и стремился найти способы соединения разнородных традиций: платонизма (в значительной мере воспринятого через призму ренессансной философии и теософии), аристотелизма (опосредованного средневек. схоластикой), картезианства, механицизма, материализма, нового естествознания, христ. теологии (ср.: Гайденко. 2000. С. 257-258). Гармоничное совмещение философских, научных и теологических источников не всегда удавалось Л.; именно желанием объединить в рамках единой системы взгляды, сформировавшиеся в принципиально различных мировоззренческих парадигмах, объясняются мн. противоречия и неясности, свойственные его метафизике. В качестве адекватного инструмента для осуществления универсального философского синтеза Л. рассматривал человеческий разум. Вслед. фундаментальной уверенности Л. в разумности и познаваемости мироздания его система с т. |
|
|
